 |
ИВАН КОСЕНКО 7 страница
|
|
|
|
Он даже не успел перевести дыхание, оглядеться, как понял – враг рядом. Тени мелькали за постройками, у противоположной стены узкого дворика.
«Доволен, Гасан? Ты ведь ждал встречи с врагом. Ты готов был его давить голыми руками, и вот она, твоя последняя встреча с ним, – прошептал запекшимися губами. – Так пусть она будет последней и для тех, кто ворвался в кишлак. Тебе от них уже не уйти».
Прижавшись к стене дувала, сдирая плечом высохшую глину, крадучись сделал один шаг, другой. Так, осторожно, дошел до ворот. Оставался еще один, решающий шаг, и тут его заметили.
– Вот он! – раздался чей‑ то пронзительный вопль, и тут же прогремела очередь.
И все же последний бросок удался. Он сумел покинуть двор‑ ловушку невредимым. Но, выскочив на улицу, вновь увидел тени.
«Обложили», – зло ругнулся он и метнулся к оставленной кем‑ то тележке.
Приготовившись к бою, не сразу обратил внимание на раздавшуюся чуть в стороне автоматную очередь. Столько ему приходилось их слышать с тех пор, как покинул дом Дерхана, что не стоило и прислушиваться. Да и не по нему же стреляли. Но очередь снова вспорола ночь.
– Неужели наши?! Неужели идут на помощь?! – обжегся радостной мыслью. Но тут же отбросил ее в сторону. Вряд ли в это нужно верить. Им сейчас не до него. Да и откуда товарищам знать, где он находится.
Душманы притихли. Казалось, их и вовсе нет рядом.
Но Гасан знал – так только кажется. Догадывался, что они сейчас как саранча ползут, приближаются, готовые наброситься на него всей темной массой. И этот миг скоро настал. Десятки наполненных злобой голосов заполнили улицу. Но в следующее мгновение по разъяренной толпе ударил автомат Гасана. Быстро отстегнув опустевший магазин, он достал новый.
|
|
|
– Последний? – не веря себе, произнес он и рукой провел по подсумку. Больше рожков не было. – Эх, Дерхан, подвел ты меня, – с сожалением вздохнул Гасан и спохватился. А действительно, как там он сейчас – боевой товарищ? Неужели тоже ведет схватку с врагом? Да и в его ли положении ее вести… Какой из него боец…
«А каким бойцом будешь ты сам через несколько минут? – подумалось невольно ему. – Пройдет еще немного, и в магазине останется одна пружина…»
Гасан, поняв безвыходность своего положения, мотнул головой, словно не веря, что он останется лежать здесь, на пыльной улице, так больше и не увидев восход солнца, не услышав голоса друзей, не заглянув в глаза матери.
«Да ты совсем раскис, Гасан, – упрекнул себя. – Рано собрался на свидание к аллаху. У тебя ведь еще в магазине столько патронов. Вспомни Кундуз. Там бывало и похуже, один рожок оставался на троих, и ничего – пробивались. Выше голову…»
* * *
Гасан огляделся в надежде найти выход из положения, хотя бы зацепиться взглядом за камень, где можно укрыться. Но что разглядишь из‑ под тележки, да еще в такой мрак. И все же приметил невдалеке дерево. К нему и пополз, стараясь не выдать себя шумом, бряцаньем автомата. Но едва оказался возле мощного ствола тополя – раздались выстрелы. Били по тележке, бежали к ней. Гасан замер, стараясь подпустить душманов ближе – бить наверняка. Он приготовился нажать на спусковой крючок, но его опередили. Совсем рядом прогремела автоматная очередь. Затем еще раз – всего в нескольких шагах от него. Гасан прижался к тополю, огляделся: откуда бьет враг? Но это был не враг. Иначе почему стихли выстрелы душманов, отчего они вновь залегли?
– Вперед! – срывающимся до хрипоты голосом властно скомандовал кто‑ то. – Вперед, ослы!
