Глава 14. Обвинительное заключение

– Вот знаешь, Немец, что самое интересное? Ведь даже непонятно, кто мусоров-то вызвал. Откуда они взялись на выходе и были в курсе всего?

Арестант по прозвищу («погремуха») Немец только что выслушал Борин рассказ о попадании в тюрьму. Начался разговор с привычного: какая хата, что за беда и так далее. Но, узнав подробности Бориной делюги, Немец впал в недоумение. Он сделал глубокую затяжку и сказал:

– Брюс, ты вроде образованный, грамотный пацан. В банке вот работаешь. Знаешь, наверное, много. Но я впервые вижу, чтобы образованный человек вёл себя как неисправимый идиот. Не лови огорчуху, Брюс. Это правда так.

– Да, я не огорчаюсь, – поспешил заверить Немца Боря по всем правилам тюремного жаргона («феня»). Дело в том, что «обижаться» в тюрьме означает «становиться гомосексуалистом». Так что надо, как говорится, «фильтровать базар» дабы не сказануть не то. – Мне уже в хате рассказывали, что я неправильно грабил. Что зря один пошёл, да ещё и в центральный Мак…

– Я не сомневаюсь, что за пять месяцев в тюрьме, тебя не раз критиковали. Но суть не в этом, Брюс. Ты хотел съехать от родителей? Тогда зачем тебе сотка? Квартиру купить, сотки мало. А снять, ты и так нормально зарабатываешь. Насколько, сотка помогла бы тебе быстрее свалить от предков?

– У меня есть небольшие накопления, и примерно трёх сотен не хватало, чтобы купить комнату. Потом можно было и всю квартиру выкупить.

– Ладно, если так. Допустим, сотка никогда не бывает лишней. Но зачем же её добывать таким идиотским способом!? Есть много методов легально, без уголовщины урвать сто тысяч рублей за один день. Ты не с тем человеком связался. Если он посоветовал тебе эту глупость, так шёл бы и сам её делать.

– А что за способы легально за один день урвать сто тысяч!? – Боре стало любопытно о чём толкует ему зек с погремухой Немец.

– Читай. – Он полез в свой баул, достал оттуда свежий " Московский комсомолец", и протянул его Боре. – На последней странице.

– Да тут одни адреса аукционов. Как тут урвать сотню? Мне же нечего заложить.

– Думай, Брюс. Зачем тебе голова, чтоб баланду жрать только? Смотри, как я делаю, когда мне сотка нужна. Я прихожу на аукцион с двумя своими пацанами, которые в доле. Присаживаюсь на стул и начинаю набивать цену. Почитай, что продаётся на этих аукционах – станки, конвейеры, прочее оборудование для заводов. Оно же лямов пять-шесть стоит, если не больше. А кто приходит на такие сборища? Коммерсы, которые хотят это всё за пятьсот тысяч урвать, подешевле. И тут я, восседая на стуле, объявляю свою цену. Миллион. Они все в шоке. Сначала хотят подойти и наехать на меня. Но потом, поняв, что ребята со мной серьёзные, начинают действовать по-иному. Подходят и предлагают: " Вот тебе сто тысяч рублей, вали отсюда, пожалуйста! ". Я сваливаю, делюсь со своими пацанами. Штук пять таких аукционов в день обойду, и будут у меня бабки на кармане. Всему вас надо учить, молодёжь! Не умеете вы приспосабливаться к современной жизни. Я в свои двадцать пять таким идиотом, как ты не был.

Боря дивился ловкости Немца, с которой тот, согласно своим рассказам, добывал большие деньги. Вообще, разговорившись с ним, узнал подробней этого человека и даже немного проникся к нему особым арестантским интересом. Звали Немца Юрой, а погремуху заработал за фамилию Вибе. Он говорил без какого-либо акцента по русски, и рассуждал абсолютно русским умом. Даже " да нет! " иногда говорил, или " давай бери! ". Видать, немцами были его очень далёкие предки.

У него уже была четвёртая ходка. Юра с удовольствием рассказывал, за что схлопотал каждую из них, но почему-то не считал нужным упоминать, кем был на зоне. Хотя, судя по повадкам, либо мужиком, либо положенцем, но точно не из красных.

– С каждой ходкой, – рассказывал Немец, – Я становлюсь умнее. Читаю уголовный кодекс и начинаю просчитывать все детали. Действую принципиально один, никого в подельники не беру. Так надёжней, во-первых, меньше дадут, во-вторых, никто очковать не будет.

– Погоди! – Перебил его Боря. – Ты же говорил, что берёшь пару плечистых пацанов с собой на аукцион?

