 |
Кошка‑Кет 6 страница
|
|
|
|
Его матушка… Леди Долины приходилась Кет родной теткой.
– Значит, леди Лиза…
– Умерла, – подтвердил конопатый парень. – Ее убил собственный домашний певец.
Ну и пусть. У Кошки‑ Кет никогда не было тетки. Она покатила тачку дальше, подпрыгивая на булыжнике.
– Устрицы, мидии, крабы! – Она продала немного артели, разгружавшей большой винный баркас из Бора, и еще немного другой, чинившей мирийскую галею, потрепанную штормами.
Тагганаро, сидевший у причальной тумбы рядом с тюленьим королем Кассо, купил у нее мидий, а Кассо затявкал и дал ей пожать свой ласт.
– Иди работать ко мне, Кет, – в который раз завел Тагганаро, высасывая моллюсков из скорлупы. Он подыскивал себе напарника с тех пор, как Пьяная Дочка проткнула ножом руку Крошке Нарбо. – Я дам тебе больше, чем дает Бруско, и рыбой от тебя не будет вонять.
– Кассо нравится, как я пахну. – Тюлений король согласно тявкнул. – Как у Нарбо рука, не лучше?
– Три пальца не гнутся, – пожаловался Тагганаро между двумя мидиями. – Какой он карманник, если пальцами не владеет? Такой был мастер, а девку не сумел выбрать.
– Мерри говорит то же самое. – Кет нравился Крошка Нарбо, хотя он был вором. – Что же он будет делать теперь?
– Думает сесть на весло. Для этого и двух пальцев хватит, а Морскому Начальнику гребцы всегда требуются. Брось, Нарбо, говорю я ему. Море холодней девственницы и злей любой шлюхи. Лучше отрежь руку насовсем и ступай попрошайничать. Вот и Кассо так скажет – верно ведь, Кассо?
Тюлень тявкнул, и Кет, не сдержав улыбки, бросила ему одну мидию.
До «Счастливого порта» напротив «Корабля скоморохов» она добралась уже к концу дня. Лицедеи сидели на боку своего накренившегося судна, передавая друг дружке мех с вином, и спустились к ней за устрицами. Она спросила, как идут «Семь пьяных гребцов», и Жосс Хмурый грустно покачал головой.
|
|
|
– Квенс наконец‑ то застал Алакио в постели со Слу. Они подрались на бутафорских мечах, и в итоге у нас только пять гребцов.
– Недостаток гребцов надо восполнить усиленным пьянством, – заявил Мирмелло. – Я, к примеру, стараюсь.
– Возьмите шестым Крошку Нарбо, он как раз хочет пойти в гребцы, – посоветовала им Кет.
– Ступай‑ ка ты к Мерри, – сказал Жосс. – Ты же знаешь, какая она кислая делается без твоих устриц.
Мерри сидела в общей комнате и с закрытыми глазами слушала, как Дареон играет на лютне. Уна тут же заплетала в косу длинные золотистые волосы Ланны. Опять дурацкая любовная песня – Ланна только такие и просит. Из девушек она самая младшая, ей всего четырнадцать. Кет знала, что Мерри запрашивает за нее втрое больше, чем за других.
Какой все‑ таки Дареон нахал – сидит себе и бренчит как ни в чем не бывало, строя глазки Ланне. Девушки прозвали его черным певцом, но какой он теперь черный. Ворона, подзаработав деньжат своим пением, преобразилась в павлина. Сегодня на нем пурпурный плюшевый плащ, отороченный горностаем, камзол в белую и сиреневую полоску, разноцветные, как у брави, бриджи. У него есть еще и шелковый плащ, и бархатный, винно‑ красный, с парчовой отделкой. Черного на нем только и осталось, что сапоги. Кет слышала, как он говорил Ланне, что все остальное бросил в канал – хватит, мол, с него ночной тьмы.
Но ведь он брат Ночного Дозора, думала Кет, слушая, как дура‑ леди бросилась с дурацкой башни из‑ за того, что умер ее дурак‑ принц. Лучше бы она расправилась с теми, кто этого принца убил. А певцу место на Стене, здесь ему делать нечего. Когда он впервые появился в «Счастливом порту», Арья чуть не попросила его взять ее с собой в Восточный Дозор – но он сказал Бетани, что не собирается возвращаться. «Жесткие постели, соленая треска и бесконечные караулы – вот что такое Дозор. Кроме того, там не найти даже наполовину таких красивых, как ты, – как же мне покинуть тебя? » То же самое, слышала Кет, он говорил и Ланне, и одной девице в «Кошкином доме», и даже Соловушке, когда играл однажды в «Семи лампадах».
|
|
|
Жаль, что Кет не было здесь в ту ночь, когда толстяк ударил его. Девушки до сих пор над этим смеются. Уна говорит, тот парень краснел до ушей, стоило ей только к нему прикоснуться, но когда он начал безобразничать, Мерри велела выкинуть его вон и бросить в канал.
Кет стала вспоминать, как спасла толстого парня от Терро и Орбело, но тут пришла Морячка и сказала на общем языке Вестероса:
– Какая красивая песня. Он, должно быть, любимец богов, раз они наделили его таким голосом и таким красивым лицом.
Лицо красивое, а душа скверная, подумала Арья, но промолчала. Дареон тоже как‑ то женился на Морячке – она ложилась только со своими мужьями. Бывало, что за ночь в «Счастливом порту» справляли три свадьбы, а то и четыре. Обряд совершал то веселый, насквозь пропитанный вином жрец Эззелино, то Юстас, служивший когда‑ то в Заморской септе. Если ни жреца, ни септона под рукой не оказывалось, кто‑ нибудь приводил из «Корабля» лицедея. Мерри говорила, что у них получается даже лучше, чем у настоящих жрецов, особенно у Мирмелло.
Свадьбы праздновались шумно и весело, с обильными возлияниями. Если Кет случалось зайти в это время, Морячка требовала, чтобы ее новый муж купил устриц – они, мол, укрепляют мужскую силу. Она охотно смеялась, Морячка, но Кет всегда чувствовала в ней какую‑ то затаенную грусть.
Другие девушки говорили, что Морячка в свои лунные дни ходит на Остров Богов и знает всех богов, которые там живут, – даже тех, которых в Браавосе давно забыли. Говорили, что она молится за своего первого, настоящего мужа – он пропал в море, когда Морячка была не старше Ланны. «Она хочет найти правильного бога, который велит дуть всем ветрам и приведет к ней ее любовь, – рассказывала одноглазая Уна, знавшая ее дольше всех, – а я вот молюсь, чтобы этого никогда не случилось. Ее любимый погиб, я прочла это в капле ее крови. Если он к ней и вернется, то мертвый».
|
|
|
Дареон наконец допел свою песню. Ланна вздохнула под затихающие в воздухе звуки, а певец отложил лютню, посадил девушку себе на колени и начал ее щекотать.
– Вот устрицы, если кому надо, – громко сказала Кет, и Мерри тут же раскрыла глаза.
– А, хорошо. Давай их сюда, дитя, а ты, Уна, принеси хлеба и уксуса.
Когда Кет вышла из «Счастливого порта» с тугим кошельком и пустой, не считая соли и водорослей, тачкой, солнце уже спряталось за мачтами в гавани. Дареон ушел вместе с ней, сказав, что обещал вечером петь в гостинице «Зеленый угорь».
– В «Угре» серебро так и сыплется мне в карманы, – хвастался он. – Там бывают капитаны и хозяева кораблей. – Вдвоем они перешли через канал и углубились в кривую улочку. Тени сделались совсем длинными. – Скоро я буду играть в Пурпурной гавани, а там и в Морском Дворце. – Тачка Кет, дребезжа по булыжнику, играла свою музыку. – Сегодня я ем селедку со шлюхами, а через год буду вкушать с куртизанками императорских крабов.
– А что стало с твоим братом? – спросила Кет. – С тем, толстым? Нашел он корабль, который бы шел в Старомест? Он говорил, что хотел плыть на «Леди Ашеноре».
– Мы все собирались. Лорд Сноу так приказал. Я говорил Сэму, брось старика, но толстый дурень уперся и ни в какую. – Последний луч солнца зажег волосы Дареона. – А теперь уж все, опоздали.
– Да уж, – сказала Арья.
Когда она вернулась к Бруско, над их каналом уже собирался туман. Кет нашла хозяина в комнате, где он вел счета, и плюхнула перед ним на стол кошелек и пару сапог.
Бруско любовно потрепал кошелек.
– А это что?
– Сапоги.
– Хорошие сапоги всегда пригодятся, – он поднес их к самым глазам, – но эти мне маловаты.
– Этой ночью луны не будет, – напомнила ему Кет.
– Что ж, ступай помолись. – Он высыпал на стол монеты из кошелька. – Валар дохаэрис.
Валар моргулис, мысленно добавила Кет.
Туман сгустился, когда она вышла на улицу. Открывая вырезанную из чардрева дверь Черно‑ Белого Дома, она поеживалась от холода. Немногие свечи, горевшие вечером в храме, мерцали, как падающие звезды. В полумраке боги казались ей незнакомыми.
|
|
|
В подземелье она сбросила потертый плащ Кет, стянула через голову бурый, пропахший рыбой камзол, стащила с ног просоленные сапоги, избавилась от белья и омылась водой с лимоном, чтобы и духу не оставить от Кошки‑ Кет. Чисто отмытая розовая девочка с каштановыми, прилипшими к щекам волосами с Кет не имела ничего общего. Она надела чистый хитон, обулась в тряпичные туфли и пошла на кухню попросить у поварихи Уммы еды. Жрецы и послушники уже поели, но Умма приберегла для нее кусок жареной трески с пареной репой. Послушница в черно‑ белом хитоне все умяла за обе щеки, вымыла тарелку и отправилась помогать женщине‑ призраку с зельями.
Помощь состояла большей частью в том, чтобы лазить по лесенкам, доставая указанные жрицей листья и травы.
– «Сладкий сон» – самый нежный из ядов, – говорила женщина‑ призрак, растирая что‑ то пестиком в ступке. – Несколько его крупинок успокаивают расходившееся сердце, унимают дрожь в руках. Человек чувствует себя спокойным и сильным. Щепотка поможет проспать ночь крепко, без сновидений, а от трех щепоток засыпают вечным сном. Он очень сладок на вкус, поэтому его лучше запекать в пироги или класть в вино вместе с медом. Вот понюхай, – предложила она Арье и послала ее достать красный стеклянный флакон. – А вот этот будет пожестче, зато не имеет вкуса и запаха, поэтому его легче скрыть. Он называется «слезы Лисса». Растворенный в вине или воде, он разъедает человеку внутренности, и тот умирает, как будто от какой‑ то болезни. Понюхай. – Арья послушалась, но ничего не унюхала. Жрица отставила «слезы Лисса» и открыла каменный сосуд. – В эту кашицу добавлена кровь василиска. Она придает мясу пряный аромат, но тот, кто ее отведает, будь то зверь или человек, впадает в буйное помешательство. Мышь после крови василиска способна напасть на льва.
Арья прикусила губу.
– А на собак она тоже действует?
– И на собак, и на любое животное с теплой кровью, – сказала женщина и вдруг дала ей пощечину.
Арья схватилась за щеку скорее от удивления, чем от боли.
– Что ты делаешь?
– Только Арья из дома Старков прикусывает губу, когда о чем‑ то задумывается. Разве ты Арья?
– Я никто, – рассердилась девочка, – а вот ты кто такая?
Она не думала, что призрак ответит, но та ответила.
– Я была единственным отпрыском древнего рода, наследницей моего отца. Мать умерла, когда я была еще маленькой, я не помню ее.
Когда мне было шесть, отец мой женился снова. Мачеха была добра ко мне, пока у нее не родилась своя дочь. Тогда она захотела, чтобы я умерла, а отцовское состояние унаследовало ее родное дитя. Ей бы обратиться к Многоликому, но она никогда не решилась бы на жертву, которую требует он. Вместо этого она задумала сама меня отравить. Я не умерла, но стала такой, какой ты меня видишь. Целители из Дома Красных Рук рассказали отцу, что сделала мачеха, а он приехал сюда и принес в жертву все свое богатство и меня заодно. Многоликий услышал его молитву. Я стала служить в этом храме, а жена отца получила подарок.
|
|
|
– Это правда? – подозрительно спросила Арья.
– Доля правды здесь есть.
– Но и ложь тоже?
– Здесь есть неправда и есть преувеличение.
Слушая женщину‑ призрака, Арья все время наблюдала за ее лицом, но та не подавала ей никаких знаков.
– Многоликий взял у твоего отца не все, а только две трети.
– Верно. Это и было преувеличение.
Арья усмехнулась и тут же ущипнула себя за щеку. Следи за своим лицом, приказала она себе. Улыбка – твоя служанка и должна являться, лишь когда ты ей велишь.
– А ложь в чем?
– Ни в чем. Я солгала про ложь.
– Тогда солгала или теперь лжешь?
Но жрица не успела ответить, потому что в комнату вошел, улыбаясь, добрый человек.
– Итак, ты вернулась.
– Ночь нынче безлунная.
– Верно, безлунная. Какие же три вещи узнала ты из тех, что не знала прежде?
Да я все тридцать узнала, чуть не сказала она.
– У Крошки Нарбо три пальца не гнутся, и он собирается стать гребцом.
– Это полезно знать. Что еще?
Она припомнила, что слышала за день.
– Квенс и Алакио подрались и ушли из «Корабля» – но я думаю, они вернутся.
– Думаешь или знаешь?
– Думаю, – призналась она, хотя была в этом почти уверена. Лицедеям, как и всем прочим, надо что‑ то есть, а для «Синего фонаря» они оба недостаточно хороши.
– Так‑ так. Третья вещь?
На этот раз Арья не колебалась.
– Дареон умер. Черный певец, который жил в «Счастливом порту». В самом‑ то деле он дезертировал из Ночного Дозора. Ему перерезали горло и столкнули его в канал, только сапоги сняли.
– Хорошие сапоги всегда пригодятся.
– Вот‑ вот. – Она старалась, чтобы ее лицо не выражало совсем ничего.
– Кто же мог сделать такое?
– Арья из дома Старков. – Она наблюдала за его глазами, его ртом, его челюстными мускулами.
– Я думал, что этой девочки уже нет в Браавосе. Ну а ты кто?
– Никто.
– Лжешь. – И он сказал, обращаясь к призраку: – Пить хочется. Будь добра, принеси мне чашу вина и согрей молока для Арьи, столь неожиданно вернувшейся к нам.
На пути сюда Арья все время думала, что скажет добрый человек, когда услышит про Дареона. Рассердится на нее или будет доволен тем, что она вручила певцу дар Многоликого Бога? Она раз сто проиграла этот разговор у себя в голове, точно репетирующий роль лицедей, но никогда бы не догадалась, что ей предложат теплое молоко.
Оно как будто подгорело немного и оставило после себя горьковатый привкус.
– Теперь иди спать, дитя, – сказал добрый человек, – а утром будешь служить.
Ночью ей снова приснилось, будто она волчица, но этот сон был не такой, как все предыдущие. Она кралась в тумане одна, пробегая по крышам и по набережным каналов.
Утром она проснулась слепой.
|
|
|
