 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 14 глава
|
|
|
|
— Мне действительно пора идти, — говорю я, в ярости от того, что она лишила нас возможности серьезно поговорить, но в то же время мне вдруг становится легче.
Он снова целует меня, стягивает жакет и гладит плечи.
— Декс!
— Что?
— Мне надо идти.
— Через минутку.
— Нет. Сейчас.
Он касается моей щеки, и я забываю о Клэр. Мы занимаемся любовью.
Сразу вслед за тем звонит мобильник. Я так и подпрыгиваю.
— О черт!.. Должно быть, это Клэр. Мне в самом деле нужно бежать. — Я вскакиваю.
— Я хотел поговорить с тобой об этих выходных.
— Что такое? — спрашиваю я, застегивая блузку. Смотреть на него я избегаю.
— Просто... хочу извиниться за этот глупый девичник и все такое.
Прерываю его:
— Ничего, Декс.
— Скоро все изменится. Просто до сих пор у меня не было времени. Не было никакой возможности... Но я хочу, чтобы ты знала: я все время только об этом и думаю. И о тебе. Понимаешь, все время. — Он говорит искренне и устало. И ждет, что я отвечу.
Это мой шанс. В голове роятся мысли, слова так и просятся на язык, но я молчу, понимая, что сейчас не время для серьезного разговора. Мы просто не успеем поговорить по-настоящему. Уверяю себя, что не струсила. Просто я умею терпеть. Хочу дождаться подходящего момента, чтобы обсудить крах моей лучшей подруги. И потому даю нам обоим передышку.
— Знаю, Декс, — повторяю я. — Давай поговорим на следующей неделе, хорошо?
Он хмуро кивает и крепко прижимает меня к себе.
Когда он уходит, звоню Клэр и говорю, что общалась по телефону с клиентом, но сейчас уже выхожу. Одеваюсь, допиваю чай и убираю пирожок в холодильник. Иду к двери и замечаю сложенную записку. Не могу удержаться. Возвращаюсь, разворачиваю ее и читаю:
Дарси, мне просто захотелось, чтобы ты получила какой-нибудь маленький знак внимания от меня, прежде чем отправишься на вечеринку. Надеюсь, ты отлично проведешь время со своими подругами. Люблю, Декстер.
|
|
|
Зачем он написал «люблю»? Утешаю себя тем, что он не собирается заниматься с ней любовью, а на следующей неделе — до истечения срока, отмеренного нам Хиллари, — мы наконец поговорим. А теперь я бегу к Клэр, чтобы помочь ей в подготовке праздника для Дарси.
Ситуация катастрофически выходит из-под контроля. Как обычно это случается с другими людьми. Не с такими, как я.
Девичник — сущая мука для меня, от начала и до конца, по вполне понятным причинам. А также и потому, что у меня нет ничего общего с подругами Дарси по работе. Все они приземленные, ограниченные и до ужаса самовлюбленные. Клэр — лучшая из них, и это путает. Заставляю себя улыбаться и смиряюсь. Всего лишь один вечер.
Мы встречаемся у Клэр, и та первой вручает невесте свой подарок — нечто из черных кружев и красного шелка. Если Дарси решит надеть что-нибудь этакое перед свадьбой — особенно подвязки и чулки в сеточку, — все будет кончено. Мне, совершенно очевидно, с ней не сравниться. Потом она примеряет мой подарок — длинную, цвета слоновой кости ночную рубашку вроде той, что носила Каролина Ингаллс в фильме «Маленький домик в прериях». Эта рубашка смотрится мило и прилично, не то что те непристойно куцые штучки, которые дарят остальные. Они словно вопят: «Перекинь меня через колено и надавай по заднице». Дарси, очевидно, понравился мой подарок, потому что я вижу, как Клэр и Джоселина многозначительно, в стиле Умы Турман, переглядываются. В какой-то момент мне кажется, что Клэр разгадала нашу вчерашнюю якобы случайную встречу и поделилась соображениями с Джоселиной. Но потом я понимаю, что речь идет всего лишь о том, что эта безнадежно убогая Рейчел снова отличилась. Как она может быть подружкой невесты, если даже не знает, что такое правильное белье?
