В безвоздушном пространстве. “Юморист” Михаила Идова (2019)

В безвоздушном пространстве

“Юморист” Михаила Идова (2019)

Это странное и будоражащее кино вызывает чувство неловкости и врезается в память. Вот и хочется спрятаться за уютными штампами: “сильный дебют”, “мощная актерская работа”. Всё так, но сказать об этом недостаточно. “Юморист” – не то, чем кажется. По существу сюжета и антуража это жизнеописание вымышленного эстрадного артиста 1980‑ х годов Бориса Аркадьева; на самом деле – фильм о подцензурном юморе, мягком тоталитаризме, моральном выборе мыслящего человека. То есть о сегодняшнем дне.

Таким образом, “Юморист” и разбирает суть эзопова языка, и сам на нем говорит. Рождает неуютное чувство сопричастности и раздвоенности. Не позволяет держать дистанцию, которая, казалось бы, задана системой координат ретрофильма про СССР. Оставляет впечатление зажатости и скованности, вполне оправданное обстоятельствами жизни главного героя.

В одной из первых сцен фильма выпивший Аркадьев – у которого, сразу видно, с пятым пунктом не всё в порядке, – на спор отвечает экспромтом на вопрос: “Почему евреев не берут в космонавты? ” Не берут, потому что не вернутся: слишком большой опыт жизни в безвоздушном пространстве. “Юморист” весьма точно передает ощущение безвоздушности, хоть и начинается на берегах Балтики, в благословенной доя всей советской эстрады курортной Юрмале. Для Идова, уроженца советской Риги, это очень личная деталь и явно не единственная.

Учившийся кинематографу в США, написавший несколько книг и довольно удачно сделавший карьеру в журналистике (а затем ее бросивший) Идов обладает счастливой двойной оптикой: смотрит на позднесоветский опыт и изнутри, через очки детской ностальгии, и снаружи, ироническим взглядом успешного эмигранта. Это было заметно уже в “Лете” Кирилла Серебренникова, где Идов‑ сценарист препарировал миф “Зоопарка” и “Кино” как воздушную фантазию, намеренно пренебрегая реальностью. Рок в СССР был полуразрешенной отдушиной, телевизионный и эстрадный юмор – тем более: людям слова проще, чем музыкантам, держать в кармане фигу. Иногда ее могли не разглядеть власти, но сразу чувствовал зритель и слушатель.

Наверняка велик был соблазн сделать Аркадьева завуалированным портретом какой‑ то из конкретных звезд эпохи (Жванецкий, Арканов, Хазанов). Или, если уж уходить от конкретных прототипов, показать его обаятельным и талантливым неудачником, вынужденным сдерживать свое дарование из‑ за требований эпохи. Но мы ничего не знаем о герое “Юмориста”: случайно он изменяет жене или спьяну, хорошей ли была его единственная изданная книга, есть ли у него хоть один удачный текст, кроме постоянно повторяющегося хита. Именно поэтому Аркадьев получился таким интригующим, трогательным и отталкивающим одновременно.

Он успешно гастролирует по всему Союзу, возвращаясь время от времени в просторную московскую квартиру, где ждут умная жена‑ адвокат и двое детей: неопасно бунтующий тинейджер (папа добыл ему и электрогитару, и раритетный постер с Боуи на стену) и дочка‑ дошкольница. Выезжает на шлягере – монологе про пляжную фотографию с макакой Артурчиком: народ смеется безотказно, всегда в одних и тех же местах. Что же ест его поедом, не дает расстаться с бутылкой коньяка, будит тревогу в голосе и взгляде? Аркадьева разрывают на части любовь и ненависть к самому себе, жалость и презрение. А пуще всего – неспособность себя уважать и невозможность это изменить. Никакой успех, алкоголь, женщины забыть об этом не помогут. Если это и кризис среднего возраста, вряд ли он пройдет.

На главную роль Идов взял Алексея Аграновича – режиссера отличных фестивальных церемоний и прекрасного актера, о котором знают сравнительно немногие. В кино он играл мало (из недавнего “Кислота” и “Мифы”), на телевидении засветился в “Частице вселенной”, но настоящим откровением стали его работы в постановках Кирилла Серебренникова по русской классике в “Гоголь‑ центре”. Недавно Агранович выходил на сцену в ролях Барона и Председателя в “Маленьких трагедиях”, перед этим потрясающе сыграл Адуева‑ старшего в “Обыкновенной истории”. Именно от этого образа – прагматика и циника, отлично устроенного в жизни и превосходно прячущего свою хрупкость, – оттолкнулся Идов, придумывая своего Аркадьева.

В “Юмористе” есть и другие отличные роли, в основном небольшие: Алиса Хазанова, Юрий Колокольников, Полина Дуг, Семён Штейнберг, но в целом это монофильм. Настолько, что лучшая его сцена разыграна Аграновичем в пустой комнате и является, по сути (считать ли это спойлером? ), разговором с Богом, в которого советский еврей Аркадьев не верит. Ведь “безвоздушное пространство” – не только социальный антураж застоя, но еще и экзистенциальная западня подловатого мещанского благополучия, из которой не хочется выбираться. Внутренний вакуум, невесомость, от которой тошнит. Фоном в “Юмористе” присутствует очередная плановая экспедиция космического корабля, за которой персонажи следят по телерепортажам: вместо Бога в СССР был космос, “наши летали, никого в небе не видели” (расхожая советская шутка тоже обыграна). К этому пустому космосу и взывает уставший от собственных хохм Аркадьев – разумеется, безуспешно.

Кульминация “Юмориста” окончательно освобождает зрителя от примет времени и места: условное пространство очищения, в которое все попадают обнаженными, – то ли баня, то ли церковь, то ли домашняя модель Колизея, в котором состоится последний бой. Впрочем, противники здесь фантомные: главный оппонент Аркадьева – зеркало, он прямо говорит об этом и едва может смотреть на собственное отражение в гримерке перед выступлением с шаблонной осточертевшей программой. Не сам ли он – обезьянка, с которой фотографируются на пляже, и как же наконец стать человеком? Постепенно герой фильма становится отражением и для его зрителей.

К наступлению 2019 года Первый канал подготовил неожиданно наглую программу‑ пародию “Голубой Ургант”. Бесстрашные молодые стендаперы, обычно не допускаемые до телеэфира на федеральных каналах, пришли на троллинг‑ шоу в костюмах а‑ ля 1980‑ е, были представлены как “сатирик” и “юморист”. Они зачитали с эстрады, не поменяв там ни слова, монологи Задорнова и Арлазорова. По замыслу, эти давно устаревшие тексты должны были снова привести зрительный зал в состояние Смеховой истерики, именно за счет своей стертости и искусственности. Трудно сказать, удался ли эксперимент в полной мере. Столкнувшись с совсем недавним прошлым отечественного юмора, публика отказалась узнавать себя вчерашних и искренне недоумевала: почему настолько несмешно?

“Юморист” показывает, как недалеко мы ушли от этого вчерашнего дня – или как стремительно, описав петлю, приближаемся к нему вновь. И почему‑ то совсем неудивительным звучит на финальных титрах речитатив рэпера Фейса, всерьез озадаченного теми же вопросами, которые так мучили Аркадьева. И ничего смешного в этом действительно нет.