– Дурья твоя башка, Брюс. – Грубо съязвил Немец. – На аукционе, я проворачиваю легальные дела. А нелегальные я проворачиваю один, без своих ребят. Сейчас я достиг такого совершенства, что позволяю себя усадить в тюрьму, только когда предыдущая судимость погашена. В первую ходку меня сгубил рецидив. У меня была условка, а попался на краже. Сказали, что я судимый, и закрыли в связи с этим. А потом стал умнее. В девяностые годы мне не надо было находить вариант с аукционами. Тогда деньги практически на полу валялись, странно, что кроме меня этого никто не видел.

На этот раз Немец попался по сто пятьдесят девятой статье. Однако, как представитель категории экономических преступлений, не попал к " коллегам" аферистам из БС. Он заехал в общую девяносто девятую хату примерно за месяц до того, как Боря отправился в Кошкин дом. Сейчас возвращался с продлёнки.

– Наша девять-девять, вообще интересная хата. Полный интернационал. Пять киргизов, три армянина, в том числе смотрящий.

– Каро?

– Он самый!

– Я знаком с ним.

– Ты и со мной знаком, мы же все в бане пересекались. Но нас всего трое русских. И я, хоть и немец, тоже считаюсь русским. Костя на дороге, мой семейник. Всего один дорожник в хате. Хотя, я считаю, любой зек должен уметь этим заниматься. Но сейчас такие времена, что дорожниками назначают.

Беседа с Немцем по душам продолжалась долго. За это время сборка успела наполниться судовыми и вернувшимися со следственных мероприятий зеками. Борю удивляло, что никто не приходит разводить их по хатам, а ведь он уже как минимум пять часов торчит здесь. Немец приехал почти сразу после того, как уехали пересыльные. Когда от курения зеков сборку заволокло дымом, как утренним туманом, старшой открыл тормоза и выкликнул тех, кто сидит на БС. Карп услышал свою фамилию, взял баул, протиснувшись среди толпы зеков, подошёл к Боре:

– На этом наши дороги расходятся. Бывай, брат!

– Надеюсь, ещё пересечёмся, Карп! – Сказал ему на прощание Боря.

Он, как человек, далеко не в первый раз, попавший в сборную камеру, знал, что сидеть ему здесь и ждать ещё очень долго. Хорошо, что хоть с Немцем разговор пошёл интересный. Хоть как-то время скоротать.

За Немцем и другими обитателями общих хат пришли примерно через час, после того как урки из Большого Спеца вышли на продол. Боря остался с серьёзными людьми из строгого корпуса, которым светили немалые срока. Но их ещё не стали вызывать на выход, как пришли за Борей:

– Пахомов!

– Да, старшой?

– Пошли. – Боря взял баул, попрощался с остальными и вышел на продол. – Хотели тебя с вольными развести, тебе ведь ещё матрас и шлёмку получать. Но передумали. Видать решили, чтобы ты не оказал на них дурного влияния, не агитировал за антисоциальный образ жизни, и бла-бла-бла, поднять в хату сейчас.

– Ты сейчас прикалываешься, старшой? – С усмешкой, спросил Боря и зачем-то решил уточнить: – Ну, насчёт дурного влияния…

– Типа того! – В тон ответил старшой. – Руки за спину ты не можешь заложить? Убери, хотя бы свободную, в которой баул не несёшь.

А ведь и правда, какое может быть дурное влияние? Когда сам Боря приехал с воли, с ним на сборке находились такие же пересыльные, как он сейчас сам. Да и может ли прилично одетый Боря оказать на кого-нибудь дурное влияние? Не в его характере, вообще-то.

Получая посуду, Боря стал сразу проверять отверстия, тачковки, на шлёмке. Крутил, вертел её со всех сторон, пока отрядник ему не сказал:

– Не волнуйся! Гашёной посуды у меня нет.

Боря понял, что этот " бык" ему тарелку обиженного не подсунет. Внешностью он был похож на бывшего блатного, однако по закону рецидивисты в Централах наказания не отбывают, так что вряд ли. Аналогичный интерес Боря проявил при получении матраса. Но и здесь отрядник объявил, что не держит матрасы педерастов с теми, на которых спали приличные люди.

Получив матрас, постельное бельё и посуду, Боря направился на " родной" продол вслед за конвоем. Когда открывалась железная перегородка (" локалка" ), разделяющая продолы, он услышал знакомое " Поляна красная". Для Бори эти слова были чем-то вроде " С возвращением, Брюс! ". Вели по знакомому продолу, он самовольно остановился возле знакомой хаты девять-восемь, однако старшой на него прикрикнул:

– Чего остановился? Пошли сюда.

Заставил Борю пройти по продолу чуть дальше, открыл перед ним хату девять-девять. Боря этому удивился и задал вполне естественный вопрос:

– Старшой, так я разве не в девять-восемь заезжаю? Ведь там сидел.

– Какая разница, где ты сидел? Тюрьма в любой хате одинаковая. В девять-восемь сейчас нет свободных шконок, придётся тебя селить к чуркам. Заходи!