|
|
|
Чуть позже мы едем в бразильский ресторанчик из серии «съешь, сколько сможешь», где официанты без ус-тали подносят нам мясо на шампурах. Потрясающий выбор места для вечеринки, на которой присутствуют помешанные на своей фигуре женщины, преимущественно вегетарианки, питающиеся исключительно сельдереем. Наша компания гордо шествует через ресторан, привлекая к себе взгляды посетителей, большая часть из которых — мужчины. Отведав безумно дорогих коктейлей (я расплачиваюсь кредиткой), мы садимся за длинный стол в самом центре зала, и девицы продолжают стрелять глазами, притворяясь, что совершенно не замечают пристальных взоров, направленных на них со всех сторон.
Замечаю, что строго одетые женщины за соседним столиком смотрят на нас одновременно с завистью и снисхождением. Готова поспорить, что еще до конца ужина они пожалуются официанту, что наша компания слишком шумно себя ведет. Официант деликатно намекнет, чтобы мы слегка уменьшили громкость. Тогда девицы страшно обидятся и обзовут соседок жирными коровами. Нет, я ошиблась столом, думаю я, пока мы с Клэр располагаемся между Дарси и остальными. У нее с собой целая связка резиночек и ленточек от пакетов с подарками, и она явно рада сознавать себя центром компании, состоящей, как на подбор, из весьма эффектных женщин. За исключением меня, разумеется. Я делаю вид, что поддерживаю пустую болтовню, прихлебываю сангрию и улыбаюсь.
После ужина мы отправляемся в танцевальный клуб «Поплавок», украшенный декоративными морскими канатами. У входа нас встречают важного вида охранники. Конечно, наши фамилии внесены в список VIP-персон (благодаря Клэр), и можно миновать выстроившуюся у входа очередь ничтожеств (по выражению Дарси). Вечеринка развивается, как и положено — типичный банальный девичник, так обычно развлекаются двадцатилетние, за тем лишь исключением, что всем нам далеко за двадцать. Мы уже слишком большие для того, чтобы визжать от восторга и отплясывать с каким-то не в меру самоуверенным (а может быть, просто ненормальным) парнем, который рискнул сунуться в компанию из девяти баб. Дарси чересчур взрослая для тех развлечений, которые приготовила для нее Клэр: она то отыскивает какого-то рыжеволосого юнца и заставляет купить ей коктейль «Секс на пляже», то танцует с мужчиной за пятьдесят (такие экземпляры частенько наведываются в клубы), то целуется с типом, украшенным татуировками и пирсингом...
|
|
|
Все в целом кажется невероятно глупым, но Дарси сияет. Она — звезда танцпола. Ее волосы, влажные от пота, пьются колечками. Смуглый живот то и дело мелькает между низким поясом брюк и топиком. Щеки горят. Все хотят поболтать с будущей невестой. Девушки жадно выспрашивают, какое у нее будет платье, парни говорят, что ей следует, по крайней мере напоследок, пуститься во все тяжкие. Я танцую на отшибе и тоскую.
Праздник заканчивается. Мы выходим из клуба. Я — уставшая, трезвая и беднее на пятьсот долларов. Дарси оборачивается и говорит, что хочет переночевать у меня — только она и я, как в старые добрые времена. Ее так увлекает эта идея, что я просто не могу отказать и улыбаюсь. Она шепчет, что хочет удивить Клэр: конечно, мы и не подумаем брать ее с собой. Вспоминаю школу: Дарси всегда самолично решала, кого звать, а кого нет. Мы с Аннелизой редко имели право голоса и только диву давались, чем руководствуется наша подруга, делая выбор.
Ловим такси, Дарси благодарит Клэр, говорит ей, что вечер был потрясающий, а потом во всеуслышание обращается ко мне, подталкивая локтем:
— Почему бы нам не поехать вместе? Хочу тебя подвезти.
Соглашаюсь, и мы едем ко мне.
Дежурит Хосе. Он рад видеть Дарси, потому что она всегда с ним заигрывает.
— Где ты пропадала, красотка? — спрашивает он. — Совсем меня забыла.
— Готовилась к свадьбе, — лукаво отвечает она. Указывает на скомканную связку ленточек, которую держит, как драгоценный подарок.
— Ого. Ничего себе. Так ты собираешься замуж, а?
— Ну да, — отвечает она, склонив голову набок. — А почему бы и нет?
Хосе скалит зубы.
— Нет, только не это! Не делай этого, детка. Отшей своего парня! — Даже мой консьерж против.
Очевидно, он ни о чем не догадался.
Дарси берет его за руку и кружится, толкнув его в бедро.
|
|
|
— Поехали, Дарси, — зову я из лифта и придерживаю пальцем кнопку закрывания дверей. — Я устала.
Она кружится еще разок и заходит в лифт. По пути наверх машет и посылает воздушные поцелуи камере наблюдения — на тот случай, если Хосе смотрит.
Когда мы добираемся до моей квартиры, я немедленно отключаю автоответчик и мобильник — на тот случай, если позвонит Декс. Потом переодеваюсь в шорты и футболку и ищу что-нибудь для Дарси.
— А можно мне твою майку с эмблемой нашей школы в Нэйпервилле? Вспомним старые добрые времена.
Говорю, что она в стирке и ей придется обойтись «Индианой 1989». Дарси отвечает, что сойдет и она, потому что тоже напоминает о доме.
Чищу зубы и умываюсь, а Дарси сидит на краю канны и болтает о том, какая веселая получилась вечеринка. Потом мы меняемся местами. Дарси моется и просит разрешения взять мою зубную щетку. Я позволяю, хотя вообще считаю это негигиеничным и не дала бы ее даже Дексу. Ладно, Дексу — может быть, но больше никому. С полным ртом зубной пасты Дарси заявляет, что совершенно не чувствует себя пьяной или хотя бы нетрезвой — даже удивительно, если вспомнить, сколько было выпито. Может быть, это потому, что мы съели много мяса.
Она сплевывает в раковину.
— Ой, не напоминай. Я наверняка поправилась килограмма на два за сегодня.
— Вряд ли. Вспомни, сколько калорий ты сожгла, пока танцевала.
— Это точно. — Дарси полощет рот и выходит из ванной, набрызгав везде, где только можно.
— Ты хочешь спать? — спрашиваю я, вытирая за ней полотенцем.
Она оборачивается и возмущенно смотрит на меня:
— Нет. Хочу еще посидеть и поболтать.
— Может, по крайней мере ляжем и поболтаем?
— Только не будем выключать свет. Иначе ты заснешь.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Ложимся. Дарси — ближе к окну, там, где обычно спит Декс. Слава Богу, я поменяла с утра постельное белье.
Лежим лицом друг к другу, соприкасаясь согнутыми коленками.
— О чем поговорим? — спрашивает она.
— О чем хочешь.
Готовлюсь к разговору о свадьбе, но вместо этого она начинает перемывать кости всем участницам вечеринки: прокатывается насчет их платьев и новой стрижки Трейси, говорит, что Джоселина лечится от булимии, а Клэр постоянно сыплет именами знаменитостей, будто она с ними близко знакома. Вспоминаем, что Хиллари не пришла на девичник. Конечно, Дарси просто на стену лезет.
— Даже если она по уши влюблена, то могла бы уж на один вечер оставить своего Джулиана.
Конечно, я умалчиваю о том, что реальная причина бойкота — вовсе не то, что у Хиллари появился новый партнер.
Потом мы начинаем болтать об Итоне. Дарси подозревает, что он гей. Она всегда на это намекает и толком не может обосновать почему: он, дескать, в начальной школе играл с девчонками в квадрат, в старших классах предпочел экономику промышленному дизайну, у него много друзей-женщин, он любит наряжаться и после Бренди ни с кем не встречался. Я говорю, что он определенно не гей.
|
|
|
— Почем ты знаешь?
— Не думаю, чтобы он был геем.
— Ничего страшного, даже если и так, — говорит Дарси.
— Я знаю. Просто едва ли он голубой.
— Значит, бисексуал?
— Нет.
— Ты и вправду знаешь, что он никогда не трахался с парнями?
— Да!
— Мне тоже трудно представить, как Итон трогает кого-то за это место.
— Хватит, — говорю я.
— Ладно. А что ты теперь думаешь о Маркусе?
— Он мне все больше нравится, — отвечаю я. Лучше подстраховаться — на тот случай, если вдруг у нее есть: хоть малейшие подозрения относительно нас с Дексом.
— Да? И с каких пор?
— Мы целовались с ним в субботу вечером, — говорю я и тут же об этом жалею. Она передаст Дексу.
— Серьезно? Я думала, ты ходила куда-то с Хиллари и Джулианом.
— Так и было. А затем встретилась с Маркусом... и мы пошли в бар. Ненадолго.
— А потом к нему?
— Нет. Ничего такого.
— Тогда где же вы целовались?
— В баре «Перекресток».
— И что? Вы только целовались?
— А ты думала, мы будем заниматься любовью прямо за стойкой?! Супер.
— Да уж, картинка. Хотя я знала, что у вас обойдется без особых страстей. Так ты собираешься за него замуж?
Смеюсь. Это в духе Дарси — узнает всего ничего, но делает такие выводы, что держись.
— Чего ты смеешься? Или он не подходит для брака?
— Не знаю, может быть... Пожалуйста, давай выключим свет. Глаза болят.
Она соглашается, но смотрит на меня предостерегающе, как будто говоря: не время спать.
Выключаю ночник, и когда мы погружаемся во мрак, Дарси вспоминает Декса и его записку. Она, разумеется, забыла о ней, когда я передала ее перед началом праздника, зато теперь может прочесть внимательно.
— Да, — говорю я.
Повисает долгое молчание. Потом она говорит:
— В последнее время меня просто какой-то рок преследует.
Пульс у меня учащается.
— Правда?
— У нас уже давным-давно не было секса.
— Долго? — спрашиваю я, незаметно скрестив пальцы под одеялом. Она говорит именно то, что я хочу услышать.
— С самого Дня независимости.
— В самом деле? — Ладони у меня мокрые.
— Да. Как ты думаешь, это плохой знак?
— Не знаю... А до тех пор вы часто занимались любовью? — спрашиваю я. Слава Богу, что темно.
— До каких «тех пор»?
До того как он сказал мне, что любит меня.
— До Дня независимости.
— Когда как. Если мы оба были в настроении, то каждый день. А то и два
раза в день.
Вытесняю эти отвратительные картины из сознания и пытаюсь придумать что-нибудь еще.
— Может быть, это потому, что он нервничает перед свадьбой?
— Нуда... — отвечает она.
А может быть, потому, что у него роман со мной. Чувствую укол совести — и муки возрастают десятикратно, когда она снова заговаривает о том же самом и внезапно спрашивает:
— Представляешь, сколько времени мы с ним вместе?
— Да, давно.
— Только представь, сколько раз мы спали. Как ты думаешь, сколько? У меня неважно с математикой. Будет, по-твоему, тысяча?
— Уж наверное, не меньше, — говорю я.
— И с последнего раза прошло столько времени...
Глаза привыкли к темноте, и я смутно вижу Дарси. Из-за прически и запаха лосьона она похожа на подростка. Как будто мы снова школьницы, лежим на ее постели и шепчемся, в то время как Аннелиза мирно посапывает на полу в своем спальнике. Дарси никогда не мешала ей засыпать. Думаю, она даже на это надеялась. Наверное, я тоже.
— Давай поиграем в «да и нет»? — говорю я. Это была одна из наших любимых детских игр.
— Да, да. Начинай.
— Ладно.
— Правила те же?
— Те же.
Они просты: загадываешь человека (вынужденная мера, потому что Аннелиза пыталась загадывать соседских животных) — из тех, кого мы знаем лично (не какую-нибудь знаменитость, живую или покойную) — и отвечаешь только «да» или «нет».
— Из нашей школы? — спрашивает Дарси. — Да.
— Парень?
— Нет.
— Из нашего класса?
— Нет.
— Старше или младше?
— Это два вопроса.
— Нет, один. Если ты скажешь «да», я его разобью и спрошу по-другому. Помнишь?
— Ты права, — отвечаю я. Действительно, был такой нюанс. — Мой ответ — нет.
— Ученица?
— Нет. Это пятый вопрос. У тебя есть еще пятнадцать. Дарси говорит, что считает.
— Она вела уроки у нас обеих?
— Нет, — говорю я, держа загнутыми шесть пальцев под одеялом. Дарси всегда любила «ошибаться» в счете.
— Только у тебя?
— Нет.
— У меня?
— Нет.
— Школьный консультант?
— Нет.
— Директриса?
— Нет. Уже десять.
— Это ведь не преподаватель?
— Да.
— Уборщица?
— Нет.
— Дежурная по этажу?
— Нет. — Я улыбаюсь, вспомнив о том, как дежурная застукала мою подругу, когда та собиралась удрать с уроков и перекусить где-нибудь с Блэйном. Дарси по пути в кабинет директрисы посоветовала ей поискать себе занятие получше. «Чем ты занимаешься, женщина? По-моему, в твоем возрасте уже давно заканчивают школу». Этот комментарий стоил ей отдельного выговора.
— О!.. Кажется, я знаю. — Вдруг она начинает хихикать. — Это раздатчица в столовой?
Я смеюсь:
— Ага.
— Джун!
— В яблочко. Ты угадала.
Джун была любимицей старшеклассников. Под восемьдесят, ростом метр тридцать, вся в морщинах от многолетнего неумеренного курения, она прославилась тем, что однажды уронила накладной ноготь в лазанью Томми Бакстеру. Томми важно прошагал в голову очереди и вернул вышеупомянутый предмет по назначению. «Кажется, это твое?» Джун засмеялась, стерла соус и приклеила ноготь обратно. Все развеселились, принялись хлопать в ладоши и петь: «Браво, Джун!» И этого хватило для того, чтобы заслужить любовь учеников. Возможно, однажды кто-то просто бросил вскользь, что подыгрывать старушке — весело. Может быть, это даже была Дарси. Она любила такие штучки.
Дарси смеется:
— Старая добрая Джун. Наверное, она уже умерла.
— Я уверена, что она все еще на месте. Спрашивает своим скрипучим голосом, кто хочет макароны с мясным соусом.
Когда наконец Дарси перестает смеяться, то говорит:
— Уф!.. Спать совсем расхотелось.
— Да, точно, — говорю я, и меня внезапно охватывает нежность.
— Мы ведь здорово веселились, когда были маленькие, а?
— Ага.
Дарси снова хохочет.
— Что? — спрашиваю я.
— Помнишь, как мы однажды ночевали у Аннелизы и перевешали всех кукол ее сестры?
Чуть не лопаюсь от смеха, вспоминая Барби, болтающихся на нитках в дверном проеме. Аннелизина сестренка закатила истерику, а ее родители немедленно отправились к нашим, чтобы сообща придумать подходящее наказание. В результате нам запретили встречаться неделю — большой срок для лета.
— Сейчас, когда об этом подумаешь, все это кажется таким глупым, — говорю я.
— Да. А вспомни, Аннелиза всем твердила, что это не она придумала.
— Точно. Она никогда ничего не могла придумать.
— Все самые классные задумки были наши. Она была настоящей подражулей.
— Да, — говорю я.
Замолкаю и вспоминаю детство. Помню тот день, когда мы пошли в магазин со своими грошовыми сбережениями (дело было в шестом классе), чтобы купить «кулон для лучшего друга» — сердечко, которое можно было разломить пополам. Каждая половинка висела на позолочен-ной цепочке. Дарси достался кусочек с буквами «луч др», а мне — «ший уг». Конечно, мы обе беспокоились, что подумает Аннелиза, и потому хранили эту вещицу в тайне, а ночью клали под подушку. Помню тот трепет, который ощущала, когда прятала свою половинку под одежду, прямо к телу. Я была лучшей подругой. В этом была какая-то надежность, ощущение взаимности и сходства.
