Строительство «третьего рейха»

ГЛАВА IV

СТРОИТЕЛЬСТВО «ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»

 

Гитлер уничтожает республику

 

Формально Гитлер был лишь пятнадцатым канцлером республики, «легально» получившим мандат от президента как руководитель самой крупной партии в стране. Обыватель мог тешить себя тем, что таких смен канцлеров было едва ли не больше, чем сама Веймарская республика насчитывала лет.

Однако после 30 января 1933 года нацисты фактически совершили государственный переворот. Правящие классы Германии, вручив ключ от государства фашистскому фюреру, санкционировали избиения, поджоги, погромы, массовые убийства, которыми ознаменовалось наступление «эры Гитлера».

Недолго «выдержала» германская буржуазия демократический режим в стране. Всего-навсего 14 лет — с 1919 по 1933 год — просуществовала Веймарская республика — единственная парламентская республика в истории Германии до 1949 года.

Нацистский фюрер до юнца использовал мандат на «легальность», выданный ему верхами Германии. С помощью этого мандата он за несколько недель сокрушил парламентский строй в стране, расправился с сотнями тысяч людей, уничтожил все завоевания демократии. Вот как это происходило.

В понедельник, 30 января 1933 года, в пять часов вечера открылось первое заседание кабинета Гитлера. Это был еще коалиционный кабинет; кроме членов нацистской партии в него входили представители Немецкой национальной партии, в том числе руководитель этой партии Гугенберг. Обе партии располагали в рейхстаге 247 голосами из 608, т. е. не имели абсолютного большинства. Для того чтобы править на парламентской основе, им нужно было договориться с третьей крупной буржуазной партией — «Центром», располагавшим в парламенте 70 мандатами.

Это обстоятельство Гитлер и использовал, чтобы взорвать коалиционный кабинет и избавиться от своих партнеров. Но прежде всего он лицемерно заявил, 4Ti будет придерживаться парламентских законов и договорится с «Центром». Одновременно Гитлер дал совсем иные инструкции Герингу, которому было поручено вести переговоры с «Центром». Согласно этим инструкциям, Геринг не должен был допустить вовлечения «Центра» в коалицию. Геринг весьма просто справился с этой задачей: он сразу же объявил все условия «Центра» неприемлемыми.

На следующем заседании кабинета Гитлер заявил, что переговоры с «Центром» кончились неудачей. Придется, мол, просить президента назначить новые выборы в рейхстаг. Встревоженного Гугенберга, понявшего, что он попал в ловушку, Гитлер успокоил тем, что дал торжественное обещание независимо от исхода выборов ничего не менять в составе кабинета. Это была очередная ложная клятва, дабы расчистить дорогу нацистам. Рейхстаг был распущен и новые выборы назначены на 5 марта 1933 года.

Прежде чем сделать следующий шаг — окончательно ликвидировать парламентский режим, Гитлер решил снова заручиться поддержкой германских монополий. 20 февраля в резиденцию президента рейхстага, т. е. Геринга, была приглашена группа промышленных и финансовых тузов Германии: «пушечный король» Крупп, один из королей германской металлургии Феглер, руководитель крупнейшего в Европе электротехнического концерна Бош, член «Совета богов», директор «ИГ Фарбениндустри» Шницлер и другие. Председательствовал на этой встрече виднейший представитель банковского капитала Яльмар Шахт. Из его показаний на Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников, а также из документов, обнаруженных в гитлеровских архивах после войны, стало известно, что происходило за плотно закрытыми дверями дворца президента рейхстага.

В отличие от предыдущих встреч с промышленниками, на которых Гитлер выступал еще в роли просителя, фюрер появился на этом вечере в ореоле власти, придававшем его обещаниям особый вес. Новая встреча имела огромное значение: если в 1932 году речь шла о том, чтобы, по существу, получить санкцию на занятие поста канцлера, то теперь нужно было договориться о завершении планов государственного переворота — установлении неограниченной фашистской диктатуры в стране. Поэтому Гитлер прежде всего стремился убедить собравшихся, что без такой диктатуры капиталистическому строю в Германии грозит катастрофа. «Частнособственническое хозяйство, — заявил он, — не может сохраниться в век демократии, оно мыслимо лишь при том условии, что народ станет сторонником идеи авторитета сильной личности». Затем он обещал своим слушателям выполнить две главные задачи новой власти — уничтожить марксизм и воссоздать вермахт. «Жребий брошен, — сказал он. — Если выборы не принесут желаемого результата, мы добьемся своих целей другими средствами».

