 |
Уметь чувствовать землю. В небе войны
|
|
|
|
УМЕТЬ ЧУВСТВОВАТЬ ЗЕМЛЮ
16 декабря 1938 года группа новобранцев прибыла в Луганскую школу военных летчиков имени Пролетариата Донбасса (так ее называли в то время).
Жорка ехал в Луганск с таким чувством, словно там ему уже довелось побывать раньше, и он оставил в чужом городе что‑ то родное. И потому, должно быть, он очень ждал встречи с новым местом и с новыми людьми, а главное – полетов на военном самолете. В его воображении рисовались картины новой жизни, одна увлекательнее другой. На деле все обернулось иначе.
Первое, о чем услышал Жорка, переступив порог школы летчиков, – разбился Валерий Чкалов, человек‑ орел. В школе повесили портрет летчика в траурной рамке. Несколько дней все ходили мрачные, расстроенные…
Из памяти не выходили так недавно сказанные слова Чкалова: «Я буду держать штурвал до тех пор, пока в моих руках имеется сила, а глаза видят землю».
В Луганской школе было четыре эскадрильи бомбардировщиков и одна истребителей. Георгий попал в 3‑ ю эскадрилью, к Беловолу Ивану Леонтьевичу. Инструктор давал ему «провозные» на учебно‑ тренировочном самолете УТИ‑ 4, потом на «ястребке» – так называли летчики истребитель И‑ 16…
В 1939 году школу решили сделать однотипной, готовить только пилотов для бомбардировщиков. Курсантам предстояло освоить двухместные самолеты‑ разведчики Р‑ 5 и Р‑ 6. Это были небольшие машины, сравнительно тихоходные. «Двести тридцать, двести сорок – больше на них не дашь», – говорили бывалые летчики.
Но Георгию нравился разведчик. Полутораплан смешанной конструкции, он мог забираться на высоту более 6000 метров с грузом почти три тонны. Но главное, Р‑ 5 – знаменитый самолет. Георгий знал: на таких наши летчики спасали людей с затертого во льдах парохода «Челюскин».
|
|
|
За науку летать Георгий от всей души признателен Беловолу. Опытнейший летчик умел преподать «свою азбуку» так, что даже слепой, как он любил повторять, полетит, если «будет чувствовать землю».
Георгий чувствовал. Был он старательным, пытливым. Но старательно учились многие, в этом не было особого отличия. Отличало его другое: настойчивая цепкость, интерес к технике, стремление докопаться до мелочей, понять все «своим умом».
Вечерами в казарме начинались разговоры о будущем. Каждый из курсантов уже давным‑ давно обдумал все, решил. Один – его ребята «чудаком» называли – собирался при первой же возможности перейти в полярную авиацию, обживать льды, пугать белых медведей. Другой мечтал о дальних перелетах, рекордах скорости и высоты. Третий говорил о профессии летчика‑ испытателя. Была и у Жорки своя мечта. Простая. Скромная.
Он хотел научиться летать так, как инструктор Беловол. «Королем воздуха» был он в воображении Берегового. Спокойный, рассудительный. Два слова скажет, и все ясно, все становится на свои места. Казалось, завяжи ему глаза, посади в самолет, он взлетит, сделает круг, а то и еще что‑ нибудь закрутит, а сядет так, что комар носа не подточит.
Разные, конечно, бывают мечты. Разная бывает романтика. Если откровенно, то Георгию хотелось летать даже лучше, чем Беловол. Запас годов у него больше, стало быть, и время есть для этой самой учебы. Только на самолетах, что побыстрее, помощнее…
На «короля» Жорка смотрел зачарованно. Но отношение свое к инструктору старался спрятать внутри. Он просто подражал ему. В манере держаться, разговаривать, даже садиться в самолет – размеренно, неторопливо.
После окончания учебы, когда настал час расставания, Георгий пришел к инструктору. Поначалу разговор не клеился. Да и что скажешь, если человек устроен так, что чувств у него больше, чем слов.
|
|
|
– Как‑ то там, в другом месте, будет? – угрюмо пробурчал он.
– Что – как будет? «Козлить» не будешь, и хорошо будет!
– Как‑ то встретят – вот в чем вопрос.
– Встретят! Свой брат‑ летун всегда встретит по‑ доброму. Не зарывайся только. Настоящая учеба еще впереди, – и инструктор ободряюще улыбнулся:
– Ну, в путь!
В НЕБЕ ВОЙНЫ
Ему в ту пору стукнуло двадцать.
На западе Родины умирали, но не отходили ни на шаг пограничные заставы, поднимали в воздух для смертельного боя свои «ястребки» летчики передовых частей. Но Георгия Берегового направили на переучивание в резервный полк.
Обидно было. Другие воюют, а он опять переучивается. Сначала осваивали истребитель, потом новый разведчик и, наконец, штурмовик ИЛ‑ 2.
Эти новые штурмовики, только что появившиеся в нашем небе, быстро завоевали популярность у советских воинов и вызывали панический страх у фашистских солдат. Наши называли этот штурмовик «летающим танком», гитлеровцы – «черной смертью». ИЛ‑ 2 имел бронированный корпус и мощное пулеметно‑ пушечное вооружение, а еще замки для подвески бомб разного калибра и знаменитые «эрэсы» – реактивные снаряды. Это была быстролетная и маневренная машина.
Когда Георгий впервые увидел на аэродроме эту закованную в броню машину, он долго ходил вокруг, присматривался к ней и думал: «Придется опять учиться. Серьезно учиться. Даже во время войны! ».
И он учился. Упорно. Самозабвенно.
Наконец получена радостная весть: завтра на фронт! В предписании, которое ему вручили, значилось: «3‑ я воздушная армия». В штабе армии, которой командовал в годы войны прославленный летчик, Герой Советского Союза М. Громов, Георгию сообщили, что он назначен в дивизию Героя Советского Союза Г. Байдукова. Штурмовым авиационным корпусом, в состав которого входила их дивизия, командовал один из первых Героев страны – генерал Каманин.
Такое созвездие имен не могло не волновать. Каманина, Громова и Байдукова знала вся страна. Георгий еще мальчишкой слышал об их замечательных перелетах.
Воевал он азартно. Сколько раз на него наседали вражеские истребители, осыпали огнем зенитки! Осколки, как стальной град, стучали по бронированной кабине. Но с каждым вылетом он чувствовал себя все увереннее, и с каждым днем перед ним раскрывались все новые замечательные свойства его удивительной боевой машины. Береговой буквально рвался на каждое новое задание.
|
|
|
Летом 1942, готовя наступление, гитлеровцы подтягивали к фронту живую силу и технику. Переброска войск шла главным образом по шоссейным и железным дорогам. Спешно – днем и ночью.
Над фронтовым аэродромом, где служил Береговой, то и дело взвивались красные и зеленые ракеты. Это ИЛ‑ 2 покидали свою базу и направлялись громить вражеские коммуникации.
Группа штурмовиков – шесть экипажей – получила задание уничтожить эшелон на перегоне Муравьевка – Оленино. Шестерку вел командир звена лейтенант Береговой.
Взлетели. Набрали высоту. Впереди сверкающая огнями вспышек линия фронта. Где‑ то почти неслышно ворчали зенитки. Пошли зигзагом, обходя опорные пункты противника. Под крылом проплывал однообразный пейзаж с причудливыми очертаниями маленьких озерец, островками белоствольных берез и щетиной кустарника.
Блеклые краски скрывали рельеф. Он проступал все более смутно. А впереди и справа и слева огромным кисейным пологом нависали облака. Отяжелевшие, серые… Они начинались где‑ то высоко, гораздо выше высоты полета штурмовиков, и, казалось, не было им ни конца ни края.
Посыпалась мелкая морось. «В такую погоду незаметно проскочим, – подумал Георгий, выискивая ориентиры подхода к цели. – Вот излучина маленькой речушки, за ней лес».
Самолеты пронеслись, чуть не касаясь верхушек огромных сосен, и выскочили точно у железнодорожной станции. По команде ведущего обрушили свой груз на длинную ленту вагонов и платформ.
Дрогнула земля. Метнулись вверх темные шапки разрывов. Побежали, запрыгали оранжево‑ желтые языки. И все это смешалось с надрывным воем моторов, холодящим душу свистом, стрекотом пулеметов, уханьем пушек, лязгом, скрежетом…
ИЛы делали заход за заходом, проносились вдоль линии путей грозно, ожесточенно. На миг, всего на один миг, цель словно замирала в цепком перекрестии прицела. И этого было достаточно, чтобы Георгий давал по ней залп.
|
|
|
Вечерело. Багровое солнце низко нависло над лесом. На зеленом поле аэродрома собрались летчики. Сидя на траве, тихо переговаривались, курили. Подошел техник самолета Я. Фетисов и как бы между прочим бросил Георгию:
– А здорово вам досталось, товарищ лейтенант! Одиннадцать пробоин привезли. Едва залатали…
В один из таких будничных дней в полк пришла весть о награждении Берегового орденом Красного Знамени.
В тот год в перерыве между боевыми вылетами Георгия приняли в партию.
Летом 1943 года разгромленный в ожесточенных боях враг покатился к Днепру. Киев и сходящиеся к нему дороги были наводнены отступающими фашистами. Бои за город, происходившие на кручах и в балках, в узких дефиле, где, казалось, сама земля состроила невиданную гримасу, избороздив дороги ущельями и оврагами с отвесными песчаными стенами, разрослись в большое ожесточенное сражение крупных танковых и воздушных соединений.
В который раз подымают шестерку Берегового. Он садится в кабину, крепко сжимает штурвал, сливается воедино со своим ИЛом. Одни нервы, одно сердце, одно устремление вперед.
…Штурмовики шли на небольшой высоте. Внизу виднелась железнодорожная колея. Рядом с ней вилась нить безымянной речушки. Но вот и дорога и речушка вдруг свернули вправо и затем вовсе исчезли из виду. Остался один лес – угрюмый, таинственный, словно океан перед штормом. Вскоре, однако, оказалось, что и лес живет своей жизнью. Там враг собирает свои силы для скрытого контрудара. Там сама смерть лязгает броней и металлом.
Видимость ухудшалась, уже нельзя было разобрать, что делалось внизу. Внезапно пошел дождь – густой, крупными каплями. Шестерка ринулась в атаку. Блеснув огнем, ударили пушки. Где‑ то внизу метнулись разрывы бомб. Еще, еще…
Осенью, когда город был освобожден, прямо на фронтовом аэродроме, неподалеку от крылатых машин, генерал Байдуков вручал боевые награды отважным летчикам. Георгий Береговой получил сразу две награды: второй орден Красного Знамени и орден Богдана Хмельницкого.
В полку о нем говорили: «В рубашке родился». Три раза загорался его самолет над целью. Трижды судьба выводила летчика на грань жизни и смерти. Трижды, будучи уже «похороненным», он возвращался в полк.
Однажды в районе города Ржева группа штурмовиков получила задание разыскать попавших в окружение наших конников и помочь им вырваться.
Во время поиска напоролись на зенитный заслон, прикрывавший железнодорожную станцию и мост через речку Обша. Георгий отвернул, сделал заход, полоснул огнем и хотел было снова занять свое место в строю, как почувствовал, что с самолетом что‑ то неладное: фонарь забрызгало маслом, мотор задымил.
|
|
|
Стал соображать, что это могло быть: рули действуют, сектор газа тоже… Тянул понемножку, пока еще винт крутился. Потом мотор заглох. Но разве найдешь что‑ нибудь, когда высоты нет, а тяжелая машина, потеряв скорость, тянется к земле?
Упал на верхушки деревьев. Они ослабили удар. Выкарабкался из кабины, достал карту. Сориентировался. Сто пятьдесят километров пешком и «на перекладных» пришлось преодолеть, пока добрался до своих. Пять дней его не было в полку. Считали погибшим. А он пришел и через несколько дней снова повел грозный штурмовик.
Второй раз его сбили под Белгородом. Это было в августе 1943 года. В пылу атаки Георгий не заметил, как с двух сторон зашли на него два «фокке‑ вульфа‑ 190». Третий атаковал сзади…
И сейчас порой ему отчетливо видится несущийся под углом сверху самолет. Береговой дает команду стрелку: «Огонь! ». Стрелок жмет гашетку – пулемет молчит. Кончился боезапас. Изрешеченный штурмовик теряет высоту и скорость.
Машина загорелась. Георгий попробовал сбить пламя резким маневром – не получилось. Тогда развернул самолет в сторону линии фронта и стал уходить. Языки пламени лизали штурмовик, тянущий за собой черный шлейф. Перед глазами заметались серо‑ желтые лохмы дыма, застилавшие панель с приборами.
Он видел, как близко проносились фашистские летчики, торжествуя победу. Он собрал все силы, чтобы выровнять самолет, но это не удалось.
«Еще немного, еще чуть‑ чуть и – линия фронта. На той стороне свои. Только бы дотянуть…»
Вдруг стон воздушного стрелка Ананьева оборвал его мысли. Обернулся. Взгляд уперся в бронированную спинку. Пламя уже добралось до ранца его парашюта.
– Петр! – закричал Георгий с нотками странного отчаяния в голосе. – Прыгай! Сейчас линия фронта.
– А ты, командир!
– Прыгай, говорю!
Молчание.
– Приказываю: прыгай! – кричал Георгий, сжимая ручку управления. – Прыгай!
У стрелка горели ранец и сапоги. Сквозь дым Георгий едва различал землю, хотя до нее оставалось совсем близко.
– Выравниваю… Прыгай! Я – потом…
…Приземлились на нейтральную полосу. Еще не успели погаснуть купола парашютов, как по ним открыли огонь. Фашисты надеялись добить их на земле. Мины одна за другой рвались совсем рядом. Казалось, что разрывы подкрадываются со всех сторон, чтобы в какой‑ то момент накрыть их смертным покрывалом.
Превозмогая боль, Георгий сбрасывает с себя подвесную систему парашюта. Потом ползет к кустам, ищет глазами стрелка. Но сил не хватает. Голова словно налилась свинцом, и не было мочи поднять ее… В рваном тумане проплывали картины прошлого: взгляд командира полка Ищенко, когда тот днем после трех боевых вылетов разбудил его в землянке, теплые руки ребят, сжимающие его ладони, и поздравительные слова по случаю очередной награды, обжигающий вкус спирта в металлической кружке. Он в каком‑ то полусне вспоминал минуты последнего боя…
Весной 1944 года шли бои в районе Винницы. Была пора половодья. Таяли снега, наступал сезон дождей. Земля набухла, превратилась в сплошное месиво. Гитлеровцы двигались только по большакам. По другим дорогам обозы и техника пройти не могли.
Штурмовики охотились за ними. Ходили вдоль ленты дороги и выискивали колонны противника, бомбили. После одной из штурмовок, когда уже возвращались домой, зенитный снаряд разбил водяную помпу мотора. Лететь нельзя. Георгий повел ИЛ на посадку. Что есть силы он тянул штурвал и выравнивал заваливающийся самолет. Он уже присмотрел впереди крохотную площадку, но понял, что подойти к ней не сможет.
Высота падала.
Жесткий удар шасси о пологий бугор, вздрагивание, пробежка, остановка. И тишина.
Осмотрелись. Чуть впереди скопление вражеских машин, повозок, пушки, различное снаряжение. Видно, фашисты, бросив все это, бежали, спасаясь от внезапного прорыва наших танковых частей.
Стрелок Виктор Харитонов присмотрел среди брошенных машин грузовичок итальянской марки, низенький, тупорылый. Погрузили в него снятые с самолета пушки и рацию, слили бензин из баков – и в путь.
Двигались медленно. Колеса буксовали. Ночью, когда подмораживало, удавалось сделать десяток‑ другой километров. А днем сплошные мучения. Но через три дня были в родном полку.
…Советские войска стремительно рвутся вперед. Бои идут на территории Румынии, Венгрии, Польши, Чехословакии. Корпус, в котором сражался капитан Береговой, передислоцировался на территорию Венгрии. Упорные бои идут за каждый город, каждый населенный пункт. Но движение советских войск на запад не останавливается ни на час. Вперед! Только вперед!
Эскадрилья Берегового все время в воздухе. Счет боевых вылетов давно перевалил за сотню. Новые боевые награды украсили грудь отважного летчика. И вот однажды…
Воины прославленного штурмового авиационного полка построились на летной дорожке. Плечом к плечу стоят военные летчики, техники, стрелки‑ радисты. Десятки мужественных обветренных лиц.
– Полк, смирно! – звучит команда. – Слушай правительственный Указ! «За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство, – читал начальник штаба, – присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда… капитану Береговому Георгию Тимофеевичу…»
9 мая 1945 года планета узнала о капитуляции фашистской Германии. Кончилась война. Люди уже праздновали победу, а с маленького фронтового аэродрома под Брно еще уходили на боевые задания краснозвездные штурмовики из гвардейского корпуса генерала Каманина, уничтожая последнюю группировку врага, отказавшуюся сложить оружие.
Полк, в котором командовал эскадрильей майор Береговой, получил задание перекрыть путь вражеским частям. Самолеты шли над холмами, лесными перекатами, и навстречу неслась дорога, забитая солдатами, грузовиками, орудиями, танками. Вот и головная машина. Рука летчика привычно легла на бомбовую кнопку…
Там, в братской Чехословакии, под городом Брно, сделал Георгий Береговой свой последний, 185‑ й боевой вылет.
|
|
|