Гасан выглянул из‑ за ствола дерева. Вдоль дувалов бежали бандиты. Их не остановили и несколько коротких очередей.
|
|
|
– Все, – вслух произнес Гасан. – Бежать некуда. Теперь надо в последний раз показать, чего ты стоишь, Гасан. Показать, как умирают те, кому дорога свобода, кто всем сердцем принял революцию.
Он рассчитал все: и сколько патронов у него осталось, и как бросится на того, кто первым подбежит к нему, как сдавит его горло руками… Одного не учел – автоматной очереди за спиной.
– Сюда! – донеслось сквозь стоны и крики душманов до Гасана. – Сюда!
Гасан вздрогнул, оглянулся.
– Да быстрей же! – вновь раздался чей‑ то требовательный голос.
Еще не веря, что кто‑ то пришел к нему на помощь, из‑ за него рискует жизнью, Гасан медлил. Он не знал, куда бежать. И вдруг увидел, как в двух шагах от него, из проема дувала, показалось белое пятно лица. А затем разглядел и нетерпеливый взмах руки.
– Я здесь, сюда.
Пригнувшись, Гасан бросился на этот призывный голос, не зная, кому он принадлежит и что его ждет, – сердце подсказывало, что зовет друг. Уже нырнув в дыру, он почувствовал, как что‑ то горячее ударило в руку, словно к ней прикоснулись раскаленным прутом…
* * *
– Махмуд, может, еще разок покричишь в свою трубу?
Амир Нулла поднял с земли помятый мегафон и протянул Бари. Тот пожал плечами и вопросительно посмотрел на Гасана.
– А стоит ли, учитель? – с сомнением в голосе произнес кузнец Гафар. – Словами поле не засеять, врага не одолеть.
– Верно, Гафар! – кивнул Гасан. – Врага надо уничтожать. И чем больше, тем лучше.
Сморщившись от боли, он взглядом подозвал к себе кузнеца.
– Перевяжи потуже, – попросил товарища.
– Все это так, – согласился Нулла. – Но не совсем. К чему, например, рисковать людьми? Разве мало потеряли сегодня? Дерхан, Хамид…
– Так почему же те, кто засел в мечети, еще дышат? – вскипел Гасан. На его исхудавших щеках заходили крутые желваки, в глазах засверкали яростные огоньки. – Почему ласкаем их слух уговорами, а не мстим за погибших товарищей?
– Потому, что не хотим лишних жертв, – пояснил Нулла.
– Эх, учитель, – вздохнул Гасан. – В твоей голове много того, чего я, быть может, никогда не постигну. Но вижу, что главное ты так и не понял: за кровь надо платить кровью.
– Ты злой человек, Гасан, – сдвинув на переносице густые брови, сурово сказал учитель. – Я это только сейчас понял.
|
|
|
– А я гораздо раньше, – мрачно усмехнулся Гасан. – Когда впервые увидел кровь ни в чем неповинных людей, когда на моих глазах вздрогнула и раскололась надвое стена Кабульского политехнического, а из трещины рванулось пламя, послышались стоны и крики моих ровесников. Да разве все расскажешь, – махнул он рукой. – Но хочу добавить, сегодня ночью, когда я, как загнанный заяц, оказался среди шакалов, много пережил, и злость моя к душманам стала намного сильнее, чем прежде. Ее из меня уже ничем не выбить…
– Гасан, считаю, стоит еще раз попробовать, – сказал Махмуд. – Мы ведь ничего не потеряем.
– Пробуйте, – безразлично махнул тот рукой. – Ты, Махмуд, этим уже, кажется, трижды занимался. А что в ответ? Выстрелы. Они ведь не ослы, соображают, что ждет, когда поднимут руки.
– Но и надеяться им не на что, – удивился молчавший до этого капитан – командир батальона регулярной армии. – Со всех сторон окружены. Куда им теперь деться?
– Человек всегда на что‑ то надеется, пока живет, – поправляя повязку на руке, ответил Гасан. – А душманы ждут темноты. Хотят использовать ее для себя. Попытаются пробиться сквозь наши заслоны.
– Ты что! – обиделся капитан. – Мы из‑ за этой банды уже две недели покоя не знаем. Которую ночь на ногах. И в самый последний момент упустить. Нет!
Гасан внимательно посмотрел на капитана. Понимал: этот человек чертовски устал: лицо совсем посерело…
– Ладно, Махмуд, – не оглядываясь, крикнул он Бари. – Делай, что хочешь. Только предупреди – в последний раз упрашиваешь, больше ждать не будем.
– Смотрите! – вдруг воскликнул Гафар.
Все последовали его совету – взглянули в сторону мечети. И каждый увидел, что от саманных построек, розовых в первых лучах солнца, приближалась женщина. Шла то вздевая к небу руки, то опуская. То исчезая за гребнями дувалов, то вновь показываясь.
– Да это же Фатима?! – дрогнувшим голосом прошептал Гасан. – Что с ней случилось?
Забыв о раненой руке, бросился навстречу. За ним поспешил Гафар. Только раз видел Гасан такое лицо у Фатимы. Когда пришел к ней рассветным часом и сообщил о смерти сына.
|
|
|
– Почему вы стоите неподвижно, будто по шею засыпаны песком? – спросила она тихим голосом, от которого каждому стало не по себе. – Почему говорите сами, когда должны говорить автоматы? Почему… – Не досказав, она стала опускаться на землю. – Там Гарипа убили, – прошептала, теряя сознание. – Там Башир…
* * *
Старый Гарип знал, на что шел. Он хорошо подумал, прежде чем решился на это.
…Когда в кишлак ворвались душманы, Гарип достал из потайного места оружие. Нашел его полгода назад, охотясь в горах. Повертел в руках с интересом – такое не встречал у шурави, не видел и у своих дехкан. Наверняка какая‑ то банда потеряла. У них теперь всякого оружия вдосталь – за границей не жалеют для них денег, всем снабжают, лишь бы помешать новой власти утвердиться, укорениться. Закинул его за плечи, поспешил домой. Знал: пригодится. И не ошибся.
Не успел выйти за порог, подбежала Зурфа с детьми.
– Ты их обоих оставь у меня, – сказал Гарип. – До Фатимы можешь и не добежать. А я постараюсь надежно спрятать.
Посмотрел на испуганные лица девчонок‑ малышек, помолчал, качая головой сердобольно. Затем повернулся к Зурфе:
– Что обещать, вместе и укроем.
Спрятали в глубокой яме, которую только что вырыл Гарип. Сверху прикрыли ворохом сухостоя. Прощаясь, Зурфа. вдруг остановила свой взгляд на автомате Гарипа. И тут же начала просить отдать ей оружие. Не скажи, что для Дерхана, никогда бы не отдал. Да и где это видано, чтобы в такое лихое время оружие отдавать. И кому – женщине! Но разве для Дерхана жалко? Не раздумывая, Гарип протянул Зурфе оружие. Помедлив, бросился в дом, тревожить свои запасы.
– Будь осторожна, – напутствовал ее.
Гарип был не из тех, кто отдавал людям последнее. Долгая жизнь научила его оставлять кое‑ что и себе, на черный день. А их у него за восемь десятков лет было немало. Не пересчитать. И когда Зурфа скрылась в темноте, Гарип вернулся к своему тайнику. Из него достал автомат, который выпросил у Хамида. Тот старика слушать не хотел. Но Гарип напомнил о встрече с Ахмедом, засомневался, что она не повторится, как тогда ему быть? Время такое, что без оружия как без рук. Словом, упросил Хамида. Пообещал в трудную минуту, если, конечно, она случится, поддержать дехкан…
…Сначала Гарип хотел пойти к дому Дерхана. Оттуда уже доносились выстрелы. Но пробраться туда не удалось. В кишлаке такое завертелось, чего Гарип уже давно не помнил. Пришлось поплутать по переулкам, лабиринтам дувалов. Он не знал, где находятся бойцы отряда самообороны, где горсточка царандоевцев. Да и как это было узнать? Но Гарип верил – они держатся, ведут бой. Вел его и сам Гарип. Правда, использовал при этом свою тактику – охотничью. Уже не одного бандита свалил он метким выстрелом. Действовал осторожно, бил из‑ за дувала, угла дома. А затем случай свел его с Гасаном. Вернее, Гарип не знал, что это был именно Гасан, даже не был с ним знаком. Лишь раз мельком видел парня с Хамидом. А теперь понял, что кому‑ то из своих трудно. И разве мог не прийти на помощь? Гарип подоспел в самый нужный момент, когда царандоевец, считай, уже находился в гостях у аллаха. Нще бы немного – и больше не было бы в кишлаке Гасана. Вместе и пробились к основным силам отряда самообороны.