По свидетельству Шахта, промышленники были в восторге. Крупп вскочил с места, пожал руку фюреру и от имени всех присутствующих выразил ему благодарность за «исключительно ясное изложение взглядов». Затем Шахт начал обходить гостей — он собирал пожертвования в партийную кассу фашистов.

Итак, санкции промышленников были получены, и касса нацистской партии пополнилась новыми миллионами марок. Однако перед «решающими действиями» необходимо было договориться не только с финансовыми и промышленными тузами, но и с генералами рейхсвера. Тогда еще было далеко до того положения, когда фюрер сам мог диктовать условия руководителям армии. Выступление рейхсвера против антиконституционных действий фашистов, в защиту республики обрекло бы на неудачу все гитлеровские планы.

Решающая встреча с генералами состоялась в штаб-квартире Хаммерштейна (тогдашнего главнокомандующего) 3 февраля. Документ, повествующий об этой встрече, был найден через много лет после Нюрнбергского процесса. Как явствует из записи выступления Гитлера, фюрер был исключительно откровенен с генералами. Он заявил, что намерен раз и навсегда расправиться с парламентским строем и приступить к подготовке войны во имя завоевания «жизненного пространства». «Самое жесткое авторитарное руководство государством. Уничтожение раковой болезни демократии» — тек передает документ слова Гитлера о его планах в области внутренней политики. Далее следуют рассуждения о роли вермахта и о военных намерениях фашистского режима, рассуждения, которые поистине должны были звучать райской музыкой в ушах генералов. «Строительство вермахта, — говорил Гитлер, — является важнейшей предпосылкой достижения нашей цели: возрождения политической мощи». «Вермахт, — продолжал он, — самая важная и самая социалистическая (! ) часть государства. Он останется надпартийным учреждением, стоящим вне политики… Никакого слияния армии и СА не произойдет».

Наконец, на этой же встрече Гитлер изложил и свои внешнеполитические губаны. Он заявил, что намерен использовать политическую мощь для «завоевания жизненного пространства на Востоке и беспощадной его германизации». «Самым опасным периодом, — сказал он, — будет время воссоздания вермахта. Тогда и станет ясно, есть ли во Франции настоящие государственные деятели. Если да, они не дадут нам передышки и нападут на нас…»

Мы так подробно остановились на этом раннем документе (цитированные слова Гитлера были произнесены через три дня после захвата власти! ) потому, что в нем в наиболее полном виде были изложены почти все истинные планы Гитлера. В открытых же официальных выступлениях Гитлер продолжал в это время клясться в верности легальности и конституции и, разумеется, болтать о мире. Прошло еще целых три года, прежде чем фашистский фюрер окончательно отрекся от условий Версальского договора. Но правящая верхушка Германии — и промышленники и генералы были прекрасно информированы о подлинных намерениях Гитлера. Они знали, на что идут, и тогда, когда вручали ему власть, и тогда, когда санкционировали уничтожение республики.

К концу февраля Гитлер полностью развязал себе руки для бесцеремонной расправы со всеми демократическими установлениями Веймарской республики.

Начал Гитлер расправу с главных классовых противников нацизма — немецких коммунистов. 24 февраля он приказал отрядам штурмовиков разгромить штаб Коммунистической партии Германии — Дом имени Либкнехта. Нацистские налетчики выбили все окна в здании, часть мебели выбросили на улицу, остальную превратили в щепки, избили и арестовали всех присутствовавших в Доме. Штурмовикам активно помогала полиция. Она произвела в здании обыск, но — как и следовало ожидать— ничего «крамольного» не обнаружила. Уверения Геринга, назначенного Гитлером начальником прусской полиции, будто брошюры и некоторые другие пропагандистские материалы, «найденные в подвале здания», доказывают, что КПГ готовила «государственный переворот», были встречены с явным недоверием даже в консервативных кругах, а преступные методы расправы с оппозицией вызвали отвращение у широких слоев населения. Чтобы добиться успеха и создать необходимую психологическую атмосферу перед выборами, необходимо было изобрести нечто более «эффектное» и «сенсационное». Так возник план поджога рейхстага.

Вечер 27 февраля Гитлер провел в квартире Геббельса. В своем дневнике Геббельс нарисовал идиллическую картину происходившего: пили чай, беседовали, слушали пластинки (разумеется, музыку Вагнера); Геббельс явно хотел создать впечатление, будто известие о пожаре рейхстага было полной неожиданностью для него и для Гитлера. Известие это передал по телефону «Путци» Ханфштенгль. «Я счел это явным вымыслом, — лицемерно пишет Геббельс в своем тщательно препарированном перед опубликованием дневнике, — и отказался сообщить об этом фюреру».

В действительности события разыгрывались совсем иначе. Геббельс, как показали материалы Нюрнбергского процесса, ждал сообщения о поджоге. Он тут же передал его Гитлеру, и они на машине помчались к горящему зданию. Там уже были Геринг и шеф прусского гестапо Дильс. Последний рассказал в своей книге, изданной после войны, что Геринг, прибыв к рейхстагу, сразу же воскликнул: «Это начало коммунистического восстания! » Гитлер был вне себя. «Его лицо было багрово-красным не то от возбуждения, не то от жары. Он кричал так неистово, что казалось, вот-вот лопнет от натуги». Выкрикивал Гитлер следующее: «Теперь не может быть никакой пощады! Кто станет нам поперек дороги, будет уничтожен! Каждый коммунистический функционер должен быть расстрелян, где бы он ни находился. Не будет пощады и для социал-демократов! »

В 21 час 17 минут к месту пожара прибыпи первые полицейские машины. Полиция проникла в рейхстаг и арестовала человека, который бродил по огромному зданию полуголый, потный, со спутанными волосами. Это был голландский подданный Маринус ван дер Люббе.

Дежурный комиссар полиции Вальтер Цирпис уже через несколько минут произвел первый допрос: без запинки ван дер Любое продиктовал около 60 страниц и каждую страницу скрепил своей подписью. Полицейский чиновник изготовил восемь экземпляров показаний вен дер Люббе, но все эти экземпляры загадочным образом исчезли, не уцелел ни один!

Обербранддиректор Вальтер Темп (высший чин в управлении пожарной охраны) произвел первое расследование на месте. Он обратил внимание на то, что по распоряжению Геринга (президента рейхстага) именно в этот вечер из здания была удалена вся охрена; после 8 часов вечера никто не должен был находиться в помещении, Вальтер Темп был вскоре уволен; кончил он трагически: его задушили «неизвестные лица». Депутат рейхстага от Немецкой национальной партии Эрнст Оберфорен, который решил заняться выяснением обстоятельств поджога и написал об этом подробный отчет (не сохранившийся после войны), был застрелен у своего письменного столе. «Неизвестные лица» не пощадили даже «прорицателя» Эрика Гануссена, пользовавшегося популярностью у некоторых руководящих деятелей «третьего рейха». Дело в том, что за два дня до поджога Гануссен сообщил довольно большому кругу людей о своем «видении»: по его словам, он узрел огромное здание, охваченное огнем. Это не могло не показаться подозрительным организаторам поджога. Гануссена нашли застреленным в аристократическом берлинском районе Груневальд, где он был частым гостем. Поплатился жизнью и его друг, инженер Георг Боль, который, как полегали, передавал «прорицателю» секретную информацию, которую тот использовал в своей «работе». В Австрии, куда он бежал, Боля настиг штандартенфюрер СА Уль и уложил шестью выстрелами из пистолета. Сам Уль, в свою очередь, был уничтожен 30 июня 1934 года во время расправы со штурмовиками.

На Нюрнбергском процессе два свидетеля подтвердили причастность гитлеровцев к поджогу рейхстага. Один из них — бывший начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер. «Во время обеда по случаю дня рождения фюрера в 1942 году, — показал он, — в ближайшем окружении фюрера речь зашла о здании рейхстага и его художественных достоинствах. Я собственными ушами слышал, как Геринг, вмешавшись в беседу, воскликнул: «Единственный, кто действительно знает рейхстаг, — это я. Ведь я его поджег». При этом он ударил себя ладонью по ноге». К этому показанию Гальдер добавил: «Я сидел поблизости от Гитлера, по правую сторону от него. Я мог ясно и точно различить каждое слово».

Другой свидетель, бывший служащий гестапо, а затем абвера (военной разведки) Гизевиус утверждал, что автором идеи поджога рейхстага был Геббельс. Он показал в Нюрнберге под присягой: «Геббельс вместе с руководителем бригады СА в Берлине Карлом Эрнстом разработал детали поджога… Чтобы проникнуть в рейхстаг, воспользовались подземным ходом, который вел из дворца президента рейхстага (т. е. Геринга. — Авт. ) в рейхстаг. Был образован специальный отряд из десяти надежных штурмовиков, и лишь после этого Геббельс посвятил Геринга во все детали плана… с самого начала было договорено, что вина за поджог будет возложена на коммунистов».

Американский обвинитель Джексон спросил свидетеля: «Какова судьба десяти штурмовиков, которые подожгли рейхстаг? » Гизевиус ответил: «Насколько мне известно, никто из них не остался в живых».

Один из штурмовиков, некий Пауль Вашински, по всей вероятности, непосредственно руководивший действиями ван дер Люббе, был ликвидирован еще в 1934 году. Другой, капитан Рербейн, который как-то проболтался, что принимал участие в поджоге, был тут же расстрелян, предводителя отряда Карла Эрнста убрали после того, как в письме к своему начальнику, обергруппенфюреру С А Хейнесу, он намекнул на обстоятельства поджога. Еще один штурмовик — Райль, угодивший за решетку, то ли из чувства мести, то ли по глупости направил отчет о пожаре рейхстага начальнику тюрьмы. Отчет был перехвачен служащим тюрьмы штурмовиком Рейнекингом и отослан в гестапо. Гестаповцы извлекли Райля из тюрьмы, отвезли на машине за город и убили. После этого самого Рейнекинга посадили в концлагерь Дахау и там в конце 1934 года умертвили.

Причастность нацистов к поджогу рейхстага доказана сотнями документов, огромным количеством свидетельских показаний.

Однако г начале шестидесятых годов была опубликована книга Фрица Тобиаса «Пожар рейхстага. Легенда и действительность», в которой автор собрал и, мы бы сказали, препарировал огромный материал с целью доказать… недоказуемое, а именно, что один человек — полубезумный вам дер Люббе, был в состоянии проделать в течение считанных минут титаническую работу по подготовке поджога огромного здания, работу, которая в действительности требовала усилий опытной команды. Несмотря на скрупулезный труд, автор все же не смог опровергнуть исследований, которые до него были проделаны армией криминалистов, журналистов, экспертов, собравших достаточно доказательств того, что организаторами поджога были нацисты. И в подготовке его было замешано немало людей, специально подобранных нацистскими инициаторами этой не имеющей прецедентов в историческом прошлом провокации.

Останавливаясь на версии Тобиаса о том, что ван дер Люббе действовал один, даже буржуазный историк Фест замечает: «На самом деле остается все же сомнительным, смог ли ван дер Люббе сам в течение нескольких минут создать столь многочисленные и, как оказалось впоследствии, столь эффективные очаги пожара».

Чтобы осуществить поджог огромного здания рейхстага, требовалось много времени и тщательная подготовка, и никто, кроме гитлеровцев, уже находившихся у власти, не мог, разумеется, справиться с такой задачей, Ясно также, что нацисты были заинтересованы в том, чтобы сразу же обезвредить подставное лицо — ван дер Люббе. Мы уже упомянули, что гестапо изъяло все экземпляры первого допроса ван дер Люббе. А затем и самого ван дер Люббе «взяли в работу». Между арестом главного обвиняемого и началом процесса по делу поджога рейхстага прошло семь месяцев. За это время опытные следователи из ведомства Гиммлера соответствующим образом обработали своего «подопечного».

Процесс по делу поджога рейхстага начался 21 сентября 1933 года в Лейпциге. Обвиняемый ван дер Люббе превратился к этому Бремени в полную развалину, На протяжении всех трех месяцев процесса он сидел на скамье подсудимых совершенно безучастный, скорчившись, уронив голову на колени. На вопросы отвечал односложно; «да» или «нет» и только дважды, как бы просыпаясь, поднял голову и пролепетал: «Другие… другие…»

Таково было состояние ван дер Люббе: на нем гестапо впервые испытало, видимо, те методы, которые не раз использовало в дальнейшем, чтобы парализовать волю своих жертв.

Но Лейпцигский процесс не оправдал надежд его организаторов. На нем прозвучал голос человека, имя которого стало символом несгибаемой воли к сопротивлению, мужества и веры в победу над фашизмом, — голос Георгия Димитрова. Гитлеровцы арестовали его вместе с одним немецким и двумя болгарскими коммунистами для того, чтобы превратить суд в Лейпциге в процесс над коммунистической партией, И здесь они потерпели такое позорное фиаско, что Гитлер вспоминал о нем с бешенством до конца своих дней. Георгий Димитров стал истинным обвинителем на процессе, он загнал в тупик и хитроумного министра пропаганды Геббельса и грубого солдафона Геринга, вызванного на процесс в качестве свидетеля. Перед всем миром Димитров разоблачил фактических виновников поджога рейхстага-германски «нацистов. [52]

Лейпцигский процесс еще раз показал руководителям «третьего рейха», что даже жалкие остатки формальной демократии могут превратиться в угрозу для их господства. Процесс состоялся в таких условиях, когда нацистский режим еще не вполне сложился. Система террора не пронизала всю государственную и общественную жизнь: как бы горячо ни стремились судьи услужить фюреру, сама процедура судопроизводства, необходимость доказывать вину обвиняемых и приводить приговор в соответствие с кодексом законов не давали им возможности полностью выполнить гитлеровскую волю. Да и само фашистское руководство также не отдавало себе в ту пору ясного отчета в том, что, пока существует гласный суд, гитлеровская система террора будет недостаточно «совершенной».

Одним словом, с точки зрения гитлеровцев, Лейпцигский процесс оказался явно преждевременным. И надо сказать, что нацистское руководство извлекло свои уроки из провала суда. Это был последний гласный политический процесс в нацистской Германии. Что же касается самого Гитлера, то он на всю жизнь сохранил ненависть к суду и к юристам как носителям «вредных идей».

Вспоминая в узком кругу приближенных времена Лейпцигского процесса, Гитлер заявил в 1942 году в «застольной беседе», что полиция действовала, мол, недостаточно быстро. Так, например, ван дер Любое «надо было повесить максимум через три дня после пожаре». Все дело испортили юристы. «Они, — сказал Гитлер, — составляют как бы международную клику, как и преступники, но действуют они гораздо менее ловко. Поэтому процесс затянулся на много недель и результаты его были смехотворны». «Я заявляю сегодня открыто и ясно, — сообщил Гитлер в том же году, — что каждый юрист для меня дефективный, а если он еще не стал таким, то со временем обязательно станет». Наконец, фюрер следующим образом сформулировал свое отношение к праву и свободе: «Мы покончили с тем представлением, будто государственно-политическая свобода состоит в том, что каждый может высказывать все, что его душе угодно».

Однако в начале 1933 года такие формулы еще нельзя было произносить вслух. Для этого Германии пришлось пройти немалый путь.

Пожар рейхстага Гитлер использовал в двух планах: во-первых, чтобы добиться от рейхепрезидента Гинденбурга полномочий для отмены законов Веймарской республики о свободе партий и неприкосновенности личности граждан; во-вторых, для развертывания предвыборного террора под флагом «борьбы против коммунизма».

На следующее же утро после пожара Гитлер направился к Гинденбургу. В портфеле у него был проект указа об «охране народа и государства». Указ упразднял важнейшие статьи Веймарской конституции, гарантировавшие демократические свободы граждан. Престарелому президенту Гитлер нарисовал страшную картину «коммунистических козней». Поджог здания парламента он изобразил как последнее звено разветвленного коммунистического заговора, как сигнал к перевороту. Перепуганный генерал-фельдмаршал, уже давно мечтавший о военной диктатуре, без особого сопротивления подписал указ. Статья первая указа давала право правительству вводить любые меры «по ограничению свободы личности и свободы мнений». Правительству разрешалось также ограничивать свободу печати, нарушать тайну переписки и телефонных разговоров, отдавать распоряжения об обысках и конфискации имущества и т. д. и т. п. Фашистский террор был, таким образом, официально узаконен президентом республики, и Гитлер не преминул этим воспользоваться.

Периоду между 28 февраля и 5 марта 1933 года (днем выборов) нацисты присвоили пышное наименование «недели пробудившегося народа». В эту злосчастную неделю хозяевами улицы стали СА и СС. Полиция, по сути дела, была превращена в подсобную организацию нацистской партии и штурмовых отрядов. В Пруссии указом Геринга была образована «вспомогательная полиция» в составе 56 тысяч человек. Из них 25 тысяч являлись штурмовиками и 15 тысяч эсэсовцами.

«Неделя пробудившегося народа» стала неделей зверских расправ; полицейские и штурмовики врывались в квартиры, убивали свои жертвы прямо на улице, избивали всех, кто был известен как противник фюрера.

Свой главный удар гитлеровские банды направили против коммунистов, В общей сложности из 300 тысяч членов Коммунистической партии Германии 150 тысяч были либо убиты, либо арестованы, либо вынуждены покинуть Германию, скрываясь от фашистских палачей.

Нацистским ищейкам удалось напасть на след вождя КПГ Эрнста Тельмана, который вынужден был перейти на нелегальное положение в первые же дни фашистского господства. Тельмана арестовали, бросили в тюрьму и незадолго до крушения фашистского режима, по приказу Гитлера и Гиммлера, умертвили в концлагере Бухенвальд.

Благодаря энергичному и самоотверженному труду юристов ГДР ныне это преступление полностью раскрыто. В распоряжении Объединения юристов ГДР находятся документы, с неопровержимой ясностью обличающие фашистских палачей: доклад Гиммлера, представленный Гитлеру 14 августа 1944 года. В конце листа была обнаружена собственноручная резолюция Гиммлера: «Тельмана казнить».

В статье «Документы обвиняют» (1980 г. ) специальный корреспондент «Правды» В. Меньшиков приводит свидетельские показания бывшего узника Бухенвальда Мариана Цгады, включенного гитлеровцами в «крема торную команду».

«В ту ночь (с 17 на 18 августа 1944 года. — Авт. ) вопреки строжайшему запрету эсэсовцев М. Цгада пробрался из барака по вентиляционной шахте во двор крематория. В протоколе его допроса, проведенного 6 ноября 1949 года в Мюнхене, зафиксированы следующие показания: «…я пролежал за грудой шлака до.

9 часов вечера и увидел, как один за другим в крематорий вошли следующие лица: Отто, Ховшульте, Варнштедт, Столпе, адъютант Шмидт, Шидловски и Бергер. Эти люди явно ожидали какой-то транспорт, в 00 часов 10 минут 18 августа Варнштедт и Столпе вышли из крематория и открыли ворота, чтобы впустить большой легковой автомобиль. Из машины вышли трое в штатском, из которых двое вели посредине третьего. Узника я смог увидеть лишь со спины. Он был высокого роста, широкоплечий, с лысиной. Я это заметил, ибо он был без шапки. Тем временем эсэсовцы Бергер, Отто и Ховшульте вышли из крематория и собрались у двери, выходящей во двор. Штатские пропустили узника вперед. И в тот момент, когда он переступил порог, прогремели три выстрела. Вслед за этим эсэсовцы, стоявшие снаружи, и оба штатских направились в крематорий и закрыли за собой дверь. Примерно три минуты спустя прогремел четвертый выстрел. Через 20–25 минут Ховшульте и Отто вышли из крематория. Остальные — чуть позже. Я слышал, как Ховшульте сказал Отто: «А ты знаешь, кто это был? » На что Отто ответил: «Это был вождь коммунистов — Тельман».

Юристы ГДР выяснили также дальнейшую судьбу эсэсовских преступников Отто и Бергера. После 1945 года бывший шарфюрер СС В. Отто был школьным учителем, снял себе уютный домик в нижнерейнском городке Гельден в ФРГ. А бывший обершарфюрер СС А. Бергер после войны руководил депозитной кассой «Ландесцентральбанк Вюртенберг» в Ротвайле (ФРГ).

И это несмотря на то, что по указанию генерального прокурора ГДР документы о совершенных Отто и Бергером преступлениях были давно представлены органам юстиции ФРГ.

В первые после прихода гитлеровцев к власти дни возникла целая сеть концентрационных лагерей и «диких», нигде не зарегистрированных тюрем (нацисты с кощунственной иронией называли их «подвалами героев», так как обычно они помещались в подвалах), где штурмовики уничтожали свои жертвы. Сами нацисты потеряли счет этим местам пыток и казней. Начальник прусского гестапо Дильс описал в своих показаниях в Нюрнберге «дикие» тюрьмы СА, которые были созданы в феврале 1933 года, Вот какую картину наблюдал Дильс в одной из таких тюрем на Гедеминштрассе в Берлине, принадлежавшей берлинскому управлению СА. «Люди, которых мы там увидели, были близки к смерти. До этого их запирали на несколько дней в шкафы, чтобы вырвать у них признания. Что касается допросов, то они начинались с избиений и кончались избиениями; десяток штурмовиков избивали свои жертвы в течение многих часов железными палками, резиновыми дубинками и кнутами… Когда мы вошли в камеру, эти живые скелеты лежали рядами на гнилой соломе, покрытые гнойными ранами. Мы не видели ни одного заключенного, тело которого не было бы с ног до головы испещрено кровоподтеками и ссадинами, свидетельствовавшими о нечеловеческих избиениях». [53]

Так выглядела… предвыборная кампания нацистов в начале 1933 года.

Однако Гитлер воздействовал на избирателя не только террором, но и зрелищами и обещаниями.

