 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 11 глава
|
|
|
|
С Аннелизы она переключается — как вы думаете, на что? — на свадьбу.
— Так Дарси выбрала платье и фату? — Она выравнивает стопку журналов на кофейном столике и ожидает от меня исчерпывающего ответа.
— Да.
Придвигается ближе на диване.
— Фата длинная?
— До кончиков пальцев. Она радостно хлопает в ладоши.
— Да, на ней будет смотреться по- трясающе.
Моя мама и была, и остается большой поклонницей Дарси. И для нее не важно, что, если говорить о прошлом, в школе моя подруга никогда не уделяла особого внимания учебе и проявляла интерес исключительно к мальчикам. Мама просто-напросто обожала Дарси — возможно, потому, что та сообщала ей некоторые подробности нашей жизни, которые маме очень хотелось узнать. В общем- то равнодушная к родительским нежностям, с моей мамой Дарси могла болтать как с подругой. Ей ничего не стоило прийти ко мне после школы, улечься на кухонном диванчике и бесконечно трепаться, поглощая печенье, которое мама испекла специально для нее. Дарси рассказывала о мальчиках, которые ей нравились, об их плюсах и минусах. Могла выдать что-нибудь вроде «У него слишком тонкие губы — спорим, он плохо целуется». Мама приходила в восторг, требовала подробностей — и Дарси охотно их сообщала, так что я могла незамеченной удалиться в свою комнату и засесть за геометрию. Никто не обращал на меня внимания.
Помню случай в седьмом классе, когда я отказалась участвовать в ежегодном конкурсе талантов. Дарси неотступно упрашивала меня быть одной из ее подтанцовщиц в нелепом номере под названием «Горячая девчонка». Несмотря на природную скромность, Аннелиза согласилась быстро, но я не уступила, наплевав на то, что для участия в номере требовались трое, и на то, что, по ее словам, я загубила все шансы на победу. Дарси частенько втягивала меня во всякие авантюры, но только не на этот раз. Я посоветовала ей не тратить слов и сказала, что не собираюсь даже выходить на сцену. Когда наконец Дарси сдалась и позвала вместо меня Брит, мама прочла мне лекцию о том, что нужно активнее участвовать в развлекательных мероприятиях.
|
|
|
— Разве недостаточно, что я честно ей сказала? — спросила я.
— Мне просто хочется, чтобы ты развлекалась, дорогая, — ответила она.
Я оскорбленно заявила:
— Тебе просто хочется, чтобы я ей прислуживала!
Она сказала, что это глупо, но не убедила меня. И теперь я чувствую то же самое.
— Мама, я тебя ни в чем не обвиняю, но...
— Ой, только не начинай опять эти глупости. — Она встряхивает своими пепельными волосами, которые красит в один и тот же оттенок последние двадцать лет.
— Хорошо, — говорю я. — Но если честно, разговоры о свадьбе у меня уже вот здесь сидят, — провожу рукой выше головы.
— Совсем не похоже на подружку невесты. — Она поджимает губы.
Пожимаю плечами.
Мама смеется — моя добродушная родительница, которая отказывается воспринимать свою единственную дочь всерьез.
— Ну, мне следовало догадаться, что Дарси в качестве невесты будет сущим наказанием. Я уверена, она хочет, чтобы все было на высшем уровне...
— Да, ведь она этого заслуживает, — саркастически говорю я.
— Конечно, — отвечает мама. — И ты тоже заслуживаешь... твое время еще придет.
— Ага.
— Не потому ли тебе так неприятно? — спрашивает она точь-в-точь с видом человека, насмотревшегося телевизионных шоу, в которых речь идет о конфликте долга и чувств.
— Не потому, — говорю я.
— Тогда почему? Она никому покоя не дает, как заноза в одном месте? Да что это я — конечно, не дает. Это же Дарси! — Еще один добродушный смешок.
— Да-а...
— Что «да», милая? Что ты имеешь в виду?
