Кошка‑Кет 2 страница
– После битвы я воспылал гневом к ее величеству, но верховный септон сказал, что я должен ее простить. – Ты ему исповедался в грехах, верно? – Он молился за меня, когда я лежал при смерти. Был ко мне добр. Теперь он умер, и колокола по нем отзвонили. Понимает ли кузен, к чему привела его исповедь? – Ох и дурак же ты, Лансель. – Я был им, но теперь мои дурачества позади. Я просил Отца Небесного указать мне путь, и он указал. Я отрекаюсь от лордства и от жены. Пусть Твердокаменный забирает и то, и другое, если ему желательно. Завтра я возвращаюсь в Королевскую Гавань, чтобы отдать свой меч Семерым и верховному септону. Там я приму обет и вступлю в братство Сынов Воина. Снова он вздор городит. – Сыны Воина триста лет как распущены. – Новый верховный септон возродил их и призвал всех достойных рыцарей послужить Семерым жизнью своей и мечом. Братство Честных Бедняков тоже восстановлено. – Неужто Железный Трон это позволил? – Один из Таргариенов годами боролся с двумя этими орденами… только вот который из них? Мейегор, кажется, или Джейехерис Первый. Тирион наверняка знал бы. – Его святейшество пишет, что король Томмен дал согласие. Я покажу тебе письмо, если хочешь. – Даже если и так… ты же лев, родившийся на Утесе! Ты лорд! У тебя есть жена, замок, земли и люди, нуждающиеся в твоей защите. Боги, по милости своей, пошлют тебе сыновей и наследников. Как ты можешь швыряться всем этим ради какого‑ то ордена? – А ты как смог? – тихо спросил Лансель. Ради чести и славы, чуть не сказал Джейме, – но ответить так значило бы солгать. Честь и слава тоже сыграли свою роль, но по‑ настоящему он это сделал ради Серсеи. – К кому ты так стремишься, – сказал он с невольным смехом, – к верховному септону или к моей сестрице? Подумай об этом, кузен, и помолись сызнова. Истово помолись.
– Ты помолишься со мной, Джейме? Джейме окинул взглядом богов. Милосердная Матерь. Отец, грозный судия. Воин, опустивший руку на меч. Получеловеческое лицо Неведомого, скрытое капюшоном. Он видел в себе Воина, а в Серсее – Деву, но она все это время была Неведомым, скрывавшим от него свой истинный лик. – Лучше ты помолись за меня, – сказал он кузену. – Я забыл, что надо говорить в таких случаях. Воробьи по‑ прежнему караулили на крыльце, когда он вышел. – Спасибо, – сказал им Джейме. – Теперь во мне святости хоть отбавляй. Он отыскал сира Илина, и они, чтобы избежать множества глаз и ушей во дворе, ушли в богорощу. Здесь не было воробьев, лишь голые деревья стояли, устремив черные ветви к небу. Ковер опавшей листвы хрустел под ногами. – Видите вон то окно, сир? – Джейме указал на него мечом. – Это спальня Реймена Дарри. Там ночевал король Роберт на пути из Винтерфелла в Королевскую Гавань. Помните, дочь Неда Старка убежала после того, как ее волчица напала на Джоффа? Моя сестра хотела лишить ее руки – древняя казнь для тех, кто поднимает руку на особу королевской крови. Роберт ответил жене, что ее жестокость сродни безумию. Они спорили об этом допоздна – вернее, спорила Серсея, а Роберт пил. После полуночи она вызвала меня. Роберт храпел на мирийском ковре. Уложить его в постель? – спросил я сестру. Лучше меня уложи, сказала она и скинула платье. Я взял ее на кровати Реймена Дарри, перешагнув через Роберта. Если бы он пробудился, я убил бы его на месте. Он был бы не первым королем, погибшим от моего меча… впрочем, вы знаете эту историю, верно? – Джейме, взмахнув мечом, перерубил ветку дерева. – Серсея, извиваясь подо мной, кричала «Хочу»… Я думал, она меня хочет, но нет: она хотела, чтобы маленькая Старк лишилась руки или умерла. – Чего не сделаешь ради любви … – Лишь по чистой случайности люди Старка нашли девочку раньше меня. Попадись она тогда мне…
Рябины на лице сира Илина при свете факела казались дырами, черными, как душа Джейме. Немой разразился похожими на лай звуками, и Джейме понял, что он смеется. – Ты небось тоже имел мою сестрицу, рябой ублюдок. Захлопни пасть и убей меня, если сможешь.
