 |
Из завещания (февраль 1881 г.)
|
|
|
|
Из завещания (февраль 1881 г. )
…Александр II должен умереть. Дни его сочтены.
Мне или другому кому придется нанести страшный последний удар, который гулко раздастся по всей России и эхом откликнется в отдаленнейших уголках ее, – это покажет недалекое будущее.
Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги, его убийцы.
Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнется то, что хитрые люди зовут правлением монархическим, неограниченным, а мы – деспотизмом…
Что будет дальше?
Много ли еще жертв потребует наша несчастная, но дорогая родина от своих сынов для своего освобождения? Я боюсь… меня, обреченного, стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди много еще дорогих жертв унесет борьба, а еще больше последняя смертельная схватка с деспотизмом, которая, я убежден в том, не особенно далека, и которая зальет кровью поля и нивы нашей родины, так как – увы! – история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв.
Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своею смертью сделаю все, что должен был сделать и большего от меня никто, никто на свете, требовать не может.
Дело революционной партии – зажечь скопившийся уже горючий материал, бросить искру в порох и затем принять все меры к тому, чтобы возникшее движение кончилось победой, а не повальным избиением лучших людей страны.
Игнатий Гриневицкий.
16. Цареубийство
Официальное сообщение
[…] Сегодня, 1 марта, в 1 ч. 45 м., при возвращении Государя Императора с развода, на набережной Екатерининского Канала, у сада Михайловского дворца, совершено было покушение на священную жизнь Его Величества посредством брошенных двух разрывных снарядов; первый из них повредил экипаж Его Величества, разрыв второго нанес тяжелые раны Государю. По возвращении в Зимний Дворец, Его Величество сподобился приобщиться св. Тайн и затем в Бозе почил в 3 часа 35 минут пополудни. Один злодей схвачен.
|
|
|
17. Л. А. Тихомиров*
Смерть Александра II
[…] Император выехал в карете из Михайловского дворца. Его сопровождал в санях полицеймейстер Дворжицкий[373], а также конвойцы, казаки, на улице была и полиция, хотя, говорят, в небольшом числе, и народ, ждавший, как всегда, проезда царя. Когда карета свернула на Екатерининский канал, Рысаков бросил бомбу.
Она брошена была, очевидно, в волнении, с опозданием, не в надлежащую секунду, в след кареты. Взрыв ранил казака, какого‑ то прохожего и одного конвойца и несколько повредил карету, но не настолько, чтобы нельзя было ехать дальше. Сам император остался невредим. Он вышел из кареты и спросил, схвачен ли преступник? Рысаков был уже схвачен, его обыскивали, отняли кинжал и револьвер. Император посмотрел на него:
– Это ты бросил бомбу?
– Я.
– Хорош.
Полицеймейстер просил его ехать скорее во дворец. Кучер со своей стороны заявил, что карета может ехать. Император, однако, оставался неподвижен. Его спрашивали, не ранен ли он?
– Я‑ то, слава богу, уцелел, но вот, – он указал на раненых.
– Еще слава ли богу, – отозвался Рысаков.
Он, конечно, ждал следующих взрывов. Но после того, как Рысаков так плохо использовал первый благоприятный момент, обстоятельства повернули сильно в пользу царя. К нему сбегались со всех сторон. Подбежали юнкера‑ павловцы, моряки и просто народ. Сам великий князь Михаил Николаевич*, услыхав гром взрыва, бросился на канал, хотя застал брата уже умирающим. Во всяком случае царь был уже окружен значительным числом разных лиц – конвоя, полиции, военных, народа. В рассказах о 1 марте, собранных Глинским[374], говорится, будто бы Гриневицкий стал к нему подходить. Это неправда, изобличаемая уже тем, что сраженный бомбою император упал на тротуар канала, прислонившись спиной к перилам, на том самом месте, где стоял Гриневицкий, а последний валялся тут же около. Дело в том, что Гриневицкий уже никак не мог подойти, когда сбежалось столько народа. При первом же шаге его, он обратил бы внимание на себя и на свою бомбу в белом платочке. Что он думал, что он замышлял, никто не знает, он унес свои предсмертные мысли в могилу. Но он стоял неподвижно. Так прошло несколько минут, 3, 4, 5, никто не считал, конечно. Император Александр II бродил бесцельно среди окружающих, упорно не подымаясь в карету, не отвечая на уговаривания свиты, наконец, вышел из окружающей толпы и направился тихо, поворачивая без надобности направо и налево, к тому месту, где стоял Гриневицкий.
|
|
|
Когда я слушал рассказ об этом, мне вспомнилась картина загипнотизированного, отыскивающего место, указанное ему гипнотизером. Словно зачарованный, осужденный судьбой, он сам шел навстречу своей смерти. Он потихоньку подвигался к Гриневицкому, который продолжал стоять неподвижно. Но вот царь подошел к нему вплотную, на два, три шага. Тогда Гриневицкий ударил бомбой в землю, и под гром взрыва жертва и убийца, оба пораженные насмерть, свалились рядом на панель канала. […]
|
|
|
