М. В. Иванов – В. М. Аллахвердову

Дорогой Витя!

Я прочел твою новую книгу и испытал большое счастье, к которому так и не могу привыкнуть: то ли твои мысли становятся все совершеннее, то ли я меняюсь...

Но прежде чем перейти к заметкам об этой книге, я хотел бы сказать несколько слов о трилогии, которую она замыкает. "Опыт...", "Сознание...", а теперь и "Путешествие" для меня сыграли огромную роль – роль освобождения мысли. Начиная с 1930-х гг., наша психология покрылась зловещей тенью "единственно верного учения". Силы психологии иссякали, а попытки восстановить ее достоинство вечно упирались в марксистско-ленинское чванство ("там" самые талантливые психологи несли печать ущербности, ибо "не понимали" того, что было ясно простому учащемуся парт-политпросвета). Рассуждения же о безумной сложности психики человека, призывы к созданию фундамента новой психологии с помощью частных, но точных и достоверных разработок, появление новомодных компендиумов совершенно разношерстных теорий – все это следствие дезориентированности нашей прошлой науки о сознании и попытка из песчинок слепить краеугольный камень.

Ты, конечно, ставишь себя под удар, говоря: "А король-то голый!" Но нет другого пути освободиться от узкоспециализированного и компилятивного подхода в психологии. А свобода стоит многого. И многое проясняется. Ведь до сих пор нет ни одного учебника, который бы связно и ясно изложил теоретическую конструкцию психологии в целом. Нет даже попытки его создать. Пусть я не все понимаю в твоих текстах и далеко не со всем согласен, но с твоим колоссальным трудом связываю надежду. Читая твои книги, я проникаюсь убеждением, что именно так надо строить общую теорию психологии.

В твоих книгах слишком ясно заявлено, что многие постулаты психологии – произвольные предположения, которые только на первый взгляд кажутся само собой разумеющимися. Действительно, сколько времени еще нужно, чтобы признать неплодотворность теоретического (именно теоретического) деления психических процессов на ощущение, восприятие, память, мышление и прочие? Однако "слишком ясно" – это значит "слишком смело".

Ты опрокидываешь слишком крупных идолов, чтобы надеяться избежать обиды многих коллег за попранную тобой и близкую им языческую веру. Тебе же обязательно будут задавать вопрос: "А как звучат новые истины?" Ты выходишь со щитом и мечом "в поле незнаемое". Ты рискнул высказаться до конца, зная, что в твоей позиции есть уязвимые места. В этом, по-моему, заключается большое мужество. Легко бравировать, когда защищен со всех сторон. Труднее не соглашаться, когда собственная позиция (пусть и искренняя) несовершенна. Но доводить все до полного совершенства – это обречь себя на вечное молчание, ибо один ум не может решить все стоящие перед наукой проблемы.

И здесь я хотел бы обратиться к, твоему "Путешествию". Ее первая половина критична и, пожалуй, скептична. Словно бы ты хотел выработать у читателя условный рефлекс на отвержение любого здравого смысла: чем больше что-либо похоже на правду, тем меньше оказывается истиной. Обильные примеры и опровержения могут довести до головокружения. Конечно, теория такого сложного объекта, как сознание, не для робких духом. Но неужели же нужно давать информацию "без просвета"? Ты просто перегружаешь читателя "предельными" вопросами. Неискушенный читатель должен себя чувствовать кем-то похожим на жертву чемпиона мира по шахматам Алехина: тот делал резкий ход фигурой и, пока противник думает, коршуном кружил вокруг него. И я не уверен, что здесь проявляется лишь проблема жанра.

Тебе, вероятнее всего, особенно близки англичане – и не уравновешенный Локк, а скорее скептики типа Юма (Беркли не упоминается, но явно чувствуется). Утверждение, что сознание настроено на детерминистское истолкование мира даже там, где проявляется и случайность, явно восходит к Юму. Создается впечатление, что сознание "перемалывает" частично организованный мир в жестко детерминированную картину мира (т.е. не известно, какой действительный мир мифологизируется в сознании в виде упорядоченной модели). Мне детерминистская установка сознания кажется важным элементом психологической теории, но хотелось бы хоть намек услышать: как же при сохранении полезного "детерминистского уклона" избавить сознание от "детерминистских злоупотреблений"? И надо ли все феномены сознания описывать с помощью терминов "головоломка", "парадокс", "начальная ошибка", "карикатура", "ужастики", "игры в логику"?

Не менее значимо и твое обращение к Карлу Попперу. Для него принцип фальсификации является более достоверным, чем принцип верификации. Опровержение сильнее подтверждения. Минус сильнее плюса. В параллель можно поставить и теорию Фрейда, в которой бессознательное (т.е. минус – сознательное) значительно сильнее влияет на (плюс)-сознательное, чем наоборот. Я считаю блестящим достижением твою теорию последействия фигуры и фона, связанные с ней феномены интерференции и эмоциональных реакций. Но пока мне неуютно в том теоретическом мире, где "минусы" тверды, а "плюсы" проблематичны. Может быть, таково следствие установки на исключительно естественнонаучное понимание психологии? Гуманитарная установка больше ценит уютные и тяготеющие к абсолюту образцы устойчивого бытия. Эпопея, волшебная сказка, элегия и идиллия все-таки более значимы в культуре, чем пародия, анекдот, карикатура или "черный юмор". Ведь и психологии известны примеры устойчивого, как бы навсегда данного содержания психического мира личности!

Мне видится очень плодотворным твой смелый и широкий подход к "началу" сознания. Вместо гегелевского тумана (когда "нечто" возникает из "ничто") предлагается идея универсального механизма: только что пробудившиеся сознание строит организованную модель мира с установкой на детерминизм. Если первая гипотеза неверна, никакой потери не произошло. Если же догадка оказалась справедливой, то закреплено ценнейшее интеллектуальное завоевание. Великолепно! Но неужели все умственные достижения человечества (и твои в том числе), закрепленные в мировой науке, – это карикатура? Кстати, карикатура на что? На платоновские "идеи", пребывающие в блаженстве горнего инобытия? Это стилистика или идея вечного торжества "минуса" над "плюсом"?

Во всяком случае, самое название книги – "Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания" – несет в себе нечто свифтовское. Все-таки о каком острове идет речь? Где живут благородные гуингмы или далекие от совершенства иеху? Более пристальное внимание к ошибкам сознания и парадоксам познания – это публицистический прием или акцентирование на несовершенстве сознания? А ведь сознание все мы, видимо, ценим превыше всего.

Даже архитектоника книги несколько тревожна. Более половины книги – "парадоксы" и "ужастики". Затем уже несколько ошалелый читатель погружается в проблемы науки как таковой. Все предшествующие вопросы зависли над океаном методологии научного знания. И лишь последняя четверть содержит подход к тому, что возбудило читателя в начале. Едва ли наступит успокоение. Положительным здесь можно считать то, что серьезно задумавшийся читатель может обратиться к твоим прежним книгам и найдет много красивых решений того, что здесь дано лишь намеком.

А ты можешь на расчищенном от предрассудков фундаменте возводить здание научной психологии.

Я хотел обратиться в этом письме на "Вы", чтобы сказать автору книги в духе доброго старого времени: "Вы, муж ученейший и достойнейший". Но дружеская близость все же предполагает "ты".

Спасибо, что ты берешь на себя смелость в солидной книге обращаться к читателю после приведенной цитаты: "Вам понятно?" – И отвечать: "Мне нет".

Как друг, жму твою теплую руку, которая написала прекрасную книгу – и, верю, не последнюю.

Твой Миша Иванов, 25.04.03