Берлин и другие немецкие города стали ареной гигантских парадов нацистской партии и ее военизированных отрядов, факельных шествий, в которых принимали участие десятки тысяч нацистов, демонстраций сторонников Гитлера, собраний и митингов, где выступали главные руководители и пропагандисты нацистской партии — Гитлер и Геринг, Геббельс и Бальдур фон Ширах, Розенберг и Роберт Лей, вождь «Трудового фронта» (нацистских «профсоюзов»).

Гитлер распорядился, чтобы день выборов был объявлен всегерманским праздником, днем «пробудившейся нации». Улицы были увешаны нацистскими флагами. Каждое выступление канцлера сопровождалось восторженным (заранее организованным) ревом толпы, нескончаемыми выкриками в честь фюрера и нацистской партии (по заранее заготовленным шпаргалкам). Миллионы фотографий Гитлера распространялись в виде открыток, плакатов, листовок. Популярность вождя нацистской партии, казалось, не знала границ.

И все же выборы не дали ожидаемых результатов. Ни террор, ни пропаганда не смогли обеспечить гитлеровцам в ту пору большинства голосов. Пока Германия еще не была полностью отрезана от остального мира и лишена всех источников сколько-нибудь правдивой информации, пока отголоски возмущенного мирового общественного мнения еще проникали в страну, пока еще не были окончательно подавлены разум и самостоятельность мышления граждан, Гитлер не мог стать властителем дум миллионов немцев, не мог превратить большинство нации в бессловесных и бездумных исполнителей своей воли. [54]

Даже по официальным данным (т. е. учитывая все фальсификации и подтасовки), Гитлер получил на выборах 5 марта 1933 года 17, 3 миллиона голосов — примерно на 3 миллиона меньше, чем требовалось, чтобы иметь в рейхстаге абсолютное большинство. Он не набрал даже 50 % голосов. Поэтому все разговоры о том, что фашисты «легально» захватили единоличную власть в Германии, — сплошная фикция. Ведь на выборах в марте 1933 года даже растерзанная фашистами коммунистическая партия, руководители которой истекали кровью в концлагерях, получила почти пять миллионов голосов, а социал-демократическая партия увеличила число голосов (за нее проголосовало около 7, 2 миллиона избирателей) и сохранила свое положение второй партии в государстве. Увеличила число голосов и католическая партия «Центр». Чтобы стать диктатором, Гитлер должен был полностью отбросить легальные средства, уничтожить парламент, ликвидировать демократический режим. Для этой цели нацисты представили на утверждение нового парламента так называемый «закон о ликвидации бедственного положения народа и государства».

Но прежде чем провести этот закон через рейхстаг, Гитлер еще раз продемонстрировал свои верноподданнические чувства по отношению к крупным промышленникам и военной касте.

21 марта 1933 года он открыл заседание нового рейхстага не в Берлине, а в старой резиденции прусских королей, традиционном центре германского милитаризма— Потсдаме. Рейхстаг собрался в бывшей гарнизонной церкви, где был похоронен Фридрих II. Дата его созыва также была символической: именно в день 21 марта был открыт в 1871 году первый рейхстаг в объединенной «железным канцлером» Бисмарком Германии. И место и дата созыва первого рейхстага при нацистах должны были подействовать успокоительно на милитаристов всех мастей, внушить «столпам» Германии доверие к Гитлеру. Фюрер хорошо понимал, что он может как хочет издеваться над республиканским строем, топтать парламентские законы, расправляться со сторонниками демократии, но ни в коем случае не должен терять поддержку и доверие тех, кто фактически привел его к власти. Спектакль в Потсдаме, во время которого Гитлер держался относительно скромно, предоставив главную роль Гинденбургу, был ловким маневром диктатора. «Я сижу недалеко от Гинденбурга, — записывает Геббельс в свой дневник, — и вижу, что на глазах у него слезы. Все присутствующие встают и торжественно приветствуют престарелого президента и молодого канцлера… Затем раздаются звуки фанфар. Рейхспрезидент стоит на трибуне, в руках у него фельдмаршальский жезл. Он приветствует рейхсвер, отряды СА, СС и «Стального шлема», которые проходят перед ним церемониальным маршем».

С этого дня рейхстаг потерял всякое значение, перестал быть законодательным собранием, в котором в рабочем порядке обсуждались важные государственные проблемы. Правда, Веймарская конституция не была отменена (формально она оставалась в силе до 1945 года) и парламент не был ликвидирован, но и конституция и парламент превратились в чистейшую фикцию. Рейхстаг стал местом парадных манифестаций фашистской партии, его заседания проходили в обстановке показной приподнятости и были призваны демонстрировать единодушие «представителей народа» с политикой Гитлера, одним словом, это были уже не деловые собрания, а зрелищные мероприятия и относились они не к ведомству президента и канцлера, а к ведомству министра пропаганды Геббельса.

Первая парламентская комедия была разыграна Гитлером 23 марта, через два дня после потсдамской церемонии, когда рейхстаг собрался, чтобы утвердить «закон о ликвидации бедственного положения народа к государства». Этот день также был объявлен днем всегерманского праздника. Улицы были увешаны флагами, на площадях играли оркестры и орали громкоговорители. Вечером должен был состояться грандиозный фейерверк, а ночью — факельное шествие. На площади перед оперой Кролля (ввиду того, что здание рейхстага сгорело, парламент заседал там) собралась огромная толпа— нацистские районные организации направили к зданию оперы наиболее надежных членов партии, штурмовиков и эсэсовцев. Каждый депутат, прежде чем попасть в здание, должен был пройти через узкий коридор, проложенный в толпе: нацистских депутатов встречали приветственными выкриками, оппозиционных — руганью и угрозами. Коммунистов вообще не допустили на заседание. По циничной версии гитлеровцев, их «не удалось найти». В действительности нацистские правители хорошо знали, где находятся коммунисты — почти все депутаты рейхстага от КПГ были брошены в концлагеря. Туда же посадили многих социал-демократических депутатов.

В такой обстановке был поставлен на голосование «закон о ликвидации бедственного положения народа и государства». Голосами одних нацистов этот закон не мог быть утвержден — они не имели, как мы уже говорили, большинства в парламенте, Кроме того, для принятия закона, отменявшего важнейшие статьи конституции, требовалось «квалифицированное большинство», т. е. две трети голосов депутатов рейхстага. Оставалось лишь одно — запугать депутатов, воздействовать на них методом открытого террора. В течение всего заседания в зеле был отчетливо слышен рев штурмовиков, скандировавших: «Даешь закон — иначе смерть и кровь! »

И террор оказал свое действие. Никто из депутатов буржуазных партий не осмелился проголосовать против Гитлера. Лишь председатель социал-демократической партии Отто Белье заявил, что депутаты СДПГ будут голосовать против закона. Его выступление прервали истерические выкрики Гитлера: «Звезда Германии восходит, а ваша звезда закатилась! Ваш последний час пробил, я больше не нуждаюсь г ваших голосах! » Нацистские депутаты вскочили с мест, устроили овацию фюреру, и последние слова Вельса потонули в общем вое нацистов. Закон был принят 441 голосом против 94 (голоса социал-демократов).

Вскоре после заседания рейхстага Гитлер сказал тогдашнему гаулейтеру Данцига Раушнингу, что нацисты имели перед своим противником одно главное преимущество: они действовали быстрее его и отбросили прочь все «буржуазные предрассудки» насчет совести и закона, «они считают маня неотесанным и называют варваром. — продолжал он. — Да, мы действительно варвары. Мы хотим быть варварами. Мы считаем это почетным званием». Так сам Гитлер охарактеризовал методы, с помощью которых он захватил власть в Германии.

«Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства» содержал всего пять статей. Краткое содержание их можно свести к фактической отмене Веймарской конституции, к провозглашению почти безграничной власти канцлера, т. е. Гитлера. За правительством было окончательно закреплено право принимать законы без санкции парламента (ст. I). При этом было специально оговорено, что законы, принимаемые правительством, могут не соответствовать конституции (ст. 2). Канцлер получил полномочия сам разрабатывать и вносить в правительство такого рода законы, и они вступал-! в силу на следующий день после их утверждения (ст, 3). Договоры с иностранными государствами не подлежали болев ратификации парламентом (ст. 4). Устанавливался и срок действия нового закона, он был введен якобы на четыре года, до 1 апреля 1937 года (ст. 5).

Но и согласно этому «закону», решения фюрера все же нуждались в подтверждении кабинета министров и рейхспрезидента. Поэтому Гитлер прежде всего должен был уничтожить права этих двух инстанций. Нормальная процедура предусматривала, что каждый указ канцлера принимался в кабинете большинством голосов. Однако Гитлер полностью упразднил эту практику — он попросту не ставил на голосование свои указы. А в дальнейшем вообще перестал созывать кабинет министров. Уже 23 апреля 1933 года Геббельс записал в своем дневнике: «Б кабинете авторитет ф

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: