 |
Дейенерис 8 страница
|
|
|
|
Дейси Мормонт, единственная женщина, оставшаяся в зале помимо Кейтилин, тронула за руку Эдвина Фрея и что‑ то сказала ему на ухо. Эдвин грубо оттолкнул ее и громко ответил:
– Нет уж – довольно я наплясался на сегодня. – Дейси, побледнев, отвернулась, и Кейтилин медленно поднялась с места. Что это значит? Сомнения овладели ее сердцем, которое за миг до этого не чувствовало ничего, кроме усталости. Пустяки, говорила она себе, ты ищешь грамкинов в поленнице дров, ты просто глупая старуха, больная горем и страхом. Но лицо ее, должно быть, приняло такое выражение, что даже сир Вендел Мандерли заметил.
– Что‑ нибудь не так? – спросил он, оторвавшись от бараньей ноги.
Она, не отвечая, направилась к Эдвину Фрею. Музыканты, раздев наконец короля и королеву, сделали короткую передышку и начали совсем другую песню. Слов не было, но Кейтилин и без них узнала «Рейнов из Кастамере». Эдвин встал и поспешно пошел к двери. Кейтилин прибавила шагу, подгоняемая музыкой. Шесть быстрых шагов – и она догнала его. «Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд, чтоб я шел к тебе на поклон? » Она схватила Эдвина за рукав и вся похолодела, нащупав под шелком железные звенья кольчуги.
Кейтилин ударила его по лицу так, что разбила губу. Оливар, Первин, Алесандер – никого из них нет. И Рослин плачет…
Эдвин оттолкнул ее. Музыка заглушала все остальное, и казалось, будто плачут самые стены. Робб, гневно глядя на Эдвина, двинулся ему на перерез… и под самым его плечом вдруг выросла пущенная из арбалета стрела. Если он и вскрикнул тогда, Кейтилин не услышала этого за скрипками, рогами и волынками. Вторая стрела пронзила ногу и Робб упал. У половины музыкантов на галерее появились в руках арбалеты вместо флейт и барабанов. Кейтилин бросилась к сыну, но что‑ то ударило ее в поясницу, и каменный пол устремился ей навстречу.
|
|
|
– Робб! – закричала она, падая. Маленький Джон Амбер сорвал столешницу с козел и прикрыл ею короля. В дерево вонзились еще стрелы – одна, две, три. Фреи, орудуя кинжалами, окружили Робина Флинта. Вендел Мандерли встал, и стрела, попав в его раскрытый рот, вышла из затылка. Он рухнул на стол лицом вниз, расшвыряв по полу чаши, кувшины, миски, репу и свеклу.
Спину Кейтилин жгло огнем. Маленький Джон огрел сира Раймунда Фрея бараньей ногой по лицу, но когда он бросился к своему поясу, висящему на стене, стрела повалила его на колени. «Ты зовешься львом и с большой горы смотришь грозно на всех остальных». Сир Хостин Фрей зарезал Лукаса Блэквуда. Одному из Венсов, который схватился с сиром Харисом Хэем, Уолдер Черный рассек поджилки. «Но если когти твои остры, то мои не тупее твоих». Доннел Локе, Оуэн Норри и еще полдюжины человек пали, сраженные стрелами. Молодой сир Бенфи схватил за руку Дейси Мормонт, она разбила о его голову кувшин с вином и кинулась к двери. Дверь распахнулась ей навстречу, и в чертог ворвался сир Риман, одетый в сталь с головы до ног. За ним следовала дюжина фреевских латников, вооруженных длинными топорами.
– Милосердия! – крикнула Кейтилин, но барабаны, рога и лязг стали заглушили ее мольбу. Топор сира Римана погрузился в живот Дейси. В другую дверь тоже валили люди, в кольчугах, лохматых плащах и со сталью в руках. Северяне! Они спасут нас, подумала Кейтилин, но тут один из них срубил голову Маленькому Джону двумя мощными ударами топора, и ее надежда угасла, как свеча на ветру.
Лорд Переправы со своего резного трона наслаждался зрелищем бойни.