Бриенна
Септрий стоял на высоком острове в полумиле от берега, где широкий Трезубец вливался в Крабью бухту. Даже отсюда видно было, что островок ухожен на славу. Его покрывали расположенные террасами поля, внизу помещались рыбные садки, наверху – ветряная мельница. Дующий с моря бриз медленно вращал ее деревянные, обтянутые парусиной крылья. На холме паслись овцы, по мелководью у паромной пристани расхаживали журавли. – Солеварни вон там, за водой, – сказал септон Мерибальд, показывая на северный берег бухты. – Братья переправят нас туда с утренним приливом, но я страшусь того, что мы там увидим. Надо подкрепиться как следует, чтобы легче это перенести. У братьев лишняя косточка для Собаки всегда найдется. – Собака гавкнул и вильнул хвостом. Был отлив, и вода быстро отступала назад, оставляя за собой широкие бурые отмели. Лужи на них под лучами послеполуденного солнца сверкали, как золотые монеты. Бриенна почесала комариный укус на затылке. Волосы она заколола вверх, и солнце грело ей шею. – Почему этот остров называется Тихим? – спросил Подрик. – Здесь живут кающиеся, искупающие свои грехи путем размышлений, молитв и молчания. Только старшему брату и его прокторам разрешается говорить, да и прокторы разверзают уста лишь однажды в седмицу. – Молчаливые Сестры не говорят никогда, – заметил Подрик. – Я слышал, у них и языков нет. – Матери унимают дочерей этой байкой с тех пор, как я себя помню, – улыбнулся септон. – Да только неправда это. Обет молчания – дело добровольное. Это жертва, которой мы доказываем нашу любовь к Семерым. Немому дать такой обет все равно что безногому отказаться от танцев. – Он повел осла вниз по склону, дав остальным знак следовать за собой. – Если хотите провести эту ночь под крышей, слезайте с коней. Путь через отмели мы называем «стезею веры». Только верующий может благополучно достигнуть острова. Злые люди гибнут в зыбучих песках или тонут, когда настает прилив. Вы все, надеюсь, люди хорошие… однако ступать советую с осторожностью. Идите за мной след в след.
Как, однако, извилиста стезя веры, заметила про себя Бриенна. Остров стоял к северо‑ востоку от них, но септон Мерибальд туда не пошел, а свернул на восток, прямо к мерцающим вдали серебристо‑ голубым водам бухты. Ноги чмокали, погружаясь в густой бурый ил. Время от времени септон останавливался и щупал дорогу посохом. Собака трусил за ним по пятам, прилежно обнюхивая камни, ракушки и пучки водорослей, и ни разу не отбежал в сторону. Бриенна шла следом, придерживаясь следов, оставленных ослом, собакой и святым человеком. Подрик следовал за ней, сир Хиль замыкал шествие. Через сто ярдов септон сделал крутой поворот на юг, оставив септрий у себя за спиной. Так он шел еще сотню ярдов, прокладывая дорогу между двумя мелкими заводями. Собака сунул в одну из них нос и взвизгнул, когда его ущипнул краб. После короткой, но яростной схватки пес вылез на тропу весь в грязи, держа краба в зубах. – Мы разве не туда идем? – крикнул сир Хиль, указывая назад. – Мы, похоже, немного сбились с дороги. – Веруй, будь настойчив, следуй верным путем, – ответил ему септон, – и ты обретешь мир. Отмели и лужи блестели со всех сторон. В темно‑ коричневом, почти черном иле встречались порой полоски золотого песка, серые и красные камни, клочки черно‑ зеленых водорослей. Вокруг прудов отпечатались журавлиные следы, под мелкой водой шмыгали крабы. Грязь, пахнущая солью и гнилью, неохотно отпускала ступающие по ней ноги. Септон поворачивал снова и снова. Следы его тут же наливались водой. Они прошли не меньше полутора миль, прежде чем почва стала немного тверже и пошла на подъем. На берегу, усеянном большими камнями, их ждали трое мужчин, одетых в бурые рясы с широкими рукавами и остроконечными клобуками. Двое прикрывали также и рты, показывая только верхнюю часть лица.
