Уважаемое слово, к лицу ли вам ваша форма? 2 глава

Звуки предъявляются довольно быстро, иначе информанты начнут искать логическое обоснование своих решений, например вспоминать слова с тем звуком, который оценивается. И тогда будет оцениваться значение слова, а не впечатление от звука.

Для того чтобы в сознании информанта возник четкий звуко-буквенный образ, экспериментатор произносит звук, затем показывает соответствующую букву и еще раз произносит звук. Понятно, что эксперимент проходит в полной тишине и все работают строго самостоятельно. Чтобы участники эксперимента работали совершенно свободно, ответы должны быть безымянными.

Почти всегда информанты спрашивают:

— А что значит «светлый» или «темный»?

— Не знаю,— отвечает экспериментатор.

— А как же ставить оценки?

— Ставьте как хотите.

— Ну хорошо, будем ставить наугад. Экспериментатор соглашается: „Что ж, ставьте наугад". Информанты ставят «отметки» всем звукам, которые предъявляет экспериментатор, и на этом эксперимент заканчивается.

Дальше следует обработка результатов. И вот оказывается, что «наугад» (как им кажется) участники эксперимента ставят звуку О, например, почти только 1 и 2, а звуку Ш — почти только 4 и 5!

Теперь посмотрите, как удобно, что восприятие звуков выражено числом. Это дает нам возможность буквально вычислить, насколько «светел» О и насколько «темен» Ш по коллективному мнению всех, кто участвовал в эксперименте. Информанты, сами того не ведая, «измеряют» то, чего не знают!

Действительно, представьте себе, что мы просто задали участникам эксперимента вопрос: «Какие впечатления вызывает у вас звук Д?» Ясно, что ответы будут самыми разными и уловить что-то общее в этом множестве ответов будет очень трудно. А с помощью измерительной шкалы легко можно определить «усредненное мнение» информантов хотя бы путем вычисления среднего арифметического всех поставленных ими оценок.

Чтобы такое среднее арифметическое было надежным, необходимо вычислять его по ответам большого числа информантов, ни в коем случае не менее 50. Причем лучше всего, чтобы это число 50 было составлено из ответов двух групп по 25 человек. Тогда можно даже вычислить коэффициент надежности результатов. Этот коэффициент укажет, насколько сходными оказались ответы в двух группах. Ведь если средние оценки, вычисленные по ответам одной группы, резко отличаются от средних, полученных по ответам другой, значит, эти средние случайны, ненадежны, и в разных сериях экспериментов будут получаться разные средние. Если же две разные группы дали сходные ответы, сходные средние оценки, то можно считать, что и в любом другом эксперименте получатся примерно те же результаты.

Конечно, в работе с информантами много тонкостей, не все сразу предусмотришь. Вы заметили, что нумерация делений шкал у нас прямо противоположна шкале школьных оценок: в школе 5 — очень хорошо, а 1 — очень плохо; у нас наоборот — 1 — очень хорошо, а 5 — очень плохо. И это не случайно. Оказывается, если цифры расположить как в школьной шкале, то все средние оценки звуков несколько сдвинутся в «хорошую» сторону. В чем дело? Видимо, оказывают свое влияние школьные пристрастия: информантам приятно ставить пятерки и четверки, а двойки и единицы — рука не поднимается.

Разгадывание таких психологических тонкостей требует проведения все новых и новых серий экспериментов. Так что иногда приходится повторять каждый эксперимент не два, а четыре-пять раз, чтобы получить устойчивые и действительно средние оценки.

А всего нам пришлось обработать более 100 тысяч ответов самых разных людей — учеников и учителей, студентов и профессоров, рабочих, колхозников и т. д.

Так сформировалась таблица, содержащая средние оценки всех русских звукобукв по признаковым шкалам. Всего звукобукв оказалось 346, шкал было взято 25, следовательно, таблица содержит 1150 оценок. Для наглядности в «Приложении» приведен ее фрагмент (см. таблицу 1 на с. 153).

Конечно, измерение можно вести не только по этим шкалам. В принципе чем больше шкал, тем лучше: полнее характеристика содержательности звуков. Но, во-первых, такая погоня за материалом бесконечна, а где-то все же нужно остановиться. Во-вторых, мы старались построить шкалы из слов, обозначающих наиболее важные, наиболее существенные признаки. И ниже будет показано, что в общем-то так оно и получилось.

В верхней строке таблицы указаны некоторые русские звуко-буквы. А цифры таблицы — это средние оценки каждой звукобуквы по каждой шкале.

Что означают эти средние оценки? Допустим, что в ответах пятидесяти человек по шкале «сильный — слабый» для звука Д встретилось 9 единиц, 34 двойки, 5 троек, 2 четверки и ни одной пятерки.

И

Среднее арифметическое составит:

9X1+34X2 + 5X3 + 2X4 =20 50

Это значит, что в общем «среднеарифметический, коллективный» носитель русского языка воспринимает этот звук как «сильный». Несмотря на то, что некоторые посчитали его «никаким», а двое даже «слабым».

Понятно, что если большинство информантов поставит какому-либо звуку тройки, то и средняя будет расположена возле этой оценки, т. е. звук окажется «никаким». Тот же результат получится, если выбор каждой оценки окажется действительно случайным: тогда каждая из оценок будет приписана звуку примерно одинаковое число раз, а это в среднем даст оценку, близкую к тройке («никакой»).

Случись так для всех звуков по всем шкалам, и мы должны были бы констатировать, что звуки не вызывают у нас никаких впечатлений, по любому признаку они «никакие». Но таблица 1 показывает, что средние для большинства звуков и по большинству шкал явно отклоняются от 3,0.

Конечно, здесь нужно решить вопрос о том, какое отклонение считать существенным, значимым. Для решения этой задачи существуют специальные математические приемы, но сущность операции можно пояснить следующим образом. Пока отклонение не достигло половины деления шкалы, средняя еще тяготеет к тройке, а затем уже приближается к значимой оценке. Например, оценки 2,6 или 3,4 ближе к 3,0, чем к 2,0 или 4,0; но 2,4 или 3,6 уже приближаются, соответственно, к 2,0 или 4,0. Значит, границами существенных отклонений логично выбрать 2,5 и 3,5. Эти пояснения наглядно изображает график:

Средняя оценка только тогда является значимой, т. е. свидетельствует о том, что по данному признаку звук вызывает какое-то впечатление, когда эта оценка попадает в одну из зон значимых отклонений. Например, звук А по шкале «хороший — плохой» получил среднюю оценку 1,5. Эта средняя меньше 2,5, следовательно,

попадает в зону значимых отклонений, и потому мы можем считать, что звук А большинством говорящих на русском языке оценивается как «хороший». Звук X' по той же шкале получил оценку 4,3. Это больше, чем 3,5, следовательно, этот звук, по мнению большинства участников эксперимента, «плохой». Звук М — «хороший»: его оценка 2,5; тогда как Щ — «плохой»: он получил среднюю оценку 3,5. А вот звуки Р (2,6), В' (3,4), К (3,0) по этой шкале «никакие», поскольку их средние оценки не выходят за пределы нейтральной зоны шкалы.

Здесь, пожалуй, следует немного задержаться, чтобы обсудить одно важное обстоятельство. Содержательность звуков — совсем новая область исследований. Многое здесь непривычно. Никто не удивляется, когда говорят «мягкие и твердые звуки», но часто возникают возражения, когда речь идет о «хороших» и «плохих», «светлых» и «темных» или «нежных» и «грубых» звуках речи.

— Что же «плохого» в звуке Ф?— удивляется возражающий.— Звук как звук. И мне нравится.

Вполне возможно, что звук Ф' кто-то посчитает «хорошим». Загляните в таблицу. Его оценка по этой шкале 4,2, а не 5. Не все информанты поставили этому звуку пятерки, были и четверки, и тройки, очень редко двойки и даже одна единица. Разные могут быть причины «хорошего» отношения к Ф. Может быть, имя информанта — Федор и ему нравится первый звук своего имени. Или фамилия на этот звук начинается. Или любимый цветок — фиалка. А может, просто отвлекся информант, а то и из озорства или упрямства ответил «наоборот». И такое бывает.

Но если даже один человек твердо убежден, что звук Ф красивый и приятный, а звук Ш — «светлый», это все равно не может опровергнуть выводов эксперимента. Неважно, как некто оценивает Ф или Ш, пусть даже этот некто и крупный авторитет в филологии. Важно, как оценивает эти звуки большинство говорящих по-русски.

Вы можете возразить:

— А как же Коперник? Не только большинство, а все люди его времени были убеждены, что Солнце вращается вокруг Земли, только он один думал иначе. И именно он оказался прав, а не большинство. И это не единственный случай, когда прав один, а большинство заблуждается. Или возьмите «оптические обманы». Все в один голос говорят, что один отрезок больше другого, а на самом деле они равны.

Да, все это так, но только тогда, когда есть вот это — «на самом деле». Когда есть объективная истина, объективный эталон наших суждений.

В языке все обстоит несколько иначе. В языке коллективное — и есть действительное, объективное. Каково «правильное» значение слова век? Оно именно такое, как считают носители русского языка,— «столетие». Может ли один носитель языка придать этому слову другое значение, например «сила»? Пожалуйста, но этого

человека никто не поймет, и потому он не станет так делать. Хотя именно такое значение имело в далеком прошлом слово век — «сила», «здоровье». Но бесполезно пытаться в одиночку возродить это «правильное» значение: теперь «правильным» стало новое значение, потому что оно коллективно.

Вот интересный случай. По-русски запоминать — значит «сохранять в памяти», а по-польски сходно звучащее слово zaporninac означает «забывать». А ведь у русского и польского один язык-предок. Кто же сохранил «правильное» значение — мы или поляки? Такой вопрос лишен смысла. Оба значения правильны, поскольку оба — коллективны в своих языках.

Единственный законодатель для языка — коллектив: как он считает, так и правильно. Когда-то в русском языке было слово вель-блюд, а произношение верблюд считалось неправильным, неграмотным, примерно так же, как сейчас произношение «колидор» или «секлетарь». Но с течением времени все большее число русских произносило «неправильно» — верблюд. И как только такое произношение охватило большинство говорящих по-русски, оно стало «правильным». Такие процессы происходят и сейчас, буквально на наших глазах. Еще несколько лет назад единственно правильным считалось произношение комбайнер. Но все шире распространялось произношение комбайнёр, и теперь оно стало допустимым. Какие-либо логические способы доказательств «правильности» в случаях подобного рода бессмысленны. Нелепо настаивать на том, что следует говорить пулять, а не стрелять, поскольку летят пули, а не стрелы. Логически это так, но стрелять — коллективное словоупотребление, а потому и правильное.

Конечно, во всех приведенных примерах мы имеем дело со значениями и произношениями, которые четко осознаем, и отклонения от коллективных норм здесь очень заметны. Наше языковое сознание хороший контролер — оно сразу отмечает: «Так говорят, а так не говорят».

Когда же речь идет о содержательности звуков, то этот контролер исчезает, поскольку звуковой содержательности мы не осознаем. Мы не знаем, как «правильно» — считать Ш «темным» или «светлым». Поэтому здесь остается единственный критерий — коллективная интуиция, коллективное впечатление носителей языка, которое и выявляется в ходе психологического эксперимента.

Продолжим разговор о результатах измерения этих «коллективных впечатлений» от звуков русской речи.

По результатам измерений нет ни одного звука, который оказался бы «никаким» по всем шкалам. И нет ни одной шкалы, по которой бы все звуки оказались «никакими». Напротив, большинство средних оценок попадает в значимые зоны шкал. Вывод очевиден: звуки нам небезразличны, они вызывают у нас вполне определенные, устойчивые и в общем для всех сходные впечатления незвукового свойства. Они могут быть «хорошими» и «плохими», «большими» и «маленькими», «грубыми» и «нежными», «светлыми» и

«темными» и т. п. И все эти впечатления от звуков можно выразить числом.

Разумеется, многое еще остается неясным, многое оказалось сложнее, чем представлялось сначала.

Но на главный вопрос получен бесспорный ответ: да, звуки речи содержательны, значимы.

Эта фонетическая значимость, конечно, совсем не то, что привычное для нас лексическое значение слова. Лексическое значение соотносится с понятием, с предметом. Есть предмет под названием стол, есть действие, которое мы обозначаем, словом бежать, есть признак, который обозначается словом большой, и т. д.