Мой кулон все еще лежит в шкатулке с украшениями, позолота потемнела от времени. А теперь его красота потускнела еще и оттого, что нечто ушло невозвратно. Мне вдруг становится невероятно тоскливо, когда я вспоминаю тех двух маленьких девочек и думаю о том, что происходит между ними сейчас. И о том, что никогда не вернется, независимо от Декса.
— Давай поболтаем, — нежно говорит Дарси. Ни следа от той нахальной, самоуверенной девицы, на которую я так обижалась и которую так не любила. — Пожалуйста, не засыпай. У нас никогда больше не будет такой возможности. Я скучаю по нашим разговорам.
— Я тоже, — искренне говорю я.
Спрашиваю, помнит ли она тот день, когда мы купили кулоны.
— Да. Но расскажи поподробнее, — ласково просит она.
Дарси любит, когда я вспоминаю детство, и хвалит мою отличную память. Излагаю ей самую полную, насколько это возможно, версию. Закончив, шепчу:
— Ты спишь?
Тишина.
Слушая, как Дарси дышит в темноте рядом со мной, я удивляюсь: как могло это произойти? Как мы могли влюбиться в одного человека? Как я могла решиться сорвать помолвку моей лучшей подруги? И, уже засыпая, думаю о том, что еще можно сделать шаг назад и все исправить. Дать маленьким девочкам последний шанс.
Глава 17
На следующее утро я просыпаюсь оттого, что Дарси роется в моей аптечке. Слышу ее возню и пытаюсь восстановить в памяти свой сон, череду не связанных между собой эпизодов, в которых участвовали хорошо знакомые мне люди — родители, Дарси, Декс, Маркус, даже Лэс. Сюжет размыт, но припоминаю, что сквозной мотив — это бегство и попытка спрятаться. Мне раз десять почти удавалось поцеловать Декса, но что-то мешало. Даже во сне не получаешь то, что хочешь! Дарси, счастливая, выходит из ванной.
— У меня совсем не болит голова, — возвещает она. — Хоть я вчера и перебрала малость. Надеюсь, ты тоже в порядке.
— Со мной все хорошо, — отвечаю я.
— Неплохо для утра после девичника! Куда хочешь пойти сегодня? Мы можем побыть вместе? Просто побездельничаем. Как в старые времена.
— Ладно, — говорю я, но мне отчего-то неохота.
— Отлично! — Она идет на кухню и начинает там копаться. — У тебя есть хлопья?
— Нет, все закончились. Можно пойти куда-нибудь перекусить.
Она отказывается, говорит, что хочет поесть хлопьев прямо здесь, дома, — это будет совсем как в детстве, никакого утреннего Нью-Йорка. Открывает холодильник и изучает его содержимое.
— Господи, да у тебя ничего нет. Я сейчас сбегаю за кофе и чем-нибудь съестным.
— Будем пить кофе? — спрашиваю я.
— Почему нет?
— Я думала, ты хочешь полного соответствия. Мы ведь не пили кофе, когда учились в школе.
Она задумывается и пропускает мимо ушей мой сарказм.
— Сделаем исключение.
— Хочешь, пойдем вместе?
— Нет. Сейчас вернусь.
Когда она уходит, я проверяю сообщения. Декс при-слал два — одно прошлой ночью, другое этим утром. В первом говорит, что скучает. Во втором спрашивает, можно ли ему будет приехать сегодня вечером. Перезваниваю и сама удивляюсь, как мне становится легко, когда я слышу, что абонент недоступен. Я оставляю ему сообщение и говорю, что Дарси у меня и собирается погостить, поэтому вечером может и не получиться. Потом сажусь на кушетку, думаю о прошлом вечере и о Дарси. Смогу ли я жить в ладах с самой собой, если получу то, что мне хочется, за ее счет? И каково мне будет остаться без нее? Продолжаю об этом размышлять, когда она возвращается. Дарси нагружена битком набитыми пластиковыми пакетами. Беру у нее кофе, а она драматическим жестом бросает сумки на пол и показывает мне следы от ручек у себя на запястьях. Всячески выражаю ей свое сочувствие, пока она не начинает улыбаться.
— Я купила потрясающую вкуснятину. Фруктовые колечки. Шипучку. Грейпфрутовый сок. И мороженое с шоколадным печеньем.
— Мороженое на завтрак?
— Нет. На потом.
— Ты не боишься поправиться перед свадьбой?
Она машет рукой:
— Плевать. Нет.
— Почему? — спрашиваю я, зная, что сейчас она наестся, а потом будет ругать меня за то, что я ее не остановила.
— Просто потому что! Не порть мне праздник! Давай есть колечки.
Она убегает на кухню в поисках стаканов, ложек, салфеток. Кладет все это на кофейный столик. Просто брызжет энергией и весельем.
— Может быть, лучше перейдем туда? — спрашиваю и, указывая на обеденный стол.
— Нет. Я хочу, чтобы все было как у меня дома, когда мы оставались ночевать. Всегда ели, сидя перед телевизором. Помнишь? — Она вытаскивает телевизионный пульт и переключает с канала на канал, пока не находит MTV. Насыпает себе хлопьев, удостоверясь, что у нас в тарелках поровну. Мне не хочется фруктовых колечек, но понятно, что выбора нет. Хотя и есть нечто трогательное в том, что она пытается воссоздать атмосферу нашего детства, меня раздражает ее командирский тон. Итон назвал это тиранством. Может быть, так оно и есть. А я добровольно участвую в ее затеях и позволяю себя в них втягивать.
— Скажи, когда хватит, — говорит она, наливая мне молока. Ненавижу цельное молоко.
— Хватит, — говорю я почти сразу же. Она останавливается и смотрит на меня:
— Серьезно? Они же почти сухие.
— Вижу, — отвечаю я, успокаивая ее. — Но это именно то, что мне нравилось в детстве.
— Здорово, — говорит Дарси, наполняя свою тарелку. До краев.
Я начинаю есть, а она помешивает ложкой, ожидая, пока молоко порозовеет. Начинается клип «Спасибо». Конечно, я вспоминаю о Дексе.
— Эта песня... — говорит Дарси, продолжая мешать. — Помнишь, когда она поет, что наконец вернулась домой, уставшая, и «ты протягиваешь мне полотенце»?
— Да.
— Эта песня напоминает мне нас с тобой.
— Нас? — Я смотрю на нее. — А я всегда думала, что это довольно-таки романтическая песня.
Она закатывает глаза.
— Не беспокойся! — Делает глоток и продолжает с набитым ртом: — Я же не лесбо. Просто хочу сказать, что ты всегда рядом со мной, когда мне нужна помощь.
Мы дослушиваем песню до конца, Дарси с хрустом жует хлопья. Доев все, она подносит тарелку к губам и выпивает оставшееся молоко.
— Я не слишком чавкаю? — спрашивает она, глядя на меня.
Качаю головой:
— Все нормально.
— Декс всегда зовет меня хрюшей, когда я ем хлопья.
Мне становится не по себе — еще одна интимная деталь их взаимоотношений (которых, как мне хочется верить, не существует). С нарастающей горечью осознаю, что у Декса нет для меня никакого шутливого прозвища. Возможно, я просто его не заслужила, ведь я всегда прилично себя веду. Дарси же ничего не стесняется. Неудивительно, что трудно ее бросить. Она из тех женщин, которые притягивают к себе, привлекают внимание. Она раздражает и одновременно непреодолимо влечет.
На экране появляется Дженнифер Лопес во всей своей красе. Мы с интересом наблюдаем, как она танцует на фоне сельского ландшафта.
— Потрясающая задница, — говорит Дарси.
— Да, — отвечаю я и радуюсь, что смогла ее разочаровать. Она всегда смотрит на телезвезд и сравнивает их с собой, тогда как я, например, совершенно не завидую роскошным телесам Дженнифер Лопес.
Дарси прищелкивает языком.
— А тебе не кажется, что она толстовата?
— Нет. Она выглядит классно, — говорю я, прекрасно тая, что ягодицы Дарси как минимум вдвое меньше.
— А мне кажется, что...
Пожимаю плечами.
— Дексу она нравится. По его словам, она сексуальная.
Новая информация о Декстере. Что это может значить? Я полнее Дарси, зато она смуглая. Но по размышлении понимаю, что эта пикантная подробность ничего мне не дает. Потому что всем мужчинам нравится Дженнифер Лопес вне зависимости от того, каких женщин они предпочитают в жизни. Это все равно что для нас — Брэд Питт. Ты можешь не любить смазливых блондинов, но это же Брэд. Тебе ведь не приходится выгонять его из постели за то, что он ест там печенье.
— Хотя не переживай, я уверена, что на самом деле она не такая уж красавица, — говорит Дарси, полагая, что все женщины похожи на нее и неизменно нуждаются в утешении, когда встречают более совершенный образчик своего пола.
— Да, да.
— Я хочу сказать, визажисты просто чудеса творят, — уверенно говорит она, как будто всю жизнь только этим и занималась. Стягивает с кушетки покрывало и укутывается. — Мне здесь нравится.
Дексу тоже.
— Ты замерзла? — спрашиваю я.
— Нет. Просто хочу, чтобы было уютно.
Мы смотрим телевизор, и я почти забываю о Дексе. В той мере, в какой можно забыть о человеке, которого любишь. Затем внезапно, когда на экране появляется Джанет Джексон, Дарси задает мне вопрос, которого я уж никак не ожидала:
— Как думаешь, мне стоит выходит замуж за Декстера?
Я каменею.
— Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю.
— Должны быть какие-то причины, — говорю я, пытаясь казаться спокойной.
— Может быть, мне следовало найти кого-нибудь более уравновешенного.
— Декс очень уравновешенный.
— Да ничего подобного. Из него энергия так и прет.
— Разве? — спрашиваю я. Может быть. Я просто его таким не видела.
Выключаю звук и смотрю на нее, как бы говоря: давай рассказывай, я буду внимательным слушателем. Мальчики в начальной школе в таких случаях делали вид, будто надевали на голову невидимую шапочку и завязывали веревочки под подбородком. Сглатываю, делаю паузу и говорю:
— Мне это не нравится. Что у тебя на уме?
— Не знаю... Иногда отношения становятся утомительными. Скучными. Это плохой знак? — Она жалобно смотрит на меня.
Вот мой шанс. Выход. Понимаю, что сейчас можно запросто ею манипулировать. Но почему-то не могу. Я уже сделала то, о чем страшно сказать, но хотя бы сейчас буду честна. Как говорят коллеги, меня всегда раздирают противоречия. Нет, я не воспользуюсь таким случаем.
— На самом деле не знаю. Дарси. Только вы с Декстером можете решить, подходите вы друг другу или нет. Вам надо проверить свои чувства, брак — это очень серьезно. Может быть, стоит подождать?
— Отложить свадьбу?
— Например.
Дарси выпячивает нижнюю губу и хмурится, словно сейчас заплачет, но внезапно вперяется взглядом в телевизор. И через секунду ее лицо уже сияет.
— Обожаю этот клип! Сделай погромче!
Прибавляю звук. Дарси подскакивает, изгибается туловищем в такт и подпевает. Я в первый раз вижу эту группу, а она знает каждое слово. Наблюдаю за ней, поражаясь внезапному превращению. Жду, что она снова заговорит о Дексе, но напрасно...
Итак, упущен шанс поговорить с ней и намекнуть, что Декс ей вовсе не пара. Почему я не направила беседу в нужное русло, не поддержала ее недовольство? Все у меня идет не так. И потом, не думаю, что Дарси действительно хотела получить от меня совет. Ей хотелось услышать, что псе в порядке и что они с Дексом обязательно поженятся. Л если бы я не сказала ей этого, она бы утешилась еще каким-нибудь клипом.
|
|
|