– Септон Мерибальд, – заговорил третий. – Вот уже год, как ты не бывал здесь. Мы рады тебе и твоим спутникам тоже рады. Собака завилял хвостом, Мерибальд отряхнул ноги от грязи. – Не приютите ли нас на одну ночь? – Разумеется. На ужин у нас уха. Утром вам понадобится паром? – Если это не значит просить слишком много. Брат Нарберт – проктор ордена, – пояснил Мерибальд, – поэтому ему разрешено говорить один день в седмицу. Эти добрые люди оказывали мне помощь в дороге, брат. Сир Хиль Хант – рыцарь с земель Простора. Паренька зовут Подрик Пейн, он родился на западе. А это леди Бриенна, известная как Тартская Дева. – Женщина, – вздрогнул брат Нарберт. – Да, брат мой. – Бриенна распустила волосы и тряхнула ими. – У вас здесь нет женщин? – Сейчас нет. Те из них, что нас посещают, больны, увечны либо беременны. Семеро благословили нашего старшего брата даром целительства. Он вернул здоровье многим, кого даже мейстеры не могли вылечить, – и мужчинам, и женщинам. – Я не больна, не увечна и не беременна. – Леди Бриенна – воительница, – поведал септон Мерибальд. – Она ищет Пса. – Зачем? – оторопел Нарберт. – Вот за этим. – Бриенна взялась за рукоять Верного Клятве. – Для женщины вы сложены очень крепко, – признал проктор, – но… отведу‑ ка я вас к старшему брату. Он должен был видеть, как вы идете через ил. Пожалуйте за мной. Он повел их по выложенной галькой дорожке через яблоневый сад, к побеленной конюшне с острой крышей из тростника. – Лошадей оставьте здесь. Брат Гиллем напоит их и накормит. Конюшня на три четверти пустовала. В одном ее конце стояли с полдюжины мулов, при которых хлопотал кривоногий монашек – брат Гиллем, должно быть. В другом, подальше от остальных животных, содержался огромный вороной жеребец. Услышав голоса, он заржал и ударил копытом в дверь денника. Сир Хиль, передавая поводья брату Гиллему, окинул коня восхищенным взглядом. – Экий красавец. – Семеро вкупе с дарами посылают нам испытания, – вздохнул брат Нарберт. – Улов красив, это так, но рожден он был в аду, не иначе. Когда мы хотели запрячь его в плуг, он лягнул брата Роуни и сломал ему голень. Мы надеялись, что холощеный он станет смирнее, но… Покажи им, брат Гиллем. Конюх опустил капюшон, открыв копну светлых волос с выбритой на макушке тонзурой и окровавленную повязку на месте одного уха. – Этот конь откусил вам ухо?! – ахнул Подрик. Гиллем кивнул и вновь покрыл голову. – Простите, брат мой, – заметил сир Хиль, – но я бы вам и другое ухо отгрыз, кабы вы подступили ко мне с таким делом. – Вы рыцарь, сир, – не принял шутки брат Нарберт, – а Улов – рабочий конь. Кузнец дал людям лошадей, чтобы помочь им в трудах. Прошу далее, старший брат наверняка уже ждет вас.
Холм был круче, чем казался с материка. Для облегчения ходьбы братья устроили в нем деревянные лестницы, и Бриенна после долгого дня в седле порадовалась случаю размять ноги. На пути им повстречались около дюжины братьев – те посматривали с любопытством, но не говорили ни слова. Один вел к покрытому дерном хлеву пару дойных коров, другой крутил маслобойку. Выше трое мальчишек пасли овец, а над ними располагалось кладбище, где копал могилу монах, сложенный еще мощнее Бриенны. По его движениям было видно, что он хром. Каменистая земля, брошенная с его лопаты через плечо, осыпала ноги путникам. – Эй, осторожнее, – выговорил ему брат Нарберт. – Септон Мерибальд из‑ за тебя набрал полный рот грязи. Могильщик склонил голову и почесал за ухом Собаку, подошедшего обнюхать его. – Он у нас на послушании, – сказал Нарберт. – Для кого эта могила? – спросил, продолжая подниматься в гору, сир Хиль. – Для брата Клемента, да рассудит его Отец по справедливости. – Он был стар? – спросил Подрик. – Да, если считать старостью сорок восемь лет, но убили его не годы. Он скончался от ран, полученных в Солеварнях. Повез мед на рынок в тот самый день, как туда налетели разбойники. – Это сделал Пес? – осведомилась Бриенна. – Нет, другой, не уступающий Псу жестокостью. Он отрезал бедному Клементу язык, когда тот не стал говорить, – он, мол, тебе ни к чему, раз ты дал обет молчания. Старший брат расскажет вам больше моего. Худшие новости, поступающие извне, он держит про себя, чтобы братию не тревожить. Многие из нас спаслись здесь от ужасов этого мира и не желают ничего о них знать. Брат Клемент не единственный здесь получил увечье, однако глазу не все раны видимы. Там у нас виноградник, – показал направо брат Нарберт. – Ягоды в нем мелкие и терпкие, но вино из них получается неплохое. Мы и эль варим, а наши меды и сидр пользуются заслуженной славой. – Значит, война не дошла до вас? – спросила Бриенна. – Не эта, хвала Семерым. Молитвой спасаемся. – И приливом, – добавил Мерибальд, а Собака в знак согласия гавкнул. Вершину холма венчала невысокая стена из дикого камня, окружавшая мельницу с крыльями‑ парусами, жилое строение, трапезную и деревянную септу. Храм украшали цветные окна, двери с резными изображениями Отца и Матери, семиугольная колокольня с галерейкой. Позади лежал огород, где братья постарше пололи грядки. Брат Нарберт провел гостей мимо большого каштана к деревянной двери, вделанной прямо в склон. – Пещера с дверью? – удивился сир Хиль. – Келья Отшельника, – улыбнулся Мерибальд. – Здесь жил первый святой, отыскавший дорогу на остров. Чудеса, которые он творил, привлекли сюда других братьев. Тому, как говорят, минуло уже две тысячи лет, но дверь приделали позже. Две тысячи лет назад Келья Отшельника, была, вероятно, сырой темной берлогой с земляным полом и гулко падающей капелью, но нынешняя пещера встретила путников теплом и уютом. На полу имелись ковры, на стенах – гобелены. Ярко горели высокие восковые свечи. Вся мебель – длинный стол, лежанка, сундук, книжные шкафы, стулья – была сделана из плавучего дерева, хитроумно соединенного вместе и отполированного до золотистого блеска. Старший брат оказался совсем не таким, как ожидала Бриенна. Прежде всего, он не заслуживал имени старшего: в отличие от согбенных работников, половших траву в огороде, он был высок, держался прямо и двигался бодро, как мужчина в расцвете сил. Вместо целителя, доброго и кроткого, Бриенна видела перед собой человека с большим квадратным черепом, пронзительными глазами и красным, пронизанным жилками носом. Тяжелую челюсть и голову вокруг тонзуры покрывала густая щетина. Скорее на костолома похож, чем на костоправа, решила Тартская Дева. Старший брат между тем заключил