— Да, она действительно как заноза в заднице, — отвечаю я, дотягиваясь до телевизионного пульта.
|
|
|
— И что она делает? — невозмутимо допрашивает мама.
— То, что и всегда, — говорю я. — Дарси есть Дарси. Этим все сказано.
Мама мягко смотрит на меня:
— Знаю, детка.
Тогда я проговариваюсь, что она недостойна Декстера, что он слишком для нее хорош. Мама смотрит на меня с подозрением. Вот черт. Может быть, она знает? Итон и Хиллари — это одно дело, а мама — совсем другое. В школе я всегда неохотно ей рассказывала, какие мальчики мне нравятся, так что об исповеди и речи быть не может. Не переживу, если разочарую ее. Мне тридцать лет, но я до сих пор пай-девочка. А мама, которая ищет ответы на все вопросы в вышитых крестиком нравоучительных изречениях, никогда не поймет, почему я нарушила законы дружбы.
— Она вертит им как хочет, — говорю я, пытаясь сгладить произведенное впечатление.
— Декстер тебе сказал?
— Нет, я не обсуждала это с Дексом. — В общем, это правда. — Ты ведь сама только что говорила.
— Все равно отнесись к ней с пониманием. Ты никогда не раскаешься в том, что была верной подругой.
Принимаю к сведению это драгоценное наблюдение. Не согласиться с ним — значит попасть в очень неловкое положение. На самом деле, следуя именно ему, я прожила большую часть жизни. Любой ценой подавляя в себе сожаление. Оставаясь хорошей, несмотря ни на что. Примерная ученица. Почтительная дочь. Верная подруга. Меня поражает внезапное осознание того, что мое сожаление касается двух последних пунктов. Раскаиваюсь, что приносила себя и свои интересы в жертву Дарси во имя нашей дружбы и своей репутации. Почему сейчас я должна быть мученицей? Представляю себя одинокой в тридцать пять лет, одинокой в сорок. Или, что еще хуже, в паре с какой-нибудь унылой, скучной пародией на Декса. С дряблым подбородком и явной нехваткой интеллекта. Я вечно вынуждена жить по принципу «Как бы чего не...».
— Да, мам, я знаю. Все для ближнего своего и так далее. Я буду верной подругой для нашей бесценной Дарси.
Мама смотрит на свои колени, поправляет юбку. Я оскорбила ее в лучших чувствах. Говорю себе, что хотя бы еще один вечер буду паинькой. Это самое простое, что я могу сделать. У меня нет братьев и сестер, которые могли бы взять на себя роль примерного ребенка, дав мне возможность выйти из игры. Улыбаюсь и заговариваю о другом:
|
|
|
— Где папа?
— Пошел в магазин за запчастями. Опять.
— За чем на этот раз? — спрашиваю я, склоняя ее к нашей излюбленной теме. Папа обожает ходить в автосалоны и на распродажи.
— Кто знает, кто знает. — Мама качает головой и смеется. Она снова счастлива.
Засыпая, думаю о Дексе. Звонит телефон. Я положила его рядом с кроватью — заряженный, включенный на полную громкость, в надежде, что Декс позвонит. На экране высвечивается его номер. Прижимаю трубку к уху.
— Привет, Декс.
— Привет. Я тебя разбудил?
— Вроде того. Но ничего страшного.
Он не извиняется. Мне это нравится.
— Боже, как я по тебе скучаю, — говорит он, понижая голос. — Когда ты приедешь?
Он знает, когда я вернусь, знает, что его невеста поедет тем же маршрутом. Но я не мешаю ему спрашивать. Этот вопрос только ко мне. Он хочет, чтобы я — а не Дарси — вернулась в один с ним часовой пояс.
— Завтра днем. В четыре.
— Я приду тебя навестить, — говорит он.
— Хорошо.
Молчание.
Спрашиваю, где он сейчас.
— На диване.
Воображаю его в моей квартире, на кушетке, хотя и знаю, что он лежит на своем старом диване, который Дарси собирается заменить, как только они поженятся.
— Ага, — говорю я. Не хочу вешать трубку, но спросонок ничего не могу придумать.
— Как прошла встреча с матерями?
— Тебе не рассказали?
— Рассказали. Дарси звонила.
Рада, что он мне об этом говорит, и гадаю, нарочно это или нет.
— Но я хочу услышать все от тебя.
— Было так здорово увидеться с Аннелизой... И грустно.
— Почему?
— Это всегда так бывает.
Признаюсь ему, что мечтаю, чтобы он был рядом. Такого рода вещи я обычно не говорю, пока Декс не начнет первым. Но темнота и расстояние придают мне смелости.
— Правда? — говорит он точь-в-точь как я. Честное слово, мужчины не так уж от нас отличаются. Сколько бы об этом ни думала, каждый раз это высмотрит как великое открытие.
— Да. Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной.
— В твоей постели, когда родители в соседней комнате?
|
|
|
Смеюсь.
— Они поймут.
— Тогда я бы тоже хотел.
— У меня двуспальная кровать, — говорю я. — А остальная часть комнаты нам будет ни к чему.
— В двуспальной кровати с тобой — это неплохо, — говорит он. Голос у него негромкий и сексуальный.
Знаю, что мы думаем об одном и том же. Слышу его дыхание. Ничего не говорю, просто думаю о нем. Хочу, чтобы он тоже обо мне думал. Трубка нагревается, и, как обычно, я вспоминаю об излучении. Но сегодня мне на него плевать.
На следующий день мы с Дарси пополам заказываем такси. Сажусь первой. За секунду до того звоню Дексу. Он в офисе, работает и ждет моего звонка. Говорю, что готова с ним увидеться, и радуюсь, что побрила ноги перед отъездом. Он обещает прийти, как только дождется звонка от нее. «Ты понимаешь, о ком речь», — шепчет он. Видимо, эта вынужденная тактика его смущает. На минуту мне становится неловко оттого, что в мою жизнь проникли эти постыдные, нечистоплотные ухищрения. Но только на минуту. Потом я говорю себе, что мы с Дексом — по другую сторону черты. Хиллари права, нельзя делить все на черное и белое. Иногда цель оправдывает средства.
Вечером, когда мы уже несколько часов вместе, я понимаю, что наши встречи теперь во. многом состоят из разговоров, прикосновений, полудремы и просто уютного, теплого молчания. Как будто проводишь каникулы на взморье, где в течение дня происходит так мало событий, что, когда возвращаешься и друзья расспрашивают тебя о поездке, ты не можешь вспомнить, что делала все это время. Вот на что похожи наши свидания с Дексом.
Я уже бросила считать, сколько раз мы занимались любовью, но знаю, что больше двадцати. Интересно, сколько раз у него был секс с Дарси?
Вот о чем я сейчас думаю. Сказать, что мы совсем выбросили ее из головы, было бы неправдой. Сказать, что это не соперничество, было бы просто смешным. Дарси — это некая высота, я все время пытаюсь ее преодолеть. Когда мы занимаемся любовью — думаю, делает ли она это так же, как я. Или лучше? Они следуют проторенным путем или же пробуют что-то новенькое? Моя тяга к новизне, увы, вынужденная. А еще печальнее — это иметь шикарное тело и понимать, что красота пропадает втуне, ибо секс сводится к скучной обязанности. Я думаю о Дарси не только в постели, поскольку часто стыжусь своего тела. Втягиваю живот, когда Декс не смотрит, и никогда не хожу по квартире нагишом. Интересно, сколько еще времени пройдет, прежде чем можно будет избавиться от красивого, но обременительного белья и снова надеть милый серый свитер или фланелевые штаны от пижамы, которые я обычно ношу, когда одна. Возможно, у нас просто нет времени, чтобы перейти к следующему этапу. По крайней мере не до свадьбы. Время истекает. Приказываю себе не паниковать и наслаждаться настоящим.
|
|
|
Но я ощущаю некий сдвиг. Позволяю себе думать о будущем. Больше не чувствую себя виноватой, когда представляю, как Декс расторгает помолвку. Мне уже не кажется, что верность по отношению к Дарси превыше всего — буквально всех моих желаний. Все еще не знаю, к чему мы придем (и, собственно, к чему я хочу прийти), но мне уже не так страшно играть против правил. Теперь я не ставлю Дарси выше себя.
Вечером Декс заговаривает о работе, Он часто рассказывает мне о своих делах, и хотя это действительно интересно, больше всего люблю сам тон, в котором Декс повествует о своем начальстве и о людях, с которыми общается в течение дня. Например, я знаю, что ему нравится работать под руководством Роджера Боллинджера, начальника отдела. Декс — настоящая находка для Роджера, а Роджер — источник юмора для Декса. Он рассказывает о своем боссе и имитирует его бостонский акцент таким образом, что если я когда-нибудь встречу мистера Боллинджера, то всегда буду думать о нем как о пародии на пародию. Роджер — коротышка, но это не мешает ему пользоваться успехом у женщин, если верить Дексу. Он сообщает эту пикантную подробность очень сухо, без всяких эмоций, и это убеждает меня, что сам Декс — не бабник. Бабники обычно восхищаются или завидуют успехам своих приятелей.
Он заканчивает очередную историю о Роджере и спрашивает:
— Я говорил тебе, что Роджер был дважды помолвлен?
— Нет, — отвечаю я, уверенная, что и он прекрасно это помнит. Не тот случай, о котором можно забыть, особенно при наших обстоятельствах. Мне вдруг становится холодно, и я натягиваю на нас обоих одеяло.
— Да. Оба раза он расторгал помолвку. Теперь он обычно объясняет это как-нибудь вроде: «Все хорошо, что хорошо кончается» или «Раньше свинья полетит».
Думаю, знает ли Роджер что-нибудь обо мне или это просто обычные холостяцкие шуточки.
— Когда? — спрашиваю я.
— Когда свинья полетит? — Декс прижимается ко мне.
— Декс, когда он разорвал помолвку? — Мы оба затрагиваем весьма щекотливую тему; хорошо, что он не видит моих глаз.
— Насчет первого раза не уверен. А во второй раз — прямо перед свадебной церемонией.
— Ты шутишь?
— Нет. Невеста уже оделась, когда он вошел в комнату. Постучал в дверь и выложил ей все прямо в присутствии ее матери, бабушки и прабабушки.
— Она удивилась? — спрашиваю я и понимаю, что это глупый вопрос. Никто не ждет, что ввалится жених и отменит церемонию.
— Скорее всего. Но едва ли ей следовало так уж сильно поражаться. Она наверняка знала, что один раз Роджер уже это проделал.
— У него была другая? — настойчиво спрашиваю я.
— Едва ли. Нет.
— Тогда почему он это сделал?
— Сказал, что не представляет себе, чтобы их союз длился вечно.
— Ого!
— О чем ты думаешь?
Он должен понимать, о чем я думаю.
— Ни о чем.
— Скажи.
— Ни о чем.
— Пожалуйста, скажи.
Такие разговоры бывают на ранних этапах. Когда связь окончательно утвердилась, вопросы становятся излишними.
— Я не верю в эти разрывы перед свадьбой. Как у Джулии Роберте в «Сбежавшей невесте». Сбежавший жених...
— Ты не веришь?
Осторожно подбираю слова:
— Думаю, что это не так уж необходимо... то есть это неправильно. Если один из двоих собирается разорвать помолвку, это можно сделать до наступления дня свадьбы.
Не слишком тактично.
— Да, я согласен, но не кажется ли тебе, что лучше разорвать узы в последний момент, чем сделать ошибку? Разве тебе не кажется, что человек обязан признаться перед другим, перед самим собой, перед институтом брака в целом, даже если он слишком поздно это осознал?
— Я ни в коем случае и не оправдываю таких ошибок.
Просто хочу сказать, что нужно в этом разобраться до свадьбы. Для этого и существует период помолвки. На мой взгляд, если назначен день свадьбы — значит, дело сделано. Смирись и наслаждайся жизнью. Просто жестоко сообщать это невесте, когда она уже надела свадебное платье.
Представляю Дарси в момент такого унижения и определенно проникаюсь к ней сочувствием.
— Ты так думаешь? Даже если брак закончится разводом? — спрашивает он.
— Даже если так. Спроси у девушки, что она предпочтет: развестись или чтобы ее отшили при всех?
Декс неопределенно хмыкает, так что трудно сказать, согласен он или нет. Интересно, что дал нам обоим этот разговор? Если он со своей стороны вообще о чем-то думал. Но ему придется. Я нервно шевелю ногами. Говорю себе, что День независимости еще не наступил. Вообще больше не хочу об этом думать.
Перегибаюсь через Декса и включаю музыку. Раздается «Стоя на пороге». Оптимистическая песня. Именно то, что мне нужно, чтобы отвлечься от мыслей о свадьбе. Вместо этого воображаю себе путешествие с Дексом. Мы едем в белом открытом автомобиле, сияет солнце, перед нами бесконечная лента шоссе, а вокруг — ни души.
Глава 14
Каждый год перед Днем независимости начинается повальное бегство с Манхэттена. Люди едут в Хэмптонс, Кейп, даже в Нью-Джерси. Никого нет на месте. Представьте себе, Лэса тоже. Тем летом, когда мы сдавали экзамен на адвоката и остались с Натом в городе, чтобы готовиться, я была удивлена, каким мирным, непохожим на самого себя оказался обезлюдевший Нью-Йорк. Конечно, в этом году я тоже собираюсь остаться дома — не вынесу, если мне придется смотреть на Декса и Дарси вместе. Звоню ему и сообщаю это. Он говорит именно то, что мне так хотелось от него услышать.
— Я тоже остаюсь.
— Правда? — У меня начинается сердцебиение, стоит мне только представить еще одну ночь с Дексом.
— Да. Давай проведем время вдвоем.
Продумываем план: в последний момент перед отъездом выяснится, что нам нужно работать. Мы будем плакать и проклинать все на свете, но все-таки убедим Дарси ехать и развлекаться без нас. Пусть себе заново делает педикюр, покупает шмотки, ходит на вечеринки и заказывает столики в любимых ресторанах. Да— Да, ей просто незачем сидеть дома — а мы с Дексом неотлучно проведем наедине несколько дней. Будем вместе засыпать и просыпаться. И хотя Декс об этом не упомянул, я уверена, что в какой-то момент мы решим: пора поговорить.
Делюсь этими соображениями с Хиллари, которая преисполнена самых радужных надежд. Она думает, что выходные, проведенные вдвоем, окажутся поворотным пунктом в наших отношениях. Уходя с работы накануне праздника, она заглядывает ко мне в кабинет и желает хорошо провести время.
— Удачи! — Она скрещивает пальцы.
— Что ты хочешь сказать? Думаешь, что нас могут застать врасплох?
— Нет. Я не то имею в виду. Пусть ваш разговор состоится. Ты ведь собираешься поговорить с Дексом о том, что будет дальше?
— Да. Думаю, что да.
— Ты так думаешь?
— Уверена, что мы наконец поговорим. Это входит в мои планы.
— Отлично. Думаю, вы это сделаете. — Она строго на меня смотрит. — Настал решающий момент.
Морщусь.
— Рейчел, не трусь. Если хочешь остаться с Дексом, теперь самое время решиться.
— Знаю. Я решусь, — говорю я. На секунду представляю себя похожей на Хиллари. Сильной, смелой и уверенной.
— Я позвоню, если твоя подруга что-нибудь заподозрит.
Киваю и чувствую укол совести из-за того, что замышляю заговор против Дарси. Хиллари знает, о чем я думаю.
— Делай то, что делаешь, — говорит она. — Теперь не вздумай отступать.
Ровно в семь, как и было решено, приезжает Декс. У него новая стрижка, которая еще сильнее подчеркивает скулы. Он привез бутылку красного вина, свой ковровый саквояж и букет белых марокканских лилий. Их можно купить в любом корейском магазинчике по три доллара за штуку, но, даже несмотря на то что они недорогие и уже чуть привядшие, эти лилии милы мне ничуть не меньше, чем роскошные розы.
— Это тебе, — говорит он. — Прости. Они уже поникли.
— Мне очень нравится, — отвечаю я. — Спасибо.
Он идет за мной на кухню, где я ищу вазу. Указываю
ему на свою любимую, синюю, которая стоит на верхней полке, слишком высоко для меня.
— Можешь достать?
Он дотягивается до вазы и ставит ее на стол. Начинаю подрезать стебли и приводить букет в порядок. В его глазах я просто олицетворение домашнего уюта.
— Мы все-таки это сделали, — шепчет он мне на ухо.
По спине у меня побежали мурашки. Ставлю цветы в вазу и наливаю воды, затем оборачиваюсь и целую его. Шея у него теплая, и волосы сзади еще влажные после парикмахерской. Пахнет одеколоном — не таким, как обычно. Я и сама побрызгалась не повседневными духами. Сегодня особый случай. Когда привыкаешь урывать минутку, череда дней кажется бесконечной. То, что я чувствую, напоминает мне последнюю поездку в школьном автобусе накануне летних каникул. Думаешь только о том, чем бы сейчас заняться: покататься на велике, пойти в бассейн, поиграть с Дарси и Аннелизой в «веришь-не-веришь» в моем прохладном недостроенном шалаше? Впрочем, сегодня я знаю, с чего начну; уверена, мы скоро этим займемся. Целую Декса в шею и чувствую приятный запах его кожи и аромат лилий.
— Кажется, мы готовы потерять над собой власть, — говорит он, через голову стягивает с меня топик и бросает его на пол. Расстегивает бюстгальтер, прикасается сначала к моей груди, потом к лицу. Его пальцы у меня на затылке.
— Я так рада, что ты здесь. Просто счастлива.
— Я тоже, — отвечает он, расстегивая мне джинсы.
Ложимся на постель, я освобождаю его от одежды, в очередной раз восхищаясь его телом, целуя его снова и снова. Колени. Локти. У нас много времени.
Занимаемся любовью не спеша, пробуя все новые и новые позы, не отрываясь друг от друга, пока только хватает сил. Задыхаясь. Не думая ни о чем. Декс полностью принадлежит мне — больше, чем когда-либо, и я знаю почему: сегодня он не вернется домой к Дарси. Ему не придется отмываться в душе или как-то иначе скрывать следы нашей близости. Я вцепляюсь в него и сильнее прижимаю его к себе.
Потом мы заказываем еду из закусочной и при свечах поглощаем гамбургеры. Снова возвращаемся в постель, болтаем и слушаем музыку, борясь с усталостью и стараясь получить максимум удовольствия за то время, которое нам отпущено. Неохота тратить его на сон.
Нам приходится прерваться только в полночь, когда Декс говорит, что должен позвонить Дарси. Я сообщаю, что это хорошая идея, и задумываюсь, нужно ли мне оставить его в одиночестве или не стоит вылезать из постели. Наконец решаю пойти в ванную, пусть улаживает свои дела. Включаю воду, так что разговора мне не слышно. Через минуту Декс зовет меня.
Приоткрываю дверь.
— Ты все?
— Да. Иди сюда. Не нужно было уходить.
Возвращаюсь, беру его за руку.
— Прости, — говорит он.
— Ничего. Я понимаю.
— Простая предосторожность... теперь она уже не будет звонить сама. Я сказал, что еду домой спать.
— Чем она занимается?
— Они все в «Толкхаусе». Пьяные и счастливые.
А мы, трезвые, счастливы вдвойне — лежим, завернувшись в одеяло, и наши головы покоятся на одной подушке. Когда Декс садится, чтобы задуть свечу, горящую на подоконнике, я замечаю у себя на наволочке обрезанные кончики его волос. И эти крошечные черные волоски отчего-то меня так умиляют, что хочется плакать.
Закрываю глаза, чтобы удержаться.
И мы засыпаем.
Просыпаюсь и вспоминаю, какая паника охватила меня в то воскресное утро, когда мне стукнуло тридцать и мы впервые проснулись в одной постели. Сегодня я ощущаю прямо противоположное чувство. Тихую радость.
— Привет, Рейчел.
— Привет, Декс.
Оба улыбаемся.
— С Четвертым июля, — говорит он, поглаживая мое бедро.
— И тебя тоже.
— Это будет необычное Четвертое июля. Ни пикников, ни пляжа, ни салюта. Ты согласна? — спрашивает он.
— Да. Конечно, согласна.
Занимаемся любовью, а потом вместе лезем в душ. 3 Сначала мне неловко, но несколько минут спустя я расслабляюсь и позволяю ему потереть мне спину. Он так же любит горячий душ, как и я; мы стоим под струей воды так долго, что пальцы у нас покрываются морщинками. Потом выходим из дому, спускаемся по Третьей авеню в кафе. День сырой и пасмурный — видимо, будет дождь. Но нам хорошая погода ни к чему. Я переполнена счастьем.
Стоим одни перед кассой, из динамиков льется музыка. Заказываю «супер»-кофе со сливками. Декс говорит:
— Еще один большой кофе с молоком, пожалуйста.
Мне нравится, что он избегает слова «супер» и делает свой заказ именно так, как положено настоящему мужчине.
Бойкая девица за кассой передает наш заказ товарке, и та немедленно помечает две кружки черным фломастером. Работники в этой закусочной неизменно удивительно бодры, даже утром, в те ужасные часы, когда им приходится обслуживать толпы раздраженных посетителей, которые рвут и мечут, дожидаясь своей дозы кофеина.
— Минуточку, — говорит девушка, улыбаясь. — Вместе или отдельно?
Декс быстро отвечает:
— Да, мы... то есть — да, считать вместе.
Улыбаюсь его оговорке. Мы вместе.
— Что-нибудь еще?
— Э-э... Да. Черничный пирог, — говорит Декс и смотрит на меня. — Рейчел?
— Мне тоже, — отвечаю я, подавляя в себе желание заказать что-нибудь низкокалорийное. Не хочу ни в чем походить на Дарси.
— Значит, два пирога. — Декс расплачивается и опускает сдачу в специальную кружку перед кассой — на чай. Девушка улыбается мне, как бы говоря: твой парень не только красивый, но и щедрый.
Мы высыпаем в кофе сахар из пакетиков, размешиваем и садимся на свободные места за стойкой, лицом к улице. Тротуар пуст.
— Таким Нью-Йорк мне нравится, — говорю я, пробуя пенку. Смотрим, как тащится по Третьей авеню одинокое желтое такси. — Послушай... никаких гудков.
— Да. Все просто вымерло, — отвечает он. — Спорим, что сегодня мы сможем заказать столик где угодно. Хочешь?
Я смотрю на него:
— Нам нельзя этого делать.
Пойти выпить кофе — одно дело. Поужинать — совсем другое.
— Мы можем делать все, что захотим. Разве ты не воображала себе ужин вдвоем? — Он подмигивает мне и прихлебывает кофе.
— А если кто-нибудь нас увидит?
— Никого нет. — Он кивком указывает на улицу. — А даже если и так, то что? Нам ведь никто не запрещает пойти поесть. Черт возьми, я мог бы даже заранее сказать Дарси, что мы с тобой собираемся где-нибудь вместе перекусить.
Она знает, что мы оба здесь по горло завалены работой.
— Верно.
— Ну же! Хочу куда-нибудь с тобой пойти. Я ведь никогда еще не приглашал тебя на свидания как положено. И мне стыдно. Так что скажешь?
Удивленно поднимаю бровь и фыркаю.
— И что это значит? — спрашивает Декс, губами касаясь края чашки.
— То, что у нас с тобой едва ли хоть что-нибудь было «как положено».
— Ах, это, — говорит он и отмахивается, как будто я указала ему на самую несущественную деталь наших отношений. — Ну, дело ведь было не в нас. Я хочу сказать, что обстоятельства... складывались далеко не идеально.
— Слабо сказано. Давай называть вещи своими именами, Декс. У нас роман.
Впервые решаюсь обозначить то, что между нами происходит, таким громким словом. Знаю, что Хиллари меня не похвалит за спешку, но сердце так и колотится. Для меня это слишком дерзко.
— Знаю, — нерешительно говорит он. — Но когда мы вместе, я просто не думаю о том, что наша связь... незаконна. Не чувствую, что мы поступаем неправильно.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — отвечаю я, думая, что очень немногие могли бы с этим поспорить.
Жду, что он скажет еще что-нибудь. О нас. О нашем будущем. Или хотя бы о том, как удачно у нас все устроилось. Но вместо этого он заговаривает о том, что можно заказать кофе на дом и поваляться с газетой в постели.
— Звучит неплохо, — соглашаюсь я. Интересно, с чего он начинает читать газету? Хочу знать о нем все, до мельчайших подробностей.
Целый день идет дождь, и поэтому мы сидим дома, перебираясь с кровати на кушетку и обратно, разговариваем и не следим за временем. Болтаем обо всем — о школе, колледже, университете, родителях, друзьях, любимых книгах, фильмах. Но не о Дарси. И не о нашем положении. Даже когда она звонит ему на мобильник, чтобы узнать, как дела. Я изучаю свои ногти, а он говорит, будто только что улучил на работе минутку и выбрался перекусить. И что совсем измучился, целый день работал как проклятый. В конце их короткого разговора Декс бормочет: «Я тоже», и я знаю, что он имеет в виду. Говорю себе, что многие парочки почти автоматически заканчивают телефонную беседу словами «Я тебя люблю», и это все равно что «До свидания». Ровным счетом ничего не значит.
Декс закрывает телефон, он выглядит огорченным. И тут же звонит мой мобильник. Это Дарси. Декс смеется.
— Она только что сказала мне, что ей надо бежать по делу. Разумеется! Чтобы позвонить тебе!
Я не нажимаю кнопку вызова, а предварительно прослушиваю. Она жалуется на погоду, но сообщает, что им все равно весело. Говорит, что скучает по мне. Без меня и без Декса все не то. Нет, я не буду чувствовать себя виноватой. Не буду.
Вечером мы с Дексом на несколько часов расстаемся: он должен сходить домой и переодеться к ужину, потому что с собой у него только джинсы, шорты и туалетные принадлежности. Скучаю, пока его нет, но мне кажется, что это ожидание сделает предстоящий ужин похожим на настоящее свидание. Кроме того, я рада возможности привести себя в порядок. Можно заняться такими вещами, которые не следует видеть мужчине, если ты только что начала с ним встречаться, — например, пощипать брови, побрызгать духами в некоторых интимных местах и нанести макияж так, чтобы его почти не было заметно.
Декс встречает меня без четверти восемь, и мы едем в один из моих любимых ресторанов на Манхэттене — в «Балтазар», где обычно почти невозможно заказать столик, если, конечно, не позвонить за месяц или если это не глухая ночь. Приезжаем ровно в восемь и получаем уютное, прямо-таки идеальное место. Я спрашиваю, знает ли Декс, что Джерри Сейнфилд сделал предложение своей будущей жене именно в «Балтазаре». Возможно, мы сидим именно за тем столиком, за которым он подарил Джессике Склар обручальное кольцо от Тиффани.
— Я этого не знал, — говорит Декс, изучая карту вин.
— Ты знаешь, что ради Джерри она бросила мужа, с которым прожила всего четыре месяца?
Он смеется.
— Да, кажется, я это слышал.
— Так что «Балтазар» — подходящее место для людей с дурной репутацией.
Он качает головой и укоризненно улыбается.
— Пожалуйста, перестань так о нас говорить.
|
|
|