|
|
|
…Кишлак продержался всего час. Дехкане не могли устоять под мощным натиском вооруженных до зубов душманов. Те ворвались в кишлак с двух сторон. Махмуд с Гафаром, Нуллою сняли остальные посты, дозоры – стремясь собрать остатки бойцов в один кулак, не дать бандитам уничтожить их по крохотным группкам. Это им почти удалось. Но что могли они сделать против такой массы душманов? Но все же держались. Трудно передать словами ту радость, которая охватила их сердца, когда в самый решающий момент пришла помощь.
Лишь немногим из бандитов удалось вырваться из огненного кольца. Да и то недалеко. Спасаясь от метких выстрелов, забежали в мечеть. Вот тебе и слуги аллаха, даже святым местом не дорожили, ворвались туда с оружием.
Гарип не стал дожидаться развязки, поспешил к себе. Нужно было выпустить дочек Дерхана, да и к нему самому наведаться. Но вышло все иначе. Встретил кузнеца Гафара, и тот такое рассказал, что, несмотря на возраст, Гарип побежал к дому Дерхана. Увиденное потрясло старика. Много в его жизни было потерь, но смерть Али, Зурфы и Хамида, как никакая другая, потрясла Гарипа. Долго ходил он по кишлаку, не замечая следов пожаров, разрушений, пятен крови на стенах дувалов. Так незаметно для себя оказался рядом с мечетью.
– Что, еще сопротивляются? – спросил у одного из бойцов, стоявшего в оцеплении.
– Сопротивляются, – кивнул тот. – Да мы и не пытались по‑ настоящему их оттуда выбить. Жалко людей терять. Может, поймут, что деваться некуда, сами выйдут. Ко всему мечеть. Не стрелять же в нее.
И тогда Гарип решился. Вспомнил всех, кого ночь отобрала у родных, близких, кто больше не выйдет в поле, к кирязам, и решился.
«Ведь люди все же, – думал он. – Неужели не поймут, что жизнь в их руках. Неужели не сделают единственно верный для себя выбор? »
Вслед ему неслись предостерегающие крики, его звали вернуться. Но Гарип упрямо шел туда, где засели душманы.
…Когда его окружили, Гарип не испугался. Начал говорить то, что хотел сказать, что желал донести до сердец этих заблудших, обманутых.
– Довольно крови. Покиньте мечеть. Смиритесь с тем, что вас ждет. А ждет трудное. Вас встретят не с объятиями и радостью. Вас опалит гнев и ненависть в глазах дехкан, – говорил старый Гарип. – Много бед и страданий принесли народу. Народ и решит, как с вами поступить. Доверьтесь ему. Это то самое, что спасет вас от гибели…
В удивительной тишине звучали слова Гарина. Тишина обрадовала его: значит, сумел тронуть, обнадежить, сказать что‑ то важное для потерявших надежду выжить людей.
– Подумайте, в кого вы стреляете, кого грабите? Таких же, как вы сами…
Гарип не договорил. Где‑ то совсем рядом раздался властный голос. Толпа расступилась, и Гарип оказался один на один с человеком, лицо которого было ему знакомо. Где‑ то он уже видел эти черные как смоль брови вразлет, нос с горбинкой, аккуратные усики и холодные глаза. Но где и когда?
– Что, не узнаешь? – донесся насмешливый голос. – А ведь когда‑ то ты не жаловался на свою память. Даже гордился ею. И на слова был скуповат. Почитал нашу мудрость: чем длиннее язык, тем короче жизнь. А теперь что? Как мулла речист…
– Башир‑ хан! – ахнул Гарип и невольно поклонился в приветствии. Но тут же спохватился, выпрямился. Смело посмотрел в глаза. – Покинь мечеть, не гневи аллаха, не проливай напрасно крови, – произнес он ломким от волнения голосом.
– Да, Гарип, изменила тебя новая власть, изменила, – покачал осуждающе головой тот. – Были времена, когда за трое суток охоты я от тебя и слова не слышал, а тут…
Башир почти вплотную приблизился к Гарипу.
«А ведь ты сам здорово изменился, – подумал старик, вглядываясь в главаря банды. – Обрюзг, лицом построжал, зверь в тебе проглядывается».
– Эй вы, там, в мечети! – прогремело в полумраке. – Слушайте все! Долго еще намерены отсиживаться? Подумайте о себе. Вы окружены…
– Махмуд! – прошептал Гарип, узнав голос партийного вожака.
– По местам! – прорычал Башир, и каждый из этой разношерстной толпы бросился в разные стороны.
– Стрелять только по моей команде! – крикнул вдогонку Башир. Посмотрев на Гарипа, недобро ухмыльнулся: – Зря сюда пожаловал, очень зря. – Оглянулся, поискал кого‑ то взглядом. – Саид! – позвал одного из бандитов. – Займись стариком. Он слишком долго здесь находился и слишком многое увидел.
– Башир, ты просвещал голову в разных странах, и тебе известно, что нет на земле силы, которая бы остановила восход солнца. Так знай, что нет и той силы, которая бы спасла тебя, стаю твоих шакалов.
Гарип хорошо видел, как вздрогнул, съежился от его слов главарь, быстро оглянулся.
– Твоя голова, старик, тоже не песком набита, – осклабился он. – И я помню, как ты мне давал советы, как учил жизни. Не забыл и строки корана, которые гласят: «Кто хочет, пусть теряет, кто хочет, будет неверным». Так вот, я не хочу терять то, что имел, не желаю оставаться неверным. И ради этого пойду на всё… – Башир уже не говорил – кричал. Последние слова адресовал Саиду: – Почему медлишь, осел?!
– Шевелись! – спохватился тот и ткнул Гарипа прикладом.
Гарип покачнулся, хотел сказать на прощанье что‑ то резкое, злое, но, скользнув взглядом по лицу бандита, поразился. Перед ним стоял один из царандоевцев, который не так давно вместе с Хамидом выслушивал его, Гарипа, когда он рассказывал им о случайной встрече с Ахмедом.
– Да как же это ты?.. – начал было Гарип, но не договорил, с презрением отвернулся.
– Выбрось его из мечети, – приказал Башир.
Стоявший у двери коротконогий душман замешкался.
– Быстрей! – рявкнул Саид и сам бросился к засову.
Гарип молча смотрел на дрожащие от волнения руки бандита.
– Как у вора, – вслух произнес и усмехнулся в лицо побагровевшему Саиду.
– Ну ты, – прошипел в ответ тот и сильным пинком вытолкнул старика из мечети.
…Солнце уже высоко поднялось над кишлаком. Но на его улицах стояла глухая тишина. Все вокруг будто вымерло. Нет, это только казалось. Жизнь брала свое. Она продолжалась, заявляла о себе далеким, едва слышным женским плачем, всплеском детского крика, лаем собак. Напоминала и тускло поблескивающими стволами автоматов, выглядывающими из‑ за стен дувалов, рябых от следов пуль. Оттуда на Гарипа с тревогой и надежной глядели десятки глаз. С тревогой потому, что старик находился рядом со смертью. С надеждой, веря, что, может, она не коснется его, не поднимется у душманов рука на человека, который желал им добра.
Гарип, опустив голову, сделал один шаг, другой, отдаляясь от мечети. Горько было у него на душе. Он зря рисковал, его не поняли, а значит, скоро снова прозвучат выстрелы и прольется чья‑ то кровь. И они прозвучали. Только намного раньше, чем Гарип ожидал. Ему оставалось пройти совсем немного, и он был бы в безопасном месте. Но Гарип медлил. Шел тяжело, словно нес на своих плечах огромный камень. А затем вдруг обернулся к мечети, шепча про себя проклятия тем, кто остался в ней, тому, с кем когда‑ то был близок, кого учил меткости стрельбы, законам охоты, но так и не смог научить законам жизни, человеческой доброте. И, наверное, эти проклятия были услышаны – в ответ ударили автоматные очереди. Стоившая веками мечеть покачнулась, поплыла перед глазами, устремляясь куда‑ то в лазуревую высь утреннего неба, и сам Гарип устремился вслед за нею.
К старику бросились из‑ за настороженных дувалов.
– Башир… Там Башир… – шептал он, чувствуя, как невидимая скала давит ему грудь. Последними усилиями попытался отодвинуть ее, приподняться и хоть на мгновение взглянуть, нет ли рядом любимого внука, посмотреть на его лицо, но так и не сумел…
* * *
– Гасан! Они выходят! Ты посмотри, Гасан, они сдаются! – взволнованно, словно не веря себе, прокричал Махмуд.
Акрамов услышал голос Бари еще издали. Он уже успел дважды объехать кишлак, встретиться с Салием, расспросить его о Гарнике и вернуться к мечети, где засела часть недобитых душманов.
– Ты посмотри… – звал звонкий от напряжения голос Махмуда.
Спрыгнув с брони, Наби взглянул в сторону мечети. Потемневшая от времени, дождей и дыхания «афганца», массивная дверь уже была распахнута настежь, из нее поодиночке выходили душманы. Неуклюже подняв над головой руки, глядя себе под ноги, они с опаской приближались к дувалам, каждое мгновение ожидая выстрелов.
– Один, два, три… – монотонно считал учитель Нулла.
– Вот и всё, – устало вздохнул Наби и спиной прижался к нагретой солнечными лучами броне. – Кишлак может жить спокойно. Да и нам в самый раз отдохнуть. Такая ночь позади.
Он прикрыл глаза.
– Что с вами, товарищ старший лейтенант? – с тревогой в голосе спросил сержант Ильюх.
– Ничего, – успокоил его Наби.
– Может, воды? – участливо спросил Кичко, и Акрамов увидел перед собой брезентовый чехол фляжки.
– Спасибо, ребята, – улыбнулся Наби. – Просто мне кое‑ что вспомнилось…
А вспомнилось ему многое. И прежде всего – минувшая ночь. Черная для дехкан и такая трудная для его подчиненных… Он выполнил приказ комбата. Помог Гарнику, которого трижды атаковали душманы. Не оставил в беде и сам кишлак…
И еще вспомнилась Наби первая встреча с Аслановым. Не случайно вспомнилась. О ней напомнило не только последнее письмо от бывшего комбата, в котором тот слал ему привет, напомнила и минувшая ночь.
– То, что сами решили начать службу здесь, в Афганистане, хорошо, – говорил Асланов, цепко всматриваясь в почти мальчишеское лицо лейтенанта, погоны которого еще не выжгло жгучее солнце полигонов. – Мне тоже по душе трудности. С них и сам начинал офицерскую биографию. Они раскрывают человека во всей полноте. И не с годами, а сразу. Месяц‑ другой, и человек как на ладони. Кто сильный, кто слабый, кто горит, а кто тлеет. Но здесь трудности особые. Они называются одним словом – специфика. Сложная, скажу, эта штука. Сразу все и не объяснить. Нужно время. Оно у нас будет. А пока знай, здесь все иначе. И ритм жизни иной, и ход занятий другой. Боевые приказы намного короче, ибо порой времени в обрез, а марш‑ броски значительно длиннее. Специфика, лейтенант, специфика. И время «Ч», о котором столько вам говорили на занятиях, не всегда известно. Оно может наступить в любую минуту, ибо в любую минуту может ударить из темноты, из‑ за скалы или бархана выстрел. Это время «Ч» должно быть у каждого из нас, несущих здесь службу. О боеготовности говорю, лейтенант, о внутренней боеготовности каждого – офицера и солдата. О готовности в любой миг отразить удар.
Уже больше года нет в батальоне Асланова. Но не раз вспоминал его уроки Наби. Да разве он один? Вспоминал и его слова о времени «Ч». Впрочем, не только вспоминал – испытывал на себе. Они гремели, эти бандитские выстрелы, частенько. Но в ответ раздавались другие – выстрелы подчиненных Акрамова. Срабатывало то самое время, о котором говорил Асланов, срабатывала постоянная готовность советских воинов встретить опасность. Так было и в минувшую ночь…
…Первым к душманам бросился Гасан. Наби видел, как он подбежал к широкоплечему, в рваном халате бандиту, схватил здоровой рукой за плечи и, рванув на себя, что‑ то требовательно прокричал. В ответ было молчание. В ответ на Гасана смотрели затравленно. Гасан кинулся к другому, к третьему. Но вновь натыкался на испуганные, молчаливые взгляды.
– Нет, вы скажете! – срывая с плеча автомат, с искаженным от ярости лицом, прокричал Гасан. – Вы сейчас все скажете…
– Гасан! – сурово окликнул Махмуд. – Прекрати! Назад!
– Что – Гасан? – взъярился тот. – Зачем мне эти молчаливые ослы, у которых копыта в крови? Мне нужен Башир. Всем нам он нужен. Но его здесь нет.
– Они не скажут, – успокоил его кузнец Гафар. – Ты же видишь, они ничего не знают.
– А что тогда они знают? – вскипел Гасан. – Как поджигать школы, как подбрасывать мины и взрывать мачты электропередач, убивать, разрушать?
Гафар с Нуллой переглянулись.
– Не горячись, Гасан, – сказал учитель. – Усмири свою злость. Пойдем отсюда. Прошу тебя, пойдем…
– Ну что, – кивая в сторону бывших душманов, произнес Махмуд, обращаясь к командиру батальона. – Принимай под свою ответственность, а нас ждут дела. Большие дела.
* * *
– Перехитрил нас Башир, – сокрушенно вздыхал Махмуд Бари. – Перехитрил, шакал. Как хитрый мулла, обвел вокруг пальца. Да и мы хороши. Раскрыли рты, глядя, как душманы сдаются, о Башире забыли…
– Но может, его в мечети и не было? – усомнился Наби.
– Был, – твердо произнес Махмуд. – Я старому Гарипу верю. Он лишнего не скажет. Даже на пороге смерти сумел нас предупредить.
– Но где же он может спрятаться? Кишлак дважды прочесывали.
Махмуд посмотрел на Акрамова, невесело усмехнулся:
– Здесь Башир. Как змея затаился. Знает, что его ждет, если попадет к нам в руки. Думаешь, на кишлак случайно напал? Нет, чувствуя близкий конец, хотел напоследок отомстить. Сколько раз мы ему давали отпор, сколько раз он на нас обжигался, вот и затаил злобу. Да, наверное, и с вами решил свести счеты…
– Вряд ли, – возразил Наби. – Скорее, ему некуда было деться. Зажали его со всех сторон, вот и вышел на кишлак. А когда спасаешь свою шкуру, обо всем забываешь. Лишь бы самому уцелеть.
– Нет, – махнул рукой Махмуд. – Надо знать Башира. На все готов пойти, лишь бы отомстить. Ни перед чем не остановится. Но не беда. Он в наших руках. Его ищут повсюду. И увидишь, еще не зайдет солнце, как Башира найдут.
Они шли узкой улицей, которая то обрывалась у темного пятна пожарища, то вновь вилась вдоль серых, однообразных дувалов. Позади Махмуда и Наби, след в след, не спеша, настороженно глядя по сторонам, двигались Кучкаров и Кичко.
Махмуд предложил Акрамову пройтись по кишлаку. Хотел показать, что натворили душманы, а заодно выбрать место для будущей школы.
– Сами ведь говорили, что жизнь продолжается и надо спешить, – сказал он Наби. – Так не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А дел предстоит столько, что голова кругом идет. Но мы решили начать со школы.
Кишлак постепенно наполнялся гомоном голосов. Он словно просыпался от долгой спячки. Но увиденное холодило людские сердца.
– Только бы нам не мешали жить, только бы не гремели выстрелы, – возбужденно говорил Махмуд. – Через год ты бы не узнал кишлак. Будет новая школа, будут новые улицы. Их назовем именами тех, кто отстаивал новую власть – Хамида, Дерхана, Гарипа. И площадь будет. Ее назовем площадью шурави…
Махмуд не договорил, словно захлебнулся. Наби оглянулся на секретаря партийной организации и замер. Схватившись рукой за бок, тот медленно оседал на землю.
– Командир! – всплеснулся за его спиной тревожный крик Кичко, и в следующее мгновение от сильного удара он рухнул рядом с Махмудом. Падая, успел заметить, как в двух десятках метров, где кончался дувал, сереет облачко от недавнего выстрела. И еще увидел три тени, метнувшиеся к ветхой мазанке, вросшей в землю пустыми окнами.
– Душманы! – крикнул Кичко. – И откуда они взялись?
…Махмуда Бари Наби поручил Кучкарову. Сам же с Кичко короткой перебежкой достиг дувала, прижался к его шершавой стене. От недавнего падения саднило плечо. Акрамов с досадой посмотрел на сержанта. Ну и силен Кичко, мог бы и поаккуратней толкнуть.
Затаив дыхание, они не сводили глаз с мазанки, ожидая выстрелов, готовые открыть огонь. «Неужели это те, из мечети? Неужели это Башир? » – думал Наби.
Две длинные автоматные очереди, сливаясь в одну, раскололи тишину. Следом ударила третья.
– Вон откуда бьют, – показывая стволом автомата, прокричал Кичко.
Но Акрамов и сам видел чернеющую в стене дыру.
– Гранатой бы туда, – услышал Наби рядом возбужденный голос Кучкарова.
– Почему здесь? Я ведь оставлял вас с Махмудом…
– С ним все в порядке, – подползая, сообщил Кучкаров. – За дувалом спрятал – и к вам.
Наби не стал выговаривать, не до того было. Он думал, как выйти из создавшегося положения, что предпринять. За спиной пустела улица. Но где‑ то вдалеке уже слышался топот десятков ног. Это, услышав выстрелы, к ним спешили на помощь. Можно было дождаться подкрепления, за дувалом не страшны пули. Но Наби представил, как сейчас улицу заполнят люди. Они бросятся сюда на выстрелы и сами, не зная, где их ждет опасность, попадут под смертельный огонь. Из черного проема вновь прогремели автоматные очереди. Решение созрело мгновенно. Но оно не было стихийным, случайным. К нему старший лейтенант Наби Акрамов шел всю свою недолгую жизнь. Готовился, слушая рассказы отца – опытного офицера, проходя закалку в школе ДОСААФ, в военном училище, командуя взводом. Это было не просто решение, а проявление характера – твердого, мужественного характера настоящего советского человека, патриота, интернационалиста, который во все времена не могли понять враги.
…Голоса людей становились все ближе. Еще минута‑ другая, и спешащие на помощь товарищи упадут, скошенные выстрелами бандитов.
Наби почувствовал на себе напряженные взгляды Кичко и Кучкарова. Они тоже поняли сложность ситуации. Они знали, что уже поздно бежать назад, предупреждать об опасности, и ждали решения командира.
– Прикройте! – скомандовал Наби и метнулся к мазанке.
Не добежав, на ходу бросил гранату. Считанные секунды лежал на показавшемся таким горячим песке, всем телом ощущая, как вздрогнула и закачалась от взрыва земля. А еще через мгновение неведомая сила подняла его и бросила туда, в зев черного проема, откуда валили клубы дыма и где ждала неизвестность. Уже проваливаясь в пугающую пустоту, он почувствовал, как рядом мелькнули до боли знакомые и родные лица Кичко и Кучкарова…
…Из троих бандитов в живых остались двое. Их вытащили бойцы отряда самообороны. Гасан даже не взглянул на них. Он долго смотрел на Акрамова, словно видел впервые. А затем крепко обнял Наби и прошептал что‑ то горячее, так и не понятое Акрамовым.
|
|
|
