Кросс-культурные исследования жестов

Жесты, описанные в этом разделе, - это лишь очень небольшая часть множества различных жестов, используемых по всему миру, с некоторыми из их значений и возможных интерпретаций. Ученые предприняли несколько попыток составить подробный каталог жестов и их использования в различных культурах. Много таких работ представлено в форме книг, и на рынке имеется по крайней мере один видеофильм, демонстрирующий различия в значении и использовании жестов в разных культурах.

И, наконец, есть одно интересное исследование, высвечивающее как универсальные, так и специфически культурные основы многих эмблематических жестов. В этой работе ученые собрали коллекцию эмблематических жестов, используемых субъектами из трех существенно различных культур: Курдистана, Китая и Нидерландов, - и разделили эти жесты на «референтные» (смысл жеста содержится в самом жесте) и «обусловленные» (смысл жеста зависит от специфических для данной культуры символов и условий). Исследователи обнаружили, что в случае референтных жестов реципиенты из различных культур способны правильно распознать их основной смысл и содержащееся в них послание. Что касается обусловленных жестов, то их могут правильно интерпретировать только представители тех культур, в которых эти жесты сформировались. Такие результаты говорят о том, что жесты не являются ни целиком универсальными, основанными на общей для всех системе смысловой кодировки различных действий, ни целиком привязанными к культуре, имеющими значение только для людей, знакомых с конкретной внутрикультурной системой кодов. Вместо этого результаты исследования демонстрируют нам, что некоторые жесты действительно универсальны, т. е. используют и понимают люди всех культур на основе общих принципов психологических коммуникаций, тогда как другие действительно характерны только для конкретных культур. Авторы занимают посредническую позицию, предполагающую возможность существования как общих для всех культур, так и специфических для каждой культуры значений символов и сигналов, - психологический универсализм.

Языковая ментальность – это «соотношение между некоторым участ­ком мира и его языковым представлением (Почепцов, 1990: 111). Это соот­ношение, связывающее действительность с языковой картиной мира (Пименова, 1999). Несомненно, что основой этого отношения является образ мира – концептуальная система носителя языка. Б.А. Серебренников утверждает, что при наложении концептуальной модели мира на языковую модель мира, всё национально-специфическое остаётся за пределами концептуальной (в терминах Б.А. Серебренникова) «логической» модели, варьируясь от языка к языку. (РЧФЯ, 1988: 139). Мы не можем согласиться с таким утверждением, поскольку видим концептуальную модель мира – образ мира – прежде всего как когнитивно-эмотивную систему, продолжая в этом смысле идеи Э.М. Гукасо­вой (Гукасова, 2000), Г.Д.Гачева (Гачев, 1998) и др. При таком рассмотрении в центре концептуальной системы оказывается концепт как структурная еди­ница языкового сознания, оперативная единица ментального лексикона, не­сущая универсальное и / или национально-специфическое содержание, акту­альное для той или иной лингвокультуры, а не концепт как логическое поня­тие, как в концепции Б.А. Серебренникова.

Любое исследование культурных концептов – наше в том числе – должно опираться на чёткое разграничение универсального и национально-специфического в языковой ментальности. Это фундамент подобного рода исследований, позволяющий говорить о специфике той или иной лингво­культуры, поскольку, зная границы универсального и его природу, через со­поставление лингвокультур можно выявить их национальную специфику.

Проблема универсального и национально-специфического в языковой ментальности связана с выделением подобных компонентов в самой культуре каждого этноса. Подобно тому, как в культуре каждого народа есть общече­ловеческое и этнонациональное, так и в семантике каждого языка есть отра­жение как общего, универсального компонента культур, так и своеобразия культуры конкретного народа (Мечковская, 1996: 51). Естественно полагать, что именно благодаря наличию универсального компонента в языковой мен­тальности возможна межкультурная коммуникация, общение представителей различных ментально-лингвальных комплексов. Какова же природа общече­ловеческого мышления? На этот вопрос даётся однозначный ответ – общече­ловеческим является логический строй мышления. В этом смысле идея Б.А. Серебренникова о выделении универсального компонента видится нам вер­ной: действительно, если понимать под концептом логическое понятие, то вероятно, что всё, что окажется за рамками подобной концептуальной мо­дели мира, можно относить к национальной специфике языковой ментально­сти. Такие формы мышления как сравнение, анализ, синтез и др. одинаково присущи всем народам. «…Логика у всех народов действительно одинакова и психологические закономерности мышления тоже одинаковы» (Беляев, цит. по: Фирсова, 1999: 70). Сходство логических форм мышления определяет общность самых разных языков. Многочисленны примеры языковых универ­салий – «общих законов или тенденций, которые осуществляются с высокой степенью вероятности для разных языков или для одного языка в процессе его существования во времени» (Гринберг, Осгуд, Дженкинс, 1999: 122). Так, например, все языки различают говорящего, слушающего и не-участника общения; все языки различают вопросы и утверждения; всюду в сообщении присутствуют модальные и эмоциональные оценки говорящим того, о чём идёт речь, или самой речи (Мечковская, 1996; Рождественский, 1969).

Национальная специфика языковой ментальности фиксируется той ча­стью языковой картины мира, которая не покрывается системой универсаль­ных логических понятий. Национальную специфику самого говорящего при таком подходе можно определить как «совокупность национальных свойств личности, включающих в себя способ мышления и отражения действитель­ности, психический склад и самосознание» (Фирсова, 1999: 69). Проводимые исследования национальной специфики языковой ментальности свидетельст­вуют, что образы сознания своей и чужой культур квази-идентичны. Наряду с базовыми признаками стереотипа, присутствующего в сопоставляемых культурах, испытуемые выделяют целый ряд культурноспецифичных опор, соотносящих данный стереотип с различными схемами знаний и иным мно­жеством сценариев. Так, и русские, и американцы видят в Золушке доброту, привлекательную внешность (универсальные компоненты), но у одних Зо­лушка выходит замуж за нового русского, а у других – ждёт воплощения голливудской мечты (Каминская, 2000).

Между языковыми сознаниями этносов отсутствуют взаимно-одно­значные соответствия (Борботько, 2000: 35). У представителей разных нацио­нально-лингво-культурных сообществ на момент их межкультурного обще­ния в психике имеется «многоуровневая, иерархически организованная сис­тема языковых представлений (Лопушанская, 1996: 6), причём эта система у каждой стороны своя, отмеченная национальной спецификой конкретного этноса. Эта разница всегда настолько значима, что способна вызвать комму­никативные неудачи. Объясняется это, по-видимому, тем фактом, что, хотя национально-культурная семантика и присутствует на всех уровнях языка (Верещагин, Костомаров, 1983; Тихонович, 1999): и в грамматике, и в фонетике, – но наиболее ярко она проявляется в строевых единицах, которые непосредст­венно и прямо репрезентируют вербальный образ мира, свойственный тому или иному этносу. К числу строевых единиц принадлежат слова, фразеоло­гизмы, языковые афоризмы (пословицы, поговорки, крылатые слова), преце­дентные тексты и имена конкретной культуры (Красных, 1998; Фелицына, Прохоров, 1988). Дистанция между взаимодействующими культурами (Драчева, 1997) трудно преодолима именно из-за отсутствия взаимно-однознач­ных лингвокультурных соответствий. А потому следует сделать вывод об имманентной включённости в коммуникацию универсального компонента наряду с национально-специфическими. Ведь языковая картина мира – ре­презентант образа мира – универсальна и специфична одновременно (Бурукина, 2000).

Исходя из того, что люди обладают одинаковыми мыслительными воз­можностями и при этом в их языковой ментальности присутствуют универ­сальный и национально-специфический компоненты, А. Вежбицкая предла­гает выявить концептуальные универсалии – понятия, которые универсально лексикализованы, т.е. во всех языках воплощены в словах – и с их помощью разработать язык, который может быть использован для сравнения культур без этноцентрической предвзятости. Она утверждает, что набор семантиче­ских примитивов совпадает с набором лексических универсалий, и это мно­жество примитивов-универсалий лежит в основе коммуникации и мышления; а специфичные для языков конфигурации этих примитивов отражают разно­образие культур (Вежбицкая, 1997). Элементарные концепты не требуют объяснений, поскольку они являются для нас врождёнными и интуитивно яс­ными. А. Вежбицкая насчитывает около 60 универсальных концептов, таких как «я», «этот», «один», «хороший», «думать» и т.д. (Вежбицкая, 1999: 172-173). Согласно этой концепции, подавляющее большинство слов в любом языке являются лингвоспецифичными в отношении своего значения и не мо­гут быть подвергнуты непосредственному межъязыковому сравнению: например, анг­лийское слово fate значит не то же, что русское судьба. Отдельное внимание уделяется в концепции А. Вежбицкой уникальным культурным понятиям (Wierzbicka, 1990). Она не считает их недоступными для представителей других национально-лингво-культурных сообществ и не находит в них про­тиворечия «психологическому единству человечества». По её мнению, уни­версальные понятия, лексикализованные во всех языках, являются той фор­мой, в рамках которой культурные понятия можно описывать, сравнивать, объяснять; они должны помочь нам выделять как универсальные, так и уни­кальные аспекты языка, культуры и познания. В несовпадении значений слов разных языков она видит отражение образа жизни и образа мышления, ха­рактерных для разных обществ, а значит, ключи к пониманию культуры. Слова, заключающие в себе культурноспецифические категории, по А.Вежбиц­кой, одновременно отражают и формируют образ мышления говорящих, т.е. язык и образ мышления взаимосвязаны. «Подвергать сомнению наличие та­кой связи на основе мнимого отсутствия доказательств – значит не понимать, какова природа доказательств, которые могли бы быть уместны в данном контексте. Тот факт, что ни наука о мозге, ни информатика не могут ничего сказать нам о природе связи между тем, как мы говорим, и тем, как мы мыс­лим, и о различиях в образе мышления, связанных с различиями языков и культур, едва ли доказывает, что таких связей вовсе нет» (Вежбицкая, 1999: 269). Механизм избавления от этноцентрической привязанности, в та­ком случае, – формулировка лингвоспецифических слов в терминах универ­сальных человеческих понятий. Этот процесс А. Вежбицкая облекает в форму «культурных сценариев», формулируемых на очень сжатом семантическом метаязыке, основанном на небольшом наборе лексических универсалий и универсальных (или близких к таковым) синтаксических моделях. При этом предполагается, что таким образом можно описать подсознательные аспекты культуры общества, выявить как различия между культурами так и природу вариативности, изменений в одной культуре, упрощая тем самым общение между представителями различных культур и изучение языков в культурном контексте. Оговаривая, что культурные сценарии не предназначены для того, чтобы описывать, как ведут себя все члены данного общества, но имеют це­лью чётко сформулировать те нормы, с которыми люди знакомы (на созна­тельном, полусознательном и подсознательном уровне) и которые являются эталонными фреймами для данного языкового коллектива (вне зависимости от того, следуют им или обходят их члены этого коллектива) (Вежбицкая, 1999). Это всегда описание ментального акта усреднённого носителя языка.

Данная теория не единственная затрагивает пробл ему разработки се­мантического метаязыка. Достаточно, на наш взгляд, упомянуть, что своими корнями она уходит в идеи Лейбница об алфавите человеческой мысли, и со­слаться на параллельно существующие теории (Мельчук, 1995 и др.), также стремящиеся к описанию значений слов с помощью конечного и не­большого набора простейших неопределяемых понятий. Её особая заслуга – в изучении языковой семантики и разработке семантического метаязыка именно в культурном аспекте, на материале разных лингвокультурных общ­ностей. С теорией семантических универсалий А. Вежбицкой лингвистика делает большой шаг вперёд: культурные нормы, облечённые в языковую форму, благодаря этой форме могут быть не только вычленены, репрезенти­рованы через единицы промежуточного языка, но и эксплицированы для но­сителя другой культуры на понятном ему языке лексических универсалий. Таким образом, проблема описания взаимосвязи универсального и нацио­нального компонентов языковой ментальности находит своё решение.

Опре­делённым образом решается и проблема этноцентрической предвзятости. Однако некоторые вопросы возникают сразу после знакомства с данной тео­рией. Кто должен (может) и на каком материале составлять, описывать куль­турные сценарии? Обязательно ли это должен быть исследователь-носитель языка (а это явно не так в случае А. Вежбицкой) или это может быть любой исследователь, знакомый с изучаемой лингвокультурой? Культурные сцена­рии не нацелены на описание ментальности всех представителей ментально-лингвального комплекса, могут описывать то, что осознаётся подсозна­тельно. Но должна ли возникать у носителей языка какая-нибудь ассоциация с интерпретируемым концептом при знакомстве с культурным сценарием? Имея опыт предъявления информантам-носителям русского языка описания концепта «тоска» посредством языка, близкого к естественному семантиче­скому метаязыку А.Вежбицкой: «тоска – это то, что испытывает человек, ко­торый что-то хочет, но не знает точно, чего именно, и знает только, что это недостижимо» (Шмелёв, 1998: 50-51), – позволим себе усомниться в положи­тельном ответе на этот вопрос: слово тоска ни разу не появилось в ответах наших информантов. Особый вопрос напрашивается по поводу преодоления этноцентрической предвзятости: если число лексических универсалий очень ограничено, измеряясь всего лишь десятками единиц, способны ли конфигу­рации элементарных концептов передавать богатейшее культурное разнооб­разие народов, населяющих нашу планету, богатейшую копилку культурных смыслов? И как быть тогда с научной терминологией, например, в психоло­гии, не говоря уже о других науках (Вежбицкая особо уделяет внимание рас­смотрению возможного представления в культурных сценариях эмоциональ­ного поведения представителей разных этносов (Вежбицкая, 1997))? Как быть с разными системами номинантов эмоций (Красавский, 1997; Шаховский, 1989) в разных языках? На наш взгляд, теория А. Вежбицкой не даёт ответов на эти вопросы. Неясным кажется исходная точка и путь описания культурных сценариев. Вслед за Д.О. Добровольским, полагаем, что сущест­вует две возможности описания культурной, национальной специфики: через сравнение языков и культур (сопоставительный подход) и через интроспек­цию (Добровольский, 1998: 48). В исследованиях А. Вежбицкой мы наблюдаем их переплетение, вероятно, не совсем обоснованное: не являясь носителем всех описываемых языков, исследователь не может дать подлинных, заслу­живающих большого доверия результатов в ходе интроспекции: оттого, ви­димо, такие явные ошибки, как, например, утверждение, что сочетание «пе­чаль светла» не типично для русской лингвокультуры. Но несмотря на это А. Вежбицкой надо отдать должное в значительной точности абсолютного большинства её описаний.

Как и гипотеза лингвистической относительности (Коул, Скрибнер, 1977; Петренко, 1997 и др.), гипотеза семантических универсалий за­острила проблему языковой опосредованности восприятия и осознания мира человеком. Как и гипотеза Сэпира – Уорфа, она продемонстрировала взаимо­зависимость языка и культуры, доказала, что языковая концептуализация различна в разных культурах, хотя иногда сходство очень велико (Вежбицкая, 1997: 238).

По свидетельству В.Ф. Петренко, в философии проблема выбора ба­зисных оснований для описания всего многообразия и богатства окружаю­щей действительности выступает как проблема категориального строя чело­веческого сознания. Базисные категории универсальны. К ним относятся ка­тегории материи, пространства, движения, свойства, количества и т. д. (Петренко, 1997: 41-42). В каждой культуре эти универсальные базисные катего­рии образуют свою понятийную сетку координат. Поэтому для описания об­раза мира субъекта, его имплицитной модели того или иного фрагмента дей­ствительности, необходима реконструкция категориальной структуры инди­видуального сознания, размещение в ней индивидуальной системы значений (Петренко, 1997: 44). Эти базисные философские категории, на наш взгляд, и есть в определённом смысле фактор, обусловливающий универсальность языковых систем и общечеловеческий характер мышления. Национально-специфическое же есть переменная, зависящая от категориальной структуры сознания конкретного национально-лингво-культурного сообщества. Исходя из этого, на вопрос о существовании единой структуры, входящей в содержа­ние образа мира всех людей независимо от национальности (Калентьева, 2000: 102), можно ответить утвердительно: такие структуры – это базисные категории сознания, реализующиеся в семантических примитивах с непре­менным дополнением национально-культурного компонента. Так, категория движения универсальна и может быть представлена через семантический примитив «двигаться» (Вежбицкая, 1999: 298). Но в каждой культуре дейст­вуют свои культурные коды – речевые практики, сложившиеся в коллективе (Волошок, 2000: 59) и подключающиеся на этапе овнешнения речи. Поэтому, хотя медлительность в движении выражается по-русски и по-французски по­хоже – ползти как черепаха/ aller comme une tortue (comme un escargot), бы­строта может быть выражена по-разному: в русской лингвокультуре акцент делается на интенсивности движения – помчаться как стрела, во француз­ском – как на интенсивности – partir comme une flèche (comme un éclair, comme le vent), так и на связи быстроты с лёгкостью – aller comme un chat maigre. Таким образом, культурный компонент языковой ментальности, су­ществуя на базе универсального компонента, определяет различие образов мира разных ментально-лингвальных комплексов, что не может не сказы­ваться на состоянии языковой картины мира каждого национально-лингво­культурного сообщества.