 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 12 глава
|
|
|
|
— Ведь правда, Декстер. Это скандально... мы совсем как Джерри и Джессика.
— Сердцу не прикажешь, — убедительно отвечает он.
Да. Должно быть, именно это Джессика шептала Джерри по телефону, в то время как ее ни о чем не подозревающий супруг хохотал в соседней комнате перед телевизором.
Изучаю меню и понимаю, что мое отношение к Джерри и Джессике могло и в самом деле измениться. Я привыкла повторять вслед за всеми, что он просто бессердечный разрушитель семей, а она — бессовестная охотница за деньгами, которая без колебаний променяла своего законного супруга на богатого болтуна в ту же секунду, как только представилась такая возможность — а это, как я читала, произошло в спортивном клубе «Рибок», в том же тренажерном зале, куда ходит Дарси. Теперь я уже не столь безапелляционна. Может быть, все это было к лучшему. Может быть, Джессика вышла за Эрика и полюбила его просто на безрыбье, а потом, буквально на следующий день после возвращения из Италии, где они провели медовый месяц, она встретила Джерри и тут же поняла, что еще не испытывала настоящей любви и что ее чувства к Джерри очень сильно отличаются от чувств к Эрику.
Что ей оставалось делать? Жить в браке не с тем человеком ради приличия? Джессика знала, что вываляется в грязи по самые уши — что ее возненавидят не только друзья, семья и муж, которому она клялась в вечной верности (а ее хватило лишь на сто двадцать дней), но и по крайней мере те из нас, кому собственная жизнь кажется слишком пресной и кто мгновенно сметает с журнальных стоек свежие выпуски «Космополитен». И все-таки она это сделала, вспомнив о том, что живешь только раз. Бросилась поперек течения и, как лягушка в моей любимой компьютерной игре, целой и невредимой добралась до противоположного берега, где нашла спасительный приют... пусть не маленькую коробочку вверху экрана, а шестимиллионный особняк с видом на Центральный парк. Чтобы признать свою ошибку, требуется много мужества и смелости. И Джерри, может быть, тоже достоин доверия — он, не обращая внимания на человеческую злобу, сделал то, что подсказывало ему сердце. Чего бы ему это ни стоило. Может быть, победила настоящая любовь.
|
|
|
Но и безотносительно к тому, что на самом деле случилось между Джессикой, Эриком и Джерри, мои понятия о правилах и приличиях изменились.
— Ты уже выбрала, что будешь заказывать? — спрашивает Декс.
Улыбаюсь и говорю, что хочу услышать перечень фирменных блюд.
После ужина Декс спрашивает, не хочу ли я пойти куда-нибудь выпить.
— А ты? — отвечаю я, желая угадать и сделать ему приятное.
— Я первый спросил.
— Я бы лучше пошла домой.
— Отлично. Согласен.
Вечером распогодилось, так что когда мы подходим к моему дому, то можем полюбоваться фейерверками, которые запускают вдали через Ист-Ривер. Огни синие, розовые, золотые — город как будто полностью принадлежит нам. Держимся за руки, смотрим в небо и стоим так, не говоря ни слова, несколько минут, прежде чем заходим в дом и желаем спокойной ночи Хосе, который теперь уже уверен, что Декс — мой возлюбленный.
Идем к себе, раздеваемся и забираемся в постель. Это вовсе не мое воображение — секс раз от разу все лучше. Потом мы не в состоянии ни говорить, ни двигаться — просто засыпаем, сплетясь руками и ногами.
Утром я просыпаюсь с первыми лучами солнца. Слушаю, как Декс дышит, и рассматриваю крутой изгиб его подбородка. Внезапно он открывает глаза. Мы лежим лицом к лицу.
— Привет, детка. — Голос у него спросонок сиплый.
— Привет, — нежно говорю я. — Доброе утро.
— Чем ты занимаешься? Еще рано.
— Смотрю на тебя.
|
|
|
— Зачем?
— Мне нравится твое лицо.
Он искренне удивлен. Почему? Ведь наверняка знает, что красив.