Боря не разделял брезгливого национализма УФСИНовца, он вообще заметил, что многим из них свойственны расовые предрассудки по отношению к кавказцам и среднеазиатам. Но для зеков нацизм – не приемлем, иначе здесь не выживешь, ведь половина из них – не русские.

Он вошёл в хату, и его сразу же окружили зеки. Поздоровавшись со всеми одновременно фразой " Здравствуйте, ребята! ", он подошёл к Каро и вопросительным выражением лица попытался выяснить, какую из шконок можно занимать. Смотрящий за девять-девять, сказал Боре:

– Кинь свою рулетку и баул пока на дубок, да присядь, пообщаемся.

Боря выполнил просьбу смотрящего, присел рядом с ним в ожидании разговора, который он раз наблюдал в своей девять восемь. Карапет, он же Каро, не заставил себя долго ждать:

– Значит, дорожник Брюс, ограбивший " Макдоналдс", заехал в нашу хату. Бур говорил, что ты убыл в Кошкин Дом. А Санёк из девять три, сказал, что ты там неплохо влился в коллектив и проявил себя с самой порядочной стороны. Сегодня ещё пришла малява, что на сборке ты с Живописцем прощался, как с родным, в то время как с остальными ограничился простым рукопожатием.

– Живописец был моим семейником в девять восемь.

– Да кем бы он ни был. Речь о тебе. И как видишь, информация пришла сюда раньше тебя. Порядок в хате у меня такой. Кем я назначу человека, тем он и становится. Даже если заедет вор, а я ему скажу ты будешь мыть туалеты, то он будет их мыть вне зависимости от авторитета. На дороге стоит Костян, поэтому я тебя вижу уборщиком в хате. Подметать не нужно, Бахтияр подметёт, а ты после него помоешь, каждый вечер перед сном, ну как?

– То есть ты меня хочешь шнырём сделать, так?

– А для меня дорожник – это тот же шнырь, только с завышенной самооценкой. Все дорожники, почему-то, переоценивают свою значимость.

Несмотря на то, что смотрящий явно брал его на понт, проверял, Боря всё же решился:

– Знаешь, Каро, а я не вижу себя уборщиком в твоей хате. Я уже не новичок, пятый месяц в Бутырке, уже кое-что знаю. Я – дорожник, и буду стоять на дороге…

– Объясняю тебе, – перебил его Карапет, – на дороге стоит Костян. У нас котловая хата, протянул одну верёвку и всё, связь налажена во все концы. Второй дорожник здесь не требуется.

– Тогда поставь меня на штифт!

– На штифту Фара стоит, а Баха один и моет и подметает, ему помощник нужен.

В разговор вмешался Немец, который был неизвестно кем в этой хате, но вес, похоже, всё-таки имел:

– Каро, оставь молодого! Я заберу его себе.

– Это кто там подал голос? – Съехидничал смотрящий. – Немец, что ли?

– Перестань… – С чисто воровской интонацией, и скосив лицо по-блатному, сказал ему Немец.

– Конечно, перестану. Кто я такой в этой хате? Так, всего лишь смотрящий. А сейчас говорить будет сам Немец. Дойче зольдатен, зиг хайль! – Карапет вскинул руку, но не так как это делали все фашисты, а скорей подражая Гитлеру, у которого этот жест никогда не получался полноценным.

– Кхерике, йес лурдж, Карапет! – Решил Немец поразить смотрящего своим знанием армянского. – Я не просто так говорю за Брюса. Ты знаешь, как он сидел в девять восемь? Ты в курсе, что он ежемесячно, стабильно выделял по две штуки на общее, и столько же на чёрное? Он не сладкий, но всё равно слегка зажиточный. У него мать бухгалтером работает, такие средства ему перечисляет. Отец – профессор, тоже, поди, в этом участвует. Ну а сам он, ты в курсе, кем работал? Он в банке работал, нехилую зарплату получал. Не пристало, мне кажется, с такими доходами, человека на полы ставить…

– Хватит, Немец! – Остановил смотрящий поток речей Юры. – Ты думаешь, смотрящие в носу ковыряются, да на шконке лежат? Знаю я эту всю информацию по нём. Не собирался я его на полы ставить. Проверял, какова душонка, хватит ли смелости мне возразить, а тут ты лезешь своими рассуждениями. Хочешь, забирай его в свой проходняк. У вас как раз два места освободилось недавно. Но, помни, что теперь ты отвечаешь за все его движухи. И за его косяки, если они будут, я спрошу у тебя. – Вольный человек бы сказал на его месте " Спрошу с тебя", однако зеки предпочитают в таких выражениях пользоваться предлогом " у".

– Знаю, что на себя взял. – Ответил Немец. – Ты тоже, что думаешь, лох перед тобой? Если я забираю мальца к себе, значит, в нём уверен, и мысли себе не допускаю каких-то левых движений с его стороны.

