Седьмая лекция замечание о вечности, времени и понятии 3 страница

Стало быть, мне остается коротко напомнить, что такое для Гегеля Понятие, Begriff.

В главе VII «Феноменологии духа» Гегель сказал, что всякое концептуальное понимание (Begreifen) равносильно убийству. Напомню, что он имел при этом в виду.

Пока Смысл (или Сущность, Понятие, Логос, Идея и т. д. ) воплощен в чем-то, существующем эмпирически, этот Смысл, или Сущность, как и само это «что-то», — живут.  Пока, к примеру, Смысл (или Сущность) «собака» воплощен в чувственно воспринимаемой реальности, этот Смысл (или Сущность) живет: это реальная собака, живая собака, которая бегает, ест и пьет. Но когда Смысл (Сущность) «собака» перемещается в слово «собака», т. е. становится абстрактным Понятием, отличным от чувственно воспринимаемой реальности, которую оно проявляет своим Смыслом, Смысл (Сущность) умирает; слово «собака» не бегает, не ест и не пьет; в нем Смысл (Сущность) прекращает жить, т. е. умирает. Вот почему концептуальное понимание эмпирической реальности равносильно убийству. Конечно, Гегель прекрасно знает, что, для того чтобы понять собаку с помощью Понятия собаки, т. е. назвать ее или определить, ее не нужно убивать, как и не нужно ждать, пока она умрет естественной смертью[228]. Единственно, говорит Гегель, если бы собака не была смертной, т. е. по существу конечной, или ограниченной в смысле срока своего существования, то от нее нельзя было бы отделить ее Понятия, т. е. переместить в не- живое слово Смысл (Сущность), воплощенный в реальной собаке, в слово (наделенное смыслом), т. е. в абстрактное Понятие, в Понятие, которое существует не только в собаке (которая его осуществляет), но и в человеке (который его мыслит), т. е. в чем-то другом, нежели та чувственная реальность, которую Понятие проявляет своим Смыслом. Понятие «собака» — это мое Понятие (собаки), Понятие, представляющее собой что-то другое, нежели живая собака, и относящееся к живой собаке как к внешней реальности, — это абстрактное Понятие возможно только в том случае, если собака по своей природе смертна. А именно, если собака умирает или уничтожается в каждый миг своего существования. Так вот, эта собака, которая уничтожается в каждый миг, это именно собака, длящаяся во Времени, каждый миг она перестает жить или существовать в Настоящем, чтобы уничтожиться в Прошлом или уничтожиться в качестве Прошлого¹. Если бы собака была вечной, если бы она существовала вне Времени или без Времени, Понятие «собака» никогда бы не отделилось от самой собаки. Наличное бытие (Dasein) Понятия «собака» было бы живой собакой, а не словом «собака», мыслимым или произносимым. Не было бы тогда в Мире Речи (Логоса); и поскольку эмпирически существующая Речь — это исключительно Человек (на самом деле говорящий), то не было бы в Мире и Человека. Понятие-слово отделяет от hie est /здесь/ некое чувственно воспринимаемое nunc /теперь/, но оно может от него отделиться только потому, что hie est nunc /здесь — это теперь /, т. е. потому что пространственное бытие темпорально, потому что оно уничтожается в Прошлом. И исчезающее в Прошлом реальное удерживается (в качестве не-реального) в Настоящем в виде Слова-Понятия. Универсум Речи (Мир Идей) — это застывшая радуга над водопадом, а низвергающийся водопад — временное реальное, переходящее в ничто Прошлого[229].