На полу в нескольких футах от Кейтилин валялся кинжал. Возможно, он слетел со стола или выпал из чьей‑ то ослабевшей руки. Кейтилин поползла к нему. Все ее тело налилось свинцом, и во рту чувствовался вкус крови. Я убью Уолдера Фрея, твердила она себе. Динь‑ Дон, забившийся под стол, был ближе к кинжалу, но только съежился, когда Кейтилин схватила клинок. Я убью старого негодяя. Хотя бы это я должна сделать.
|
|
|
Столешница, которой Маленький Джон прикрыл Робба, сдвинулась, и ее сын привстал на колени. Одна стрела торчала у него из руки, вторая из ноги, третья из груди. Лорд Уолдер сделал знак, и музыка смолкла – вся, кроме одного барабана. Кейтилин услышала отдаленный шум битвы и чуть поближе – отчаянный волчий вой. Серый Ветер, с запозданием вспомнила она.
– Хе‑ хе, – произнес лорд Уолдер. – Король Севера восстал. Мы, кажется, убили кого‑ то из ваших людей, ваше величество, но я приношу вам свои извинения. Теперь они наверняка оживут снова.
Кейтилин вцепилась в длинные седые волосы Динь‑ Дона и выволокла его из‑ под стола.
– Лорд Уолдер! – вскричала она. – ЛОРД УОЛДЕР! – «Бум‑ бум‑ бум», – медленно и монотонно бил барабан. – Довольно, – сказала Кейтилин. – Довольно, говорю я. Вы отплатили изменой за измену, на том и покончим. – Она приставила кинжал к горлу Динь‑ Дона, и ей вспомнилась комната больного Брана и сталь у собственного горла. «Бум‑ бум‑ бум‑ бум‑ бум», – бил барабан. – Прошу вас. Он мой сын. Мой первенец и последний, кто у меня остался. Пощадите его. Пощадите, и я клянусь, что мы забудем… все, что вы совершили. Клянусь старыми богами и новыми: мы не будем мстить.
Лорд Уолдер недоверчиво прищурился.
– Только дурак способен поверить такой нелепице. Вы принимаете меня за дурака, миледи?
– Я принимаю вас за отца. Оставьте в заложниках меня и Эдмара тоже, если его еще не убили, но отпустите Робба.
– Нет, – чуть слышно произнес Робб. – Матушка, нет…
– Да, Робб. Встань и уходи отсюда. Спасайся. Если не ради меня, то ради Жиенны.
– Жиенна? – Робб ухватился за край стола и встал. – Матушка… Серый Ветер…
– Ступай к нему. Сейчас же. Уходи отсюда, Робб.
– С чего вы взяли, что я позволю ему уйти? – фыркнул лорд Уолдер.
Она еще плотнее прижала кинжал к горлу Динь‑ Дона. Дурачок закатил глаза в немой мольбе, и отвратительный смрад ударил ей в нос, но она обратила на это не больше внимания, чем на непрестанный бой барабана: бум‑ бум‑ бум‑ бум‑ бум‑ бум. Сир Риман и Уолдер Черный зашли ей за спину, но Кейтилин было уже все равно. Пусть делают с ней что хотят: бросают в темницу, насилуют, убивают. Она уже прожила свою жизнь, и Нед ждет ее. Только бы Робб был жив.
|
|
|
– Клянусь честью Талли и честью Старк, я оставлю жизнь вашему Эйегону, если вы оставите жизнь моему Роббу. Сын за сына. – Ее рука дрожала так, что корона дурачка звенела.
«Бум, – бил барабан, – бум‑ бум‑ бум‑ бум». Старик пожевал губами. Нож, скользкий от пота, дрожал в руке Кейтилин.
– Сын за сына, хе‑ хе… Но он мой внук, и от него никогда не было особого проку.
Человек в темных доспехах и бледно‑ розовом, забрызганном кровью плаще подошел к Роббу.
– Наилучшие пожелания от Джейме Ланнистера. – С этими словами он пронзил мечом сердце короля и повернул клинок.
Робб нарушил свое слово, но Кейтилин сдержала свое. Крепко держа Эйегона за волосы, она полоснула его по горлу так, что нож скрежетнул о кость. Горячая кровь оросила ее пальцы, а колокольчики все звенели, и барабан бил «бум‑ бум‑ бум‑ бум‑ бум».