– А ты, Брюс, запоминай. – Карапет перевёл взгляд на Борю. И тот немного струхнул. Потому что это был не просто взгляд армянина, а блатного армянина. Звериный сверлящий душу взгляд. – Что порядок у меня такой. Поскольку хата редко наполняется, у нас много свободных шконок. Мы поделены на семейки по национальному признаку. Ты, как и ожидалось, угодил в русскую семью. Немец покажет, где разместиться. Вот эти два проходняка возле тормозов должны быть свободными всегда. Сюда переезжают те, у кого суд начался. Когда мою делюгу закроют, я и сам перееду в судовой проходняк. Но у меня ещё следствие. Тот проходняк, с краю, ещё ближе к тормозам, для этапников, для тех, кто уже отсудился и ждёт билет на поезд. И туда ты скоро переедешь. А самые последние две шконки с матрасами, для тех, у кого суд уже завтра, но судовых это не касается, это только для тех, кто под следствием на продлёнку едет. Сейчас судовых трое, в том числе и ваш семейник Сокол. Но, насколько я помню, после Кошкиного дома, ты должен вскоре поехать к следаку делюгу закрывать, так что займёшь четвёртую шконку, которая пока свободна.

Боря уяснил порядок размещения арестантов на шконках, и пошёл вслед за Немцем размещать свои вещи.

– Падай сюда, на нижнюю шконку напротив меня. Надо мной Сокол жил, поэтому пока его пальма считается занятой. Вдруг дело на дослед вернут? Тогда ему придётся возвращаться.

Боря постелил бельё, убрал баул под шконку, и прилёг в надежде уснуть. Однако, вскоре осознал, что сон в эту ночь к нему не придёт. Достал бумагу и ручку, стал строчить малявы. Сперва решил написать Буру.

" Доброго здравия, Бур! Сегодня я вернулся на наш продол. Встретили меня без чифира, но не сказать, чтобы очень плохо. Каро хотел меня поставить шнырём, чтобы я убирался в хате. То о чём ты и говорил, здесь разделение на блатных и шнырей, чего в твоей хате нет. Я ему слегка дерзанул, помог Немец. Пока лежу на шконке без занятия, жду суд. Всех благ! Брюс".

Подошёл к Косте и попросил отправить маляву. До этого с дорожником из девять-девять общаться ему особо не доводилось. С ним перестукивался Снайпер по ночам, а Боря тянул кони к хате девять-семь. Но иногда Снайпера требовалось подменить, поэтому частично с Костей он был знаком, да и в бане не раз пересекались. Он сидел уже полгода, за два месяца до Бори заехал и сразу в девяносто девятую хату. Прошёл путь от уборщика до дорожника и на штифту стоял. А дорожником его Немец сделал, посчитав, что русскому парню не пристало стоять на штифту в такой хате.

Немец же обладал феноменальным даром дипломатии. Он открывал рот, и его оппонент моментально терял дар речи. При этом в уголовной иерархии, он не считался ни блатным, ни авторитетом, ни вором. Одиночка, сам по себе, но даже Каро не решился унизить его, поставив на подметание или мойку туалета. С этим человеком даже блаткомитет лишний раз не связывался.

Пока Костян отправлял первую Борину маляву, тот решил написать ещё одну. Своему бывшему семейнику Дрону, который наверняка теперь отдыхает с другими людьми в проходняке.

" Привет, Дрон! Я сегодня вернулся в нашу большую семью. Заехал к соседям, где смотрит за положением Каро. Он меня не очень дружелюбно встретил, даже чифира не поставил. Однако, я устоял, не стал шнырём и теперь отдыхаю без дела. Хорошо, хоть Немец за меня встал, а то, я думаю, что не смог бы слишком долго дерзить этому смотрящему. На сборке я встречался с Живописцем, привет тебе от него. Расскажи о том, что было, пока я лежал в КД. Кто твои новые семейники, и как вы теперь делите общак? С наилучшими пожеланиями. Брюс. "

Он завернул маляву, как полагается, в слюду от сигаретной пачки и запаял её спичкой. Сверху подписал, как принято в общих хатах " ВХ98Дрону ОТ99Брюса". Подошёл к решке, просить Костяна отправить, а тот в свою очередь:

– Погоди, тебе ответ пришёл!

– Да я уже другому отправляю.

– А, ну ладно тогда. Сейчас пошлю.

– Если устанешь, могу подменить на дороге. В КД кони тоже тянут, так что навык мною не забыт.

– Не надо. У меня бессонница, поэтому я и стою на дороге.

– Эх, сейчас бы чифиру.

– Подойди к немцу он поставит. Армяне редко пьют чифир, а Каро обычно не встречает заехавших так. Только если известный вор заедет.

К Немцу подходить не понадобилось, он услышал просьбу и так. Взял кипятильник, достал свои " Семь слонов" и пошёл заваривать на свою семейку. Оказалось, что Немец неплохо готовит этот смрадный напиток. Пока распивали, Боря читал ответ от Бура:

" Здравствуй, Брюс! Рад твоему возвращению, хотя, честно говоря, я бы больше обрадовался, если б тебя из КД выпустили сразу на волю. К сожалению, ты заехал в 99, а не к нам обратно. Такова воля администрации. И ты оказался не готов к тому, что Каро, в отличие от меня агрессивный смотрящий. Мой тебе совет, пока с тобой Немец, учись быть таким как он, потом будет поздно. Ни в коем случае не ломись из хаты, потому что тогда тебя не примут и сюда в 98. Терпи все эти трудности, и если ты их перенесёшь, выйдешь на волю настоящим мужчиной. С наилучшими пожеланиями. Бур. "

По старой привычке, Боря уничтожил маляву, чтоб, не дай бог, администрация не прочитала. Ответ Бура заставил поверить в себя, и в то, что жизнь тюремная для него не повернётся в худшую сторону. А то, он снова был готов подсесть на измену, как тогда в КД. Даже забылись подробности делюги, леность следака, ожидание неизвестности. Теперь в мыслях только одно – удержаться в хате на как можно более высоком положении. Всё равно Каро когда-нибудь предъявит за это словами " У нас все чем-то заняты, а ты почему просто так на шконке валяешься". Пока Боря проворачивал эти мысли в голове, пришёл ответ от Дрона:

" Привет, Брюс! Да, слыхал я, что ты сегодня с Живописцем на сборке пересекался. Успел всё-таки, красава! Минуту назад он шумел с Водного о том, как его встретили. Говорит, что у них на сборке не так долго морозят, как у нас в Бутырке. После его отъезда, я перебрался в проходняк к Дэну и Черепахе, а на наших шконках сейчас лежат другие, сегодня с карантина поднялись, из-за них, наверное, тебя в 99 переселили. А Каро не бойся. Он хоть и агрессивный, но всё-таки не зря он стал смотрящим, он всё понимает, и не будет тебя так сильно напрягать, как обещал. Вот увидишь, заедет, какой-нибудь чмырь на этой неделе, и он его по-любому напряжёт полы подметать, а про тебя забудет. Готовься, у тебя скоро суды начнутся, будешь часто в город ездить, сух-паи кушать. Бывай, не очкуй! Дрон. "

Ответ Дрона также заставил Борю приободриться и немного осмелеть. Он потихоньку начал осваиваться в новой хате. Несмотря на то, что сильно сблизился с Немцем, периодически общался и с другими обитателями хаты. Кольщик Закир, азербайджанец, консультировал Борю по татуировкам. За пять месяцев пребывания в тюрьме Боря так и не решился себе набить ничего. В бане пошёл мыться с девяносто восьмой хатой, чтобы увидеть вживую тех, кого за месяц почти забыл. Здесь были все и Бур, и Кочерга, и Черепаха, и Дэн, и Дрон, и Барсук, и другие обитатели хаты. Все они обрадовались, увидев Борю, и подбодрили его, чтобы смело менял хаты и не боялся больше в тюрьме ничего. Когда девять-восемь удалились в бане остались лишь представители нынешней Бориной хаты, но никто не предъявил ему того, что он соседей предпочитает нынешним сокамерникам.

После бани Боря присел за дубок объяснять чеченцу Далгату, как правильно писать касатку. Ему приговором суда назначили наказание пять лет лишения свободы, и теперь он хотел скостить до четырёх хотя бы. Подробные Борины объяснения заинтересовали Карапета. Он лежал на шконке и слушал, а вконце высказал:

– Я вижу, Брюс, ты умеешь складно излагать свои мысли. Ты не юрист, конечно, Живописец из девять-восемь изъяснялся более ладно. Но, мне кажется, сможешь нам его заменить. Как смотришь на такое предложение?

Боря задумался и погрузился в молчание. Ему всё ещё хотелось быть дорожником и никем иным, но всё же Каро не полы мыть предлагал.

– Ты только не волнуйся за своих соседей из девять-восемь. – Продолжал тем временем смотрящий. – Они на место Живописца другого нашли. И если будешь нам писать касатки, а нашей хате это нужнее, потому что у них большинство русские, и все худо-бедно что-то понимают, а у нас сам видишь: армяне, азеры, чеченцы, киргизы, узбеки и прочая шпана, то другим хатам, я скажу чтоб тебя не напрягали. Ну, так что ты решил?

– Можно я с Немцем переговорю? – Попросил паузы Боря.

– Сколько угодно. Нам сегодня, кстати, не надо никаких заявлений. Разве что Далгату поможешь.

Боря отошёл в свой проходняк и вопросительно взглянул на Немца. Тот затянулся сигаретой, выпустил кольцо дыма:

– Ничего не могу тебе сказать за это. Занятие это не настолько почётное, как дорога. Но всё же не полы подметать. Да и Каро точно не отстанет, пока не найдёт тебе занятие полезное для всей хаты.

