Н. Бианки

Н. Бианки

Будни

 

Врач сказал: «Когда катаракта созреет, вам сделают операцию. Будете видеть только в очках. Что вы так испугались? Многие люди всю жизнь носят очки…»

Я отправилась в археологическую экспедицию и постаралась забыть о предстоящих неприятностях, но примерно через полгода возникло ощущение, что все вокруг покрылось туманом. Впрочем, стоило закрыть правый глаз, туман исчезал. Врач объяснил: «Такое бывает. На правом глазу катаракта у вас развивается быстрее». И я занялась странной игрой: где бы ни была, с кем бы ни разговаривала – все время то закрывала, то открывала один глаз. Хотелось уловить движение болезни, определить, что же все‑ таки происходит: ухудшается зрение или несколько улучшается благодаря уколам и витаминным каплям? Каждый день было по‑ разному. Я стала метаться по врачам. Один советовал с операцией повременить – дождаться, пока созреет катаракта и в левом глазу и когда наступит полная слепота. (Дескать, разница в коррекции будет мешать видеть нормально. ) Другой врач, напротив, торопил с операцией. Между тем правый глаз теперь реагировал только на свет. Даже контуры предметов были уже не видны. Тогда, обложившись медицинскими книгами, я стала выяснять, что такое катаракта.

Выяснила. В глазу есть немаловажная деталь – хрусталик, который проецирует изображение на сетчатку. Его помутнение называется катарактой. Помутнение чаще всего начинается по краям и постепенно распространяется на весь хрусталик. У одних процесс проходит бурно и зрение ухудшается за полгода, у других созревание длится десятилетиями. Когда катаракта «созрела» и глаз ничего не видит, необходимо удалить помутневший хрусталик. При обычном удалении катаракты предлагают носить очки с толстыми тяжелыми увеличительными стеклами (плюс 10, 0 или 12, 0 диоптрий) или надевать контактные линзы. Известный офтальмолог, профессор Святослав Николаевич Федоров вместо этих приспособлений предложил вставлять в глаз искусственный хрусталик‑ линзу. Эта операция – она стала большим событием в офтальмологии – на медицинском языке называется экстракция (удаление) катаракты с имплантацией (введением) искусственного хрусталика.

…В клинику Института микрохирургии глаза я легла во вторник, а уже в среду меня повели в операционную. Слева освещено, слышно перешептывание – по‑ видимому, там идет операция.

Ложусь, меня накрывают простыней, на грудь ставят проволочный «параллелепипед», чтобы простыня не западала и можно было свободно дышать. Дина Иосифовна Иоффе, ассистент профессора Федорова, предупреждает, что первый укол в висок болезненный (операция пойдет под местной анестезией). На мой взгляд, укол обычный, не больнее того, что делают при удалении зуба. Второй, еле ощутимый – в веко и, наконец, последний – около глазного яблока. Дина Иосифовна измеряет давление глаза, делает массаж глаза. Включают свет, пододвигают микроскоп. Неслышно подходит и садится Святослав Николаевич. Профессор о чем‑ то спрашивает, я охотно откликаюсь. Боли никакой. Почти забываю, где нахожусь, – будто и не на операционном столе.

Святослав Николаевич прерывает беседу: «Минуту, сейчас буду вставлять линзу!.. » Через некоторое время понимаю, что Дина Иосифовна зашивает рану. И вдруг ни с чем не сравнимое ощущение – слепой глаз видит! Ощущение мгновенное – на глаз накладывают повязку. Операция окончена. Кто‑ то заботливо спрашивает: «Как самочувствие? » Все нормально. На лифте меня опускают на третий этаж, в палату.

Постель приготовлена, подушки положены низко. Ложусь и вмиг засыпаю. Кажется, я пыталась во сне повернуться на бок, но соседка Галя на страже: после операции полагается полтора‑ два часа лежать на спине, а потом уж можешь развлекаться как заблагорассудится. В палате у нас одна Галя пока не оперированная. Как и всюду, нянечек не хватает, и поэтому каждый в меру своих сил старается помочь ближнему. На следующий день я уже помогаю соседкам.

Через несколько дней меня выписали. А интерес к замечательным людям, возвращающим зрение, остался. И вот, получив разрешение профессора, я впервые увидела операцию, стоя рядом с хирургом.

…Без четверти десять.

За двумя операционными столами ассистенты – Дина Иосифовна и Елена Федоровна Сугробова – подготавливают пациентов к операции. Чтобы глаз не двигался, верхнюю прямую мышцу зажимают и через нее продергивают нитку, которую прихватывают особым приспособлением. Глаз зафиксирован, все вокруг него густо смазано зеленкой, и он одиноко поблескивает в отверстии простыни.

