 |
Дейенерис 12 страница
|
|
|
|
– Давайте укладываться, – сказал Жойен, когда они поели. Костер уже догорал, и Жойен поворошил его палкой. – Может, мне приснится еще один зеленый сон, который укажет нам путь.
Ходор уже похрапывал, свернувшись калачиком. Иногда он ворочался под плащом и бормотал что‑ то, наверно, «ходор». Бран подполз поближе к огню. Тепло и легкое потрескивание пламени успокаивали его, но сон не приходил. Снаружи ветер гонял армию сухих листьев по дворам, и они скреблись в окна и двери. Брану все время вспоминались сказки старой Нэн, и ему казалось, что он слышит, как переговариваются на Стене призрачные часовые и как трубят их призрачные рога. Ветви чардрева белели при лунном свете, проникающем через дыру в крыше. Можно было подумать, будто дерево пытается поймать луну и затащить ее в колодец. «Старые боги, – молился Бран, – если вы слышите меня, не посылайте мне сегодня снов. А если уж пошлете, пусть сон будет хорошим». Боги молчали, не отвечая ему.
Бран заставил себя закрыть глаза. Кажется, он даже заснул – вернее, уплыл в состояние между сном и явью, стараясь не думать о Безумце‑ Топоре, Поваре‑ Крысе и том, что приходит ночью.
Потом он услышал шум, и его глаза раскрылись.
Что это? Бран затаил дыхание. Может, ему приснилось? Он не хотел будить Миру и Жойена из‑ за какого‑ то сна… но вот он опять, этот далекий шаркающий звук… Листья, это листья шуршат по стенам – или ветер… Но звук шел не снаружи. Волоски на руках у Брана поднялись дыбом. Он внутри, он где‑ то здесь – и становится все громче. Бран приподнялся на локте, вслушиваясь. Ветер на самом деле дул, и листья шуршали, но было что‑ то еще, кроме них. Шаги. Сюда кто‑ то идет.
|
|
|
Это не часовые. Часовые никогда не покидают Стену. Но в Твердыне Ночи есть и другие призраки, еще страшнее. Взять хоть Безумца‑ Топора – старая Нэн рассказывала, как он снимал сапоги и крался по замку в темноте, и на след его могли навести только капли крови, падавшие с его топора, с его рук и его рыжей бороды. А помимо Безумца‑ Топора есть еще то, что приходит ночью. Новобранцы все видели это, говорила старая Нэн, но о том, что он видел, каждый из них рассказывал лорду‑ командующему по‑ другому. За год трое из них умерли, а четвертый сошел с ума, а сто лет спустя, когда оно явилось снова, молодые новобранцы шли за ним, закованные в цепи.
Но ведь это только сказка. Незачем себя пугать. Того, что приходит ночью, нет – так сказал мейстер Лювин. А если оно и было когда‑ то, то ушло из мира вместе с великанами и драконами.
Однако звук теперь стал еще громче.
Он идет из колодца, понял Бран, и это испугало его еще больше. Что‑ то поднимается к ним из‑ под земли, где царит мрак. Это Ходор разбудил его своим дурацким камнем, и теперь оно идет сюда. Бран плохо различал этот звук за храпом Ходора и стуком собственного сердца. Не кровь ли это капает с топора? Или это слабый шорох призрачных цепей? Бран еще больше насторожил слух. Шаги. Это точно шаги, каждый чуть громче предыдущего. Но сколько ног производит этот звук? В этом колодце такое сильное эхо. Ни падения капель, ни звона цепей Бран не слышал, но было еще что‑ то, кроме шагов… тонкий скулящий звук, будто кому‑ то больно, и тяжелое дыхание. Шаги, однако, звучали громче всего – и они приближались.
Бран слишком боялся, чтобы закричать. Огонь прогорел до углей, и все его друзья спали. Он чуть не выскочил из своей шкуры, чтобы войти в волчью, но Лето сейчас мог быть за много миль отсюда. Нельзя же бросать друзей на милость того, что поднимается из колодца. «Говорил я им, что не надо сюда идти, – с отчаянием думал Бран. – Говорил, что здесь водятся привидения. Говорил, что мы должны идти в Черный Замок».
|
|
|
Шаги шаркали по камню, тяжелые, медленные. Оно, должно быть, огромно. Безумец‑ Топор, по словам Нэн, был большим, а то, что приходило ночью, – и вовсе чудовищным. А Санса говорила, что никакие демоны тебя не тронут, если спрятаться под одеяло. Хорошо бы и теперь это сделать – но ведь он принц и почти совсем взрослый.
Бран пополз, волоча за собой мертвые ноги, и дотронулся до ноги Миры. Она проснулась сразу. Бран не знал никого, кто просыпался бы так быстро, как Мира Рид, и так быстро приходил в себя. Он приложил палец к губам, сделав ей знак не разговаривать, и понял по ее лицу, что она услышала то же самое: гулкие шаги, слабое поскуливание и тяжелое дыхание.
Мира поднялась на ноги без единого слова и взяла в правую руку свой трезубец, а в левую – сеть. Вооружившись, она босиком двинулась к колодцу. Жойен спал тихо, Ходор беспокойно ворочался. Мира тихо, как кошка, обошла лунный луч. Бран хотя следил за ней во все глаза, различал только слабый блеск ее отроги. Он не мог допустить, чтобы она сражалась в одиночку. Лето далеко, но…
Бран вышел из своего тела и вошел в Ходора.
Входить в Лето было так легко, что Бран даже не задумывался над этим. Теперь ему пришлось потруднее – он словно натягивал левый сапог на правую ногу. Сапог никак не желал налезать, да еще и боялся, не понимая, что происходит, и сопротивлялся ноге. Бран почувствовал, как подступает рвота к горлу Ходора, и чуть не обратился в бегство, но все‑ таки протиснулся внутрь, сел, подобрал под себя ноги – большие, сильные ноги – и встал. Я стою! Он сделал шаг. Я хожу. Чувство было таким странным, что он чуть не упал. Он видел самого себя на холодном полу, маленького и сломанного, но теперь он не был сломанным. Дыша шумно, как кузнечные мехи, он вооружился длинным мечом Ходора.
Тонкий вопль, раздавшийся из колодца, пронзил его как ножом. Огромная темная фигура вылезла из мрака снизу, и Браном овладел такой страх, что он, не успев обнажить меч, снова оказался на полу. А Ходор ревел «Ходор‑ ходор‑ ходор», как в той башне на озере, когда сверкали молнии. То, что приходит ночью, тоже кричало и билось в складках Мириной сети. Мира ткнула чудовище трезубцем, и оно упало, еще больше запутавшись. В колодце по‑ прежнему что‑ то скулило, еще громче прежнего, а черное чудище корчилось на полу, вопя:
|
|
|
– Нет, нет, пожалуйста, не надо!
Мира стала над ним, и ее острога блеснула серебром в лунном свете.
– Кто ты? – спросила она.
– Я Сэм, – прорыдал черный. – Я Сэм, Сэм, отпустите меня, не колите больше… – Он трепыхался в лужице лунного света, а Ходор все кричал:
– Ходор‑ ходор‑ ходор.
Жойен подложил в костер хворосту и раздул огонь. Стало светло, и Бран разглядел под самым ободом колодца бледное худенькое лицо какой‑ то девушки, закутанной в меха под широченным черным плащом, а на руках у нее – кричащего младенца. Чудище на полу пыталось достать нож, но сеть не пускала его. Впрочем, это оказалось никакое не чудище и даже не Безумец‑ Топор, весь залитый кровью, а просто какой‑ то большой и толстый человек, одетый в черную шерсть, черный мех, черную кожу и черную кольчугу.
– Это черный брат, – сказал Бран. – Он из Ночного Дозора, Мира.
– Ходор. – Ходор присел на корточки, разглядывая опутанного сетью человека, и повторил: – Ходор.
– Да, я брат Дозора, – подтвердил толстяк. Одна веревка пришлась ему ниже подбородка. Вынудив задрать голову, другие впились в щеки. – Я ворона. Пожалуйста, снимите это с меня.
– Ты, часом, не трехглазая ворона? – засомневался вдруг Бран. Да нет, быть этого не может.
– Не думаю. – Человек закатил глаза, которых у него было только два. Я просто Сэм. Сэмвел Тарли. Распутайте меня, мне больно. – И он снова принялся извиваться.
– Перестань барахтаться, – прикрикнула на него Мира. – Если порвешь мою сеть, я скину тебя обратно в колодец. Лежи смирно, и я тебя распутаю.
– А ты кто? – спросил Жойен девушку с ребенком.
– Лилли. Меня назвали, как цветок. А это Сэм. Мы не хотели вас напугать. – Она наконец укачала ребенка, и он перестал плакать.
Пока Мира распутывала черного брата, Жойен заглянул в колодец.
– Откуда вы пришли?
– От Крастера, – сказала девушка. – Ты и есть тот самый?
|
|
|
– Тот самый?
– Он сказал, что Сэм – не тот. Есть еще кто‑ то. Тот, за которым его послали.
– Кто это сказал? – вмешался Бран.
– Холодные Руки, – тихо сказала Лилли.
Мира потянула за один конец сети, и толстяк сел. Он дрожал и никак не мог отдышаться.
– Он сказал, что здесь будут люди, – пропыхтел он. – Здесь, в замке. Но я не знал, что вы окажетесь прямо около лестницы. Не знал, что на меня набросят сеть и будут колоть копьями. – Он потрогал свой живот рукой в черной перчатке. – Там есть кровь? Я не вижу.
– Я тебя совсем легонько ткнула, только чтобы с ног свалить, – сказала Мира. – Дай посмотрю. – Она стала на одно колено и пощупала Сэма около пупка. – Да ты же в кольчуге – я никак не могла тебя ранить.
– Все равно больно, – пожаловался Сэм.
– Ты правда брат Ночного Дозора? – спросил Бран.
Толстяк кивнул. И его подбородки заколебались. Кожа у него была бледная и обвисшая.
– Я стюард. Ухаживал за воронами лорда Мормонта. – У него сделался такой вид, будто он сейчас заплачет. – Я потерял их всех на Кулаке по собственной вине. И мы сами тоже заблудились. Я даже Стену найти не сумел. Она длиной в сотню лиг и вышиной в семьсот футов, а я не сумел ее найти!
– Ну, теперь‑ то ты ее нашел, – заметила Мира. – Подыми‑ ка свой зад от пола, я сеть заберу.
– Но как вы прошли через Стену? – спросил Жойен. – Может, этот колодец ведет в подземную реку? Но вы не мокрые…
– Там есть ворота, – сказал Сэм. – Потайные ворота, старые, как сама Стена. Он назвал их Черными Воротами.
Риды переглянулись, и Жойен спросил:
– Так мы найдем эти ворота на дне колодца?
– Вы их не найдете, – покачал головой Сэм. – Я должен буду проводить вас.
– Почему? – не поняла Мира. – Если они там…
– Вы их не найдете – а если и найдете, то не откроете. Это Черные Ворота. – Сэм потеребил свой черный рукав. – Он сказал, что только брат Ночного Дозора может открыть их. Брат, принесший присягу.
– Он? – нахмурился Жойен. – Этот… Холодные Руки?
– Это не настоящее его имя, – сказала, качая ребенка, Лилли. – Это мы с Сэмом его так прозвали. Руки у него холодные, как лед, но он спас нас от мертвецов, он и его вороны, и привез нас сюда на своем лосе.
– На лосе? – повторил изумленный Бран.
– На лосе? – эхом откликнулась Мира.
– Ты говоришь – вороны? – сказал Жойен.
– Ходор? – сказал Ходор.
– Он был зеленый? – допытывался Бран. – С рогами?
– Кто, лось? – растерялся толстяк.
– Да нет же – Холодные Руки. Старая Нэн говорила, что зеленые люди ездят на лосях и что у них тоже бывают рога.
– Нет, он не зеленый. Он носит черное, как брат Дозора, но сам бледен. Как мертвец. И руки у него холодные, как у них – я даже испугался сначала. Но у мертвецов глаза синие, и говорить они не умеют – или забыли, как это делается. – И Сэм, обращаясь к Жойену, добавил: – Надо идти – он ждет. У вас ничего потеплее нет? В Черных Воротах холодно, а по ту сторону Стены еще холоднее.
|
|
|
– Почему он сам не пришел? Они‑ то ведь прошли, – Мира кивнула на Лилли с младенцем, – почему же он остался? Почему ты и его не провел через Черные Ворота?
– Он… ему нельзя.
– Почему?
– Из‑ за Стены. Он говорит, что Стена – не просто лед и камень. В ней заключены чары… древние и сильные. Он не может пройти через нее.
В кухне стало очень тихо. Бран слышал, как потрескивает огонь, как ветер шуршит листьями, как поскрипывает тощее чардрево, силясь достать до луны. «За Стеной живут чудовища и великаны, но они не пройдут сюда, пока Стена стоит. Спи, мой маленький Брандон, и ничего не бойся. Здесь чудовищ нет».
– Я не тот, кого тебе велено привести, – сказал Жойен Сэму. – Это он.
– А‑ а, – неуверенно протянул Сэм – он, кажется, только теперь заметил, что Бран – калека. – Но ведь я тебя не донесу… у меня сил не хватит…
– Меня понесет Ходор. – Бран показал на свою корзину. – Я езжу вот в этой штуке у него на спине.
Сэм уставился на него во все глаза.
– Ты брат Джона Сноу. Тот, который упал.
– Нет, – вмешался Жойен. – Тот мальчик умер.
– Не говори никому, – попросил Бран. – Пожалуйста.
Сэм на миг смешался, а потом сказал:
– Я умею хранить тайны. И Лилли тоже. – Он взглянул на нее, и девушка кивнула. – Джон… он был и моим братом, лучшим моим другом. Но он ушел с Куореном Полуруким в разведку в Клыки Мороза и больше не вернулся. Мы ждали его на Кулаке, когда… когда…
– Джон здесь, – сказал Бран. – Лето его видел. Он был с какими‑ то одичалыми, но потом взял лошадь человека, которого они убили, и сбежал. Спорить могу, что он поехал в Черный Замок.
Сэм перевел округлившиеся глаза на Миру.
– Вы уверены, что это был Джон? Вы его видели?
– Меня зовут Мира, – улыбнулась она, – а Лето…
От проломленного купола наверху отделилась тень и спрыгнула прямо в пятно лунного света. Волк, несмотря на поврежденную лапу, опустился на пол легко, как снежинка. Лилли вскрикнула и прижала к себе ребенка так сильно, что он снова расплакался.
– Он вас не тронет, – сказал Бран. – Он и есть Лето.
– Джон мне рассказывал про ваших волков. Призрака я знаю. – Сэм снял перчатку и протянул к волку дрожащую руку с белыми и толстыми, как сосиски, пальцами. Лето обнюхал ее и лизнул.
Это решило дело.
– Хорошо, – сказал Бран. – Мы пойдем с тобой.
– Все? – удивился Сэм.
– Он наш принц, – сказала Мира, взъерошив Брану волосы.
Лето, принюхиваясь, обошел колодец, остановился у верхней ступеньки и оглянулся на Брана. Он согласен идти, понял Бран.
– С Лилли ничего не случится, если я оставлю ее здесь до своего возвращения? – спросил у них Сэм.
– Думаю, ничего, – сказала Мира. – Пусть присаживается к нашему костру.
– В замке никого, – добавил Жойен.
Лилли оглянулась.
– Крастер рассказывал нам о замках, но я не знала, что они такие большие.
А ведь это только кухня. Что бы она сказала, если бы увидела Винтерфелл?
Они быстро собрали свои пожитки и посадили Брана на спину Ходору. Лилли с ребенком устроилась у огня.
– Смотри же, возвращайся за мной, – сказала она Сэму.
– Как только смогу, – пообещал он. – И мы пойдем туда, где тепло. – Услышав это, Бран усомнился в правильности своего решения. Попадет ли он сам когда‑ нибудь туда, где тепло?