У Бори созрел ответ для Карапета в голове, но некоторые детали уточнить у Немца всё же стоило:

– Он говорит, что писать касатки я буду только для нашей хаты, насколько ему можно верить?

– Потише говори только! – Осадил его Немец. – Каро можно доверять, он порядочный авторитет. Я себе касатку могу написать и сам, хоть и просил Живописца на меру пресечения мне накатать. Там случай был особый. Я не то, чтобы не согласен с мерой пресечения. Мне нужно было написать так, чтобы затянуть следствие. Чтобы суд не заменил мне арест тюремный на домашний, а чтобы жалобу мою рассматривал долго. Ты не думай, я не боюсь зоны, просто все лагеря находятся за МКАДом, а все мои делишки в Москве происходят. Охота освободиться и сразу к делу. Понимаешь?

– А что за дела у тебя на воле?

– А вот этого я сказать, увы, не могу, даже тебе, Брюс. Потому что я всегда всё проворачиваю в одиночку, без подельников. Вижу, что ты не ссученный, я в это искренне верю, но доверять свои делишки не стану. Чем меньше человек знает о моих занятиях, тем реже я сижу.

Теперь Боря точно знал, что сказать смотрящему, и уверенно подошёл к шконке Каро.

– Присаживайся, Брюс. – Пригласил он его к себе в проходняк. – Я не слушал, о чём вы там с Юрой беседовали. Это ваши семейные дела. Но моё предложение остаётся в силе.

– Я согласен. – Уверенно объявил Боря. – Можно только попросить?

– О чём? – Удивился Каро.

– Во-первых, ты говорил, что писать я буду только в нашей хате, и никаких соседей?

– Только в нашей, я за базар отвечаю. – Утвердил Карапет. – В девять-восемь нашли, кому писать. А в другие хаты, если ты и напишешь, как передавать будем? По дороге? Это придётся лист на восемь изгибов уменьшать, и кто примет такую согнутую касатку? По бане, опять же, только одни у нас соседи – твои бывшие. Так что только нам и больше никому, я позабочусь об этом.

– А во-вторых, попрошу, чтобы в день выезда меня не тревожили. Я не смогу писать в такие дни, так как буду сосредоточен на своей делюге, прошу прощения.

– Это понятно. Тебя и так никто бы не стал беспокоить, если ты целый день будешь отсутствовать в хате. Мы же все бывалые зеки, всё понимаем. Я тебе вообще по секрету скажу: писарь в хате – не особо напряжное занятие. Нам не каждый день нужны заявления и касатки. Большую часть времени будешь лежать на шконке и чифир пить со своей русскоязычной братвой.

На самом деле, быть писарем в хате и в правду оказалось не напряжной обязанностью. В субботу, он всё же написал Далгату кассационное заявление, которое отправили в понедельник. Была надежда на то, что уложатся в десятидневный срок, ведь приговор у чеченца был в четверг. А в среду утром голос с продола объявил:

– Пахомов!

– Да, старшой?

– По сезону.

– Понял.

– К следаку, скорей всего. – Предположил Немец. – С делом ознакамливаться.

– Я тоже так думаю, – ответил Боря, одеваясь.

Быстрые сборы, скорое сопровождение. На этот раз даже не оставили посидеть на сборке, сразу вывели на улицу. Только у входа Боря лишний раз напомнил УФСИНовцам, куда поехал. Поскольку он считал, что едет к следаку, так и ответил: " К следаку, двести семнадцатую подписывать". Ещё по-другому это называется знакомиться с материалами уголовного дела, или закрывать делюгу. То есть Боря поехал на последнее свидание со следователем.

На улице его встретила знакомая комитетовская газель, в которой находились знакомые прапорщик и старший сержант, те самые, что возили его на опознание:

– Здорово, Боря! – поприветствовал полицейский постарше. – А чего это ты без браслетов?

– Да, куда он убежит? – Парировал УФСИНовец, который вывел его на улицу – Он у нас смирным считается.

– И тем не менее. Сейчас полезай в машину, а вот по кабинету будешь ходить в наручниках.

Борю поместили в заднюю трёхместную хату, в которой уже ехал один арестант. Боре его лицо показалось знакомым. Несмотря на спешку, он всё же успел взять с собой несколько пачек сигарет, поэтому когда зек заговорил, нашлось что ответить:

– Есть курить у тебя?

– На, держи пачуху. – Некурящий Боря брал с собой сигареты пачками.

– Какая хата?

– Девять-девять.

– Ааа! Каро?

– Да, он самый.

– А я с 93. Яков, может слышал?

– Да. Я в девять-восемь дорожником был, всех знал тогда. Ты с Саньком сидишь?

– Да. Только Санёк после КД в девять-четыре перевёлся.

– А мы как раз там с Саньком и пересекались. Я после Кошкиного дома сам к Каро переехал.

Их разговор немного позволил скрасить время до приезда в Следственный комитет. Выяснилось, что делюгу Якова рассматривает другой следак, и принимает его в Тверском ОВД. Заехали туда, вывели его, и с одним Борей поехали на Петровку. В дороге Боря штудировал все три кодекса, которые взял с собой. Теперь ему не было времени на художественную литературу, читать нужно было лишь уголовный кодекс, который пока не будешь знать чуть ли не наизусть, мало кому сможешь оказать юридическую помощь. Сейчас больше всего интересовала статья номер двести семнадцать уголовно-процессуального " Ознакомление обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела". Вчитаться в статью и понять досконально её смысл было важно, чтобы не дай бог упустить какую-нибудь деталь, которой сможет воспользоваться следователь. Ведь, как известно, этим людям лишь бы засадить человека за решётку, да пришить лишнюю звезду себе на погон.

Из содержания статьи выходило так, что абсолютно все материалы дела, Боря имел полное право переписать себе на бумагу, и получалось, что ознакомление можно растянуть на неделю. Однако, он хотел всё же побыстрее закончить с этой процедурой, поскольку маяться от безделья в Бутырке было уже невмоготу. Когда Боря заканчивал читать вторую часть статьи, которая, к слову, являлась по отношению к нему не актуальной, вряд ли его дело состоит из нескольких томов, машина остановилась, и старший сержант с браслетами в руках потянулся за тем, чтобы выводить его на улицу.

На улице уже стояла мартовская оттепель. Всё ещё был гололёд, но периодически Боря наступал своими осенними ботинками в слякоть, из-за чего промочил себе ноги. Конвой уже настолько проникся доверием к Боре, что ограничились одним наручником и даже второй конвоир не держал его за руки, а шёл рядом, дымя сигаретой. Они уже не грубили, как тогда, когда в ноябре вели на опознание, и как выяснилось с ними даже можно поговорить.

Тот из них, который оставался с Борей в машине, когда выводили Клима, спросил:

– Борь, ты так и не надумал насчёт особого порядка?

– Нет, пока, – ответил Боря, сомневавшийся стоит ли дальше строить из себя крутого, или может всё-таки сдаться, – Мне кажется, что и без него мало дадут.

– А зачем ему особый порядок? – С улыбкой воскликнул второй конвоир, – Он у нас блатным авторитетом готовится стать. Да, Боря?

Раздался дружный смех обоих конвоиров, который Боря, правда, не разделил. Пока они смеялись, завели его в следственный комитет, а там на третий этаж в кабинет Петренко. Здесь уже за столом заседал следак, с сигаретой в зубах и, делая пометки в своём ноутбуке, а рядом за другим столом восседал адвокат, перебирая документы и постоянно роясь в своём портфеле. Столы стояли рядом ввиде буквы " Т". Адвокат и следователь почти хором сказали: " Здравствуй, Боря! ". После чего следак пригласил подследственного присесть за второй стол, рядом с адвокатом своего подследственного:

– Присаживайся сюда. И, прости, но я попрошу левую руку пристегнуть к стулу, и оставить конвой в кабинете.

После недолгих препираний со следователем, прапорщик всё же согласился оставить в кабинете своего напарника. Они не хотели оставаться, потому что возить ещё много подследственных и " Лёха не единственный следак в комитете". Петренко же предложил взять в пару одного из полицейских в ОВД, а комитетовского напарника оставить у него, чтобы приглядывать за Борей. Всё это длилось несколько минут, Боря даже парой фраз перекинуться с адвокатом не успел. Вернувшись к подследственному с его защитником, следователь продолжил:

– Оставлять вас наедине на этот раз не вижу смысла, поскольку процедура ознакомления с материалами уголовного дела не предполагает какие-либо действия с моей стороны против Бори. Скорее, наоборот, на этот раз я полностью в вашем распоряжении, и вы можете просить у меня всё что хотите.

– Кофе не нальёте? – В шутку спросил Боря у следака.

– Хорошая шутка, Боря.

Он достал том уголовного дела, положил его на стол, за которым присели Боря с Виктором Фёдоровичем. И адвокат быстренько начал листать подшитые страницы, его интересовал один вопрос:

– Вы не возражаете, Алексей Сергеевич, если я перепишу себе несколько страниц дела?

– А зачем? – Удивился следак. – Переписывание долгий процесс. У меня появятся подозрения, что вы намеренно затягиваете наше мероприятие.

– Так ведь, я же не всё дело собираюсь переписать, – начал оправдываться Гусев. – А только несколько страниц.

– Да, я понимаю, – Ответил Петренко. – Давайте, лучше я схожу и отксерю вам всё дело. Что вам дадут несколько страниц рукописного текста?

– А видеозапись вы нам тоже предоставите?

– Да. У вас есть флешка? Я вам сейчас скину.

Адвокат порылся в портфеле, достал флешку на 64 гигабайта. И пока следователь перекачивал на неё запись с видеонаблюдения, Боря читал дело. Пропускал свои собственные показания, потому что помнил их наизусть. Гораздо больше интересовали показания свидетелей. Протокол опознания тоже пропустил, поскольку читал его в прошлый раз. Заключение психолого-психиатрической экспертизы ему было гораздо интереснее. В протоколе перечислялись практически все действия стационара, и всё сводилось к заключению, уместившемуся в один абзац:

" Подследственный Пахомов не является полностью психически здоровым, однако в момент совершения преступления он полностью отдавал отчёт своим действиям и в настоящее время не нуждается в принудительном лечении. "

– Прежде чем я тебе вынесу обвинительное заключение, – сказал следователь, – я задам тебе один вопрос. Ты признаёшь свою вину?

– Частично. – Ответил Боря.

– Что ж, у тебя был последний шанс. – Подвёл итог следак. – Пойдёшь в суд в обычном порядке. Вы, граждане, не спешите. Я вам даю три часа на ознакомление с материалами дела. Можете читать повнимательнее, прошло только тридцать минут.

– Да мы бы тоже не хотели отнимать у вас время, – в свою очередь заявил адвокат. – Вы не могли бы отойти и снять ксерокопию дела, как обещали? Желательно в двух экземплярах.

– Я, в принципе, прочитал всё, что меня интересовало. – Заявил Боря.

– Хорошо. Тогда дайте мне том, я сейчас вернусь.

Оставшись с Борей наедине (почти, если не считать конвоя), адвокат обратился к нему:

– Можно было и признать вину, получил бы условно. Но раз ты так решил, дело хозяйское. Оно, может быть, и правильно. Обычно в таких случаях начинается " Всё равно тебе дадут условно, возьми на себя пару эпизодов", и какой-нибудь висяк на тебя скинут. А так хорошо даже. Один эпизод, без подельников, может быть, отделаешься колонией-поселением.

– Говорят в посёлке хорошо. Можно за территорию выходить, гулять по городу.

– Можно, только не везде. Бывают такие посёлки, что хуже общего. Красная зона, если понимаешь о чём я. Но не думай сейчас об этом, процедура ознакомления с делом закончится, и до первого судебного заседания тебе недолго осталось быть подследственным. После предвариловки будешь уже подсудимым. Завтра твоя мать придёт ко мне в офис, обсудим нашу дальнейшую работу. Она либо наймёт другого адвоката, либо оплатит мои услуги в суде. Пока заплатила только за предварительное расследование.

– А вы в долг не работаете?

– Работаю, но мне кажется, что твоя семья в состоянии уплатить указанную сумму.

Вернулся следователь. Подшитое дело убрал себе в стол, а копии в двух экземплярах раздал адвокату и Боре. После чего провозгласил:

– Тогда, товарищи, я вас не задерживаю. Обвинительное заключение я напишу уже сегодня. Направлю для ознакомления прокурору. И только после этого оно попадёт к Боре в камеру. Распишитесь вот здесь – он протянул листок бумаги с каким-то текстом, – о том, что вы с делом ознакомились, и претензий по этому вопросу ко мне не имеете.

Подписались оба, после чего следак попросил конвой увести Борю. Конвойный же вместо того, чтобы быстро принять исполнение, достал рацию и вызвал машину:

– Сейчас, Боря! Ответят и мы пойдём. Пока покури!

Раз уж выдалась минутка для разговора по душам, следователь обратился к Боре уже не как к подследственному, а как к старому знакомому:

– Как у тебя дела в камере, Боря? Повышаешь свой авторитет?

– Касатки пишу сокамерникам. – Ответил Боря.

– А-а-а, значит проводишь юридическую консультацию неграмотным зекам? – Сделал вывод следак. – Такими темпами тебе уже адвокат не нужен скоро станет.

– Просто у меня почерк по сравнению с ними более-менее читабельный, – пояснил Боря, – и пишу я, не делая ошибки в словах, поэтому наш смотрящий и назначил писать касатки.

– А кто у вас смотрящий?

– Армянин. Карапет.

– У! Ты знаешь, что творят эти армяне в Москве? – Начал разглагольствовать следователь со своей " колокольни". – Была б моя воля, я их бы не выпускал из тюрем. Они весь криминальный мир под себя подмяли. Наших девок трахают повсюду. Ресторанный бизнес полностью под армянами. Куда не зайдёшь покушать, везде армянин-хозяин. Так что…

Размышление его прервало сообщение по рации, что машина подана и пора подследственного выводить на улицу. С ним начали прощаться:

– Давай, Боря, готовься к суду! – Подбодрил адвокат.

– Не унывай, и на меня не серчай, это моя работа – заметил на прощание следователь.

Его вывели на улицу, посадили в общий боксик (от предложения ехать в одиночном Боря снова отказался), и поехали. По дороге заглянули в Тверской районный суд, забрать арестованного, которому только что избрали меру пресечения, и его трясло так же, как Борю пять месяцев назад.

– Брат, тебя чего так колбас

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: