Это язык?

Раньше я говорил вам, что буду пользоваться словами «язык» и «коммуникация» как синонимами, не принимая в расчет до определенного момента научные дебаты о разнице между этими понятиями. Теперь, когда мы знаем больше о собачьем языке, мы можем вернуться к этому вопросу. К данной проблеме даже необходимо обратиться, потому что в науке она вызывает споры, а я по профессии ученый. Так что позволим себе рассмотреть, имеют ли собаки настоящий язык, как мы, люди, понимаем это слово, или их коммуникация является только собранием жестов и сигналов.

В большинстве наук термин «язык» определяет способ коммуникации, включающий произнесение звуков, знаки, символы или жестикуляцию с целью передать, например, сообщение или пояснить смысл чего-то. Однако в рамках более точного определения этого явления присутствуют еще и другие определенные требования. Раньше список этих требований был длинным и составленным таким специфическим образом, что на его основании можно было сделать вывод, будто иметь язык могут только люди. Сегодня этот список намного короче, возможно, потому, что мы лишь недавно научились по-настоящему наблюдать за миром природы и перестали считать себя исключительными, особыми созданиями, вершиной творения эволюции. Современные психологи и лингвисты наверняка договорились бы о четырех или пяти основных требованиях, чтобы определить, что такое язык.

Первая самая важная особенность языка — содержательность (иногда это называют семантикой). Очевидно, что единственная цель, которой служит язык, состоит в том, чтобы сообщить нечто существенное другим. Слова должны обозначать вещи, идеи, действия или чувства. В то время как отдельные слова, каждое из них, должны иметь значение, определенные комбинации слов должны изменять или разъяснять, т. е. уточнять это значение. Я думаю, мы установили, что собачьи сигналы определенно имеют значение. Собаки не лают, не рычат, не поднимают хвост и не смотрят на вас пристально просто так, без всякой цели. В конце книги я разместил «Фразеологический словарь собачьего языка», своего рода словарь значений собачьих знаков и символов. Итак, можно предположить, что требованию осмысленной содержательности языка собачья коммуникация отвечает.

Следующее основное требование — смещение, т. е. язык позволяет нам говорить об объектах и событиях, которые смещены в пространстве или во времени. Это значит, что вы можете использовать язык, чтобы рассказать об объектах, которые не присутствуют и невидимы в данный момент, или о событиях, которые произошли в прошлом или могут произойти в будущем. Хотя на продуктивном уровне языка собаки обычно не обсуждают отсутствующие объекты, очень часто их способность понять лингвистические конструкции, которые затрагивают их лично, вполне реальна. Большинство владельцев собак употребляют самые разные фразы для поиска объекта. Например, мои собаки отвечают на фразу «Где ваш мяч? », бегая вокруг в поисках мяча, а затем приносят его мне. Если достать мяч невозможно, они будут стоять около него и лаять. Фраза «Где твоя палка? » вызывает поиски последней палки, с которой играла собака. Вопрос «Где Джоан? » является удобной фразой, помогающей мне определить местонахождение моей жены. После того как собака слышит эту фразу, она идет в комнату, где находится моя жена. Если Джоан наверху или в подвале, то собака выберет соответствующую лестницу и будет ждать там. Если супруга вне дома, то собака идет в дверь, которую она имеет обыкновение оставлять открытой. Если собака не знает, где Джоан, она начнет искать ее. Во всех перечисленных случаях собака должным образом реагирует на упоминание объекта, который не присутствует в данный момент, т. е. собачья коммуникация соответствует требованию смещения. Что касается свидетельств смещения в продуктивном языке собак, то тут их меньше; но помните, что собаки издают специальный лай — «призыв к стае», даже если другие члены стаи в настоящее время вне поля зрения.

Когда вставал вопрос, есть ли у собак «истинный язык» в том же самом смысле, что и у людей, самым большим камнем преткновения была проблема грамматики. Грамматика — это набор правил, по которым мы создаем структуру языка. Одна из самых важных частей этих правил — синтаксис, который отвечает за порядок, в котором мы соединяем слова и фразы. Например, в английском языке артикль «the» ставится перед существительным, к которому относится. Таким образом, предложение «The boy threw the ball» («Мальчик бросил мяч») имеет смысл, в то время как предложение «Boy the threw ball the», где артикль дважды приведен неправильно, не имеет смысла. Правила, определяющие порядок слов, в соответствии с которым мы комбинируем различные части речи, могут быть разными для разных языков. В английском языке прилагательные, описывающие объект, обычно стоят перед этим объектом, как в словосочетании «Белый дом». Во французском и испанском языках этот порядок полностью изменен, и мы сказали бы «maison blanche» или «casa Ыаnса». Правила, которые регламентируют порядок объединения разных частей речи, определяют также, 320

какие слова могут быть соединены. Такие словосочетания, как «они кот» или «где-то мяч», неприменимы в английском языке. Мы могли бы назвать этот аспект грамматики правилами комбинации.

Порядок слов может также определить значение того, что сказано. Например, фраза «Человек, поедающий акулу» сильно отличается от фразы «Акула, поедающая человека». Точно так же «Мальчик ударил девочку» означает не то же самое, что «Девочка ударила мальчика». Мы можем назвать этот аспект грамматики правилом последовательности слов.

Есть ли грамматика у собак в рамках этих двух аспектов — правил комбинации и правил последовательности слов? До недавнего времени большинство ученых считали, что на этот вопрос существует лишь отрицательный ответ. Однако, основываясь на современных наблюдениях, можно сделать многообещающие предположения, что собаки способны продемонстрировать наличие в их системе коммуникации элементов грамматики.

Рассмотрим правила, которые позволяют некоторым словам соседствовать в предложении и запрещают другие комбинации. Когда мы рассматриваем звуки, производимые собаками и волками, мы видим, что встречаются некоторые их комбинации, которые никогда не сочетаются между собой. Завывания и хныканье — неслыханная комбинация. Вы никогда не услышите также завываний и рычаний, последовавших одно за другим. Однако завывания отлично комбинируются с тявканьем, а иногда и с некоторыми видами лая. Лай может быть объединен с лаем другого, отличного от него типа, с рычанием и с хныканьем, но рычание и хныканье никогда не объединяются друг с другом.

При том, что в большую часть собачьего языка вовлечены стойки и сигналы тела, надо заметить, что некоторые звуки никогда не сочетаются с определенными положениями тела. Никто никогда не видел доминирующую позицию на жестких лапах, объединенную с хныканьем или с тявканьем. Эта позиция обычно сопровождается рычанием или, не так часто, тревожным лаем. Положение переворота, где собака покорно выставляет свой живот, никогда не объединяется с рычанием или лаем, но может сопровождаться хныканьем или скулежом. Положение неуверенности с поднятой лапой тоже никогда не объединяется с рычанием или лаем — как правило, это наиболее тихий жест.

Можно обнаружить, что жесты хвоста тоже следуют правилам комбинации со звуками. Высокий завернутый колечком хвост уверенной собаки вы никогда не увидите на фоне скулежа, хныканья и даже рычания. Прежде чем уверенная собака начнет рычать, она расположит свой хвост так, чтобы он был прямым и указывал назад. Когда дан сигнал, означающий: «Давайте разберемся, кто здесь хозяин», за ним не последует хныканья, скулежа или завываний.

Есть много выражений тела, хвоста, ушей и рта, которые часто имеют определенное вокальное сопровождение и никогда не объединяются с другими звуками. Все это вместе взятое дает основание предполагать, что собаки владеют отдельными элементами грамматики, связанными с правилами комбинации, т. е. сочетаемости и порядка слов.

Самые захватывающие недавние наблюдения свидетельствуют о том, что собаки, возможно, имеют своеобразную грамматику в виде правил последовательности слов. Предположим, две обычные собаки издают звуки. Первая — рычание со вздернутой губой, которое кажется похожим на «харррр». Взятое отдельно, это рычание — жесткое предупреждение для другой собаки или человека, чтобы он отошел. Его можно услышать в ситуациях, когда собака получила ценный объект, например, хорошую кость или миску с едой, где такое рычание используется, чтобы объявить: «Назад — это мое! »

Вторая собака издает простой звук — лай, который начинается низко, затем повышается и заканчивается чем-то вроде звука «ф». Грубо его можно описать как «рррафф». Это общий лай тревоги, который собаки издают, чтобы привлечь внимание других членов стаи: «Не хотите ли подойти и посмотреть на это? » На что другие собаки обычно отвечают, двигаясь в направлении того, кто лаял, и становясь возле него.

Когда мы скомбинируем эти звуки, то получим различные значения, и конкретный смысл будет зависеть от порядка, в котором они выстроены. Комбинация «харррррр-рафф» — приглашение к игре и объединяется обычно с типичным игровым поклоном. Изменение комбинации, звуки, произнесенные как «рррафф-харррр», приводят к сообщению с другим значением. Это уже угроза, произнесенная опасной собакой, возможно, пытающейся защитить свою собственность, например кость, но иногда чтобы просто отодвинуть другую собаку, которая может казаться доминирующей или угрожающей. В этой форме звук означает примерно следующее: «Ты меня раздражаешь, и если ты подойдешь еще ближе, я буду вынужден бороться». Если это сигнал об угрозе, основанной на неуверенности, то выражение отличается от простого «харррр», которое подает уверенное, доминирующее животное.

Мы, люди, склонны рассматривать все в терминах нашего собственного языка. Например, мы пытаемся искать комбинации грамматики и последовательности слов в форме звуков. Если мы посмотрим на мир с точки зрения собаки, для которой сигнал тела является столь же важным знаком, как и звук, можно найти иное свидетельство правил последовательности слов. Когда одна собака смотрит в упор на другую, обычно это демонстрация доминирования или угроза, которая, как правило, значит следующее: «Думаю, что хозяин здесь я. Хочешь бросить мне вызов? » Собака же, которая преднамеренно прерывает зрительный контакт с другой собакой и смотрит в сторону, показывает, что она не угрожает и отвечает: «Я принимаю как факт, что ты здесь хозяин. Ты можешь устанавливать правила, а я сделаю то, что ты хочешь». Объединение двух сигналов в другом порядке, когда комбинация начинается с пристального взгляда, затем следует краткий отвод глаз, а затем новый долгий взгляд, изменяет ситуацию, предлагая более мирную встречу между двумя доминирующими собаками, что можно интерпретировать так: «Ты, конечно, мощный и можешь быть здесь главным. Но я тоже довольно сильный, и давай не будем драться».

Теперь возьмем эти два визуальных сигнала и скомбинируем их со звуком. Так мы можем полностью изменить структуру коммуникации. Когда собака пристально смотрит на другую собаку и в то же время издает рычание с задранной губой «харррр», вероятность физической агрессии очень высока. Это собачий эквивалент традиционного откровенного обмена мнениями в вестерне, где бандит в черной шляпе объявляет: «Этот город слишком мал для нас двоих. Доставай свое оружие». Однако если собака пристально смотрит на другую, а затем отводит взгляд и произносит рычание «харррр», то другая, на которую бросали столь пристальный взгляд, посмотрит в том же направлении, куда и рычащая собака. Она может также принять защитное положение возле другой собаки, смотрящей в ту же сторону. Этот обмен означает: «Я думаю, что там какая-то неприятность. Давай объединимся и примем адекватные меры, если это необходимо».

Во всех этих предложениях важно то, что специфический элемент, будь то звук («харррр» или «рррафф») или жест языка тела (пристальный взгляд или отвод глаз и головы), меняет свое значение в зависимости от того, какое место этот знак занимает в последовательности звуков или жестов. Это, безусловно, предполагает, что собаки действительно используют грамматические правила последовательности слов.

Все эти наблюдения доказывают, что язык собак сложнее, чем мы думали раньше. Оказывается, в нем есть некоторые свидетельства наличия как минимум элементарной грамматики и синтаксиса, а также правил комбинации и последовательности слов.

Последнее основное требование к языку известно как продуктивность. Истинный язык позволяет создавать и понимать бесконечное число новых выражений, каждое из которых должно легко восприниматься. Понятие продуктивности базируется на условии, что язык — творческая система коммуникации, в противоположность системе повторений, которая работает на основе рециркуляции ограниченного набора предложений или фраз. Некоторые исследователи полагают, что собачий язык данному требованию не соответствует. К сожалению, если интерпретировать это правило строго, то оно также исключило бы любой простой язык, который имеет маленький словарь и ограниченные грамматические правила, позволяющие составлять только короткие предложения. Ребенок в возрасте двух или трех лет, располагая словарным запасом порядка 100 слов и длиной фразы, ограниченной двумя словами, строит соответственно ограниченное число возможных предложений и постоянно возвращается к ним для общения с окружающими. Тем не менее детскую речь мы называем языком, несмотря на то, что он не выдерживает теста на продуктивность.

Мое предложение состоит в том, чтобы принять собачий язык как простой язык, используя те же самые правила и критерии, которыми мы руководствуемся, приписывая наличие языка маленьким детям. Проверяя языковое развитие у людей, в дополнение к звукам психологи рассматривают еще и жесты в качестве языковых компонентов. Рассмотрим один такой тест-опросник по коммуникативному развитию Макартура, созданный, чтобы определить языковое развитие детей в возрасте двух лет. В нем есть раздел «Коммуникативные жесты», которые тоже считаются языком. Эти жесты включают указывание пальцем на интересные объекты, взмах ручкой «пока», когда человек уходит, протягивание рук, чтобы выразить желание «на ручки», и даже «ням-ням» — чмоканье губами, демонстрирующее очень приятный вкус чего-нибудь съестного. Представьте себе, коммуникативные жесты собак по сложности эквивалентны этим жестам.

Рассматривая сходство между собачьими коммуникативными способностями и младенческой речью, мы не должны предъявлять одинаковые требования собакам и младенцам. Но, как бы то ни было, определенные параллели можно провести. И у собак, и у детей словарь восприимчивости шире и надежнее, чем мы думаем. Воспринимаемые лингвистические сообщения, вероятнее всего, содержат информацию о действиях, выполнения которых требуют от ребенка. Мы говорим ребенку: «Дай руку», — и благодаря своим лингвистическим способностям он выполняет требование. Тогда очевидно, что ответ собаки на фразу «Дай лапу» демонстрирует эквивалентную языковую способность. Язык и детей, и собак исключительно социален по природе, он пытается побудить к ответу других людей. У собак продуктивный язык немного более сложен, чем у малышей, так как он может выразить отношения доминирования и статуса, а также сообщить об эмоциональном состоянии и желаниях общающегося. Хотя в два года ребенок вполне способен попробовать управлять другими при помощи, например, истерики, он не будет пытаться сообщить или выразить реальное социальное господство, пока не подрастет.

Некоторые ученые утверждают, что, поскольку собачий язык главным образом затрагивает эмоциональные состояния и проблемы отношений, его нельзя классифицировать как истинный язык. Они, наверное, действительно не понимают, как люди используют свой язык в реальности. Большую часть времени в своих разговорах мы обмениваемся личной и социальной информацией. Как правило, мы не обсуждаем философию Аристотеля, теорию Эйнштейна и не размышляем над состоянием Вселенной. Мы куда больше увлечены повседневными сторонами нашей социальной жизни.

Два британских психолога, например, специально создавали модель беседы, чтобы увидеть, о чем обычно говорят люди. Робин Данбар собирал образцы по всей Англии, в то время как Николас Эмлер записывал обычные беседы в Шотландии [1]. Они обнаружили, что более двух третей наших бесед мы посвящаем эмоциям и социальным аспектам. Типичные темы: кто что делает, с кем он это делает и, по возможности, комментарии о том, хорошо это или плохо. Другие темы включают новости о том, кто продвинулся наверх, а кто вниз по социальной лестнице и почему. Одни из самых эмоциональных бесед касались трудных социальных ситуаций, описывали непростые отношения с любимыми, детьми, коллегами, соседями, родственниками и т. д. Наблюдались и некоторые сложные специальные беседы, вызванные проблемой на работе или впечатлением от недавно прочитанной книги. Все же, когда я наблюдал за более чем сотней бесед моих коллег по университету, я ни разу не услышал обменов мнениями на специальные темы, которые продолжались бы более семи минут, не переходя по крайней мере через некоторое время в социальную беседу. Лишь четверть времени, которое мы тратим на беседу, отводится специальным темам.

Когда мы анализируем печатное слово, мы видим похожую картину. Мировые бестселлеры — это беллетристика. Большинство авторов (даже приключений или детективов) описывают персонажей в рамках их социальных взаимодействий, их отношений с семьей, личных амбиций, лжи, которую они используют или сами получают от других, и, конечно, через сексуальную сферу. Так называемые женские романы продолжают лидировать по объему продаж. Единственная категория книг non-fiction, которая занимает существенную часть рынка, — биографическая литература и автобиографии. Кажется, все актеры, политические деятели, спортсмены, журналисты и писатели пишут историю своей жизни, и находится энергичная публика, жаждущая прочитать эти книги. Но почему мы покупаем их? Мы не читаем о жизни политического деятеля, чтобы узнать, как спроектировать и переделать законодательство. Мы не читаем о жизни бейсболиста, чтобы узнать, как лучше ударить по мячу, и не читаем о жизни актера, чтобы узнать, как запомнить роль. Мы читаем эти книги, потому что хотим знать детали их частной жизни. Что они любят или ненавидят, как они реагируют на трудные ситуации, с кем они встречались на пути к славе и т. д. То же самое наблюдается в газетах. Примерно две трети газетной полосы занимают интересные истории о жизни знаменитостей и светская хроника. Намного меньше места отведено всякого рода конфликтным ситуациям или сплетням о том, кто и с кем состоит в интимной связи, и совсем мало — объектам окружающего мира.

Тот факт, что люди посвящают большую часть своего коммуникативного пространства социальным и эмоциональным проблемам, не вызывает, однако, сомнений в том, что языком они владеют. Так как собачий язык все-таки соответствует большинству требований языка, мы не можем отрицать, что коммуникация собак — не язык лишь потому, что они не говорят на темы, более сложные, чем социальные взаимодействия и эмоциональные состояния. Когда мои дети были подростками, я не сомневался в их владении языком, хотя мне казалось, что почти все их беседы были о чувствах и отношениях с другими людьми. По структуре и сложности язык собак эквивалентен языку двухлетнего ребенка. Содержание его, однако, очень похоже на содержание двух третей разговоров взрослого человека и включает темы о ежедневных социальных ситуациях, структуре сообщества и эмоциональном мире, в котором они живут.