Глава 4 поразительное сходство 5 страница

Не исключено, что те биологические отличия, которые отделяют нас от шимпанзе и гориллы, следует отнести на счет эволюции именно антропоидов, а не человека, как бы затормозившего многомиллионнолетний путь развития живой природы. Человек рождается «как природный индивид», сказал Карл Маркс, и его истинной сущностью является не то, что свойственно отдельному индивиду, а «совокупность всех общественных отношений»*. Этим отношениям после рождения научается он в процессе сравнительно долгого биологического и социального созревания, в процессе усвоения не записанной ни в каких генах великой «программы социального наследования»... (Н. П. Дубинин).

* Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 3.

Если вспомнить, что для объяснения сознания человека надо «выйти за пределы организма» (Л. С. Выготский), искать источники сознания не в глубинах мозга, а в условиях общественной жизни, в социально‑ исторических формах существования людей, то мы и обнаружим принципиальное отличие главных функций мозга человека от функций мозга шимпанзе.

В свете изложенного в книге проясняются некоторые аспекты живо обсуждаемой ныне проблемы таксономического положения крупных антропоидов, которые размещены в одном надсемействе с человеком, но в разных семействах. Систематика – наука биологическая, и человек как биологический вид при всех своих великих отличиях является ее объектом, одним из ее таксонов. Можно сказать так: человечество – не таксон, но человек – все‑ таки таксон, сопоставимый с другими, родственными группами таксономии. Мы видели, что по многим важным биологическим показателям человек близок антропоидам – вплоть до уровня вида, а порой и подвида.

Шервуд Уошберн, в прошлом президент Американской ассоциации антропологов, в 1971 г. заявил: «История науки, несомненно, будет в состоянии выявить причины, по которым столь много ученых отмежевались от мнения, что ближайшими живущими родственниками человека являются африканские антропоиды, от логики Scala naturae, от мнения Дарвина и Гексли, от ДНК».

Что же говорит нам история?

Что современная классификация приматов рождалась и формировалась в жестокой идеологической борьбе. В первом же серьезном научном труде об обезьянах (1641 г. ) Николас Тульп обозначил антропоида синонимом, ставшим впоследствии родовым для человека (Homo). Эдвард Тайсон в 1699 г. заключил, что изучавшийся им «пигми» является формой, промежуточной между человеком и обезьяной. Карл Линней включил человека и антропоидов в один род (Homo). В тяжелой борьбе с клерикалами Томас Гексли доказал огромное анатомическое сходство человека и африканских антропоидов, включив их в одно семейство, на что Чарлз Дарвин заметил, что этот ранг надо понизить даже до подсемейства (т. е. считал этих приматов еще роднее). Георг Зейдлиц принимал такое же разделение (подсемейство).

Мы видели, что новейшим данным генетики, биохимии и молекулярной биологии о необычном родстве человека и африканских антропоидов в основном «противилась» анатомия и частично палеонтология. Полагаю, что открытие Люси, столь сходной с шимпанзе и уже включенной в состав семейства человека, сильно ослабляет границу двух семейств. Что же до анатомии, то последние данные многофакторного морфометрического анализа анатомических признаков (т. е. новейшие данные анатомии! ) поддерживают как раз выводы молекулярной биологии. Крупнейший специалист в области морфометрического анализа Чарлз Окснард свою последнюю книгу, в которой обоснованы эти новые выводы, красноречиво назвал «Отряд человека. Биоматематическая анатомия приматов» (Изд‑ во Йельского ун‑ та, 1984). И, наконец, последняя историческая справка. Современная систематика гоминоидов основана на фундаментальном труде по классификации животных Джорджа Симпсона (1945 г. ). В этой книге он подробно обсуждает выводы другого классика науки – Уильяма Грегори о включении антропоидов в семейство человека. На основании общего происхождения и наличия общих анатомических чер. т, писал Симпсон, такое объединение «выглядит полностью правомочным» (с. 188). Однако Симпсон возражает против него из‑ за различий в интеллекте, чтоб «не умалить наше собственное значение», и из опасений, что «зоологи и преподаватели, в целом убежденные в близком родстве человека и антропоидов, не согласятся с дидактическим и практическим использованием такого семейства (там же). Но ведь это соображения иного порядка – они имеют мало общего с биологической наукой... Нет, дискуссия о положении антропоидов еще не завершена и вполне может представить интерес... Читатель, вероятно, заметил, что, говоря о наиближайшем к человеку гоминоиде, я чаще называл шимпанзе. Орангутан тоже узнает себя в зеркале, но он «отстает» от шимпанзе и гориллы по биохимии и генетике. Возможно, более слабому физически, чем два других его сородича, шимпанзе пришлось стать наиболее сильным по интеллекту. Но возможно также, что наши сведения ныне еще неполны и тщательные исследования орангутанов и горилл приведут к новым открытиям *.

* Пока, книга набиралась, появилась работа Ч. Сибли и Дж. Олквиста, в которой на основании весьма точного метода гибридизации ДНК – ДНК с одной копией всего генома человека и всех крупных антропоидов показано, что ближайшим родственником человека является именно шимпанзе – после отделения линии гориллы они еще примерно 2 млн. лет находились в общем эволюционном стволе (J. of Molecular Evolution, 1984, 20, 2).

Горилленок Бола, ныне могучий и важный житель Ростовского зоопарка – первая горилла из завезенных в нашу страну! – будучи малышом, доставленным в Сухумский питомник обезьян, угостил как‑ то автора этих строк долькой апельсина. И настойчиво требовал, чтобы я, не пряча в карман халата отнюдь не стерильное после его манипуляций угощение, тут же ел. Он с каким‑ то страданием на лице капризно мычал, как не умеющее говорить дитя, тянулся рукой, стоя на ногах, в сторону моего рта, заставляя отведать гостинец... Я был поражен. Потом выяснил, что он не однажды проявлял подобную щедрость к людям, его окружавшим, если относился к ним тепло и был в настроении...

Когда собираешь и анализируешь сотни признаков все большей человекообразности шимпанзе и горилл, наблюдаешь их жизнь и действия в лаборатории, вольере, то, как и те, кто испытывал такое чувство, глядя на них в естественных условиях, часто думаешь: нет, это не обычное животное. Но дело не в житейских соображениях. И даже не в личных, поверьте, эмоциях обласканного когда‑ то гориллой автора. К чему бы ни пришли систематики завтра, суть не изменится. Шимпанзе – наш ближайший сородич, живой привет из наших, не столь уж далеких истоков. И хорошо бы нам по‑ человечески воспринять его, сохранить шимпанзе, горилл и орангутанов в местах их естественного обитания, задуматься о методах и методиках их изучения, об экспериментах, которые мы над ними проводим, об ответственности за уничтожение каждой особи, так похожей на нашего далекого предка.