Кто‑ то отнял у нее нож, и слезы, едкие как уксус, потекли у нее по щекам. Десять злобных воронов терзали ее лицо когтями и клювами, оставляя глубокие кровавые раны. Она чувствовала кровь у себя на губах.
Как больно. Наши дети, Нед, все наши милые детки. Рикон, Бран, Арья, Санса, Робб… пожалуйста, Нед, сделай что‑ нибудь, останови эту боль… Белые слезы вперемешку с красными катились по ее изодранному лицу, которое когда‑ то любил Нед. Кейтилин Старк подняла руки, глядя, как кровь струится по пальцам в рукава ее платья. Красные черви ползут по ее телу. Щекотно. Ее смех, вызванный щекоткой, перешел в крик.
– Она лишилась рассудка, – сказал кто‑ то, а другой приказал: – Прикончи ее, – и чья‑ то рука схватила ее за волосы, как она Динь‑ Дона. «Нет, нет, – подумала она, – не обрезайте мне волосы. Нед так любит их». Сталь впилась ей в горло красным холодным поцелуем.
|
|
|
Арья
Шатры, где шел пир, остались позади. Лошади шлепали по мокрой глине и прибитой траве, уходя от света во тьму. Впереди высились ворота замка. На стенах двигались факелы, трепеща на ветру. Их свет тускло отражался от мокрых шлемов и кольчуг. Еще больше факелов мелькало на мосту, соединяющем две башни Близнецов – целая колонна огней струилась от западного берега к восточному.
– А замок‑ то открыт, – заметила Арья. Сержант сказал им неправду. Решетка ворот ползла вверх у нее на глазах, и через бурлящий ров уже перекинули мост. Вот только пропустит ли их стража лорда Фрея? Арья прикусила губу, слишком взволнованная, чтобы улыбаться.
Пес натянул вожжи так сильно, что она чуть не свалилась с повозки.
– Семь поганых вонючих преисподних, – выругался он. – Их левое колесо ушло глубоко в грязь и повозка слегка накренилась. – Слезай, – рявкнул Клиган, хватив ее ладонью по плечу и сбив наземь. Она упала легко, как учил ее Сирио, и тут же вскочила с перемазанным грязью лицом.
– Ты что делаешь? – завопила она. Пес тоже спрыгнул, сорвал сиденье и полез за мечом, который спрятал под ним. – Только тогда она услышала топот конницы. Река стали и огня лилась из ворот замка, и гром копыт по подъемному мосту почти заглушал доносящийся из замков барабанный бой. Люди и кони были одеты в доспехи, и каждый десятый держал в руке факел, а остальные – топоры, длинные топоры с заостренными верхушками и тяжелыми, разрубающими кости и доспехи лезвиями.
Где‑ то в отдалении завыл волк – не слишком громко по сравнению с шумом лагеря, музыкой и низким зловещим гулом реки, но Арья все равно услышала. Может быть, не ушами даже, а чем‑ то другим. Этот звук пронзал ее, как нож, отточенный яростью и горем. Все больше и больше всадников выезжало из замка, по четыре в ряд. Им не было конца – рыцарям, оруженосцам и вольным наездникам, факелам и топорам.
Сзади тоже раздался какой‑ то шум. Арья оглянулась и увидела, что вместо трех огромных пиршественных шатров осталось только два – тот, что в середине, рухнул. Она не сразу поняла, что происходит, но тут упавший шатер загорелся, а два других тоже обрушились, накрыв тяжелой промасленной парусиной бывших внутри людей. По воздуху полетели стрелы. Второй шатер воспламенился, а за ним и третий. Крики стали такими громкими, что можно было различить слова. Перед огнем мелькали темные фигуры, и сталь на них переливалась оранжевыми бликами.