Разумеется, Реальное /1е Reel/ длится во Времени в качестве реального. Но длясь во Времени, оно оказывается воспоминанием о себе самом; каждый миг оно осуществляет свою Сущность, или Смысл, т. е. оно осуществляет в Настоящем то, что остается от него после ничтожения в Прошлое; и это что-то, что от него остается и чему оно возвращает реальность /re-realise/, — это его понятие. В тот миг, когда при- сутствующее-в-настоящем /1е Reel present/ Реальное погружается в прошлое, его Смысл (Сущность) отделяется от его реальности (Существования); и вот тут-то и появляется возможность удержать этот смысл вне реальности, переведя его в Слово. И это Слово проявляет Смысл Реального, реализующий в Настоящем собственное Прошлое, т. е. то самое Прошлое, которое «вечно» удерживается в Слове-Понятии. Короче, Понятие может налично существовать в Мире (это существование есть не что иное, как человеческое существование), только если Мир темпорален, только если в Мире налично Время. Почему и можно сказать, что Время есть на- лично-сущее Понятие[230].

Итак, в Мире нет никакого Понятия, пока нет эмпирически существующего Времени. Но мы видели, что эмпирическое существование Времени в Мире — это человеческое желание (т. е. Желание, которое распространяется на другое Желание как таковое). Следовательно, не существует никакого концептуального понимания без Желания. Но Желание осуществляется с помощью отрицающего Действия; и человеческое Желание — в Борье не на жизнь, а на смерть ради утверждения своего престижа. В этой Борьбе Господин выходит победителем над Рабом, и последний трудится на Господина. Именно Труд Раба осуществляет Желание Господина, принося ему удовлетворение. Следовательно, и Гегель прямо об этом говорит в главе IV: — нет никакого Понятия, если нет Труда; только лишь рабским Трудом порождаются Denken и Verstand, Мышление и Рассудок, т. е. концептуальное постижение Мира.

И теперь мы понимаем почему. Труд, и только Труд, преобразует Мир существенным образом, созидая действительно новые реальности. Если бы на земле жили только животные, Аристотель был бы прав: Понятие воплощалось бы в вечном животном «виде», вечно тождественном себе самому; но оно не могло бы существовать, как того желал Платон, вне Времени и Мира. И тогда было бы непонятно, каким образом Понятие все-таки может существовать вне «вида», как оно может существовать во временном Мире в форме слова. Было бы непонятно, как может существовать Человек, т. е. то самое сущее, которое, к примеру, не собака и тем не менее в котором Смысл (Сущность) «собака» существует не хуже, чем в собаке, потому что у него есть Слово- Понятие: «собака». Чтобы это было возможно, Бытие, раскрываемое Понятием, должно быть по существу временным, т. е. конечным, или имеющим начало и конец во Времени. Так вот, не природный объект и даже не животное или растение, а только лишь продукт человеческого Труда является временным по своей сути. Именно человеческий Труд овременяет природный пространственный Мир; следовательно, именно Труд порождает Понятие, которое существует в природном Мире, неизменно оставаясь чем-то отличным от этого Мира; стало быть, именно Труд рождает Человека в этом Мире, и именно Трудом чисто природный Мир преобразуется в искусственный Мир /tecknique/, населенный людьми, т. е. в Мир исторический.

И только Мир, преобразованный человеческим Трудом, раскрывается Понятием и в Понятии, которое эмпирически существует в Мире, не будучи этим Миром. Стало быть, Понятие есть Труд, а Труд есть Понятие. И если, как очень справедливо отмечает Маркс, Труд для Гегеля — это «das Wesen des Menschen», «сама сущность человека», /го можно также сказать, что для Гегеля сущность человека — это Понятие. Именно поэтому Гегель и говорит, что Время — это не только Begriff, но также и Geist. Ибо если Труд обременяет Пространство, то наличие Труда в Мире есть наличие в этом Мире Времени. Если же Человек — это Понятие и Понятие — это Труд, то и Человек, и Понятие суть также и Время.

Если все это так, то нужно сказать, что, во-первых, концептуальное постижение есть только там, где есть существенно временная, т. е. историческая, реальность, и, во-вторых, только историческое, или временное, существование может быть раскрыто Понятием. Или, другими словами, концептуальное постижение необходимо диалектичной

Так вот, если это так, и если Природа — это только лишь Пространство, но не Время, придется заключить, что не существует концептуального постижения Природы. Понимание, в точном смысле слова, есть только там, где есть Время; что означает, что истинно понять можно только Историю. Во всяком случае, только Историю можно и должно понять диалектически.

Это следовало бы сказать. Но Гегель этого не говорит. И в этом, я думаю, его основная ошибка.

Прежде всего, Гегель колеблется. С одной стороны, он говорит, что Природа — это одно только Пространство. А с другой стороны, он хорошо видит, что жизнь (биологическая) — феномен временной. Отсюда мысль о том, что Жизнь (Leben) — это явление Духа (Geist). Но Гегель также видит — и даже первым говорит об этом напрямую, — что подлинно человеческое существование возможно только посредством отрицания Жизни (как мы знаем, Риск жизнью в Борьбе чисто престижного характера является «человекооб- разующим»). Отсюда противопоставление Духа Жизни. Но если такая оппозиция существует, то Жизнь нельзя считать исторической; не существует, стало быть, биологической диалектики; и нет концептуального постижения Жизни.

Гегель же говорит, что такое постижение существует. Он придумывает (вслед за Шеллингом) диалектическую биологию и излагает ее в «Феноменологии духа» (глава V, А, а).  Разумеется, он отрицает возможность концептуального, или диалектического, постижения не-живой реальности. Но это лишь приводит его к утверждению, что реальный Мир — это живое существо. Отсюда его абсурдная философия Природы, безумные обвинения в адрес Ньютона и собственная «магическая» физика, дискредитировавшая его Систему в XIX веке.

Но есть еще кое-что. Диалектически постигается лишь историческая реальность, т. е. реальность, созданная Трудом с прицелом на Проект. Утверждать, как это делает Гегель, что всякое понимание диалектично и что природный Мир постижим, значит утверждать, что этот Мир есть произведение Демиурга, Бога-творца, мыслимого по образу трудящегося Человека. И это то, что Гегель действительно говорит в «Логике», заявляя, что его «Логика» (т. е. его онтология) — это «мысль Бога до сотворения Мира». Получается, что Гегель постигает Мир, потому что Мир создан сообразно Понятию, которое есть у Гегеля. И мы в растерянности: гегелевский антропо-те- изм перестает быть метафорой; Гегель — действительно Бог, Бот-творец и Бог вечный. Но человек (если он не безумец) не может утверждать, что он создал Мир. Стало быть, если мышление, обнаруживающее себя в «Логике», является мышлением, сотворяющим Мир, то это, наверное, не мышление Гегеля. Это мысль Творца, другого, нежели Гегель, другого, чем Человек вообще; это мысль Бога. И «Логика», вопреки названию, это не просто логика; это, как и «Этика» Спинозы, — тео- ло- гия, т. е. логика, мышление или речь БогаК

Но оставим в покое природный Мир. Согласимся с тем, что Гегель шагнул далеко вперед в философии, отождествив Понятие и Время. Ибо сделав это, т. е. открыв диалектическое познание, он нашел способ учредить некие феноменологию, метафизику и онтологию Истории, т. е. Человека, как мы его понимаем сегодня и каков он есть на самом деле.

Посмотрим, какое же решающее следствие для Человека проистекает из этого открытия.

Понятие — это Время. Время в точном смысле слова, т. е. Время, в котором есть Будущее, тоже в точном смысле слова, т. е. Будущее, которое никогда не станет ни Настоящим, ни Прошлым. Человек — это наличное бытие Понятия в Мире. Стало быть, это наличное бытие в Мире такого Будущего, которое никогда не станет настоящим /present/. Так вот, это Будущее для Человека — это его смерть, такое его Будущее, которое никогда не станет его Настоящим, это знание, которое есть у Человека сейчас о своей будущей смерти. Следовательно, если Человек есть Понятие и если Понятие есть Время (т. е. если Человек — бытие по существу временное ), то человек по существу смертен; и он — лишь потому Понятие, т. е. абсолютное Знание, или воплощенная Мудрость, что он это знает. Логос воплощается, становится Человеком лишь при том условии, что Человек этот хочет и может умереть.

И это нас приводит к пониманию того, почему принятая Гегелем «третья возможность» появляется так поздно в истории философии. Не согласиться с тем, что Понятие вечно, сказать, что оно есть Время, это отрицать бессмертие, или вечность, Человека (по крайней мере, как мышления, или собственно человеческого в человеке). Но как Человек соглашается на смерть только у последнего предела, только «при смерти»; так и философия лишь при последнем издыхании приняла «третью возможность»¹.

«Alles endliche ist dies, sich selbst aufzuheben» /«Все конечное таково, что оно само себя снимает»/, — говорит Гегель в «Энциклопедии». Именно конечное Бытие диалектически снимает само себя. Значит, если Понятие — это Время, т. е. если концептуальное постижение диалектично, то существование Понятия и, как следствие, раскрытого Понятием Бытия, — по существу конечно. Значит, и сама История должна быть по существу конечной; коллективный Человек (человечество) должен умереть в точности так, как умирает человеческий индивид; у всеобщей Истории должен быть конец,  исключающий продолжение.

Мы знаем, что для Гегеля конец Истории отмечен явлением Науки в виде Книги, т. е. явлением в Мир Мудреца, или абсолютного Знания. Это абсолютное Знание, будучи последним моментом Времени, т. е. таким, у которого нет Будущего, уже не является более временным моментом. Если абсолютное Знание становится во Времени, или, лучше, в качестве Времени, или Истории, то ставшее Знание более не темпорально и не исторично: оно — вечное; или, если угодно, оно — Вечность, которая раскрыла себя себе самой; оно — Субстанция Парменида — Спинозы, раскрываемая Речью (а не Молчанием), именно потому, что она представляет собой результат исторического становления; оно — Вечность, рожденная Временем.

Все это Гегель объяснит в тексте второго этапа 2-го раздела 2-й части главы VIII.

 

Девятая лекция интерпретация второй части главы VIII (продолжение)

 

Мы возобновляем чтение главы VIII «Феноменологии духа» с того места, где мы остановились (конец пятой лекции).

Это 2-й раздел 2-й части, в которой рассматривается вопрос о существовании Мудреца в Мире.

Анализ эмттрического-существования (Dasein /наличного Бытия/) Мудреца проходит в три этапа. Я начал рассказывать о первом. Гегель говорит здесь о соотношении Мудреца с Wirklichkeit, действительностью. На втором этапе он говорит об отношениях между Мудрецом и Временем. Наконец, на третьем этапе он поместит Мудреца в объектив- но-реальное Время, т. е. в Историю.

Гегель, стало быть, пользуется методом абстрагирования. Ведь, как мы знаем, нельзя разделять Wirklichkeit и Zeit: действительность /объективная реальность/ — всегда временная действительность, и Время возможно лишь в той мере, в какой оно — объективно-реально. Но в целях анализа Гегель их разделяет. Он вел речь (на первом этапе) о Wirklichkeit, ничего не говоря о Времени, и теперь (на втором этапе) он говорит о Времени, отличенном от объективной реальности; иными словами, он говорит об абстрактном  Времени, или о понятии /notion/ Времени.

Гегель дает определение Времени в первой фразе второго этапа, говоря следующее (р. 558, 3—5-я строки /с. 429, 23— 24-я строки/):

«Время есть само понятие, которое налично [в эмпирическом существовании] есть и представляется (vorstellt) сознанию [-внешнему] как пустое созерцание (Anschau- ung). »

Я достаточно долго комментировал первые слова этой фразы. Нет смысла возвращаться к этому.

