 |
О разногласиях в редакции «Земли и Воли»
|
|
|
|
О разногласиях в редакции «Земли и Воли»
Я всей душой стремился к борьбе с самодержавием и монархизмом вообще, и наилучшим средством для этого считал способ Вильгельма Телля и Шарлотты Кордэ. Я только хотел обобщить этот способ в своеобразную систему «неопартизанства», имеющего исключительною целью обеспечить всем свободу слова, печати и общественных партий. Всякое другое средство борьбы представлялось мне безнадежным среди окружавшего нас произвола и насилия, и всякая другая цель нецелесообразной, так как уже в то время я пришел к убеждению в психической неподготовленности полуграмотных масс современного мне поколения к социалистическому строю, требующему от населения высшей психики, чем существующая теперь, и надеялся только на интеллигентную, а не на демократическую республику. В этом отношении я более всего сходился тогда с представителем киевской группы «Земли и Воли» – Валерианом Осинским*. Плеханов*, наоборот, видел в то время все спасение в проповеди социалистических идей и в тайной агитации среди крестьянского населения и рабочих. Тихомиров* же стоял посередине между нами, говоря, что и то и другое одинаково важно, и, наконец, написал статью в защиту крестьянского террора, т. е. избиения крестьянами мелких властей, чего не признавали полезным ни я, ни Плеханов.
Все это вызывало ряд постоянных столкновений в редакции «Земли и Воли». Чтобы несколько уладить дело, мне было предоставлено обществом, по настояниям самого энергичного из его деятелей, Александра Михайлова*, издавать свой собственный орган под названием «Листок Земли и Воли». В нем я мог свободно излагать свои взгляды, а в «Земле и воле», редактором которой я по‑ прежнему оставался, я должен был писать лишь статьи, не имеющие отношения к новому способу борьбы.
|
|
|
14. М. К. Крылова [177]
Из письма редакторам «Земли и Воли»
Пишу, потому что не могу, не хочу допускать больше той нравственной пытки, которой вы меня угощали. […]
Давно уже я указывала вам на необходимость моего удаления вследствие несходства наших взглядов. Вы удержали меня. Вы указали мне на существование революционной группы, солидарной со мной, указали мне на то обстоятельство, что «Земля и Воля» (орган этой группы) по желанию этой группы может сохранить свое прежнее, желательное для меня направление. Таким образом вы давно знаете, что меня удерживала только надежда на то, что газета сохранит свое прежнее направление, надежда на группу, солидарную со мной, и вы сами, господа, даже в эти последние дни старались поддержать во мне надежду на эту группу. Но, признавая существование этой группы, какое право имели вы писать Валерьяну[178] о терроре или политическом перевороте как о задаче (в настоящее время) всей партии? Вы, может быть, хотели утешить его перед смертью? Прекрасно… но только обнародовать‑ то подобную ложь, ни ответ Валериана, основанный на этой лжи, «Петербургская Вольная Типография» не может. А вы настаиваете еще на помещении этого письма в органе той группы, которую вы сами считали до сих пор представительницей всей партии, и которая, по вашим же словам, не разделяет ваших взглядов насчет террора. Так переговорим же с этой группой, и если она вместе с вами согласится поставить политический переворот целью русской социально‑ революционной партии, тогда мне останется только уйти. […]
15. Казнь В. А. Осинского*
Из предсмертного письма Валериана Осинского (14 апреля 1879 г. ). «Листок Земли и Воли», № 6, 14 июня 1879 г.
Дорогие друзья и товарищи!
Последний раз в жизни приходится писать вам, и потому прежде всего самым задушевным образом обнимаю вас и прошу не поминать меня лихом. Мне же лично приходится уносить в могилу лишь самые дорогие воспоминания о вас. […]
|
|
|
Мы ничуть не жалеем о том, что приходится умирать, ведь мы же умираем за идею, и если жалеем, то единственно о том, что пришлось погибнуть почти только для позора умирающего монархизма, а не ради чего‑ либо лучшего, и что перед смертью не сделали того, чего хотели. Желаем вам, дорогие, умереть производительнее нас. Это единственное, самое лучшее пожелание, которое мы можем вам сделать. Да еще: не тратьте даром вашей дорогой крови! и то – все берут и берут…
Мы не сомневаемся в том, что ваша деятельность теперь будет направлена в одну сторону. Если б даже вы и не написали об этом, то мы и сами могли бы это вывести. Ни за что более, по‑ нашему, партия физически не может взяться. Но для того, чтобы серьезно повести дело террора, вам необходимы люди и средства. […]
Дай же Бог вам, братья, всякого успеха! Это единственное наше желание перед смертью. А что вы умрете и, быть может, очень скоро, и умрете с не меньшей беззаветностью, чем мы – в этом мы ничуть не сомневаемся. Наше дело не может никогда погибнуть – эта‑ то уверенность и заставляет нас с таким презрением относиться к вопросу о смерти. Лишь бы жили вы, а если уж придется вам умирать, то умерли бы производительнее нас. […]
Поцелуйте от меня всех моих товарищей и знакомых, здешних и заграничных, кто только не забыл меня. Многие имели против меня (хотя в большинстве в силу недоразумения) кое‑ что; пусть хоть теперь позабудут старые счеты. Я же ни к кому не уношу в могилу вражды. […]
Крепко, крепко, от всей души обнимаю вас и жму до боли ваши руки в последний раз…
Ваш Валериан.
16. Казнь А. К. Соловьева [179]
|
|
|