– Я пойду первым и буду показывать дорогу. – Сэм задержался наверху. – Она очень длинная, эта лестница, – вздохнул он и стал спускаться. Жойен шел за ним, потом Ходор с Браном на спине, потом Лето. Мира с острогой и сетью замыкала процессию.
Спуск был долгим. Верхушку лестницы озарял лунный свет, но с каждым витком он становился все слабее. Их шаги вызывали гулкое эхо в сыром колодце, и плеск воды стал слышнее.
– Надо было, пожалуй, факелы взять, – сказал Жойен.
– Ваши глаза скоро привыкнут, – уверил его Сэм. – Держитесь только рукой за стенку, чтобы не упасть.
С каждым поворотом лестницы в колодце делалось все темнее и холоднее. Когда Бран, задрав голову, посмотрел наверх, устье колодца стало не больше полумесяца.
– Ходор, – тихо бормотал Ходор. – «Ходорходорходорходор», – отвечал ему колодец. Вода плескалась совсем близко, но Бран, глядя вниз, видел только тьму.
Через пару витков Сэм внезапно остановился. Он опережал Брана с Ходором всего на четверть окружности и был на каких‑ нибудь шесть футов ниже, но Бран его почти не видел. Зато он разглядел дверь, «Черные Ворота», которые вовсе не были черными.
Дверь вытесали из белого чардрева, и на ней был лик.
Из дерева лучился свет, молочный, вроде лунного, и такой слабый, что не освещал ничего, кроме самой двери – даже Сэма, стоящего прямо перед ней. Лик был старый, бледный и сморщенный – словно мертвый. Рот и глаза закрыты, щеки ввалились, лоб изрыт морщинами, кожа на подбородке обвисла. Такое лицо могло быть у человека, который прожил тысячу лет и все это время старился.
Дверь открыла глаза – тоже белые и слепые.
– Кто вы? – спросила она, и колодец отозвался: «Кто‑ кто‑ кто‑ кто‑ кто? »
– Я меч во тьме, – ответил Сэмвел Тарли. – Я дозорный на стене. Я огонь, отгоняющий холод, свет, приносящий зарю, рог, пробуждающий спящих. Я щит, обороняющий царство человека.
– Тогда проходите, – сказала дверь. Ее рот начал открываться все шире и шире, пока от нее не осталось ничего, кроме рта в кольце морщинистой кожи. Сэм отошел в сторону и сделал Жойену знак пройти вперед. За Жойеном, принюхиваясь, последовал Лето, и настала очередь Брана. Ходор пригнулся, но недостаточно низко. Бран слегка задел макушкой верхнюю кромку двери, и на нос ему упала капля воды – странно теплая и соленая, как слеза.
Дейенерис
Миэрин был велик, как Астапор и Юнкай, взятые вместе.
Как и первые два города, он был построен из кирпича, но не красного, как Астапор, и не желтого, как Юнкай, а из разноцветного. Стены его, выше и сохраннее юнкайских, были оснащены бастионами и большими оборонительными башнями на каждом углу. За ними до самого неба высилась Великая Пирамида, чудовищное сооружение восьмисотфутовой вышины с бронзовой гарпией на вершине.
– Их гарпия – трусиха, – заявил Даарио Нахарис, увидев ее. – У нее женское сердце и куриные ноги. Неудивительно, что ее сыновья прячутся за этими стенами.
Герой, однако, не прятался. Он выехал из городских ворот в чешуйчатых доспехах из меди и темного янтаря, верхом на белом скакуне, покрытом попоной в белые и розовые полосы. За плечами у героя развевался такой же плащ… Четырнадцатифутовое копье раскрашено в такие же полосы, взбитые и залитые лаком волосы уложены в два витых бараньих рога. Он разъезжал взад‑ вперед перед разноцветной кирпичной стеной, вызывая вражеского бойца на поединок.
Кровные всадники Дени так рвались с ним сразиться, что между ними едва не дошло до драки.
– Кровь моей крови, – сказала им она, – ваше место здесь, подле меня. Этот человек – назойливая муха, не более. Если не обращать на него внимания, он скоро уедет. – Агго, Чхого и Ракхаро – храбрые воины, но они еще молоды и имеют слишком большую ценность, чтобы ими рисковать. Они ее лучшие разведчики и не дают распасться ее кхаласару.