В первой части фразы имеется в виду, как я уже сказал, Время вообще, т. е. также и реальное Время, или История, о которой Гегель будет говорить на третьем этапе. Но вторая часть фразы показывает, что здесь, т. е. на втором этапе, Гегель говорит об абстрактном Времени. Здесь Время — это «leere Anschauung», «пустое созерцание». Это Время, о котором говорит Кант, о котором вообще говорят философы: Время, взятое «отдельно», в отвлечении от того, что есть во Времени; это «пустое вместилище», которое на самом деле вмещает временную реальность и которое рассматривается как пустое. И это Время, говорит Гегель, «stellt sich dem Bewuptsein vor» /«представляется сознанию»/. Оно представляется Сознанию-внешнего; представляется как нечто, что существует вне Сознания. Это Время вообще /1е Temps/, которое не есть (или лучше: есть не только) МОЕ Время /MON Temps/. Это космическое Время, которому Человек принас- тен, но которого он не творит. И это также понятие /notion/  Времени; оно во мне в отличие от самого Времени, которое также и вне меня.

Но Гегель отождествляет Время с Понятием. Таким образом, для него говорить об абстрактном Времени означает также говорить об абстрактном Понятии. Именно это он и говорит: «Время (читай, абстрактное Время) есть само Понятие, взятое как пустая сущность, представляющаяся извне  Сознанию-внешнего». И такова обычная трактовка Понятия: это «субъективное» Понятие, которое отделено или может быть отделено от своего реального содержания; это пустой сосуд, вмещающий реальность; и это также Понятие, существующее вне меня, независимо от меня и т. д. Время истолковывается так же, как истолковывается Понятие: если Понятие противопоставляется реальности, т. е. если Знание — это отношение, тогда и само Время оказывается противопоставленным реальности, и наоборот. А уж если разводятся Понятие и реальность, то приходится развести Понятие и Человека; если собака — что-то одно, а понятие «собака» — что-то другое, отличное от первого, то это Понятие и мое понятие собаки — вещи разные. Понятие — это «идея», более или менее платоновская, некая не-реальная сущность (пустота, заполняемая другой сущностью, отличной от первой), являющая себя Сознанию внешнего извне.  И хотя на самом деле Время и Понятие неразделимы, раз уж все это сказано о Понятии, то же самое приходится сказать и о Времени. И это то, что обычно и делается.

Однако в разбираемой фразе Гегель не говорит, как это делаю я, «die abstrakte Zeit». Он говорит просто «Zeit». Похоже, что для него Время вообще (т. е. само реальное Время, или История) — это «eine leere Anschauung, die sich dem Bewu(3tsein vor-stellt» /«пустое созерцание, которое представляет себя сознанию»/. И это то, что он на самом деле и думает, как видно из дальнейшего.

На первый взгляд, приведенное высказывание противоречит всему тому, что я раньше сказал о Времени в «Феноменологии духа». Но на самом деле ничего подобного. И чтобы убедиться в этом, достаточно немного развернуть это эллиптическое высказывание. Но при развертывании этой фразы (и Гегель сам это делает в дальнейшем) выявляется существенный аспект гегелевского понимания Времени, о котором я раньше лишь упомянул и к которому теперь пора приглядеться.

Согласно Гегелю, до-гегелевская философия, противопоставлявшая Понятие (и, следовательно, Время) Реальности, не была случайной ошибкой. А в миг своего появления на земле она и вовсе не была ошибочной. Она истинна — для своего времени, потому что в начале истории Понятие и Реальность не совпадают, они совпадут лишь под конец. Первоначальное противостояние Человека и природного Мира снимается Трудом; первоначальное противостояние Единичного и Всеобщего, т. е. социального, политического Мира, снимается Борьбой. Пока Труд и Борьба не доведут своего дела до конца, противостояние остается реальным. И пока это так, у Человека есть все основания считать, что вещь и Понятие — не одно и то же. И пока это так, Время также не совпадает с Реальностью и оно внешне Человеку.

До-гегелевская философия не является ошибочной, она таковой становится. И она становится ошибочной исключительно внутри абсолютного Знания, для него и посредством него, — того Знания, для которого Понятие (и Время) совпадает с Реальным или, лучше сказать, которое и есть  это совпадение. Но всеобщее и однородное абсолютное Знание появляется в Реальности, которая обладает такими же свойствами: оно предполагает однородность и всеобщность Государства, т. е. человеческого Мира, а также «снятие» оппозиции между этим Миром и Миром природы. Но это предполагает полное и окончательное удовлетворение человеческого Желания. И тогда нет больше отрицающего Действования, Человек примирился с наличным /donne/ Миром (который появился в результате увенчавшихся успехом усилий по его преобразованию), а также с тем, что сам он являет собой в этом Мире и посредством этого Мира. Но и Желание, и порождаемое им Действие суть проявления человеческого, или исторического, Времени, т. е. собственно Времени. Человек, примирившийся с тем, что он есть, более не силится превзойти наличную реальность. Он, стало быть, прекращает творить Историю, иначе говоря, он перестает быть Временем. И если всеобщее и однородное Государство и раскрывающая его Наука завершают Историю, они также кладут конец и Времени.

Итак, в тот миг, когда Понятие, а значит и Время, совпадают с объективной-Реальностью и перестают быть внешними по отношению к Человеку, Время перестает быть историческим, или человеческим, т. е. Временем в собственном смысле слова. Понятие и Время совпадают в абсолютном Знании, для абсолютного Знания и посредством Абсолютного Знания, или Мудреца. Конечно, Мудрец появляется во Времени. Но его явление «в последние времена» знаменует конец Времени. Ибо результат его временного действования, каковым является Наука, — уже не Время, Наука — это Вечность, которая раскрывает себя себе самой.

Значит, пока длится Время, пока еще на самом деле есть Время, Время и Понятие обязательно абстрактны. И, стало быть, утверждающая это до-гегелевская философия истинна не только для своего времени, но и во все времена, она истинна вплоть до появления абсолютного Знания, т. е. до самого конца Истории, т. е. до конца Времени как такового.

Другими словами, в тот миг, когда Время перестает быть абстрактным, оно перестает быть Временем. Человеческое, или историческое, Время, т. е. собственно Время, обязательно и по существу абстрактно. Оно абстрактно, с одной стороны, в том смысле, что противостоит объективной-Реаль- ности. И действительно, пока Человек противостоит Природе, являющейся для него объективной-Реальностью, Природа представляет собой Пространство, а не Время: Время существует только в Человеке и посредством Человека; оно, стало быть, если хотите, субъективно. И в тот миг, когда Человек «снимает» свое противостояние Природе, он отменяет также и Время. С другой стороны, Время абстрактно еще и в том смысле, что оно внешне Человеку. Ибо пока Человек не осуществил всеобщего и однородного Государства, Единичное отличается от Всеобщего, а Время — от Единичного, т. е. МОЕ Время — это не Время вообще: социальное и политическое будущее — это не мое будущее; я умираю раньше, чем завершится История, и я рождаюсь уже после того, как она началась. Но в тот миг, когда снимается противостояние Единичного и Всеобщего, История останавливается, и Время — оно тоже — упраздняется.

Но Время — это сам Человек. Упразднить Время — значит упразднить Человека. Действительно, «Истинное бытие Человека — это его Действование», читай успешное Действие. Это означает, что Человек являет собой объективный результат  собственного Действования. Результатом же деятельности Мудреца, т. е. всецелого /integral/ и совершенного Человека, который завершает собой становление человеческой реальности, является Наука. Наличным же бытием (Dasein) Науки будет уже не Человек, а Книга. Не Человек, не Мудрец во плоти и крови, а Книга знаменует собой явление (Erscheinung) Науки в Мир, явление это — и есть абсолютное Знание.

Конечно, объективный результат деятельности всегда отделяется от деятеля и его переживает. Но пока этот результат не целокупен и не совершенен, т. е. всеобщ и однороден (не может быть расширен, и в нем нет противоречий), у него самого еще есть будущее, ибо он меняется и отменяется. Он, следовательно, не только есть во Времени, он и есть Время. То есть он историчен и подлинно человечен. Вот почему результат действий какого-то человека всегда действителен внутри и посредством, а лучше сказать, в качестве нового человеческого действия. Напротив, результат действования Мудреца совершенен. Он не меняется и не может быть превзойден; короче, у него нет будущего в собственном смысле слова. Следовательно, этот результат не является собственно историческим событием, это не подлинный миг Времени. И сказать такое — значит сказать, что он более не является человеческой реальностью. Еще раз: «наличное бытие» /«эмпирическое-су- ществование»/ Науки в Мире — это не Человек, но Книга.

Конечно, это существование «эмпирично», и в качестве такового оно длится: Книге также свойственно длиться, она повреждается, переиздается и т. д. Но энное издание ничем не отличается от первого, в нем ничего нельзя изменить, что-то добавить или убавить. Полностью меняясь, Книга остается тождественной себе самой. Время, в котором она длится, — природное, или космическое, а не историческое, или человеческое. Разумеется, Книга, для того чтобы быть Книгой, а не просто сброшюрованной бумагой с черными отпечатками, должна быть читаема и понимаема людьми. Но меняющиеся читатели ничего не меняют в Книге. И если, чтобы мочь читать Книгу, Человек должен жить, т. е. рождаться, развиваться и умирать, то его жизнь, сведенная, в сущности, к этому чтению (ибо не забудем: всеобщее и однородное Государство существует, Желание полностью удовлетворено, нет больше ни Борьбы, ни Труда; История завершилась, делать больше нечего, и единственным занятием Человека остается чтение и понимание Книги, описывающей все то, что было и могло быть сделано), не творит ничего нового: будущее Поля, который еще не читал Книги, — это лишь прошлое Пьера, который ее уже прочел. Стало быть, Время, в котором длится Человек-читатель- Книги, — это циклическое (или биологическое) Время Аристотеля, и никак не линейное, историческое гегелевское Время.

Итак, еще раз: осуществить абсолютное Знание в форме Книги, т. е. совместить всеохватное Понятие с Реальностью, взятой целиком, т. е. уничтожить различие между Реальным и Временем и тем самым снять внешний характер Времени по отношению к Человеку, — это значит упразднить само Время; и, следовательно, упразднить самого Человека как свободного и темпорального индивида. Время — это Понятие, которое есть Человек: разумеем, Человек исторический, т. е. Человек-Желания, т. е. Человек, неудовлетворенный тем, что есть, и тем, что он есть, т. е. Человек, преобразующий наличное бытие в Борьбе и Труде. И вот поэтому Время всегда и по существу «абстрактно», т. е. внешне природной Реальности, объективной по отношению к Человеку, и оно внешне самому Человеку.

И это Гегель говорит во фразе, из которой я привел только начало, остановившись на точке с запятой (р. 558, 3—12-я строки /с. 429, 23—31-я строки/):

«Время есть само понятие, которое налично есть [в эмпирическом существовании] и представляется (vorstellt) сознанию [-внешнему] как пустое созерцание (Anschauung); в силу этого дух необходимо является во времени, и является до тех пор во времени, пока не постигает (erfasst) свое чистое понятие, т. е. пока не уничтожает (tilgt) время. Время есть внешняя, созерцаемая, чистая самость, не постигнутая самостью, [т. е. ] лишь созерцаемое понятие; когда последнее постигает само себя, оно снимает свою временную форму, постигание (begreift) созерцания в понятии и есть созерцание, постигнутое и постигающее в понятии. »

В «Йенских лекциях» Гегель говорил: «Geist ist Zeit»; «Дух есть Время». Здесь он говорит: «Der Geist erscheint in der Zeit»; «Дух является во Времени». Он поменял свое мнение? Не думаю. На мой взгляд, дело в терминологическом различии. Там Geist означал столько же и Volksgeist /дух народа/, речь шла о Духе на путях становления. Здесь говорится о ставшем Духе, т. е. о Духе завершенном и совершенном, который раскрывает себя себе самому в Wissenschaft /в абсолютной Науке/, посредством ее или в качестве /dans et par ou en tant que/ абсолютной Науки, или, как говорит здесь Гегель, в качестве «постигшей свое Понятие». Или лучше: там «Geist» обозначало «Человек», здесь это слово относится к Книге.

Книга, которая представляет собой результат деятельности Мудреца, т. е. Книга, которая, будучи наличным бытием Науки, заключает в себе абсолютное Знание, это, конечно, не просто какая-нибудь природная сущность, вроде камня, к примеру. В ней есть Смысл, это Речь /Discours/; это такая сущность, которая сама себе раскрывает свой Смысл. С одной стороны, Книга — это вполне духовная сущность. И коль скоро ее содержание всеохватно, коль скоро она раскрывает лишь свое собственное содержание, нужно сказать, что она есть всецелый /integral/ Дух как таковой: der Geist. Но с другой стороны, Книга — это, конечно, не человек. Она раскрывает свое содержание, не меняя его; у нее, разумеется, нет Желаний, она — не Действие. Другими словами, оставаясь вечно равной самой себе, она лишена настоящего будущего. Следовательно, она не есть Время. И коль скоро ее вечное содержание соотносится лишь с самим собой, она не просто вечна, она есть Вечность. Но Книга — это результат деятельности Мудреца, который как Гражданин совершенного Государства венчает собой историческое развитие человечества. Таким образом, сама эта история в конечном счете оказывается не чем иным, как историей Книги, или, точнее, историей развития Знания, которая закончилась явлением Книги. И вот история этой Книги и есть Время. Итак: если «Geist» означает завершенный Дух, или Дух, налично сущий в качестве Книги (которая отделяется от всецелого Человека, или Мудреца, после его впадения в абсолютное прошлое, т. е. после конца Истории), то уже нельзя сказать, что дух есть Время: нужно сказать, что он — Вечность. Но Парменид и Спиноза ошибались, полагая, будто Вечность может быть раскрыта (Речью-Логосом /Discours-Lo- gos/) вообще без Времени. И Платон ошибался, считая, что Вечность независима от Времени, как и Аристотель заблуждался, утверждая, что Вечность как таковая существует во Времени. И наконец, Кант — и он тоже — заблуждался, думая, что Вечность предшествует (онтологически) Времени. Нет, говорит Гегель: Вечность (раскрытая Речью /Discours/) — это результат Времени, она есть Время, почившее, так сказать, естественной смертью; и только такая Вечность предполагает Время и из него проистекает, будучи его интеграцией, которая может быть раскрыта человеческим  Словом /Parole/ (Логосом). Она не существует во Времени в качестве Вечности, потому что, пока длится Время, существует оно, а не Вечность. Но Вечность, или Дух (всецелый /integral/), является во Времени. Ибо Книга написана в определенный момент Времени, и она может быть написана только в самом конце Времени, так как ее источник — цело- купность Времени. Это значит, что она существует — в возможности — уже в первый момент Времени. И как раз это потенциальное присутствие всецелого Духа во Времени^т. е. присутствие конца Времени в самом его начале и во всем длении; или лучше: сущностная конечность Времени) и называет Гегель «явлением Духа во Времени». Так вот, это «явление», которое и есть Время, представляет собой не что иное, как Человека в его временной эволюции, т. е. именно то, что Гегель назвал «Geist» в «Йенских лекциях». В этом  смысле, конечно, нужно сказать: «Geist ist Zeit».

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: