 |
Почему “Чернобыль”?. Заметки на полях телесериала НВО и SKY
|
|
|
|
Почему “Чернобыль”?
Заметки на полях телесериала НВО и SKY
I.
На единственном показе пятисерийного “Чернобыля” в кинотеатральном зале, на большом экране с субтитрами, ко мне подошел ошарашенный зритель: “А ведь это так называется потому, что «черная» и «быль»? ” Оставалось только согласиться.
В наивном замечании скрыт ответ на главный вопрос: почему этот сериал сняли не мы, почему в России его создание было бы невозможным. Дело вряд ли в прямых цензурных ограничениях. Отчасти в возможностях бюджета (но “можем, когда хотим”, это знают все). Важнейшая причина, однако, в другом. Для нас всё мрачное, неприятное, травматичное – “черное”. На русский язык не перевести жанровое определение “нуар”, потому что черный цвет непременно обрастет негативными коннотациями; специфическое русское понятие “чернуха” тоже непереводимо – никому не объяснить, почему в сгущении красок, предопределенном выбором темы или авторским видением, непременно есть что‑ то плохое. Слово происходит от советского бюрократизма “очернение”: не разрешенная компетентными органами негативная оценка реальности. Но “чернуха” ушла из публицистики в народ. Теперь так называют болезненное, сложное, неосветленное.
“Чернобыль”, затрагивающий самое трагическое событие позднего СССР, – катастрофа в Припяти стала символическим выражением и одной из реальных причин крушения империи, – бьет в силовой центр коллективного больного места, к которому (казалось нам) можно прикасаться только через “подушку безопасности” жанра или вымысла. Поэтому так шокирующе прозвучал придуманный американцами, снятый шведами и разыгранный по преимуществу британцами мини‑ сериал. Поэтому же столь сильной была реакция: и в намерении разоблачить возможную ложь и указать на ошибки (опять “очернение” и борьба с ним), и в ужасном, не всегда вербализуемом ощущении, что за вычетом деталей показанное на экране – не вымысел, а именно быль. Хоть и черная.
|
|
|
II.
Правдивость “Чернобыля” родилась из персональной одержимости этой темой создателя и сценариста мини‑ сериала Крэйга Мэйзина, ранее известного прежде всего в качестве сценариста разнузданных комедий, среди прочего – второй и третьей частей “Мальчишника в Вегасе”. Он прочитал и посмотрел всё, что было возможно, съездил в Припять и другие города бывшего СССР, изучил вопрос со всех сторон и необъяснимым образом убедил продюсеров в перспективности подобного затратного и рискованного проекта. А сокрытие и последующее обнаружение правды стало центральной сюжетной пружиной, на которой строятся судьбы всех персонажей сериала, но прежде всего – Валерия Легасова, замдиректора Курчатовского института и члена правительственной комиссии по ликвидации последствий чернобыльской катастрофы. Согласно фильму, он и был тем человеком, который объяснил начальству, что происходит именно катастрофа, а не рядовой системный сбой.
Мы впервые видим Легасова в прологе фильма – уже два года спустя после аварии. Он заканчивает долгий труд: запись аудиокассет с правдивым рассказом о случившемся. Тайно отнес я их в безопасное место (кассеты и правда были, но конспирация – плод романтической фантазии сценариста), он кончает с собой, тем самым легитимизируя статус своего рассказа как субъективной, но последней, окончательной правды. “Какова цена правды? ” – реплика, запускающая весь сериал и его смысловой стержень, цепную реакцию поиска реальной, нецензурированной подоплеки показанных событий. Они отматываются к началу (взрыву на АЭС, увиденному издалека, из окна своей квартиры, одной из центральных героинь, женой пожарного Людмилой Игнатенко), чтобы потом развиваться вплоть до финальной спирали – разбирательства на суде, поиска и определения виновных, авторского вердикта. На тезис кагэбэшников: “Нет никакой правды” здесь дается ответ: “Каждая ложь – это долг правде, который рано или поздно придется платить”.
|
|
|
Такой выплатой для сериала, наполненного вымышленными ситуациями и диалогами, явно драматизирующего подлинные события, становится финальная сводка фактов на фоне хроники и фотографий. Авторы напрямую объявляют, что выдумали, а что взяли из реальности, – зритель может сам сравнить это с чудовищной, невообразимой ложью советского правительства, объявившего пострадавшими от катастрофы в официальной статистической сводке всего несколько десятков человек.
Виновный на суде определен: это отнюдь не Анатолий Дятлов, назначенный “стрелочником” зам главного инженера по эксплуатации Чернобыльской АЭС, чьи непосредственные приказы, казалось бы, повлекли за собой трагический взрыв. Виновата политическая система, в которую была заложена бравурная и смертельно опасная ложь о сбоях в системе контроля ядерного реактора – не только чернобыльского, но любого из многих, установленных по всей территории СССР. Этот ход дал удобный козырь противникам сериала, которые стремились свести его к “антисоветской” или “русофобской” пропаганде, созданной по заказу таинственного центра. Но он же позволил выйти на уровень обобщения, не ограниченный советскими границами.
Безусловно, “Чернобыль” – по‑ настоящему монументальный эпос о феномене постправды и ее губительных последствиях.
О том, как бесконечность субъективностей, выдаваемая за невозможность установления единой истины, в буквальном смысле губит людей, разъедает их души, тела и судьбы – подобно радиации, становящейся жутко наглядной метафорой. Это, а вовсе не ненависть к давно почившему СССР или нынешней РФ, и позволило миллионам зрителей по всему миру идентифицироваться с героями сериала, имевшего сенсационный зрительский успех. Американцы, к примеру, смотрели его, как историю о борьбе Дональда Трампа с активистами‑ экологами: не желающим открывать глаза политикам природа непременно нанесет ответный УДар.
Правда постепенно проявляется и дает о себе знать, подобно радиоактивному заражению. Плоть лжи разлагается, обнажая мышцы и кости – костяк гибнущего человека или режима, который кажется самому себе абсолютно здоровым, но на самом деле дышит на ладан. Именно поэтому главными героями “Чернобыля” сделаны не политики или ликвидаторы, а единственные люди, не могущие игнорировать истину, – ученые.
|
|
|