— Мне тоже ты нравишься, — говорит он. Обнимает меня, прижимает к себе. — Нравятся твои чувства.
Я краснею.
— Твой запах. — Он покрывает поцелуями мою шею, лицо. Мы избегаем целоваться в губы, как и всегда с утра. — Мне важна каждая мелочь...
— Почему?
— Ну, потому что...
Он глубоко вздыхает и, кажется, взволнован — даже испуган. Я хочу взять с ночного столика презерватив, но Декс отводит мою руку, и мы обходимся просто так. Потом он снова говорит:
— Потому что...
— Почему?
Думаю, что знаю ответ. Надеюсь, что знаю.
— Потому что, Рейчел... — Он смотрит мне в глаза. — Потому что я люблю тебя.
Он говорит именно так, как я себе и представляла, когда боролась с искушением сказать эти слова первой. А теперь уже не нужно.
Пытаюсь запомнить все. Выражение его глаз, прикосновение кожи. Даже то, как свет пробивается сквозь жалюзи. Эти моменты — не просто вершина, они прекраснее всего, что мне до сих пор доводилось испытывать. Слишком трудно их переживать. Меня не заботит, что Декс обручен с Дарси и мы вынуждены таиться, как разбойники. Я не думаю о том, что мне нужно почистить зубы и что у меня несвежие волосы. Есть только Декс и то, что он сказал, и я знаю, наверняка знаю, что это самая счастливая минута в моей жизни. В моей памяти, наподобие мгновенных снимков, проносятся картинки. Мы ужинаем при свечах, пьем шампанское. Сидим, уютно свернувшись, у ярко горящего камина на старой ферме в Вермонте, в доме со скрипучими половицами, в то время как снаружи валят хлопья снега размером с серебряную монету. Мы на пикнике в Бордо — на лугу, усеянном желтыми цветами, и он дарит мне старинное кольцо с бриллиантом.
Все это могло случиться. Он любит меня. Я люблю его. Что еще нужно? Конечно, ему не следует жениться на Дарси. Они просто не смогут быть счастливы после всего этого. Собираюсь с силами и говорю ему те же самые три коротеньких слова. Фразу, которую я не произносила уже очень, очень давно. Слова, которые до сих пор не значили ровным счетом ничего.
Мы не размышляем над тем, что именно мы сказали друг другу, но что-то в этот день витает в воздухе, вокруг нас. Это еще более ощутимо, чем уличная влажность. Я вижу это в его взгляде, когда Декс смотрит на меня, и чувствую, когда он произносит мое имя. Мы вместе, и признание придало нам отваги. Когда мы гуляем по Центральному парку, он берет меня за руку. Всего на несколько секунд, на пять или шесть шагов, но я чувствую прилив адреналина. Что, если нас застанут? Что тогда? Мне в какой-то степени этого даже хочется — хочется встретить здесь кого-нибудь из знакомых Дарси, какую-нибудь ее подругу по работе, которой пришлось остаться в городе и которая вышла ненадолго прогуляться в парке. Утром в понедельник она нас выдаст, сообщив Дарси, что видела, как Декс гулял с какой-то девушкой и держал ее за руку. Она все подробно опишет, но у меня достаточно заурядная внешность, для того чтобы Дарси ничего не заподозрила. А если и так — я просто буду все отрицать и говорить, что целый день работала. Скажу, что у меня вообще нет розовой блузки (она новая, Дарси ее еще ни разу не видела). Страшно обижусь, и тогда она извинится и снова будет говорить, что Декс ей изменил. Захочет его бросить, а я ее поддержу, стану твердить, что она поступает правильно. В этом случае Дексу не придется делать ровным счетом ничего. Так что все будет нам на руку.
|
|
|
Поднимаемся к пруду, обходим его, наслаждаясь открывающимися видами. Мальчишка в камуфляжных штанах выгуливает старую собаку; полная женщина бежит медленной трусцой, неуклюже оттопырив 6 локти. Мы идем по многолюдной дорожке. Слышу, как гравий хрустит у нас под ногами. Шагаем довольно быстро. Я довольна. Этот пруд, город, вся эта красота и весь мир принадлежат мне и Дексу.
Когда мы выходим из парка, на небе начинают собираться тучи. Мы решаем не переодеваться к обеду и идем прямо в «Атлантик гриль» — ресторан по соседству. Нам обоим хочется рыбы, белого вина и ванильного мороженого. После обеда мы под проливным дождем бежим домой и смеемся, поднимая фонтаны брызг на перекрестке, попадая в лужи, скопившиеся возле тротуара. Добравшись до квартиры, сбрасываем с себя мокрую одежду и вытираем друг друга полотенцем, продолжая смеяться. Декс натягивает семейные трусы, а я — его футболку. Мы включаем музыку и открываем вторую бутылку вина, на этот раз красного. Вытягиваемся на кушетке и несколько часов подряд болтаем, прервавшись только для того, чтобы пойти почистить зубы и перебраться на кровать, где нам снова предстоит спать вместе.
|
|
|
Потом внезапно, как это всегда бывает, времени остается всего ничего. И точно так же, как первая ночь с Дексом была похожа на начало летних каникул, наши последние сутки вдвоем все время напоминают мне конец августа, когда по телевизору вместо жизнерадостных детишек, потягивающих коктейль на бортике бассейна, появляется реклама этих противных «товаров для школы». Хорошо помню это чувство — смесь грусти и страха. Именно так я чувствую себя теперь, когда мы сидим в субботу на моей кушетке, а день плавно переходит в вечер. Упорно твержу себе, что не стоит омрачать грустью нашу последнюю ночь. Что все лучшее впереди. Он любит меня.
Словно прочитав мои мысли, Декс смотрит на меня и говорит:
— Я помню, что мы решили.
Это первое напоминание о запретной теме.
— Я тоже. — Уверена, что настало время для разговора, и мне очень этого хочется. Наш разговор, отложенный на потом. Мы собираемся понять, как нам жить дальше. Нам обоим тяжело огорчать Дарси, но придется это сделать. Я жду, что он начнет говорить. Он должен начать этот разговор первым.
И он говорит:
— Я хочу сказать... не важно, что будет.
Как будто игла царапает пластинку. Меня внезапно охватывает слабость. Вот почему никогда не следует признаваться в своих надеждах. Вот почему ты говоришь, что стакан наполовину пуст. Если проливается полный, чувствуешь себя опустошенной. Мне хочется плакать, но я стараюсь сохранять спокойствие и посылаю самой себе мощные волевые импульсы. Реветь нельзя по нескольким причинам. И не последняя из них та, что если он спросит, я не смогу внятно объяснить, почему плачу.
Борюсь за то, чтобы спасти эту ночь, действую испытанным способом. Твержу себе: он любит меня, любит. Но ничто не помогает. Декс в беспокойстве смотрит на меня:
— В чем дело?
Качаю головой, и он спрашивает снова, на этот раз очень нежно.
— Эй, эй, эй... — Он приподнимает мое лицо за подбородок, смотрит в глаза. — Что случилось?
— Просто мне грустно. — Мой голос отчетливо дрожит. — Это наша последняя ночь.
— Это не последняя ночь.
Глубоко вздыхаю.
— Нет?
— Нет.
Что значит это «нет»? Мы будем продолжать в том же духе еще несколько недель? До праздничного ужина накануне бракосочетания? Или он хочет сказать, что это еще только начало? Почему бы ему не выразиться поточнее? Не могу заставить себя спросить. Боюсь ответа.
|
|
|
— Рейчел, я тебя люблю.
Он замирает, вытянув губы трубочкой, и выжидает, пока я не нагибаюсь к нему и не целую его. Поцелуй — это мой ответ. Не могу произнести ни слова, пока мы не поговорим наконец. Надо остановиться.