А фонетическая, звуковая значимость —■ лишь впечатление от звука. Нет предмета под названием Р, нет действия по имени Д, нет качества, которое бы называлось Ы. Звуковая значимость не связана с понятием, мы не можем объяснить значимость звука Ф, как это делается в словаре для слова дом. Можно только экспериментально выявить «коллективные впечатления» от звука Ф и описать эти впечатления с помощью оценочных признаков.

Например, по таблице 1 фонетическую значимость звука А можно описать так: звук А производит впечатление чего-то хорошего, большого, мужественного, светлого, активного, простого, сильного, красивого, гладкого, легкого, безопасного, величественного, яркого, округлого, радостного, громкого, длинного, храброго, доброго, могучего.

Звук Ф получает иные характеристики: плохой, грубый, темный, пассивный, отталкивающий, шероховатый, тяжелый, грустный, страшный, тусклый, печальный, тихий, трусливый, злой, хилый, медлительный.

Вам, конечно, ясно, что в применении к звукам эти признаки нельзя понимать буквально. (Чтобы подчеркнуть это, признаки звуков специально берутся в кавычки.) Ведь никому не придет в голову пытаться потрогать звук, когда говорят, что он «мягкий» или «твердый», никто не выстраивает звуки по «росту», когда речь идет о «высоких» и «низких» звуках. Точно так же признак «страшный» вовсе не означает, что звук Р представляет для нас какую-то опасность, признак «горячий» отнюдь не говорит о возможности обжечь руку о звук Ж, а признак «веселый» не значит, что звук И вызывает у нас смех.

Все обнаруженные у звуков признаки нужно понимать так, что впечатления от звуков как-то соотносятся с впечатлениями о предметах и явлениях. Если среди характеристик звука О есть признак «большой», это означает только то, что впечатление от звука О в чем-то сходно с впечатлением от восприятия какого-либо большого предмета или явления. Если звук Ш оказался.«темным», значит, впечатление от него чем-то напоминает нам впечатление от темного предмета или явления.

Таково необычное свойство звука речи — его особая, специфическая значимость.

ПОЧЕМУ Щ — «ГОРЯЧИЙ», АР — «ХОЛОДНЫЙ»

Это все... не случайные совпадения. Это проявление закона, действующего неукоснительно, — только действия закона мало нами изучены.

Л". Бальмонт

ЗВУКОВОЕ ПРОСТРАНСТВО

У того, кто внимательно следил за процедурой измерения фонетической значимости, уже возник, видимо, вопрос: все ли шкалы одинаково важны для описания этой значимости или какие-то из них основные, ведущие, а другие дополнительные, оттеночные?

На этот вопрос можно ответить вполне определенно. Просмотрите в таблице 1 ряды средних оценок для признаков «хороший — плохой» и «красивый — отталкивающий». Замечаете сходство оценок? То же самое обнаружится и для признаков «сильный — слабый» и «могучий — хилый», «быстрый — медленный» и «подвижный — медлительный» и т. д. И это естественно. Раз звук оказался «хорошим», вероятнее всего он окажется и «красивым», и «радостным»; «сильный» звук будет «могучим», а «активный» — «подвижным» и «быстрым».

Значит, средние оценки по некоторым шкалам как бы повторяются, и на этом основании шкалы с такими сходными оценками можно объединить в одну группу. И если внутри группы какая-то шкала окажется основной, главной, то все остальные будут лишь дополнять, уточнять эту шкалу.

Таких групп окажется, видимо, несколько: ведь есть шкалы, оценки по которым резко различны. Например, звук Ж по шкале «хороший — плохой» получил оценку 3,7 («плохой»), а по шкале «сильный — слабый» — оценку 2,5 («сильный»). И для других звуков оценки по этим двум шкалам, как правило, различаются. Значит, эти шкалы не повторяют одна другую, а напротив, четко отличаются одна от другой. Другими словами, «сильный» — это не обязательно «хороший», а «слабый» вовсе не означает «плохой». К тем же выводам приведет нас сравнение шкал «сильный — слабый» и «быстрый — медленный», «нежный — грубый» и «подвижный — медлительный» и т. д. Таким образом, задача сводится к тому, чтобы сгруппировать все имеющиеся шкалы, а затем уж решать, какие шкалы внутри группы являются основными.

Но легко сказать «сгруппировать». А как это сделать?

Ведь оценок больше тысячи. Попробуйте сравнить их «на глазок».

Еще раз вспомним добрым словом методику шкалирования, когда деления шкалы обозначаются не только признаками, но и цифрами. Где есть число, там есть мощная «тяжелая артиллерия науки» — математика. И для нашей задачи тоже есть в этой артиллерии специальное орудие — факторный анализ — сложная математическая процедура, которая может быть выполнена только на ЭВМ. Поэтому мы не будем вникать в подробности процедуры, нам достаточно уяснить только ее суть.

В ходе факторного анализа осуществляется автоматическая группировка рядов чисел. Числа в рядах сравниваются, и из сходных рядов образуются группы, между которыми сходства или вообще нет, или оно гораздо меньше, чем между рядами внутри групп. И поскольку в нашей таблице каждый ряд средних оценок «озаглавлен» какой-либо шкалой, то группировка рядов чисел окажется, по сути дела, группировкой признаков. А нам как раз это и нужно сделать. Значит, остается только ввести в ЭВМ нашу таблицу и посмотреть, как машина сгруппирует признаки.

Нужно признаться: машинное решение меня озадачило. Я полагал, что из 25 весьма разнообразных признаков сходными окажутся немногие, и потому ожидал получить групп 7—8, не меньше. Каково же было мое удивление, когда машина разбила признаки всего на 3 группы! Такое богатство оттенков значимости — и всего 3 группы? Но математика — наука точная, и сомневаться в ее решениях не приходится.

В первую группу вошли шкалы «хороший — плохой», «красивый — отталкивающий», «безопасный — страшный», «простой — сложный», «гладкий — шероховатый», «округлый — угловатый».

Обратите внимание: хотя машина производила группировку признаков только по средним оценкам звуков, эта группировка вполне «осмысленна» даже и по отношению к лексическому значению прилагательных, образующих шкалы. Хороший и красивый — явные синонимы, а страшный — это, конечно, плохой. Гладкое, действительно, как-то приятнее шершавого, а угловатое, пожалуй, менее симпатично, чем округлое.

Не особенно ясно обстоит дело с простым и сложным. Вовсе не обязательно простой — это хороший, а сложный — это плохой. И тем не менее, если мы говорим: «Он обыкновенный, простой человек», то это скорее положительная оценка, а если: «Сложный он человек, характер у него сложный», скорее отрицательная.

Сходство значений признаков позволяет всей группе дать для удобства какое-нибудь обобщенное название. Видимо, можно назвать ее группой оценки.

Во вторую группу вошли шкалы: «могучий — хилый», «нежный — грубый», «женственный — мужественный», «сильный — слабый», «горячий — холодный», «легкий — тяжелый», «громкий — тихий», «храбрый—трусливый». Этой группе придумать обобщающее название труднее. Но с известной долей условности ее можно назвать группой силы. Действительно, могучий и сильный — синонимы,

нежный и женственный, храбрый и мужественный — тоже. Громкий и тяжелый в какой-то мере ассоциируются с сильным: громкий голос — значит сильный голос, тяжелый рюкзак сильно давит на плечи.

Третья группа может быть названа группой подвижности, так как она объединяет шкалы «подвижный — медлительный», «активный — пассивный», «быстрый — медленный», «веселый — грустный», «длинный — короткий». Несколько необычно, пожалуй, только включение в эту группу шкалы «веселый — грустный». Но посмотрите на веселого человека — он подвижен, смеется, всех тормошит, а грустный сидит пригорюнившись.

Некоторые шкалы имеют переходный характер и могут быть отнесены сразу к двум группам. Так, одновременно в группу оценки и в группу силы вошли шкалы «светлый — темный», «добрый — злой» и «величественный — низменный». Это означает, что в нашем восприятии добрый — это хороший и нежный, а злой — это плохой и грубый. Так же воспринимаются и признаки светлый, величественный — темный, низменный. В группы оценки и подвижности вошла шкала «радостный — печальный», т. е. радостный — это хороший и подвижный, а печальный — плохой и медлительный. Шкала «большой — маленький» вошла в группы силы и подвижности. Следовательно, признак большой воспринимается как сильный и медлительный, а маленький — как слабый и подвижный.

Конечно, нельзя требовать от машины слишком тонкой классификации признаков по значению. Во-первых, это не является целью факторного анализа, а во-вторых, машина действовала не на основании значений признаков, а на основании средних оценок звуков речи по этим признакам. И удивительно уже то, что в общем признаки по своему значению сгруппировались явно разумным образом, не как попало. Это еще раз свидетельствует о том, что значимые средние оценки в таблице 1 — не случайный парадокс эксперимента, что они действительно отражают вполне определенную, устойчивую значимость звуков речи.

Ведь если бы, скажем, по шкале «хороший — плохой» звук X оказался «плохим», а по шкале «красивый — отталкивающий» вдруг «красивым», то это явно заставило бы нас усомниться в правильности полученных оценок. Но ничего такого, как видим, не случилось. Напротив, соседство сходных по значению признаков в одной группе как бы подтверждает «правильность» значимости звуков, измеренной по этим признакам. Звук X оказался и «плохим», и «отталкивающим», и «страшным», и «шершавым». А звук Р, например, не только «сильный», но и «могучий», и «мужественный», и «грубый». И, как показывает факторный анализ, такими «осмысленными» связями оценок пронизана вся таблица. Значит, мы на правильном пути!

Но еще не получен ответ на вопрос, который нас, конечно, особенно интересует: почему одни звуки оцениваются так, а другие иначе? На помощь снова приходит математика, и на этот раз — геометрия.

Факторный анализ дает возможность не только сгруппировать шкалы, но и определить, какая шкала в каждой группе является ведущей, наиболее весомой, группирующей вокруг себя остальные шкалы группы. В группе оценки это оказалась шкала «хороший — плохой», в группе силы — «сильный — слабый» и в группе подвижности — «подвижный — медлительный». Эти шкалы могут служить представителями групп.

Три измерения имеет трехмерное пространство. Следовательно, если в качестве измерений взять от трех групп три шкалы-представителя, то из этих шкал можно построить признаковое пространство восприятия звуков речи. А поскольку любой звук имеет на каждой из этих шкал свое место, то три координаты зададут место любого звука в этом пространстве.

На рисунке изображено пространство и для примера показано расположение в нем некоторых звуков. Изобразить таким образом все звуки затруднительно, так как их слишком много и рисунок потеряет четкость. Но каждый из вас но трем координатам легко найдет точку в пространстве для любого звука. Например, звук Л' на шкале «хороший — плохой» имеет среднюю оценку 2,1, на шкале «сильный — слабый» — 2,2 и на шкале «подвижный — медлительный» — 3,4. По этим координатам находим для него точку в пространстве.

Найдя такие точки для всех звуков, легко заметить, что звуки определенным образом сгруппированы. Например, звук Л' имеет оценки, близкие к оценкам Н', поэтому он расположится в пространстве рядом с Н. Звуки X и Щ также будут соседствовать друг с дру-

гом, но по отношению к звукам Л' и Н' займут иное место в пространстве. Противоположную область пространства займут звуки Д и Б, тоже сходные между собой. Так возникает возможность особой группировки звуков, особой их классификации по фонетической значимости.

Осознав эту возможность, мы заполняли «куб пространства» с душевным трепетом. Еще бы — возникающие группировки точек дадут нам совершенно новую классификацию звуков, которой еще не было в фонетике!

Представьте себе мое разочарование, когда я в конце концов получил примерно те же группы, на которые обычно подразделяют звуки речи на основании их физических свойств: в отдельную группу собрались гласные, выделились группы мягких и твердых, глухих и звонких, кратких и долгих согласных. Вот тебе и раз! Стоило стрелять из математических пушек по воробьям!

Но одна из особенностей научного поиска в том и состоит, что ценность находок часто обнаруживается не сразу. Теперь-то, по прошествии времени, понятно, что именно на этом этапе работы и следовало кричать: «Эврика!»

Подумайте сами, как могло получиться, что классификация, которая строилась на основании фонетической значимости звуков, вдруг оказалась классификацией по их физическим характеристикам? Ведь информанты отвечали на вопросы о том, «большой» это звук или «маленький», «нежный» он или «грубый», «светлый» или «темный», а вовсе не о том, гласный он или согласный, звонкий или глухой. Так в чем же дело?

Объяснение может быть только одно: отвечая на вопрос, «нежный» это звук или «грубый», «храбрый» он или «трусливый», «горячий» он или «холодный», информант бессознательно опирается на физические свойства звуков. А это значит, что фонетическая значимость звуков речи основана на их физических характеристиках и, следовательно, каждой признаковой шкале можно найти соответствия среди этих характеристик.

Пока не понятно, в чем суть дела? Следите за дальнейшими рассуждениями — сейчас все станет ясно.

Поиски соответствий не представили трудностей. Оказалось, что восприятие звуков по всем признакам группы силы зависит от мягкости-твердости, звонкости-глухости и высоты звуков, а расположение звуков на всех шкалах подвижности определяется звонкостью-глухостью и долготой звучания. Вот почему Щ «горячий» — потому что он мягкий и глухой, а Р «холодный» — потому что твердый и звонкий!

Продолжим цепочку выводов. Раз фонетическая значимость основывается на физических свойствах звуков, значит, она, эта значимость, не является порождением значений слов, как часто думают. Иначе говоря, звук Б не потому «сильный», что входит в слово бык или буйвол, а потому, что он твердый и звонкий. Звук М' «нежный» не потому, что входит в слово милый и мимоза, а потому, что

он мягкий. Звук Г «быстрый», потому что краткий (взрывной), а Ш «медленный», потому что долгий.

Следовательно, фонетическая значимость в общем «старше» значения слов, она в каких-то аспектах отприродна, изначальна. Так вот где скрыты истоки языкового значения!

Сразу стало ясно: идея изначальности фонетической значимости становится краеугольным камнем всей теории и указывает путь дальнейшего ее построения, представляет в новом свете весь процесс формирования и развития языкового значения вообще.

Но и это еще не все. Подумайте, какие важные сведения о значимости звуков мы получили в свое распоряжение. Ведь если в измерениях силы и подвижности фонетическая значимость порождается физическими свойствами звуков, а не значениями слов, то она будет универсальной относительно этих измерений для всех языков. И тогда для любого другого языка не нужно проводить никаких экспериментов по шкалам этих измерений, потому что и без экспериментов можно в общих чертах предсказать, как поведут себя звуки на этих шкалах. В любом языке твердые и звонкие согласные будут оцениваться как сильные, грубые, мужественные, громкие, а мягкие и глухие ~— как слабые, нежные, женственные, тихие; гласные наверняка будут медленнее, чем взрывные согласные.

Стоп! А как же тысячелетия развития языков, их своеобразие, особенности их звукового устройства? Неужели все это никак не затронуло фонетической значимости? Затронуло! И очень даже затронуло. Просто пока, если читатель заметил, все выводы делались лишь относительно двух измерений пространства содержательности звуков — силы и подвижности. Главное измерение — оценка — старательно обходилось молчанием.

А что же со шкалами этого измерения? Какие физические свойства звуков соответствуют суждениям о том, «хороший» это звук или «плохой», «безопасный» он или «страшный»? Оказывается, здесь все не так-то просто. Как я ни старался, не мог обнаружить какой-либо прямой зависимости оценки звуков на этих шкалах от физических характеристик звуков. Прослеживаются, да и то нечетко, лишь некоторые тенденции к такой зависимости. Можно сказать, например, что гласные в общем оцениваются как более «хорошие», чем согласные, но это не является правилом: гласный Ы расположен на «плохой» половине шкалы «хороший — плохой», в то время как согласные Д и Б получили «хорошие» оценки; звук Л также оценивается «лучше», чем многие гласные. Мягкость почти всегда снижает оценку согласных, но для Л и Р наблюдается как раз обратная картина: они «лучше», чем парные им твердые Л и Р. Есть некоторая зависимость оценки и от звонкости согласных: звонкие в общем воспринимаются как более «хорошие», чем глухие.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: