Правогенез как движущая сила когнитивного прогресса

Важнейшей стороной становления и развертывания системы правового регулирования, следствием и одновременно фактором этого процесса, был колоссальный языковой и когнитивный прогресс, представлявший собой, по-видимому, ключевую составляющую того рывка, который образовал культурную пропасть между homo sapiens и неандертальцами и сделал возможной ту форму человеческой коммуникации, которую сегодня принято называть дискурсом.

Феномен разрешения конфликтов зафиксирован уже у обезьян. Однако в случае судебной процедуры рассмотрение конфликта отстоит от самого конфликта во времени. Это значит, что, прежде всего, необходимо

 достаточно детальное воспроизводение самой ситуации конфликта, что требует формирования таких культурных механизмов, которые делают возможными реконструкцию и представление некогда имевшего место события.

Участники судебного процесса создают некую реальность, альтернативную по отношению к физически существующей. Социальная антропология, описывая современные механизмы рассмотрения конфликтов в бесписьменных культурах, позволяет понять, что изначально в рамках таких реконструкций широко использовались физические демонстрации, которые со временем редуцировались, замещаясь языковыми средствами, что требовало расширения лексики и развития иных средств осуществления дескриптивной функции языка - той важнейшей и сущностной функции, благодаря которой мы можем говорить о том, чего нет здесь и сейчас, позволяющей нам создавать языковыми средствами миры, которых физически не существует, в том числе никогда не существовало и не могло существовать. Язык начинает превращаться в грандиозного демиурга, творца ничем и никак не ограниченной культуры, невидимой, но являющейся основным и подлинным содержанием совместной жизни людей.

Как известно, два разных человека одну и ту же ситуацию воспринимают, интерпретируют и воспроизводят по-разному даже при наличии полной добросовестности. Понятно, что стороны конфликта едва ли можно заподозрить в такой добросовестности. Приматологи установили, что уже человекообразные обезьяны вполне освоили инструментарий утаивания и лжи. Было бы странно думать, что в ситуации разбирательств межгрупповых конфликтов люди вида homo sapiens не прибегали к этому инструментарию. При этом вербальный язык открывает колоссальные и принципиально новые возможности лжи в сравнении с невербальными средствами коммуникации.

Разговор, с одной стороны, между своими, где даже сегодня часто люди понимают друг друга с полуслова или вообще без слов, и, с другой, между чужими, которые не чувствуют и не хотят чувствовать подтекстов, не знают и не хотят знать контекстов, не только не обладают эмпатическим взаимопроникновением, но, напротив, настроены взаимно враждебно, не имеют атрибутивной для коммуникации своих презумпция доверия, а часто, напротив, исходит из презумпции недоверия, это совершенно разные разговоры. Коммуникация, обеспечивающая взаимопонимание чужих, несопоставимо сложнее, чем та, которая обеспечивает взаимопонимание своих. Разговор чужих должен быть гораздо более развернут, детализирован, содержать в себе максимально надежные страховки от нежелательных интерпретаций и т. п. При этом язык диалога враждебных субъектов должен также содержать возможности оценивания высказываний противной стороны с точки зрения их истинности/ложности, точности/неточности и т. п. Это значит, что предметом разговора оказываются не только сами события, но и суждения об этих событиях, оценки,

оценки оценок и т. д. Язык и выражаемая его средствами мысль превращаются в иерархически организованные системы, соотносящиеся с физической реальностью сложными опосредованными связями.

Древняя судебная реконструкция происшедшего события могла быть реализована только с формированием целого комплекса не только языковых, но и иных культурных, прежде всего, когнитивных новелл. Перенос события из прошлого в настоящее означает извлечение его из актуального потока событий, абстрагирование от массы обстоятельств и фактических связей, создание некоей картины событий как идеального объекта, сконструированного посредством человеческого сознания. Таким образом, в фокусе внимания оказывается не природный или рукотворный физический предмет, а существующий лишь виртуально идеальный объект, что уже само по себе является кардинальной новацией, а, кроме того, порождает целый комплекс сопутствующих радикальных новшеств. Изъятый из актуального потока событий идеальный конструкт предстает абстрагированным, в том числе, и из системы временнЫх отношений, оказывается вне времени. В результате принципиально меняется само временнОе структурирование мира. Утративший временнЫе оковы эпизод прошлого свободно перемещается в настоящее, где сосуществует с «настоящим настоящим» и, более того, оказывает на него воздействие, играет каузальную роль. Прошлое больше не проходит, не уходит в небытие, а интегрируется в настоящее; иначе говоря, настоящее начинает вбирать в себя прошлое. (Ре)конструирование и рефлексия прошлых событий формирует матрицу присутствия прошлого в настоящем, являющуюся условием возникновения исторической памяти, разумеется, мифологизированной, уникальной для каждой общности и превращающейся в ее культурно-идентификационный код.  

 Существенный пункт состоит также в том, что в рамках судебного процесса происходит коллективная когнитивная деятельность. Субъектом познания – а судебный процесс это в значительной мере (хотя и не только) судебное следствие, то есть познание – выступает не индивид, а все участники процесса. Формируется актуальный надындивидуальный познающий субъект. При этом существенно, что познавательный процесс, развертывающийся в судебном разбирательстве, представлен противостоящими сторонами. Это значит, что всякое утверждение подпадает под огонь критики, оценивается с точки зрения его соответствия действительности. Таким образом, предметом обсуждения становится не только некая имевшая место ситуация, но и суждения об этой ситуации, а значит, начинает формироваться логико-лингвистическая рефлексия, и в поле внимания попадает уже сам язык, что, конечно, радикально отличается от обычных высказываний о физической реальности.

Работа общественного сознания в ходе судебного процесса не ограничивается когнитивной составляющей. Установив (приняв в качестве установленного) некоторые события, суд должен дать их оценку. Соответственно, формируется ценностная и ценностно-нормативная рефлексия: что хорошо и что плохо, что допустимо и что недопустимо и т. п.

 Больше того, со временем неизбежно качественные оценки начинают требовать количественной конкретизации: насколько плохо, насколько недопустимо. Количественная определенность является условием соразмерности наказания. Тем самым под ценностным углом зрения так или иначе соотносятся самые разные аспекты поведения людей и функционирования общества. Судебный процесс оказывается той процедурой, в ходе и вследствие которой происходит экспликация, вербализация и кристаллизация социальных норм, ценностей и идей.

Еще одним – и, в некотором отношении, самым важным, решающим – моментом конституирования дискурса в процессе правогенеза стало формирование принуждающей силы логики, о чем подробнее будет сказано несколько позже.