– Мудрое решение, – одобрил сир Джорах, стоя с нею рядом перед ее шатром. – Пусть себе этот дуралей скачет взад‑ вперед, пока у него лошадь не охромеет. Вреда от него никакого.
– Как сказать, – возразил Арстан Белобородый. – Войны выигрываются не одними мечами и копьями, сир. Бывает, что у двух войск сила равная, однако одно обращается в бегство, а другое нет. Этот воин вселяет мужество в своих и роняет семена сомнения в наших.
– А если наш боец ему проиграет, – фыркнул сир Джорах, – какие семена посеет это?
– Тот, кто боится сражений, не одерживает побед, сир.
– Речь не о сражении. Даже если этот дурак будет побит, Миэрин нам ворот не откроет. Зачем рисковать чьей‑ то жизнью понапрасну?
– Понапрасну? Я бы сказал по‑ другому: ради чести.
– Ну, довольно. – Дени только их перебранки недоставало помимо прочих забот. Миэрин представляет опасность куда более серьезную, чем этот белорозовый, осыпающий их бранью герой, и она не позволит сбить себя с толку. Ее войско после Юнкая насчитывает больше восьмидесяти тысяч, но солдат в нем и на четверть не наберется. Остальные… сир Джорах называет их ходячими ртами, и скоро эти рты начнут голодать.
Великие господа Миэрина отступали за городские стены, собрав с полей все, что можно, и предав огню остальное. На каждом шагу ее встречали обугленные поля и отравленные колодцы. Хуже того, к каждому указательному столбу вдоль прибрежной дороги от Юнкая они приколачивали по ребенку. Маленьких рабов прибивали еще живыми, вспарывая им животы и неизменно вытягивая одну руку в сторону Миэрина. Даарио, возглавлявший авангард, отдал приказ снимать детей, чтобы Дени их не увидела, но она запретила ему это делать, как только узнала об этом. «Я хочу их видеть, – сказала она. – Хочу увидеть всех до единого, и сосчитать их, и заглянуть им в лица. И запомнить».
Когда они дошли до Миэрина, стоящего у слияния реки с морем, она насчитала сто шестьдесят три ребенка и снова дала себе клятву взять этот город.
Бело‑ розовый герой дразнил их около часа, осмеивая их мужское достоинство и понося их матерей, жен и богов. Защитники Миэрина на стенах поддерживали его одобрительными криками.
– Его зовут Ознак зо Паль, – сообщил Дени Бурый Бен Пламм, явившись на военный совет. Бен был новый командир Младших Сыновей, избранный своими же товарищами. – Я был телохранителем у его дяди, прежде чем вступить в отряд Сыновей. Эти великие господа – просто скопище гадов. Женщины еще ничего, но если посмотришь не так и не на ту, можешь жизнью поплатиться. Я знал одного малого, Скерба, так ему этот Ознак печень вырезал. И еще сказал, что защищал, мол, честь дамы – Скерб, мол, обесчестил ее глазами. Возможно ли обесчестить женщину одними глазами, спрашиваю я вас? Но дядька у него – первый богач в Миэрине, а отец командует городской стражей, вот мне и пришлось улепетывать, пока он и до меня не добрался.
Ознак зо Паль между тем спешился, поднял свои одежды и пустил струю в сторону оливковой рощи, где стоял среди сожженных деревьев золотой шатер Дени. Струя еще не иссякла, когда подъехал Даарио Нахарис с аракхом в руке.
– Прикажете отрубить эту лейку и заткнуть ему в рот, ваше величество? – Золотой зуб сверкал в его синей раздвоенной бороде.
– Мне нужен его город, а не его жалкий стручок. – Впрочем, Дени уже начинала гневаться. Если и дальше оставлять эти выходки без внимания, ее люди сочтут ее слабой. Но кого же послать? Даарио нужен ей не меньшее ее кровных всадников. Без этого яркого тирошийца ей не удержать в повиновении Ворон‑ Буревестников, многие из которых были прежде приверженцами Прендаля на Чезна и Саллора Смелого.
Улюлюканье на стенах Миэрина стало громче, и многие защитники, следуя примеру героя, мочились сверху в знак презрения к врагу. Они показывают, как мало страха испытывают к нашему рабскому войску. Если бы у их ворот стоял дотракийский кхаласар, они бы на это не отважились.
– Нужно ответить им на вызов, – снова сказал Арстан.
– Мы ответим, – молвила Дени, когда герой оправил свои одежды. – Скажите Силачу Бельвасу, что он мне нужен.
Евнух сидел в тени ее шатра и ел колбасу. Он покончил с ней тремя глотками и велел Арстану принести меч. Престарелый оруженосец каждый вечер оттачивал аракх Бельваса и натирал его ярко‑ красным маслом.
Силач Бельвас, прищурясь, осмотрел лезвие, вдвинул его в кожаные ножны и опоясал мечом свою необъятную талию. Арстан принес также и щит – стальной диск не больше хлебной тарелки. Евнух взял его в левую руку, не пристегивая к предплечью на вестеросский манер.
– Приготовь мне печенку с луком, Белобородый, – распорядился он. – Не сейчас – на потом. Бельвас‑ Силач всегда хочет есть, когда кого‑ нибудь убивает. – И евнух, не дожидаясь ответа, зашагал навстречу Ознаку зо Палю.
– Почему он, кхалиси? – спросил у Дени Ракхаро. – Он толст и глуп.
– Бельвас был рабом в здешних бойцовых ямах. Если такой человек убьет высокородного Ознака, великие господа будут посрамлены, если же победит Ознак, то Миэрину такая победа чести не принесет. – Кроме того, евнух в отличие от сира Джораха, Даарио, Бурого Бена и трех ее кровных всадников не командует войсками, не разрабатывает планы сражений и не дает ей советы. Он только ест, хвастается и помыкает Арстаном. Без Бельваса она сумеет обойтись – а заодно и убедится, чего стоит защитник, присланный ей магистром Иллирио.
Когда Бельвас направился к городу, по рядам осаждающих прошел трепет волнения, а крики со стен и башен Миэрина разразились с новой силой. Ознак зо Паль снова сел на коня и стал ждать, держа свое полосатое копье торчком. Его скакун нетерпеливо мотал головой и рыл копытом песчаную почву. Евнух при всей своей толщине казался маленьким по сравнению с конным героем.
– Истинный рыцарь сошел бы с коня, – заметил Арстан.
Ознак зо Паль опустил копье и ринулся в атаку.
Бельвас остановился, широко расставив ноги, с маленьким круглым щитом в одной руке и аракхом, предметом неустанных забот Арстана, в другой. Его огромный коричневый живот и обвисшая грудь над желтым шелковым кушаком защищала только кожаная, с заклепками безрукавка, до нелепости крошечная и едва прикрывавшая соски.
– Надо было дать ему кольчугу, – с внезапным беспокойством сказала Дени.
– Она ему только помешала бы. В бойцовых ямах доспехов не носят, – возразил сир Джорах. – Публика ходит туда посмотреть на кровь.
Из‑ под копыт белого скакуна летела пыль. Ознак мчался к Бельвасу, и полосатый плащ развевался у него за плечами. Казалось, что весь город Миэрин поддерживает его своими криками. Крики осаждающих по сравнению с ними звучали слабо, ибо Безупречные стояли молча, наблюдая за происходящим с каменными лицами. Можно было подумать, что и сам Бельвас высечен из камня. Он стоял на пути скачущего коня, и безрукавка туго натянулась поперек его широкой спины. Ознак целил копьем ему в грудь, и стальное острие ярко сверкало на солнце. Сейчас он его проткнет, подумала Дени… но евнух отскочил в сторону. Всадник в мгновение ока пронесся мимо, развернулся и поднял копье. Бельвас не сделал попытки нанести ему удар. На городских стенах завопили пуще прежнего.
– Что он делает? – с недоумением спросила Дени.
– Устраивает публике представление, – ответил сир Джорах.
Ознак объехал Бельваса по широкому кругу, дал коню шпоры и снова атаковал. Бельвас снова дождался последнего мгновения, а потом отбил копье вбок. Герой проскакал мимо, и по полю прокатился громкий смех евнуха.
– Копье слишком длинное, – сказал сир Джорах. – Бельвасу требуется только уворачиваться от него. Зря этот дурень пытается красиво его пробуравить – проще было бы растоптать его конем.
Ознак зо Паль атаковал в третий раз, и теперь Дени сама рассмотрела, что он скачет мимо Бельваса, как вестеросский рыцарь на турнире, а не на него, как дотракиец в схватке с врагом. Ровное поле позволяло коню набрать хорошую скорость, но и евнуху давало возможность увернуться от громоздкого четырнадцатифутового копья.
Всадник на этот раз попытался предвосхитить маневр врага и в последний миг отклонил копье вбок. Но Бельвас тоже предугадал это: вместо того чтобы отклониться в сторону, он нырнул вниз, и копье прошло над его головой. Его отточенный аракх описал внезапно серебряную дугу. Конь, которому лезвие подсекло ноги, завизжал, и всадник выпал из седла.
На кирпичные стены Миэрина опустилась тишина, зато воинство Дени орало что есть мочи.
Ознак отскочил от рухнувшего наземь коня и успел выхватить меч, прежде чем Бельвас налетел на него. Сталь зазвенела о сталь с такой быстротой и яростью, что Дени не поспевала следить за ударами. Грудь Бельваса чуть ниже сосков оросилась кровью, а в следующий миг аракх рубанул Ознака прямо между его бараньих рогов. Евнух выдернул клинок и тремя свирепыми ударами отделил голову героя от туловища. Он поднял ее над головой, показывая миэринцам, а после швырнул к городским воротам. И она, подпрыгивая, покатилась по песку.
– Вот тебе и миэринский герой, – засмеялся Даарио.
– Пустая победа, – отозвался сир Джорах. – Мы не сможем взять Миэрин, убивая его защитников поодиночке.
– Это так, – согласилась Дени, – но я рада, что этот убит.
Горожане принялись обстреливать Бельваса из арбалетов, но стрелы не долетали до него. Евнух, повернувшись спиной к этому стальному дождю, спустил штаны, присел и навалил большую кучу. Подтершись шелковым плащом Ознака, он не спеша обыскал его труп, избавил умирающего коня от мучений и зашагал обратно к оливковой роще.
Свои приветствовали его радостными воплями. Дотракийцы кричали во всю глотку, Безупречные стучали копьями о щиты.
– Молодец, – похвалил евнуха сир Джорах, а Бурый Бен бросил ему спелую сливу, сказав:
– Сладкая награда за славный бой. – Даже служанки Дени не остались в стороне.
– Жаль, что у тебя волос нет, Силач Бельвас, – сказала Чхику. – Мы бы вплели тебе в косу колокольчик.
– Бельвасу не нужны ваши погремушки. – Евнух мигом умял сливу и выплюнул косточку. – Бельвас хочет печенки с луком.
– Бельвас получит свою печенку, – сказала Дени, – но ведь ты ранен. – Кровь текла по его животу из глубокого пореза на груди.
– Это ничего. Я всем позволяю поранить себя один раз, а потом их убиваю. – Он похлопал себя по окровавленному животу. – Сочти шрамы, и ты узнаешь, скольких Силач Бельвас убил.
Но Дени, потерявшая кхала Дрого из‑ за такой же пустячной раны, послала Миссандею за одним бывшим юнкайским рабом, искусным лекарем. Бельвас выл и жаловался, и Дени ругала его и называла большим лысым ребенком, пока лекарь промывал рану уксусом, зашивал ее и перевязывал полотном, смоченным в огненном вине. Лишь после этого она пригласила своих капитанов в шатер, чтобы начать совет.
– Я должна взять этот город, – заявила она, усевшись на груду подушек в окружении своих драконов. Ирри и Чхику разливали вино. – Его житницы полны до отказа. На террасах его пирамид растут фиги, финики и оливки, в подвалах хранится соленая рыба и копченое мясо.
– Не следует также забывать о сундуках с золотом, серебром и драгоценными камнями, – вставил Даарио.
|
|
|