Там идет бой, смекнула Арья. А эти всадники…
Время уже не позволяло следить за шатрами. Из‑ за разлива реки темная вода на конце подъемного моста доходила лошадям до брюха, но всадники преодолевали ее вброд, подгоняемые музыкой. В обоих замках наконец заиграли одну и ту же песню, и Арья узнала ее. Том‑ Семерка пел ее в ту дождливую ночь, когда разбойники укрылись в пивоварне вместе с братьями септрия. «Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд, чтоб я шел к тебе на поклон? »
|
|
|
Всадники ехали теперь через ил и тростники, и некоторые из них заметили застрявшую повозку. Трое человек отделились от колонны и поскакали, расплескивая воду, к ней. «Ты всего лишь кот, только шерстью желт да гривой густой наделен».
Клиган одним взмахом меча рассек привязь Неведомого и вскочил ему на спину. Конь, зная, чего от него ждут, запрядал ушами и помчался навстречу всадникам. «Ты зовешься львом и с большой горы смотришь грозно на всех остальных. Но если когти твои остры, то мои не тупее твоих». Арья тысячу раз молилась о том, чтобы Пес умер, но теперь… она держала в руке скользкий от грязи камень, который даже не помнила, как подняла, и не знала, в кого им запустить.
Она вздрогнула от громкого скрежета – это Клиган отбил в сторону первый топор. Второй всадник объехал его сзади и размахнулся, целя ему в поясницу, но Неведомый круто повернулся, и топор только скользнул по Псу, разодрав его мешковатый крестьянский кафтан и обнажив кольчугу внизу. Он один против трех – его наверняка убьют. Арья сжимала в кулаке свой камень и вспоминала Мику, подручного мясника, с которым так недолго дружила.
Потом она увидела, что третий всадник скачет к ней, и спряталась за повозкой. Страх ранит глубже, чем меч. Гремели барабаны, завывали рога и волынки, ржали кони, сталь скрежетала о сталь, но все эти звуки как будто отдалились, и остался только всадник с топором в руке. Она видела у него на камзоле две башни – значит это Фрей. Арья ничего не понимала. Ее дядя женится на дочери лорда Фрея, Фреи – друзья ее брата.
– Не надо!!! – закричала она, когда всадник объехал вокруг повозки, но он не остановился.
Арья метнула в него камень, как когда‑ то яблоко в Джендри. Джендри она засветила прямо между глаз, но теперь промахнулась, и камень отскочил от виска всадника, лишь на миг прервав его атаку. Арья, скользя по грязи, снова укрылась за повозкой. Рыцарь последовал за ней. Из глазной прорези его шлема на нее смотрела чернота. Камень даже вмятины на шлеме не оставил. Они обошли вокруг повозки три раза, и рыцарь выругался.
– Все равно не убежишь, ты…
Топор обрушился ему на голову сзади, расколов шлем и череп, и рыцарь выпал из седла лицом вниз. Позади открылся Пес верхом на Неведомом. «Откуда ты взял топор? » – чуть не спросила Арья, но потом сама увидела. Один из Фреев лежал, придавленный умирающей лошадью, – он утонул в луже не больше фута глубиной. Другой распростерся на спине. Латного ворота на нем не было, и из шеи торчал обломок меча.
– Подай мой шлем, – рявкнул Клиган.
Шлем лежал в задке повозки, за бочонком со свиными ножками, прикрытый мешком сушеных яблок. Арья кинула его Псу. Тот поймал его одной рукой, нахлобучил на голову, и на месте его лица выросла стальная, рычащая на огни собачья морда.
– Мой брат…
– Он мертв, – крикнул Клиган. – Думаешь, его людей перебьют, а самого в живых оставят? – Он повернул голову к лагерю. – Смотри. Смотри, будь ты проклята!
Лагерь превратился в поле битвы, нет, в место бойни. Пламя от горящих шатров взвивалось в небо. Горело также несколько солдатских палаток и с полсотни шелковых павильонов. Мечи звенели повсюду. «Но те дни позади, и о нем лишь дожди меж руин его замка скорбят». Двое рыцарей разом догнали бегущего человека. Бочонок, пролетев по воздуху, попал в один из горящих шатров, и пламя взвилось вдвое выше. Катапульта, поняла Арья. Замок стреляет по лагерю бочками со смолой или маслом.
– Садись. – Клиган протянул ей руку. – Надо убираться отсюда, да поживее. – Неведомый мотал головой и раздувал ноздри, чуя кровь. Музыка смолкла, и лишь один барабан бил медленно и монотонно, словно сердце какого‑ то чудовища стучало за рекой. Черное небо проливало слезы, река ревела, люди падали с бранью на устах. На зубах у Арьи скрипела грязь, лицо стало мокрым – от дождя, только от дождя.
– Но мы же здесь, – крикнула она тонким и испуганным, как у малого ребенка, голосом. – Робб там, в замке, и матушка тоже. И ворота открыты. – Фреи больше не выезжали из замка, а она проделала такой долгий путь. – Нам надо пойти туда, к ней.
– Глупое волчье отродье. – Собачья морда сверкала стальными зубами. – Если ты туда войдешь, назад уже не выйдешь. Ты поцелуешь только труп своей матери, и то если Фреи позволят.
– А вдруг ее еще можно спасти?
– Ну так спасай, а мне еще жить не надоело. – Клиган двинулся к ней, снова прижав ее к повозке. – Решай сама, волчонок, – оставаться тебе или ехать, жить или умереть.
Арья повернулась и бросилась к воротам. Решетка в них уже опускалась, но медленно. Арья наддала, но грязь, а потом вода мешали ей бежать. Быстрее! Быстро, как волк! Мост начал подниматься, с него ручьем лилась вода и падали комки грязи. Быстрее! Услышав позади громкий плеск, Арья оглянулась – за ней, поднимая фонтаны воды, скакал Неведомый. Увидела она и топор, мокрый от крови и облепленный мозгами. Теперь она бежала уже не ради брата и даже не ради матери – она спасала себя. Она бежала быстро, как никогда раньше, опустив голову, взбивая ногами воду, – бежала так, как, должно быть, бежал Мика.
Топор обрушился ей на затылок.
Тирион
Они ужинали одни, как бывало чаще всего.
– Горох переварен, – отважилась заметить его жена.
– Ничего. Баранина тоже разварилась.
Это была шутка, но Санса восприняла ее как упрек.
– Прошу извинить меня, милорд.
– За что? Это повару следует просить прощения, а не тебе. За горох отвечаешь не ты, Санса.
– Я… сожалею о том, что мой лорд‑ муж недоволен.
– К гороху мое недовольство отношения не имеет. Недовольство у меня вызывают Джоффри и моя сестра, мой лорд‑ отец и триста проклятых дорнийцев. – Он поместил принца Оберина и его лордов в угловом бастионе, выходящем на город, – как можно дальше от Тиреллов. Дальше уже некуда, иначе их пришлось бы вовсе выселить из Красного Замка. Но и это недостаточно далеко. В одной из харчевен Блошиного Конца уже произошла драка, в которой один латник Тирелла погиб, а двое людей лорда Гаргалена получили ожоги. А эта безобразная сцена во дворе замка, когда старуха, мать Мейса Тирелла, обозвала Элларию Сэнд «змеиной шлюхой»! И каждый раз, когда Тирион встречает Оберина Мартелла, тот спрашивает, когда осуществится правосудие. Переваренный горох был наименьшей из забот Тириона, но он не собирался отягощать ими свою молодую жену. Сансе и своего горя хватает. – А горох – что ж горох? – сказал он. – Был бы зеленый и круглый, больше от него и ждать нечего. Я даже добавки возьму, если миледи это будет приятно. – Он сделал знак Подрику Пейну, и тот насыпал ему в тарелку столько гороха, что баранина совсем скрылась под ним. Экая глупость. Теперь придется съесть все, иначе Санса опять расстроится.
Ужин закончился в неловком молчании, как многие и многие их ужины. Под принялся убирать со стола, а Санса попросила у Тириона позволения сходить в богорощу.
– Изволь. – Он уже привык к ночным прогулкам своей жены. Она молилась так же и в королевской септе, часто ставя свечи Матери, Деве и Старице. Тирион, по правде сказать, находил такое благочестие избыточным, но будь он на ее месте, ему тоже понадобилась бы помощь богов. – Признаться, мне мало что известно о старых богах, – сказал он, стараясь быть любезным. – Не хочешь ли просветить меня? Я мог бы даже пойти с тобой.
– Нет, – выпалила Санса. – Вы очень добры, но… там ведь нет служб, милорд. Ни септонов, ни песнопений, ни свечей. Только деревья и тихая молитва. Вам будет скучно.
– Ты права. – Она знает его лучше, чем он думает. – Хотя шелест листьев может быть приятным разнообразием после того, как септон пробубнит тебе о семи ликах благодати. Ступай, я не стану тебе навязываться. Оденься потеплее, миледи, на дворе сильный ветер. – Его подмывало спросить, о чем она молится, но Санса так правдива, что, чего доброго, ответит откровенно, а ему это вряд ли понравится.
Она ушла, и он снова засел за работу, пытаясь проследить судьбу золотых драконов в лабиринте счетных книг Мизинца. Петир Бейлиш не позволял золоту лежать на месте и пылиться – это он уяснил, но не более. От попыток проникнуть в смысл махинаций Мизинца у него все сильнее разбаливалась голова. Хорошо, конечно, когда драконы размножаются, а не лежат под спудом, вот только некоторые способы их разведения смердят хуже, чем тухлая рыба. Тирион не столь охотно разрешил бы Джоффри метать Оленьих Людей через городские стены, если бы знал, сколько из этих ублюдков брали взаймы у короны. Надо бы послать Бронна поискать их наследников, но эта затея, пожалуй, окажется столь же бесплодной, как попытка выжать серебро из серебряной рыбы.
Когда сир Борос Блаунт явился к нему с вызовом от его лорда‑ отца, Тирион обрадовался этому впервые на своей памяти. С облегчением закрыв книги, он задул лампу, завязал плащ и отправился в башню Десницы. Ветер, как он и говорил Сансе, был сильный, и в воздухе пахло дождем. Возможно, когда лорд Тайвин отпустит его, он прогуляется до богорощи и отведет жену домой, пока она не промокла.
Но это сразу вылетело у него из головы, когда он вошел в горницу Десницы и увидел там Серсею, сира Кивана, великого мейстера Пицеля и короля. Джоффри чуть не прыгал от радости, Серсея скромно, но торжествующе улыбалась, но лорд Тайвин был мрачен, как всегда. Сумел бы он улыбнуться, даже если бы захотел?
– Что случилось? – спросил Тирион.
Отец протянул ему пергаментный свиток, который все время норовил свернуться опять. «Рослин поймала славную жирную форель, – говорилось в письме, – и братья подарили ей пару волчьих шкур на свадьбу». Тирион взглянул на сломанную печать – на серебристо‑ сером воске были оттиснуты две башни дома Фреев.
– Лорд Переправы возомнил себя поэтом? Или это предназначено, чтобы сбить нас с толку? Форель – это, должно быть, Эдмар Талли, а шкуры…
– Он мертв! – Голос у Джоффри звучал так гордо и счастливо, как будто он сам содрал шкуру с Робба Старка.
Сперва Грейджой, потом Старк. Тирион подумал о своей девочке‑ жене, которая молится сейчас в богороще. Молиться богам своего отца, чтобы они даровали победу ее брату и сохранили ее мать. Похоже, старые боги внимают людским молитвам не больше, чем новые – остается утешаться этим.
– Короли этой осенью падают, как листья, – сказал он. – Сдается мне, наша война выигрывается сама собой.
– Войны сами собой не выигрываются, Тирион, – с ядовитой сладостью ответила ему Серсея. – Эту войну выиграл наш лорд‑ отец.
– Ничего еще не выиграно, пока враги остаются в поле, – напомнил им лорд Тайвин.
– Речные лорды – не дураки, – возразила королева. – Без северян им нечего и надеяться выстоять против соединенной мощи Хайгардена, Бобрового Утеса и Дорна. Под угрозой уничтожения они, конечно, предпочтут сдаться.
– Большинство да, – согласился лорд Тайвин. – Остается Риверран, но пока Уолдер Фрей держит Эдмара Талли в заложниках, Черная Рыба не осмелится ничего предпринять. Ясон Маллистер и Титос Блэквуд будут воевать ради чести, но Фреи запрут Маллистеров в Сигарде, а Джоноса Бракена можно убедить переменить стан и напасть на Блэквудов, если найти верные доводы. В конце концов они тоже склонят колена. Я намерен предложить им великодушные условия. Замки всех, кто нам сдастся, будут сохранены, кроме одного.
– Харренхолла? – спросил Тирион, знавший его величину.
– Страну пора избавить от этих Бравых Ребят. Я приказал сиру Григору предать мечу всех, кто находится в замке.
Григор Клиган. Как видно, лорд‑ отец намерен выработать Гору до последней крупицы золота, прежде чем передать его дорнийскому правосудию. Головы Бравых Ребят вздернут на пики, и Мизинец вступит в Харренхолл, не замарав свой изысканный наряд ни единой каплей крови. Успел ли он добраться до своей цели, Долины? По милости богов он мог бы попасть в бурю на море и утонуть – но часто ли боги являют смертным свою милость?
– Их всех следует предать мечу, – внезапно заявил Джоффри. – Маллистеров, Блэквудов, Бракенов… всех. Они изменники. Я хочу, чтобы их убили, дедушка. Меня не устраивают ваши «великодушные условия». А еще мне нужна голова Робба Старка. Напишите об этом лорду Фрею, – приказал он великому мейстеру Пицелю. – Я преподнесу ее Сансе в качестве свадебного подарка.
– Ваше величество, – сокрушенно заметил сир Киван, – эта леди теперь жена вашего дяди и, следовательно, ваша тетя.
– Джофф просто пошутил, – улыбнулась Серсея.
– Вовсе нет, – заупрямился ее сын. – Он был изменником, и мне нужна его глупая голова. Я велю Сансе поцеловать ее.
– Нет уж, – вмешался Тирион. – Санса больше не твоя, чтобы ты ее мучил. Уясни это себе, чудовище.
– Чудовище у нас ты, дядя, – осклабился Джоффри.
– Вот как? – Тирион склонил голову набок. – В таком случае советую тебе быть поосторожнее. Чудовища опасны, а короли нынче мрут как мухи.
– Я мог бы вырвать тебе язык за такие слова, – залившись гневной краской сказал мальчик. – Я король, и это в моей власти.
Серсея успокаивающе положила руку на плечо сыну.
– Пусть карлик грозится сколько хочет, Джофф. Тогда лорд‑ отец и дядя увидят, каков он на самом деле.
Лорд Тайвин, оставив ее слова без внимания, обратился к Джоффри:
– Эйерис тоже чувствовал необходимость напоминать людям, что он король. И тоже любил резать языки. Ты можешь спросить об этом сира Илина Пейна, вот только ответа от него не получишь.
– Сир Илин никогда не дерзил Эйерису так, как Бес дерзит Джоффу, – заметила Серсея. – Вы сами слышали: он назвал его королевское величество чудовищем и угрожал ему…
– Успокойся, Серсея. Джоффри, когда твои враги бросают тебе вызов, ты должен встречать их сталью и огнем, но когда они преклоняют колени – протяни им руку и помоги встать. Иначе никто больше не упадет перед тобой на колени. А тот, кто постоянно повторяет «я король», не заслуживает этого звания. Эйерис так этого и не понял, но ты должен понять. Я выиграю для тебя эту войну, и мы восстановим в королевстве мир и правосудие. Думай не о головах, а о Маргери Тирелл.
Джоффри по обыкновению надулся. Серсее, пожалуй, следовало держать его не за плечо, а за горло: мальчуган удивил их всех. Вместо того чтобы стушеваться, он перешел в наступление.
– Вот вы говорите об Эйерисе, дедушка, а сами его боялись.
Ого, это становится любопытным, подумал Тирион.
Лорд Тайвин молча смотрел на внука и золотые искры сверкали в его бледно‑ зеленых глазах.
– Джоффри, извинись перед дедом, – потребовала Серсея.
Мальчик вырвался от нее.
– С какой стати? Это правда, все знают. Мой отец выиграл все сражения. Он убил принца Рейегара и завоевал корону, а твой отец в это время прятался под Бобровым Утесом. – Джоффри взглянул на деда с вызовом. – Сильный король действует смело, а не отделывается одними разговорами.
– Спасибо на мудром слове, ваше величество, – сказал лорд Тайвин с холодом, способным отморозить уши его слушателям. – Я вижу, король устал, сир Киван. Прошу вас, проводите его в опочивальню. Пицель, не найдется ли у вас чего‑ нибудь легкого, чтобы помочь его величеству уснуть?
– Сонное вино, милорд?
– Я не стану его пить, – заартачился Джоффри.
Лорд Тайвин обратил на него не больше внимания, чем на пискнувшую в углу мышь.
– Сонное вино – как раз то, что нужно. Серсея и Тирион, останьтесь.
Сир Киван крепко взял Джоффри под руку и вывел вон, где ждали двое королевских гвардейцев, великий мейстер Пицель засеменил за ними во всю стариковскую прыть, Тирион остался на месте.
– Прошу прощения, отец, – сказала Серсея, как только дверь закрылась. – Я предупреждала вас, что у Джоффа твердый характер.
– Между твердым характером и глупостью лежит большое расстояние. «Сильный король действует смело»! Кто его этому научил?
– Не я, поверьте. Скорее уж он почерпнул это из речей Роберта…
– То, что вы прятались под Бобровым Утесом, наверняка исходит от Роберта, – не преминул напомнить Тирион.
– Да, теперь я вспоминаю, – сказала Серсея. – Роберт часто говорил Джоффу, что король должен быть смелым.
– А что говоришь ему ты? Я веду эту войну не для того, чтобы посадить на Железный Трон Роберта Второго. Раньше ты говорила, что отец для мальчика ничего не значил.
– Как он мог значить? Роберт не уделял сыну никакого внимания. Он бил бы Джоффа, если бы не я! Этот скот, за которого вы меня выдали, однажды ударил мальчика так, что выбил ему два молочных зуба, из‑ за какой‑ то шалости с кошкой. Я сказала, что убью его во сне, если он сделает это еще раз, и он больше не делал, но иногда говорил такое…
– Видимо, он просто не мог промолчать. – Лорд Тайвин махнул дочери рукой. – Ступай.
Она вышла, кипя от гнева.
– Он не Роберт Второй, – сказал Тирион. – Он Эйерис Третий.
– Мальчику только тринадцать. Время еще есть. – Лорд Тайвин подошел к окну. Происшедшее огорчило его больше, чем он показывал, и это было непохоже на него. – Ему нужен хороший урок.
Тирион вспомнил урок, который дали в тринадцать ему самому, и ему стало почти жаль племянника. С другой стороны, Джофф заслужил это, как никто другой.
– Оставим Джоффри, – сказал он. – Войны выигрываются гусиными перьями и воронами – так ведь вы говорили? Приношу вам свои поздравления. Как давно вы с Уолдером Фреем задумали это?
– Мне не нравятся твои вопросы, – холодно сказал лорд Тайвин.
– А мне не нравится, когда меня держат в неведении.
– Мне незачем было тебя посвящать. Ты не принимал в этом никакого участия.
– А Серсея? Она знала?
– Никто не знал, кроме тех, кто участвовал в деле, да и они знали ровно столько, сколько им надлежало. Ты должен понимать, что нет иного способа сохранить что‑ то в секрете, особенно здесь. Моей целью было избавить нас от опасного врага как можно более дешевой ценой, а не потворствовать твоему любопытству и не льстить самолюбию твоей сестры. – Лорд Тайвин с хмурым лицом закрыл ставни. – Ты не лишен хитрости, Тирион, но должен заметить тебе, что ты слишком много болтаешь. Твой длинный язык когда‑ нибудь погубит тебя.
– Вот и позволили бы Джоффу его отрезать.
– Лучше не искушай меня. И довольно об этом. Надо подумать, как умиротворить Оберина Мартелла и его свиту.
– В этом, стало быть, могу принять участие? Или мне уйти, чтобы вы обсудили это наедине с собой?
Отец пропустил шпильку мимо ушей.
– Принц Оберин – крайне нежелательная персона в подобном деле в отличие от своего брата. Тот человек осторожный, рассудительный, тонкий и даже уступчивый до некоторой степени. Он взвешивает каждое свое слово и каждое действие, а Оберин всегда был наполовину безумцем.
|
|
|