в объятия Мерибальда и погладил Собаку. – Мы всегда радуемся, когда Мерибальд и Собака оказывают нам честь своим посещением. Новым лицам мы тоже рады – нам так редко доводится видеть их. Мерибальд представил гостей хозяину. Старшего брата пол Бриенны не смутил, но улыбка его заметно увяла, когда он услышал, для чего она и сир Хиль явились сюда. – Понимаю, – коротко молвил он. – У вас, должно быть, в горле першит от дорожной пыли – отведайте нашего сидра. – Напиток он разливал сам. Все чаши, тоже выточенные из плавника, чем‑ нибудь отличались одна от другой. Бриенна похвалила их, и настоятель ответил: – Миледи слишком добра. Мы всего лишь обрабатываем и полируем. Это место благословенно. Прилив здесь борется с речным течением, и к нашему берегу прибивается много удивительных и чудесных вещей. Что там дерево – нам случалось находить серебряные чаши и чугунные котелки, мешки с шерстью и штуки шелка, ржавые шлемы и блестящие мечи… даже рубины. – Рубины Рейегара? – встрепенулся сир Хиль. – Возможно – кто знает? Битва произошла за много лиг от нашего острова, но река терпелива и не знает усталости. Мы нашли шесть камней и ждали седьмого. – Рубины лучше, чем кости. – Мерибальд, сидя на лежанке, счищал грязь со ступни. – Не все речные дары хороши. Добрые братья подбирают и мертвечину. Утонувших коров, оленей, свиней, раздувшихся с лошадь. И людей тоже. – Слишком много мертвых в последнее время, – вздохнул старший брат. – Наш могильщик не знает отдыха. Речные жители, пришельцы с запада, северяне, рыцари, простолюдины – всех сносит сюда. Мы хороним бок о бок Старков и Ланнистеров, Блэквудов и Бракенов, Фреев и Дарри. Это долг, который назначила нам река в обмен на свои дары, и мы исполняем его, как можем. Порой она бывает жестока и посылает нам мертвую женщину… или, хуже того, ребенка. Надеюсь, у тебя будет время отпустить нам грехи, – обратился он к Мерибальду. – У нас не стало исповедника с тех пор, как разбойники убили старого септона Беннета. – Я найду время – надеюсь только, что вы успели нагрешить больше, чем в прошлый раз, – сказал Мерибальд. Собака тявкнул, поддерживая хозяина. – Видишь? Даже Собаке скучно вас слушать. – Я думал, здесь никому нельзя говорить, – удивился Подрик. – Ну, то есть… другим братьям. Кроме вас. – Ради исповеди нам дозволяется нарушать молчание. Трудно рассказывать о своих грехах одними знаками да кивками. – Септу в Солеварнях тоже не пощадили? – спросил сир Хиль. – Там сожгли все, кроме замка, – помрачнел старший брат. – Это единственное каменное строение в Солеварнях… а проку от него оказалось как от пряничного. Я лечил кое‑ кого из переживших набег. Рыбаки, выждав, когда город перестанет гореть, причалили к берегу и перевезли пострадавших через бухту. Одну несчастную женщину изнасиловали дюжину раз, а ее груди… вы носите мужскую кольчугу, миледи, поэтому я не стану щадить вас и расскажу… груди ей отгрызли, словно она подверглась нападению свирепого зверя… Я мало чем мог ей помочь. Умирая, она проклинала не столько насильников, не столько чудовище, истерзавшее ее заживо, сколько сира Квинси Кокса. Когда разбойники вторглись в город, он запер ворота и отсиживался в замке, бросив своих людей на муки и гибель. – Сир Квинси уже стар, – мягко заметил Мерибальд. – Его сыновья и зятья разъехались или умерли, внуки еще малы, а две дочери живут вместе с ним. Что он мог сделать один против такой напасти? Он мог бы попытаться, думала Бриенна. Мог бы умереть. Всякий рыцарь, старый или молодой, приносит обет защищать слабых и беззащитных, не щадя своей жизни. – Мудро сказано, – согласился старший брат. – Когда ты будешь в Солеварнях, сир Квинси, не сомневаюсь, тоже попросит у тебя отпущения. Я рад, что ты здесь и готов его дать. Сам я не нашел в себе сил. – Он отставил деревянную чашу и встал. – Скоро позвонят к ужину. Не хотите ли пойти со мной в септу, друзья, и помолиться за души добрых солеварненских горожан, прежде чем мы сядем за трапезу? – Охотно, – сказал Мерибальд, а Собака гавкнул. Ужин в септрии оказался самой странной, хотя и весьма приятной, трапезой в жизни Бриенны. Еду им подавали простую, но очень вкусную: свежевыпеченный хлеб, только что сбитое масло, мед со здешней пасеки, густую похлебку из крабов, мидий и не менее чем трех видов рыбы. Мерибальд и сир Хиль, попробовав сваренную братьями медовуху, объявили ее превосходной, но Бриенна и Подрик пили только сидр. Настроение в трапезной царило далеко не унылое. Когда Мерибальд прочел молитву и все уселись вокруг четырех длинных столов, один из братьев заиграл на большой арфе сладкую для слуха мелодию. Затем старший брат дал арфисту позволение отдохнуть и поужинать самому, а брат Нарберт и еще один проктор стали попеременно читать Семиконечную Звезду. За столом служили послушники – в основном мальчики в возрасте Подрика и еще младше, но среди них встречались и взрослые, в том числе здоровенный могильщик, припадавший на одну ногу. После окончания трапезы старший брат попросил Нарберта проводить сира Хиля и Подрика к месту ночлега. – Вы, надеюсь, не прочь спать вдвоем в одной келье? Она невелика, но вам там будет удобно. – Я хочу остаться с сиром, – заявил Подрик, – то есть с миледи. – То, как вы с леди Бриенной устраиваетесь в других местах, дело ваше и Семерых, – возразил брат Нарберт, – но на Тихом острове мужчина и женщина не спят под одной крышей, если они не муж и жена. – Для женщин, посещающих септрий, будь то знатные дамы или простые крестьянки, у нас имеются особые домики, – добавил старший брат. – Пользуются ими не часто, однако мы следим, чтобы там было чисто и сухо. Позвольте показать вам дорогу, леди Бриенна. – Благодарю вас. Ступай с сиром Хилем, Подрик. Мы здесь в гостях и должны соблюдать установленные хозяевами правила. Домики для женщин, расположенные на восточной стороне острова, смотрели на широкий илистый берег и далекие воды Крабьей бухты. Здесь было холоднее, чем на другом, подветренном, берегу, и пустыннее. Тропа вилась по крутому склону через бурьян, кустарник, камни и колючие кривые деревья. Старший брат шел впереди с фонарем. – В ясную ночь, – сказал он, остановившись на очередном повороте, – отсюда были видны огни Солеварен. – Сейчас ничего не видно, – заметила Бриенна, посмотрев на ту сторону бухты. – Да, из всего города уцелел только замок. Даже те рыбаки, кому посчастливилось выйти на лов во время набега, ушли оттуда. Они видели с моря, как горят их дома, слышали крики жертв. Когда они решились наконец пристать к берегу, им пришлось хоронить родных и друзей. Для них в Солеварнях не осталось ничего, кроме костей и горьких воспоминаний, вот они и перебрались в Девичий Пруд и в другие места. – Старший брат взмахнул фонарем, и они возобновили свой спуск. – Крупным портом Солеварни никогда не считались, но корабли все же заходили туда. На это разбойники и надеялись – захватить галею или баркас, чтобы уйти за Узкое море. Но в гавани не было кораблей, и они обрушили свою бессильную ярость на жителей города. Могу я спросить, миледи, что вы‑ то надеетесь там найти? – Девушку, – сказала Бриенна. – Знатную девицу тринадцати лет, красивую, с золотистыми волосами. – Санса Старк, – тихо произнес настоятель. – Вы думаете, что Пес взял это бедное дитя в плен? – Дорниец сказал мне, что она пробиралась в Риверран. Тимеон. Он был наемником из числа Бравых Ребят, убийцей, насильником и лжецом, но не думаю, что он лгал в этом случае. Он сказал, что Пес похитил ее и увез. – Понимаю. – Впереди показались домики – очень скромные, как и намекал старший брат. Низенькие, круглые конурки без окон походили на каменные ульи. – Вот сюда. – Старший брат указал на ту, где из отверстия в крыше поднимался дымок. У входа Бриенне пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой. Внутри на земляном полу лежал соломенный тюфяк с меховыми одеялами. Рядом она увидела таз с водой, кувшин сидра, немного хлеба и сыра. Посреди горел огонь и стояли два низких стула. Старший брат сел на один из них и поставил фонарь. – Могу я ненадолго остаться? Я чувствую, нам надо поговорить. – Если хотите. – Бриенна бросила пояс с мечом на другой стул и села на тюфяк, поджав ноги. – Ваш дорниец не солгал, но боюсь, что вы не так его поняли. Вы гонитесь не за тем волчонком, миледи. У Эддарда Старка было две дочери. Сандор Клиган увез другую, младшую. – Арью?! – изумилась Бриенна. – Вы точно знаете, что сестра леди Сансы жива? – Тогда была, а теперь… кто знает. Быть может, среди убитых в Солеварнях детей находилась и она. Бриенне показалось, что у нее в животе повернули нож. Нет. Это было бы уж слишком жестоко. – Но вы… вы не уверены в этом? – Я уверен, что девочка была с Сандором в гостинице на перекрестке дорог – в той, которую держала старая Маша Хедль, пока львы ее не повесили. Уверен, что направлялись они в Солеварни. Но где она теперь и жива ли она, я не знаю. Одно могу вам сказать: человек, за которым вы охотитесь, мертв. Бриенна пережила еще одну встряску. – Как он умер? – От того, чем и жил, – от меча. – Вы точно знаете? – Я сам его хоронил. Если хотите, скажу, где его могила. Я завалил его камнями, чтобы уберечь от стервятников, а наверху положил шлем, чтобы отметить место его вечного упокоения. Это я сделал напрасно, ибо шлем очень скоро умыкнул другой человек. Тот, кто убивал и насиловал в Солеварнях, – не Сандор Клиган, хотя опасен он, пожалуй, не меньше Пса. В речных землях полно такого зверья. Не стану называть их волками – волки, как и собаки, благороднее их. О Сандоре Клигане я мало что знаю. Он долгие годы был телохранителем принца Джоффри, и даже до нас доходили вести о его деяниях – как хороших, так и дурных. Если верить хотя бы половине рассказанного, это была ожесточенная, измученная душа, грешник, насмехавшийся и над богами, и над людьми. Он служил, но не находил гордости в своей службе. Он сражался, но победы не радовали его. Он пил, чтобы утопить свою боль. Не любил никого и сам не был любим. В жизни им руководила одна лишь ненависть. Он совершил множество грехов, но прощения никогда не искал. Другие мечтают о любви, богатстве и славе, но Сандор Клиган мечтал об одном: об убийстве родного брата. Страшный грех! Одно лишь упоминание о нем заставляет меня содрогаться. Но только он и питал Сандора, поддерживал пламя, горевшее в нем. Только черная надежда увидеть кровь брата на своем мече придавала смысл жизни этого несчастного, злобного человека… и даже эту надежду отнял у него принц Оберин Дорнийский, ранивший сира Григора отравленным копьем. – Можно подумать, вам его жаль, – сказала Бриенна. – Так и есть. Вы бы тоже его пожалели, увидев, как окончилась его жизнь. Я нашел его у Трезубца, привлеченный криками, которые он издавал. Он молил меня даровать ему последнюю милость, но я дал обет никогда больше не убивать. Вместо этого я смочил речной водой его пылающий лоб, дал ему вина и положил примочку на рану, но помощь моя запоздала. Пес… Пес умер там, у меня на руках. Вы, должно быть, видели вороного жеребца в нашей конюшне. Это его конь, Неведомый. Мы переменили это нечестивое имя на Улов, поскольку найден он был у реки. Боюсь, у этого создания нрав его прежнего хозяина. Как же она не поняла сразу, увидев, как бесится вороной… Боевых коней тому и учат – лягаться и бить копытами. Они такие же воины, как и те, что ездят на них. Каким был покойный Пес. – Значит, это правда, – уныло сказала Бриенна. – Сандор Клиган мертв. – Он упокоился с миром. Вы молоды, дочь моя, а мне минуло сорок четыре – стало быть, я чуть ли не вдвое вас старше. Вы, может быть, удивитесь, узнав, что когда‑ то я был рыцарем… – Нет, не удивлюсь. Вы больше похожи на рыцаря, чем на святого. – Стоит взглянуть на его плечи и грудь, на эту квадратную челюсть… – Почему же вы отказались от своего рыцарства? – Я ничего не выбирал. И отец мой, и дед, и братья – все были рыцарями. Как только я достаточно подрос, чтобы держать деревянный меч, меня стали учить военному делу. Я учился прилежно и не посрамил себя, когда вошел в возраст. У меня были женщины, и здесь мне гордиться нечем, ибо некоторых я брал силой. Была и девушка, на которой я хотел жениться, младшая дочь одного мелкого лорда… но, будучи третьим сыном, я не мог предложить ей ни земель, ни богатства – все мое достояние составляли конь, меч и щит. В целом я тогда являл собой печальное зрелище. Если я не дрался, то пил. История моей жизни написана красным – вином и кровью. – Что же вас изменило? – Моя гибель в битве у Трезубца. Я дрался на стороне принца Рейегара, хотя он даже имени моего не знал. Не могу вам сказать, почему так вышло – просто я служил лорду, который служил другому лорду, решившему поддержать дракона, а не оленя. Реши он по‑ другому, я оказался бы на другой стороне реки. Это была кровавая битва. Слушая певцов, можно подумать, что одни только Роберт и Рейегар сражались прямо в воде из‑ за женщины, которую будто бы оба любили, – но уверяю вас, что там дрались многие, в том числе и я. Одна стрела пробила мне бедро, другая ступню, конь мой пал подо мной, но я продолжал биться. До сих пор помню, как отчаянно я стремился добыть другого коня – на покупку у меня не было денег, а без коня нет и рыцаря. Только об этом я, по правде сказать, и думал тогда. Удара, свалившего меня, я не видел. Я услышал за спиной топот, подумал «вот и конь», но тут меня огрели по голове, и я полетел в реку, где по всем правилам должен был утонуть. Однако очнулся я здесь, на Тихом острове. Старший брат сказал, что прилив вынес меня на берег в чем мать родила. Должно быть, кто‑ то нашел меня на мелководье, снял с меня доспехи, сапоги, всю одежду и оттащил поглубже. Остальное сделал Трезубец. Все мы приходим на свет нагими, и нужно ли удивляться тому, что именно таким я родился для новой жизни. Следующие десять лет я провел в молчании. – Понимаю. – Бриенна не знала, зачем он рассказывает ей все это, и не знала толком, что ему отвечать. – В самом деле? – Он наклонился к ней, положив на колени большие руки. – Если так, откажитесь от своих поисков. Пес умер, а если б и жил, Сансы Старк у него не было никогда. Что до зверя, надевшего на себя его шлем, его скоро найдут и повесят. Война подходит к концу, а в мирное время разбойникам жизни не будет. Рендилл Тарли бьет их из Девичьего Пруда, Уолдер Фрей – из Близнецов, в Дарри появился новый молодой лорд, человек набожный, который наверняка захочет навести порядок на своих землях. Отправляйтесь домой, дочь моя, благо дом у вас есть – ведь не каждый может сказать о себе то же самое в эти черные дни. Есть и благородный отец, который вас наверняка любит. Подумайте, как он будет горевать, если вы не вернетесь. Возможно, в случае вашей гибели ему доставят ваш щит и меч, а он повесит их у себя в чертоге и будет смотреть на них с гордостью… но если бы вы спросили его, он бы ответил, что живая дочь ему нужнее изрубленного щита.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|