Первый сегодняшний больной очень беспокоен: семнадцатилетний парень с травматической катарактой. Он почти в полуобморочном состоянии – трясется и плачет. Оперировать его в таком состоянии невозможно. Парня всячески успокаивают. Бесполезно: ни уговоры, ни шутки не помогают. И вдруг кого‑ то осенило: надо усилить музыку, которая обычно сопровождает операции. Больной как‑ то сразу затих и успокоился. Через селектор тем временем раздается голос Святослава Николаевича: «Дина Иосифовна! Вы меня слышите? » – «Все готово, – отвечает она. – Ждем». Белая шапочка и маска делают лицо профессора незнакомым. Узнаешь только глаза. Операционный стол оснащен специальной, изобретенной Федоровым, приставкой, в ней отверстие для головы больного. Святослав Николаевич садится. Руки и инструмент – на приставке. Перед глазами – подвесной микроскоп. Меня на минуту подпускают к этому микроскопу – посмотреть. Глаз через окуляры кажется непомерно большим.

…Мягко, осторожно двигаются пальцы Федорова, маленькими миниатюрными ножницами вырезая полукружие в роговой оболочке, расправляя радужную. Ни одного лишнего движения. Так же экономны руки ассистента. В нужный момент, не раньше и не позже, Дина Иосифовна прижмет кровоточащий сосуд, вытрет кровь. И операционная сестра беззвучно подает со своего столика именно тот инструмент, который нужен в эту секунду.

Наконец вот он – самый волнующий момент: в зрачок вместо хрусталика, маленького, желтого, отдаленно напоминающего пуговку, профессор вводит искусственный, и Дина Иосифовна тотчас принимается почти невидимыми нитками плести тончайший узор, зашивая рану.

Операция окончена. Через несколько дней после операции пациент увидит 5–6 верхних строчек таблицы. В конечном итоге, если нет никаких осложнений, зрение достигнет нормы.

А Святослав Николаевич уже у другого операционного стола – там, где Елена Федоровна. Пока он будет с ней оперировать, девочки в коротких халатиках привезут следующего больного – им займется Дина Иосифовна.

Обязанности разделены. Подготовка глаза к операции и шитве – начало и конец – дело ассистентов. Основной этап – удаление пораженного болезнью хрусталика и введение искусственного – работа ведущего хирурга. Если Федоров не оперирует сам, от стола к столу, от микроскопа к микроскопу точно так же переходит, пересаживается Дина Иосифовна или доктор Глинчук. В клинике два операционных дня, и в каждый надо прооперировать по 14–16 человек. Я, сторонний наблюдатель, к трем часам еле держалась на ногах. А каково Святославу Николаевичу и его коллегам?

 

…Я стала ходить в клинику, как на работу.

 

 

* * *

 

С бригадой хирургов еду в подшефную больницу. Красивый ярко‑ желтый с голубой полосой автобус‑ операционная – раза в полтора длиннее тех, что разъезжают по городу. Собралась довольно большая компания: два хирурга, две медсестры, я, шофер и небезызвестный Лева Мастеров (специалист по электронике). Он, как Фигаро, бегает обычно по клинике из одной операционной в другую.

Едем в Дмитров. В узком дворе Дмитровской больницы шофер Дима развертывает нашу махину и ставит ее впритык к зданию – так больным будет удобнее перейти из отделения в автобус.

С собой привезены два телевизора. Контрольный (маленький) всегда находится в автобусе. Второй – с большим экраном – перенесен в комнату на первом этаже больницы. Отсюда можно следить за работой хирурга.

Телевизор включен. Первая операция – экстракция катаракты с имплантацией искусственного хрусталика. Оперирует Борис Григорьевич Фельдман. Одновременно он рассказывает, что делает, почему. На экране виден глаз, виден инструмент. Видно все то же, что я уже видела в операционной клинике, – только укрупненное телекамерой.

В тот день прооперировали десять человек: семь экстракций катаракт, три операции по поводу глаукомы. Оперировали попеременно – то Борис Григорьевич, то Александр Аксенов, молодой хирург из бригады, которая занимается главным образом отслойкой сетчатой оболочки.

У клиники двадцать две подшефные больницы. Есть больницы в Красноярске, в Ростове, в Перми, в Тюмени. И с каждой больницей связь реальная. Федоров помогает всем, чем только может. Но смысл шефства – обучить местных хирургов оперировать под микроскопом, по новым методикам. Это большое искусство. Федоров часто выезжает за рубеж, читает лекции, показывает диапозитивы, аудитории обычно забиты до отказа – так было на Филиппинах, в Америке, Японии, Испании.