Мы целуемся, расстегивая друг на друге пуговицы и молнии и пытаясь избавиться от белья, что в данный момент невозможно. Шуршим разрозненными страницами «Тайме» и сбрасываем их на пол. Наслаждение — панацея от всех бед. Мы занимаемся любовью на кушетке, но мысли мои не здесь. Я думаю, думаю, думаю. У меня в мозгу как будто что-то звенит и крутится, точь-в-точь как шестеренки в швейцарских часах. Что он собирается делать? Что будет дальше?
Наутро я просыпаюсь рядом с Дексом и вспоминаю его слова: «Не важно, что будет». Но во сне я переосмыслила их и пришла к очень логичному объяснению. Декстер всего-навсего имел в виду вот что: не важно, что мы вляпаемся по самые уши, не важно, что скажет или сделает Дарси. И если из-за нее нам придется провести некоторое время порознь, он все равно будет меня любить, и в конце концов все у нас сложится. Вот что, должно быть, он хотел сказать. Но — спокойствие. Я хочу, чтобы он выразился определенно. Конечно, он еще раз заговорит об этом, прежде чем вернется к себе на Уэст-Сайд.
Мы встаем, вместе принимаем душ и идем в закусочную. Это уже становится распорядком. Время — одиннадцать часов. Скоро приедет Дарси. У нас остались считанные минуты, а мы еще не поговорили и ничего не решили. Допиваем кофе и заходим в магазин игрушек. Декс должен купить подарок для младенца кого-то из своих сотрудников. Всего лишь маленький сюрприз, говорит он. Никак не могу определить, нравится ли мне это ощущение — что мы ходим вместе за покупками, как настоящая пара, — или мне жаль тратить последние секунды совместной жизни на это глупое занятие. Скорее — жаль. Я хочу побыстрее вернуться домой, чтобы мы еще успели провести немного времени вдвоем. Чтобы он успел изложить свой план, Но Декс медлит, перебирая игрушки и книжки, спрашивает мое мнение и в конце концов машет рукой: не все ли равно, что купить? Останавливается на зеленом тряпичном динозавре с глупой мордой. Не самый подходящий подарок для новорожденного, но мне нравится его уверенность. Надеюсь, что в отношении нас он преисполнен такой же уверенности.
— Классно. Как тебе? — спрашивает он, наклоняя динозавру голову то на один бок, то на другой.
— Просто очаровательно.
Собираясь платить, он замечает лоток, полный игральных костяшек. Выбирает два красных кубика с золотыми точками и взвешивает их на ладони.
— Почем?
— Сорок пять центов за штуку, — говорит продавец.
— Отлично. Я их беру.
Мы выходим из магазина. Люди толпами возвращаются в город, магистрали приобретают свой обычный вид. Мы уже почти дошли до дома. Декс несет в правой руке пакет с динозавром, в левой — игральные кости. И всю дорогу их встряхивает. Интересно, испытывает ли он сейчас такое же тоскливое чувство в животе?
— О чем думаешь? — спрашиваю я. Жду развернутого ответа — жду, что он отчетливо выразит мои же мысли. Пусть разуверит меня, подаст хоть крупицу надежды!
Он пожимает плечами, проводит языком по губам.
— Ни о чем таком.
«Ты женишься на Дарси?» Эти слова сокрушают мой мозг. Но я молчу и думаю, что давить на него — плохая тактика. Как будто то, что я скажу ему (или не скажу) в последние минуты нашей близости, сыграет какую-то роль. А может быть, все это так незначительно — судьбы трех людей, которые висят на волоске. Точь-в-точь как колыбель на елке в детском стишке.
— Хочешь бросить? — спрашивает Декс, разглядывая на ходу костяшки.
— Нет, — говорю я. Просто удивительно! Рейчел не рискует. — А ты?
— Хочу, — говорит он. — Люблю азартные игры. Мое счастливое число — шестерка. Четыре и два. А у тебя есть счастливый номер?
— Нет... Но мне нравится, когда выпадает два по шесть, — отвечаю я, пытаясь скрыть прилив отчаяния. Отчаявшиеся женщины малопривлекательны. Они всегда проигрывают.
— Почему именно два по шесть?
— Не знаю, — отвечаю я. Не хочется объяснять, что это еще из детства, когда мы с отцом играли в нарды. Я прямо-таки молилась, чтобы выпала двойная шестерка, и, когда она выпадала, папа называл меня Паровозик Вилли. До сих пор не знаю, что это такое, но мне очень нравилось, когда он так говорил.
— Хочешь, чтобы я выкинул для тебя два по шесть?
— Да, — говорю я, указывая на грязный тротуар, чтобы подыграть ему. — Давай!
Мы останавливаемся на углу Семидесятой улицы и Третьей авеню. Мимо проплывает автобус, и какая-то женщина чуть не въезжает детской коляской в Декса. Он, кажется, не замечает никого и ничего вокруг и трясет кости в кулаке с выражением предельной сосредоточенности. Если бы я увидела его с такой миной в Атлантик-Сити, то могла бы с уверенностью сказать, что он ставит на кон все, что скопил за целую жизнь.
— На что мы играем? — спрашиваю я.
— На что? Мы в одной команде, детка, — говорит он, как уроженец Куинса, и изо всех сил дует на зажатые в кулаки костяшки. Его гладко выбритые щеки раздуваются, как у ребенка, который гасит свечки на праздничном пироге.
— Выкинь мне две шестерки.
— А если я это сделаю?
Думаю: «Если выпадут две шестерки, мы останемся вместе. Никакой свадьбы с Дарси не будет». Но вслух говорю:
— Значит, нам повезет.
— Ладно. Сейчас будут тебе две шестерки. — Он облизывает губы и яростно трясет кости.
Солнце бьет мне в глаза, когда он подбрасывает оба кубика в воздух, ловко перехватывает их и широким жестом опускает руку вниз, как будто собирается пустить шар в боулинге. Разжимает пальцы, и кубики со стуком падают на асфальт многолюдного манхэттенского перекрестка.
Один из них тут же ложится шестеркой кверху. Сердце у меня уходит в пятки, я думаю: «А вдруг...» Мы склоняемся над вторым кубиком, который крутится так, словно собирается вечно вращаться вокруг своей оси. Вряд ли по твоей воле, Декс! Но вот кубик становится на ребро, поблескивая золотыми крапинками, наклоняется, наклоняется, наклонятся, пока не ложится рядом с первым. На его боку два ряда золотых точек. По три в каждом.
Два по шесть.
Паровозик Вилли.
Ох, черт, думаю я. Никакой свадьбы с Дарси. Он сказал: «Не важно, что будет» — и вот полюбуйтесь! Как будто кто-то свыше направлял нас. Две шестерки. Наша судьба.
Перевожу взгляд с кубиков на Декса, соображая, не сказать ли ему, что я загадала. Он смотрит на меня, приоткрыв рот. Наши взгляды вновь обращаются наземь, как будто мы могли ошибиться.
Каковы были шансы на успех? Один из тридцати шести. Меньше трех процентов.
Конечно, не один из миллиона. Но никакая статистика не может помочь, если речь идет о таких обстоятельствах, как наши. Заканчиваются самые важные в нашей жизни, исполненные огромного значения выходные, которые мы провели вдвоем. И через
несколько минут нам предстоит расстаться. На день? Навсегда? Декс из какой-то прихоти покупает игральные кости и, вместо того чтобы сунуть в пакет вместе с тряпичным динозавром, ведет себя как азартный мальчишка. Я ему подыгрываю, хотя и не расположена шалить. Делаю ставку, пусть даже и про себя. И он выбрасывает два по шесть. Как бы говоря мне: элементарно, детка!
Смотрю на эти грошовые кубики с почтением, с каким подобало бы смотреть на хрустальный шар в богато обставленной комнате, в присутствии всемирно известной, обожженной египетским солнцем предсказательницы судьбы, которая только что сообщила тебе, что было, что есть и что будет. Даже Декс, который понятия не имеет, что сотворил, и тот поражен; он говорит, что если бы взял меня с собой в Лас-Вегас, то мы наверняка бы всех раздели.
— Да уж.
Он улыбается и говорит:
— Тебе обязательно повезет, детка.
Молчу, поднимаю кубики и прячу в карман шорт.
— Эй, ты украла мои кости.
Наши кости.
— Мне они нужны, — говорю я.
Мы возвращаемся ко мне; Декс собирает вещи и прощается.
— Спасибо за прекрасные выходные, — говорит он, и лицо у него сейчас такое же, как у меня. Ему тоже грустно.
— Да. Было здорово. И спасибо тебе. — Я пытаюсь казаться уверенной в себе.
Он покусывает нижнюю губу.
— Ну, я пошел... Хотя мне совершенно не хочется.
— Да, тебе пора идти.
— Я тебе позвоню. Во что бы то ни стало. Как только сумею.
— Хорошо. — Я киваю.
— Пока.
Он целует меня на прощание и уходит.
Я сижу на кушетке, зажав в кулаке кубики. Они придают мне уверенность: удачный бросок — это почти так же хорошо, как и важный разговор. Может быть, даже лучше. Мы не поговорили, потому что все и так ясно. Мы любим друг друга, хотим быть вместе, и кости только это подтвердили. Бережно убираю их в пустую коробочку из- под пастилок с корицей, аккуратно положив на белую бумажку шестерками вверх. Касаюсь пальцами, как будто под рукой у меня шрифт Брайля. Кости говорят, что мы будем вместе. Это — наше предназначение. Я верю этому. Закрываю коробочку и кладу ее рядом с вазой, в которой стоят лилии; они еще не увяли. Кости, коробочка, лилии — настоящий алтарь нашей любви.
Окидываю взглядом свою строгую, аккуратную комнату, безукоризненно опрятную, если не считать смятой постели. Простыни еще хранят контуры наших тел. Я снова хочу быть там, хочу прижаться к нему. Снимаю туфли и залезаю в кровать, забираюсь под холодное одеяло. Встаю, опускаю жалюзи и включаю музыку. Проникновенно поет Билли Холидэй. Я возвращаюсь в постель, сворачиваюсь калачиком на самом краю, так что ноги свешиваются с матраса. Все мои чувства заняты Дексом. Видеть его лицо. Ощущать его рядом с собой.
Интересно, он уже дома или застрял в пробке? Поцеловал ли Дарси при встрече? Не показались ли ему незнакомыми ее губы после того, как все выходные напролет он целовался со мной? Не почувствовала ли она чего-нибудь странного — будто что-то изменилось, хоть и нельзя объяснить этого словами? Но уж точно она не заподозрит ни на мгновение, что подружка невесты и игральные кости на ее столике как-то связаны с отсутствующим взглядом ее жениха.
Глава 15
На следующий день Хиллари появляется на работе почти в одиннадцать, в помятых брюках и стоптанных черных босоножках. Педикюр у нее облупился, большие пальцы ног похожи на бамбуковые обрубки. Я смеюсь и качаю головой, когда она плюхается в свое излюбленное кресло в моем кабинете.
— Что тебя развеселило?
— Твой наряд. Тебя же уволят!
В нашей фирме недавно сменился дресс-код: вместо деловых костюмов позволено носить что-то более простое, но только не при общении с клиентами. Однако я совершенно уверена, что нынешний туалет Хиллари — это вовсе не то, что подразумевал шеф, когда имел в виду «одежду свободного покроя».
Она пожимает плечами:
— Хотелось бы мне, чтобы меня уволили. Ну ладно. Расскажи, что было на выходных. И ничего не пропускай.
Улыбаюсь.
— Значит, все хорошо?
Говорю, что выходные были замечательные. Мы ходили в «Балтазар» и «Атлантик гриль», гуляли в парке и вообще провести столько времени вдвоем — это просто здо-рово. Я надеюсь, что мне удастся избежать самоочевидного вопроса. Но...
— Значит, он собирается отменить свадьбу?
Вот оно!
— Я не уверена...
— Ты не уверена? Он хотя бы говорил, что подумывает об этом?
— Ну... нет.
— Он и не думает об этом?
— Это не одно и то же! — Я стараюсь не показать, что меня загнали в угол.
Хиллари морщит нос и безучастно смотрит на меня. Интересно, она просто не одобряет мою пассивность или же сильно подозревает, что Декс водит меня за нос, как дурочку? Первое еще может быть правдой, но второе — никогда.
— Я думала, что вы, ребята, наконец поговорите по существу, — говорит она, хмурясь.
— Я тоже думала, но...
— Но что?
— Он сказал, что любит меня. — Я не собиралась делиться этой подробностью, но чувствую, что должна.
Выражение ее лица слегка меняется.
— Сказал?
— Да.
— Он был пьян?
— Нет! Что ты... — Я смотрю на экран компьютера в надежде, что от Декса пришло письмо по электронной почте. Мы не разговаривали со вчерашнего дня — с тех пор, как он ушел от меня.
Хиллари не проведешь.
— Значит, ты ему тоже призналась в любви?
— Да. Призналась. Потому что так и есть.
Несколько секунд почтительного молчания.
— Хорошо. Значит, вы оба друг друга любите. Что теперь? Когда наконец он разбежится с Дарси?
Я возражаю против столь легковесного обозначения того, что ему предстоит в будущем.
— Отмену свадьбы и разрыв после такой долгой связи трудно назвать «разбеганием».
— Ну, как бы то ни было. Когда он собирается это сделать?
У меня начинает ныть в животе, но я вынуждена сказать, что не знаю. Мне хочется рассказать Хиллари про игральные кости, но я удерживаюсь. Пусть это останется между мной и Дексом. Кроме того, это так труднообъяснимо; она, возможно, только рассердится на меня, что я перекладываю всю ответственность на какие-то кости, вместо того чтобы действовать самой.
Откашливаюсь.
— А Дарси о нем говорила?
— Не то чтобы... Кстати, должна тебе сказать, что я вроде как собираюсь бросить эту замечательную работу. У меня есть хороший повод. — Она ухмыляется.
— И какой?
— Я кое с кем встречаюсь.
— Да ты что! С кем? Я его знаю?
— Нет. Он из Монтайка. Его зовут Джулиан. Рейчел... я не верила в эти байки о двух половинках, пока не встретила его.
— Ну так расскажи все с самого начала, — прошу я. Самая благодарная аудитория для влюбленной женщины — другая влюбленная женщина.
Хиллари рассказывает, что ему тридцать семь, он писатель, холост. Она встретилась с ним на прогулке. Оба в полном одиночестве брели в одну сторону. Он то и дело останавливался, чтобы набрать ракушек, так вышло, что она догнала его, и они познакомились. Потом пошли к нему, и Джулиан угостил ее томатной пастой, моцареллой и салатом из базилика. Помидоры и базилик из его собственного сада плюс свежая моцарелла. Хиллари говорит, что они болтали, не умолкая ни на минуту. Он остроумный, красивый, чуткий.
— Ты виделась с ним потом?
— Конечно. Мы все выходные были вместе. Рейч, мы как будто разом перепрыгнули через все условности. Трудно объяснить... но мы уже сошлись. Лучше его нет.
— И когда я его увижу?
— Он приедет в эти выходные. Тогда и увидишь.
— Не могу дождаться.
Я рада за нее и немного завидую. Подозреваю, что Джулиан не помолвлен. Звонит Лэс и прерывает нашу беседу. Не беру трубку, потому что чувствую, что не в состоянии сейчас с ним общаться. Хиллари тоже, видимо, не хочется покидать кресло и идти к себе проверять входящие. Пусть все дела и все зануды на свете подождут. Мы говорим о любви.
Когда Хиллари уходит, я снова погружаюсь в мысли о Дексе и жду письма или звонка. Когда телефон наконец звонит, я подскакиваю.
Но это всего лишь Дарси, она спрашивает, пойду ли я с ней обедать.
Соглашаюсь. Совершенно не горю желанием ее видеть, но хочу знать, что происходит. Может быть, Декс что-нибудь ей сказал.
Мы встречаемся в ресторане «Неаполь» на первом этаже нашего небоскреба. Там полно народу, и я намекаю, что можно пойти в закусочную напротив. Дарси отказывается, она непременно хочет пиццу, Мы ждем, пока освободится столик, по выражению ее лица я пытаюсь определить, не сообщит ли она мне о разрыве с Дексом. Ничего такого не вижу, разве что волосы у нее еще сильнее выгорели на солнце. Она собирает их в аккуратный «конский хвост». В ушах болтаются аквамариновые серьги.
— У меня что-то с лицом? — спрашивает Дарси, похлопывая себя по щекам. — Я вымазалась?
— Смотрю на твои сережки. Они миленькие. Новые?
— Нет. Декс подарил. Давным-давно.
— Когда? На день рождения?
— Нет... Даже не помню. Просто так.
Я чувствую укол ревности, но говорю себе, что с тех нор многое изменилось.
Дарси спрашивает, как прошли выходные.
— Хорошо, — отвечаю я. Сердце у меня начинает колотиться при одном воспоминании. — Сама знаешь, куча работы... А как у тебя дела?
— Потрясающе. Тебе надо было поехать. Классные вечеринки. Живая музыка в «Толкхаусе». Господи, было гак весело. Вы с Дексом выбрали не те выходные, чтобы засесть за работу.
Вы с Дексом. Вы с Дексом. Вы с Дексом.
— Декс тоже все время был занят? — спрашиваю я, как и положено.
Она округляет глаза.
— А что еще можно от него ожидать? Я выхожу замуж за трудоголика.
— Что он мог поделать, если так сложилось?
И со своими чувствами он тоже ничего не может поделать.
— Да, да, — говорит она. — Но готова поспорить, что он по доброй воле соглашается подменять собой половину своей конторы и потому у него всегда работы по уши. Клянусь, ему это действительно в кайф. Он чувствует себя таким важным.
В ее голосе звучит легкое ехидство. Может быть, это лишь вступление к истории о большом скандале?
— Ты так думаешь?
— Уверена. — Мы движемся к столику. — Кстати, наверное, ты знаешь, что у Хиллари появился парень?
— Да, она мне рассказала. Ты его видела?
— Мельком.
— И как он тебе?
— Ну... не урод. По-моему, чересчур уж с претензиями. Не в моем вкусе. Но в общем, неплох. А чудес не бывает.
— Что ты хочешь сказать? — спрашиваю я, прекрасно понимая, что она имеет в виду: если Хиллари встретит по-настоящему крутого парня — это будет чудо.
— Взгляни на нее. Ей нет дела до собственной внешности. Она даже не похожа на женщину.
— А мне кажется, она довольно мила.
Дарси смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Разуй глаза!»
Я вспоминаю мятые брюки и облупившийся лак.
— Если Хиллари не пытается корчить из себя секс-бомбу, то это не значит, что она непривлекательна.
— Ей за тридцать. Пора начать делать макияж. Мода на «все естественное» прошла давным-давно.
— Джулиану так не кажется.
— Ладно-ладно, посмотрим, сколько продлится их роман, — говорит она, окуная тост в масло.
Ладно-ладно. Посмотрим, сколько еще продлится у вас с Дексом. Я вспоминаю костяшки, спрятанные в коробочке из-под пастилок, и внезапно чувствую угрызения совести. Не хочу, чтобы Дарси было плохо. Мне кажется, что можно сделать так, чтобы и мы с Дексом были вместе, и Дарси жила счастливо. Почему конец не может быть хорошим для всех? Снова вспоминаю о Хиллари и Джулиане.
— Мне кажется, она действительно влюбилась, — говорю я.
— Ха! — Дарси закатывает глаза. — Ты же знаешь, что ее бывший встречается теперь с другой?
— Еще бы! Но Хиллари больше не вспоминает о Кори. Она же его бросила, помнишь?
— Конечно. Но он начал встречаться с двадцатитрехлетней красоткой и гулять с ней в окрестностях «Толкхауса» — прямо у нее под носом.
|
|
|