В Дмитрове, где мы теперь находимся, пока делают несложные операции: снижают внутриглазное давление, удаляют катаракту, об имплантации искусственных хрусталиков пока даже и не мечтают. У телевизора ординаторской, к сожалению, сидела я одна. Местные окулисты были на приеме в поликлинике, на обходе в палатах – рабочий день, пациенты со всего района.

…Когда кончились операции и медсестры занялись уборкой автобуса, меня, заставив переобуться и надеть белоснежный халат, пустили осмотреть «автобусную» операционную.

Автобус разделен на три отсека разной величины. Налево – маленькая комната, где переодеваются хирурги. В ней же шкаф с открытыми полками, кресло и два аппарата для предоперационного исследования глаза. Здесь же ассистенты записывают в истории болезни род операций. Направо – комната побольше. Посредине стоит операционный стол. Над ним – подвесной микроскоп. Рядом – кресло для хирурга и вертящаяся табуретка для ассистента. Мебель привинчена намертво, чтоб не могла сдвинуться. Третий, дальний отсек – владения медсестер: там автоклав для стерилизации и сокровища – набор самых разнообразных инструментов. Тесновато, но все продумано – все под рукой.

 

Одного из пациентов Дмитровской больницы не рискнули оперировать без дополнительного обследования.

Девятилетний Александр Григорьевич – так здесь с улыбкой его величали – поступил в больницу после тяжелой травмы. Во время игры в «казаки‑ разбойники», в самый патетический момент, ему в глаз попала деревянная стрела. Глаз выглядел странно, зрачка не видно, вместо него торчит как бы большая белая пуговица. Да и радужная оболочка не в лучшем виде, похожа на решето, того и гляди – расползется.

– В понедельник привезите его к Егоровой, она специалист по травматическим катарактам. Пусть посмотрит, – предложил Фельдман.

Лечение травматических катаракт – одна из самых сложных проблем офтальмологии. Среди причин слепоты на одном из первых мест травматические катаракты. А пациенты чаще всего дети, примерно с трех лет и старше.

Дети есть дети, мало ли что они могут запустить в глаза себе и приятелю. Осколок стекла или металла или деревяшка прежде всего ранят роговицу и хрусталик – отсюда помутнение его и возникновение катаракты. Бывает при этом повреждена и радужная оболочка. Совсем не исключено, что осколок ненароком заденет и сетчатую оболочку. Хирургу, как правило, приходится иметь дело со всеми структурами глазного яблока.

Удастся ли извлечь хрусталик? А вдруг он так сросся с радужной оболочкой, что отделить его практически уже невозможно? Если в данном случае повреждена и роговица, необходимо пересадить роговицу, а для этого надо вырезать поврежденный помутневший кусочек и заменить его свежим, донорским.

Но вот хирург удалил хрусталик и привел глаз в порядок. Казалось бы, чего же больше? И, однако, сделано только полдела. Ведь глаз без хрусталика не видит, а если точнее – видит только очертания предметов.

По нынешним меркам единственно правильный выход – вместо поврежденного хрусталика вставить в глаз хрусталик искусственный. Лучший из них – ИОЛ, интраокулярная линза модели Федорова – Захарова.

…В понедельник, как и договорились, мальчика привезли в клинику. Исследования были закончены быстро, и через три дня в одноместной операционной – снизу доверху в черном кафеле – доктор медицинских наук Элеонора Валентиновна Егорова, закутанная в белую марлю, как в паранджу, начала оперировать Сашу.

В микроскоп над операционным столом ввинчена специальная труба – через нее я вижу всю операцию, этап за этапом.

…Сначала Элеонора Валентиновна удаляет поврежденный хрусталик – катаракту. Делается это при помощи низкочастотного ультразвука. (Способ называется «факоэмульсификация». ) Титановая игла аппарата дает возможность дробить ядро – твердую часть хрусталика – на мельчайшие части. У этого способа много достоинств – после операции быстро восстанавливается зрение, а из‑ за небольшого разреза глаз куда меньше травмируется. Отсюда – меньше и осложнений. Затем хирург делает пластинку радужной оболочки. Несколько дней назад я уже видела, как Егорова лихо ее штопала. Но сейчас, поскольку вырван большой кусок, штопай не штопай – ничего не получится. Придется применить новую оболочку или, что еще лучше, какой‑ нибудь заменитель, их довольно много. И наконец, когда глаз становится как глаз – ведь было сплошное месиво, – хирург вставляет искусственный хрусталик. Линзочка очень сильная – ставится, как говорится, «на вырост». С нею Саша будет видеть хорошо только вблизи. Для дали ему придется носить очки. Но он будет их носить лишь до тех пор, пока не вырастет и пока не увеличится глазное яблоко. Вот тогда хрусталик станет ему впору – с ним он будет видеть одинаково хорошо и вблизи и вдали.

На следующий день, во время осмотра, стало ясно, что Саша видит поврежденным глазом. Глаз у Саши теперь чистый, красивый, но от обычного несколько отличается: зрачок не круглый, а как бы шестигранный и на нем прозрачный кружочек‑ линзочка. Такое впечатление, что в глаз вставлены небольшие часики. По краям линзы, на равном расстоянии друг от друга, – что‑ то вроде маленьких заклепок, всего их шесть штук, – это ножки от дужек, которые заведены за радужную оболочку. Между каждой парой дужек, через две заклепки, расположены антенки. Чтобы не поцарапать глаз, концы дужек и антенок закруглили специальным инструментом.

…Сколько детей, как бы связанных невидимой ниточкой, у которых в глазу – крохотный циферблат, вставленный здесь, в клинике Федорова!

 

Тороплюсь, боюсь опоздать на летучку.

Каждое утро в 9 часов 15 минут Я. И. Глинчук, старший научный сотрудник, проводит летучку. В ординаторскую собираются хирурги всех отделений. Хирурги в желтых халатах, шапочка у каждого надвинута на свой лад.

Дежурный врач докладывает сводку «новостей» за предыдущую ночь: есть ли послеоперационные осложнения, какие приняты меры.

Ярослав Иосифович направляет ход летучки, дает слово то одному, то другому хирургу. К концу летучки определяется объем работы для каждой бригады.

И снова операционная.

В брюках и халате Альбина Ивановна Ивашина кажется полнее. А вообще она тоненькая и быстрая в движениях. Глаза большие, голубые, смотрят на собеседника внимательно и изучающе.

Вот пациенты старшего научного сотрудника Альбины Ивановны Ивашиной, ученицы Святослава Николаевича еще по Архангельску. Там он разрабатывал первые из своих знаменитых операций, и там, еще студенткой, Ивашина сделала под его началом первые свои шаги в офтальмологии.

…Дрессировщик цирка из сибирского города. У него травматическая катаракта. Зверей из клеток по недосмотру выпустили не в той последовательности. Сначала надо было выводить львов, потом тигров и только затем медведей. А тут порядок нарушили, началась свалка. Дрессировщик бросился разнимать зверей – на него напал лев. Пока подоспела подмога, пока шла рукопашная, лев повредил дрессировщику ногу и попал лапой в глаз. После операции он намерен вернуться в цирк.

…Мотоциклист, которому не повезло дважды. Несколько лет назад после травмы ему удалили хрусталик и вставили ИОЛ. И надо же – он снова упал с мотоцикла! Глаз изуродован: снова радужная оболочка порвана в нескольких местах, линзочка сместилась и не занимает своего места перед зрачком. На операции Альбина Ивановна сняла искусственный хрусталик, промыла его и укрепила, где следует. Через операционный микроскоп я прочла цифру на хрусталике: «19 диоптрий».

Что ж, у всех людей глаза разные, и «родные» хрусталики, как очки, тоже имеют разную силу преломления. У одних – 12 диоптрий, у других доходит до 30. Все знают, как подбирают людям очки, примеряя поочередно разные линзы. Но во время операции – на вскрытом глазу – хрусталики не примерить. И поэтому заранее должен быть подобран именно такой, какой нужен. Раньше больным предлагали не одну, а две операции: на первой вынимали больной хрусталик, а спустя несколько месяцев вживляли искусственный. По размеру передней камеры глаза, длине его оптической оси, кривизне роговицы Ивашина разработала метод расчета хрусталика. Важно, что необходимость двухмоментного вмешательства отпала – меньше травмы для больного, меньше риска, меньше послеоперационных осложнений. Формулами Ивашиной пользуются хирурги многих стран. В 1973 году Альбина Ивановна стала лауреатом премии Ленинского комсомола.

 

…Валерий Дмитриевич Захаров оперировал трехлетнюю Таню.

Год назад мать заметила, что девочка немного косит левым глазом. Пошли к районному детскому офтальмологу. Оказалось, что Таня ничего левым глазом не видит из‑ за врожденной катаракты. Когда ее привели к Захарову на консультацию, Таня, довольно быстро освоившись, спросила: «Мы будем играть в больницу? » Щелевая лампа вызвала у нее огромный интерес – хитроумный аппарат от нажатия кнопки то поднимался, то опускался, надвигался, отодвигался.

Удаление врожденной катаракты обычно производится в два этапа. Между операциями – удалением хрусталика и вживлением искусственного, – чтобы предотвратить отслоение сетчатки, делают еще криопексию – примораживание сетчатки холодом. Но Валерий Дмитриевич, удалив мутный хрусталик, тотчас ввел в глаз девочки линзочку с тремя дужками и тремя антеннами. Дужки завел за радужную оболочку, антенки располагал впереди. Линзочка светилась, переливалась всеми цветами радуги, напоминая чем‑ то рыбью чешуйку. В 1967 году предложена еще одна модель. У нее уже три петли и три антенки. Такой хрусталик применяется и по сей день.

Еще Казанова рассказывал в своих мемуарах о некоем враче из Дрездена, предлагавшем изготовлять хрусталики из стекла, – 1775 год! Спустя сто семьдесят лет идея была осуществлена: в 1940‑ м офтальмолог Марчи изготовил хрусталик из кварца, но ввести его в глаз пациента не отважился. Наконец, в 1949 году англичанин Ридли впервые имплантировал больному искусственный хрусталик из оргстекла. Использовать именно этот материал подсказал случай с одним из его пациентов, летчиком. Во время войны в воздушном бою был поврежден «фонарь» – колпак кабины самолета и осколок оргстекла застрял у летчика в глазу. Оргстекло никаких воспалительных явлений в тканях не вызвало.

…Первые модели искусственных хрусталиков были несовершенны по оптическим характеристикам – у больных после операции появлялись высокая близорукость и астигматизм. Имела значение и ненадежность их фиксации в глазу. Над совершенствованием конструкции бились многие офтальмологи. Долгие годы над этим работал и Федоров, сначала один, затем вместе с Захаровым – именно им и удалось впервые создать искусственные хрусталики, не травмирующие ткани глаза. У линз, разработанных предшественниками, были две точки опоры – отсюда и неустойчивость, и слишком сильное давление на роговицу, вызывавшее у многих пациентов послеоперационные осложнения. «Сооружение простое, как помидор» – так говорит Федоров о своих линзах сегодня. Итог действительно прост. Вместо опоры на две точки – фиксация линзы в трех точках: первое усовершенствование. Спустя некоторое время – второе усовершенствование: передние опорные петли были заменены на антенки. На сегодня в клинике прооперировано 12 тысяч человек!

…Федоров у себя в кабинете. Перед Святославом Николаевичем груда конвертов с марками разных стран – письма коллег, пациентов, друзей. Он диктует ответы и одновременно разговаривает сразу со всеми, кто в кабинете.

– Если подумать, ведь хорошо лечить просто выгодно, – говорит он мне так темпераментно, будто я с ним спорю. – Прикинем: день, проведенный в больнице, стоит двадцать рублей. Если больного обследовали амбулаторно, если операции идут без осложнений, сокращаются сроки пребывания и экономятся деньги. Все выгодно – и совершенное оборудование, и аппаратура, и медикаменты… И вообще некоторые операции делаются ведь амбулаторно – кератотомия. Можно – и удаление обычной катаракты. Если рядом с клиникой будет пансионат, больной через два часа просто вернется к себе в палату, а утром покажется врачу…

Впрочем, кератотомию, операцию, которая снимает близорукость до шести диоптрий, в клинике давно делают амбулаторно – для этого отведен определенный день, пятница. В какую‑ то из пятниц здесь прооперировали сослуживицу Наташи Бадиной. Близорукость была небольшая, в тот же день сослуживица вернулась домой, счастливая.

 

У многих научных проблем своя история, дальняя и ближняя. Есть она и у офтальмологии, с которой мне довелось столкнуться.

Кто изобрел очки – точно неизвестно. Легче выяснить, где и когда они появились, хотя и по этому поводу до нас дошли весьма скудные сведения. Считается, что очки были изобретены в Северной Италии, а точнее в Венеции, в XIII веке. Предполагают, что распространение очков в определенной мере связано с началом книгопечатания – с XV веком. В других странах Европы, а затем в Азии очки стали известны лишь в XVI или же в начале XVII века. Примерно в это же время появились они и на Руси. Диоптрической^[5] нумерацией стекол научились пользоваться значительно позже, только в прошлом веке.

Как и всякое изобретение, очки претерпели существенные изменения. Поначалу к глазу приставляли одно стекло. Оно было в оправе, на длинной ручке. Затем соединили два стекла, оставив ручку, – это знаменитый лорнет пушкинской поры. Впоследствии возник вариант оправы с переносьем и заушинами.

Потребность в очках появилась значительно раньше, чем все эти модификации. В начале первого века нашей эры римляне, читая, пользовались стеклянной колбой, наполненной водой (вода увеличивает предметы). Император Нерон наблюдал бои гладиаторов сквозь шлифованный изумруд.

Кажется, не сохранилось даже упоминания о том впечатлении, которое произвело на людей изобретение очков, хотя событие, скажем прямо, было ошеломляющим. А вот теперь, на исходе нашего века, человечество, чтобы лучше видеть, пробует … снять очки.

Еще в 1508 году Леонардо да Винчи придумал очки‑ невидимки. Мы такие очки называем контактными линзами. Небольшие, прозрачные, немного выпуклые, с определенными диоптриями, они накладываются прямо на глазное яблоко и внешне незаметны. Контактные линзы можно использовать при любых формах роговой оболочки глаза.

Еще более необычное решение нашел Федоров. Очки он запрятал внутрь глаза. (К тому времени у него был опыт и свой, и своих предшественников. ) Как известно, после удаления катаракты больному предлагают очки с высокой диоптрией. Святослав Николаевич, удаляя хрусталик, вставляет вместо него линзу величиной буквально с ноготок – 5 миллиметров в диаметре и 0, 35–0, 40 миллиметра толщиной.

«Сооружение простое, как помидор», – любит приговаривать профессор. Но это простое сооружение – новое, оригинальное слово в науке о зрении.

При высокой, прогрессирующей близорукости изменяется форма глазного яблока – обычно шаровидное, оно становится овальным из‑ за растяжения и утончения наиболее пластичной ткани склеры, его наружной оболочки. Это может привести к полной потере зрения, так как нарушается питание в заднем отделе глаза.

…Наташе Бадиной было десять лет, когда грипп обернулся тяжелейшим осложнением. Поначалу врач прописал очки – минус 3. Немного погодя – минус 5. С каждым годом близорукость увеличивалась. Когда Наташе исполнилось тринадцать лет, она носила очки с толстенными линзами в 25 диоптрий – такие стекла изготавливают по специальному заказу.

Она знала, что прогрессирующая близорукость, да еще столь высокая, ведет к слепоте. Знала и гнала прочь такие мысли. И все же к очкам, своей единственной палочке‑ выручалочке, за долгие годы так и не смогла привыкнуть. Без очков ничего не видела. На ощупь доставала хлеб, сахар. По квартире двигалась сравнительно просто, привычно, а вот вне дома возникало много препятствий. На улице иногда становилось так страшно, что Наташа не выдерживала и просила кого‑ нибудь перевести ее через дорогу. Некоторое время носила контактные линзы, их приходилось надевать утром и снимать на ночь – процедура не из простых. Снова вернулась к ненавистным очкам.

«Солнышко» – так окрестил операцию кератотомии Святослав Николаевич Федоров, тот ее вариант, который был сделан Наташиной приятельнице. И впрямь, если посмотреть на прооперированный глаз через щелевую лампу, в середине будет виден небольшой кружок с расходящимися от него радиальными лучами.

Обезболивание простое. Никаких уколов – хирург закапывает в глаз обезболивающее вещество, специальным инструментом очерчивает круг в пределах зрачка и от него легонько процарапывает роговицу, в зависимости от степени близорукости намечая диаметр кружочка и длину насечек. Чем выше близорукость, тем меньше диаметр и тем длиннее лучи. По наметкам роговица прорезается примерно на три четверти ее толщины. На одном глазу операция длится 5–10 минут. На третий‑ четвертый день надрезы зарубцуются. Роговица станет более плоской, и оптическая сила глаза станет такой, как было рассчитано.

Для Наташи Бадиной этот вариант не годился, слишком высокая близорукость. Федоров осмотрел ее, ознакомился с результатами измерений – длина глаза, толщина хрусталика, размеры передней камеры – и пообещал:

– Вы будете видеть вдаль без очков.

Немного помедлил и добавил:

– Но для этого необходимы три операции. Сначала мы займемся левым глазом, он в худшем состоянии, остановим близорукость. Через три месяца – вторая операция. Есть надежда скинуть примерно 22 диоптрии. А когда этот глаз придет в норму, займемся вторым глазом, с ним дело проще; там нет прогрессирующей близорукости.

Чтобы остановить прогрессирующую близорукость, Нине Васильевне Балашовой следовало сделать склеропластику – укрепить задний отдел глаза пациентки. Затянуть его как бы в корсет, изготовленный из материала, не чужеродного глазу, такого, который приживется в нем, – это лента, вырезанная из склеры умершего человека, законсервированная, приготовленная к новой службе.

Прежде всего Нине Васильевне нужно было добраться до мышц, сделав в конъюнктиве полулунный разрез.

…Мышцы освобождены, сначала – верхняя наружная мышца, потом нижняя прямая и, наконец, нижняя косая. Она наиболее мощная, и потому на ее обработку уходит особенно много времени. Под каждую мышцу продергивается нитка, которая скрепляется специальным зажимом. Один, два, три, четыре зажима. Такое впечатление, что на глаз надели «сбрую». Под мышцы проталкивается лента, затягивается, «корсет» готов.

 

…На экране – глаз, увеличенный раз в пятьдесят. Смешной человечек, похожий на Буратино, подходит к нему и огромной пилой срезает верхушку роговицы. Затем он обтачивает ее на станке и возвращает на прежнее место.

Мы сидим в фотолаборатории клиники и смотрим фильмы. Сначала мультик – схему операции. Затем цветной фильм, где та же операция заснята подробно. А через несколько дней я увидела, как хирург Виктор Константинович Зуев делал Наташе эту операцию – кератомилез.

На специально подготовленный глаз устанавливают кольцо с высокой ручкой. В кольце – рельсики, по которым движется лезвие машинки, похожей на машинку для стрижки волос, только уменьшенную раз в десять. Лезвие отсекло верхушку роговицы глаза. Срезанная, она похожа на линзу – белая, прозрачная, диаметром 8 миллиметров и в полмиллиметра толщиной. Полдела сделано. Теперь Виктор Константинович накрывает глаз больного предохранительной синей крышечкой и переходит к станку – все, как в мультфильме.

Чтобы уменьшить Наташину близорукость, ему надо утончить роговицу в центре – примерно на треть – и тем самым изменить ее кривизну. Для этого специальным инструментом с нее снимают стружку. Чем выше близорукость, тем толще снимаемая стружка.

Затем хирург возвращает линзу – обработанную роговицу – на ее природное место, приметывая ее, делает на воображаемом глазном циферблате четыре фиксирующих шва – на 3, 6, 9, и 12 часах, а затем шьет круговым, непрерывным швом, напоминающим мережки белошвеек. Толщина его ниток – 23 микрона, в три раза тоньше человеческого волоса. А шьет он аккуратно, спокойно, ровно, нигде не перетягивая.

 

…Наташа Бадина пришла снимать швы. Закончив процедуру, Виктор Константинович усадил ее перед таблицей – проверка зрения. Слышу, как она читает: «Ш Б», «М Н К». Первая строчка, вторая строчка. Она умолкает, а мы ждем и волнуемся. Наташа продолжает. На счету четыре строчки, но прошло всего два месяца, и есть надежда, что через какое‑ то время она будет видеть еще лучше.

После операции Наташа долго не могла привыкнуть, что из ее жизни ушел серый фон. Ловила себя на том, что ходит по‑ прежнему осторожно, по‑ прежнему носит себя, как стеклянный сосуд. Иногда ей казалось, что и операции, и выздоровление – все ей приснилось.

 

…Если не ошибаюсь, в 1977 году на заседании Общества офтальмологов Святослав Николаевич выступил с докладом о глаукоме.

– Пилокарпин вреден, – жестко говорил Федоров. – Хотя подобные ему препараты (а их много разных) на какое‑ то время действительно снижают внутриглазное давление. Только операция, и то когда болезнь не запущена, способна предотвратить вредные последствия.

Его никто не поддержал. Мало того, его все время прерывали и в конце концов даже не дали договорить. И до сих пор большинство врачей считает, что пилокарпин спасает при всех формах глаукомы.

Реакция зала поразила и встревожила.

Ничего страшного Федоров не сказал. Он повторил только давным‑ давно известные, но забытые истины: если внутриглазное давление не снижается – так считал в свое время и знаменитый Филатов, – необходимо срочно оперировать. Филатов утверждал, что операцию надо делать именно в начальной стадии глаукомы, когда зрительные функции еще не пострадали. От операции на какое‑ то время можно и отказаться, но только в том случае, если при консервативном лечении удается добиться стойкого снижения внутриглазного давления. Можно только добавить, что и Авербах считал самым надежным способом лечения глаукомы хирургический. Кстати, в 1856 году Грефе был первым, кто предложил именно оперативное лечение глаукомы. Итак, ученики и последователи Филатова полагали, что увлекаться консервативным лечением так же вредно, как и отрицать полезность оперативного способа.

– Мы в эксперименте у себя в клинике изучали кровообращение глаза, – рассказывал Федоров. – Изучали и установили, что при глаукоме имеются тяжелые, как мы говорим, ишемические изменения в переднем отрезке глаза. Кровь при глаукоме сюда поступает плохо, и здесь развиваются те же процессы, что при инфаркте миокарда, когда закупориваются сосуды и пострадавший участок мышцы разрушается и затем замещается рубцовой тканью. При глаукоме рубцы настолько изменяют систему выделения жидкости из глаза, что это приводит к стойкому повышению внутриглазного давления. Кстати, при помощи современной аппаратуры такие изменения кровообращения легко регистрируются еще до того, как внутриглазное давление достигнет критической точки. И поэтому глаукому можно диагностировать и лечить в гораздо более ранней стадии, чем это делается сейчас. А применение традиционных лекарственных средств, по нашим наблюдениям, не только не помогает, но иногда оказывает обратное действие. Пилокарпин, армин, тосмилен, которые закапывают при глаукоме, суживают сосуды и еще больше нарушают кровообращение глаза. Многие медикаменты уменьшают выработку внутриглазной жидкости. А без нее глаз не может жить, ведь жидкость несет с собой питательные вещества. Мы при лечении глаукомы отказались от традиционных средств…

 

Глаукоме «покорны» все возрасты. Впрочем, в детские и юношеские годы она сравнительно редка. Она бывает врожденной – следствием внутриутробной и наследственной патологии – и благоприобретенной. Она возникает сама по себе – «первичной». Бывает и следствием другого заболевания – «вторичной». Причиной ее возникновения могут стать и рубцы роговицы, спаянные с радужной оболочкой, травматические катаракты, вывих хрусталика, отслойка сетчатки и, наконец, тромбоз сосудов и внутриглазные опухоли.

Глаукому не всегда удается выявить в начальной стадии. Больных глаукомой – судя по статистике – много. И еще… ни одна болезнь не приводила к слепоте так часто, как она.

…У кабинета доцента Н. С. Ярцевой, терапевта, всегда народ. Она разрешает мне познакомиться с историями болезней, их, наверно, не меньше сорока. Сколько тут разных судеб! Вот Татьяна Михайловна. У Нонны Сергеевны на приеме последний раз она была в 1975 году.

– Почему же столько лет не показывались? – спрашивает Ярцева. – Вы ведь должны проверять свое зрение не менее одного раза в месяц.

Как объясняет больная, ей далеко сюда ездить. Да и зачем? Все это время она исправно ходила в районную поликлинику и неукоснительно капала пилокарпин. Но вот почему‑ то начались боли, и она, грешным делом, перепугалась. Причем, головная боль у нее часто сопровождается рвотой и общей слабостью.

По всему видно, что дела у нее из рук вон плохи. Из‑ за атрофии зрительного нерва зрение левого глаза потеряно безвозвратно.

Случай трагический! Налицо врачебная ошибка. При пожилом возрасте больного жалоба на снижение зрения дает кое‑ какое основание спутать глаукому с катарактой. Сероватый оттенок зрачка иногда принимают за помутнение хрусталика. И тогда малосведущий или невнимательный врач (назовем это так) – советует подождать, «когда созреет катаракта». А в это время «зреет» глаукома и атрофируется зрительный нерв.

Бывает и такое, что острый приступ глаукомы врач принимает за желудочно‑ кишечную интоксикацию или за нарушение мозгового кровообращения. Кстати, часто приступ бывает спровоцирован нервными потрясениями или тяжелой физической работой…

У другой больной Нонны Сергеевны – близорукость, глаукома и плюс к этому катаракта. В ее случае надо, прежде всего, лечить глаукому. Давление то повышается, то понижается. Добиться стабильности не удается. Никакие миотики, хотя бы временно, не помогают. Необходимо поэтому срочно оперировать худший, правый глаз. Ждать, когда больная сделает электрокардиограмму, рентген легких и т. д. – опасно. Времени в обрез, отсчет идет на часы. Ярцева решает класть ее в клинику по цито. А когда пройдет примерно полгода и с глазом все будет в порядке, вот тогда, вторым заходом, ей удалят катаракту. Вставят ли искусственный хрусталик, еще не известно – случай особый.

И, наконец, девушка с макулодистрофией сетчатки. Дистрофия, по‑ видимому, тут как следствие высокой близорукости. И хотя у Нонны Сергеевны за плечами большой опыт – эту больную она покажет Святославу Николаевичу. Ну, а если мнения сойдутся, больной сделают коагуляцию (во избежание отслойки сетчатку приварят по всей периферии). А чтобы остановить близорукость, предложат операцию – скле

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: