 |
7. На пределе терпения
|
|
|
|
И вновь среди астронавтов воцарилось уныние, тем более невыносимое, что ему предшествовала вспышка надежды…
Они покидали архипелаг, долгожданно встреченный в космическом океане, – звездную систему, которую интеллект‑ автоматы признали потенциально опасной: один шанс из миллиарда был за то, что ее светило спустя несколько тысячелетий превратится в сверхновую.
Об этом рассказал им Кей, который после встречи с Фан‑ Ортом не счел возможным более скрываться.
«Гаранты», естественно, уже знали о нем и в своем большинстве встретили с плохо скрываемой неприязнью. Среди заданных ему вопросов один был самым острым:
– До каких пор интеллект‑ автоматы будут все решать за нас?
– За вас? – удивился Кей. – Но вы не уполномочены принимать решения! Кстати, решают не интеллект‑ автоматы, а коллективный разум, воплощенный в их программу.
– А где он, этот всесильный разум?
– Он и думать о нас забыл!
– Мы для него ничто! – зашумели астронавты.
– А что делаете на сфероиде вы, не человек и не интеллектавтомат? – вызывающим тоном спросил Корби.
Вопрос не застал Кея врасплох.
– Подумайте сами. Если я ни тот и ни другой, то какова моя миссия?
– Советник при интеллект‑ автоматах?
– Они не нуждаются в советах.
– Шпион «призраков»? – с издевкой спросил Фан‑ Орт, не забывший унижения.
Кей брезгливо поморщился.
– В этом меня уже обвинял Лоор.
– А может, он был прав?
– Не говори глупости, Фан! – вмешалась Орена и, обратившись к Кею, примирительно сказала: – Извините нас за горячность и отнеситесь с пониманием. Мы пока еще молоды. Но молодость быстро проходит. Сейчас нам некуда девать энергию, а что будет через десять, двадцать, сорок лет? В отличие от вас мы не бессмертны.
|
|
|
– Не абсолютизируйте бессмертие, – проронил Кей.
– Каким бы оно ни было, мы его лишены, – буркнул Фан‑ Орт.
Если бы астронавты знали, что Кей не меньше, чем они, торопит время, что сейчас он ближе к смерти, чем любой из них! Срок, отпущенный ему, ограничивался скудным запасом аккумулированной энергии: тончайшая нить направленного излучения, связывавшая сфероид с Гемой, оборвалась…
Энергетического резерва еще хватило бы, чтобы телепортироваться на Гему, но Кей об этом даже не думал: долг обязывал его до последней минуты оставаться на своем бессменном посту. Год два, мало ли что может произойти за это время! А потом он умрет во второй раз, теперь уже навсегда.
С печалью, растерянностью и удивлением он понял, что, вжившись в «бессмертие», оказался морально не подготовлен к завершению бытия. Кей, который останется существовать на Геме, уже не тождествен ему…
Таково было истинное положение дел. Но разве он мог посвятить в него астронавтов? Тем более, что сблизиться с ними до сих пор не удалось…
На Геме между людьми и «призраками» сразу же установились гармоничные отношения. Каждый человек знал, что в будущем сам станет «призраком». Таким образом, отсутствовала почва для противостояния. Понятия «человек» и «призрак» дополняли друг друга, как две равноценных ипостаси человеческой личности.
На сфероиде все обстояло иначе. Никто из астронавтов не мог после физической смерти стать «призраком», в этом случае нарушилась бы чистота эксперимента, проводимого коллективным разумом.
Вероятность того, что на планете, которая приютит «эмбриональное» человечество, существует природный источник волн Беслера, была ничтожна: этот феномен возник в результате катастрофы, постигшей Гему. Но не слишком ли дорогую цену пришлось заплатить предкам за «бессмертие» немногих уцелевших потомков?
|
|
|
Коллективный разум создал проект глобального преобразования энергии ядерного синтеза в энергию беслеровых волн. Этот проект был заложен в программу интеллект‑ автоматов, но из‑ за множества первоочередных задач его реализацию придется отложить на несколько поколений, так что обрести «бессмертие» смогут лишь праправнуки первых аборигенов новой Гемы.
Вот почему и астронавтам – невольным участникам эксперимента – уготовили незавидную участь смертных. Была тому и другая причина: энергии беслеровых волн, передаваемых с Гемы, на всех обитателей сфероида все равно не хватило бы. Кстати, по этой же причине жизнеобеспечением людей и эмбрионов занимались электронные интеллект‑ автоматы, а не сами «призраки». На одного из них – Кея – энергии хватало, но лишь до тех пор, пока не вмешался неучтенный фактор.
Ирония судьбы заключалась в том, что если Кей не доживет до конца эксперимента, то сам эксперимент потеряет всякий смысл. Этого, тем более, не следовало знать молодым людям, безосновательно считающим себя гарантами.
Ошибка была допущена с самого начала. Кто в ней виноват, Орт, скрывший от астронавтов свои истинные планы? Но он и сам не представлял всей правды: по сути с ним поступили таким же образом, поскольку доверия «призраков» он не заслуживал. А винить коллективный разум вообще бессмысленно: его логика недоступна индивиду.
И все же Кей не мог не спрашивать себя: как совместить высокие моральные принципы гемян, их совершенное представление о вселенской сути добра, с безжалостным экспериментом над теми, от кого он, «шпион призраков», сначала предпочел скрываться, а затем, опоздав, так и не смог добиться доверия?
Поколение, лишенное корней, продолжающее расплачиваться за ошибки отцов, – такими представлялись астронавты Кею, и он испытывал к ним чувство жалости. Даже к Фан‑ Орту…
На экране светозара медленно угасала звезда, с которой было связано столько несбывшихся ожиданий.
– Хочется разбить его вдребезги! – в сердцах проговорил ФанОрт, глядя на тускнеющую точку.
– Замолчи, Фан! Ты невыносим, – борясь с раздражением, откликнулась Орена.
– Мне плохо, Рен. Ты мой единственный друг, я люблю тебя. А ты отказываешься стать моей женой!
|
|
|
– Ох, Фан! Тебе же известно, что только на новой Геме…
– Кто выдумал этот идиотский запрет! И что произойдет, если мы его нарушим?
– Нельзя, Фан! – твердо сказала Орена. – Нашему примеру последуют другие, начнут рождаться дети. Интеллект‑ автоматы всех не прокормят.
– А как же было на Космополисе?
– Его уже нет, Фан. Ты сам это много раз повторял.
– Просто ты меня не любишь, – поджал губы Фан‑ Орт.
– Неправда, люблю. И мне тоже тяжело. Но приходится терпеть. Год, самое большее – два, и мы начнем новую жизнь.
– Год или два… Откуда ты знаешь?
– Не может же так продолжаться без конца. Вот и Кей сказал…
Фан‑ Орт инстинктивно напряг мышцы.
– И ты веришь этому «полупризраку»?
– А он ничего и не обещал наверняка. Но по вероятностным оценкам…
– Знать не хочу никаких вероятностных оценок! Нужно действовать, а не полагаться на случай!
– И действуй! – рассердилась Орена. – Ты же «сверхчеловек»! А я буду ждать…
Прошло шесть лет. Они все еще странствовали по Вселенной, и не было конца их блужданиям. За это время не произошло ни одного серьезного происшествия, за исключением нескольких метеорных атак, отраженных автоматами, и встречи с космическим кораблем, который проплыл мимо параллельным курсом, не ответив на сигналы, но самим своим появлением опровергнув миф об уникальности разума, что вызвало бы шок у профессора Орта и отнюдь не улучшило настроения астронавтов: экипаж корабля, судя по всему, был мертв…
– Скоро и мы начнем умирать, – сказал Фан‑ Орт на очередной встрече в конференц‑ зале.
Он уже не выглядел юным богатырем. Сгладилась лепнина мышц, опустились плечи, исчезла гордая осанка, отяжелела фигура, движения сделались не нарочито, а привычно медлительными.
– Умирать? – переспросил один из астронавтов дрогнувшим голосом.
– Мы не замечаем недомоганий и болезней, потому что интеллект‑ автоматы подавляют их в зародыше. Пока это им удается. Но время возьмет свое. Наши организмы изнашиваются, мы стареем. Наступит день, когда уберечь нас окажется невозможно. Тогда‑ то мы и начнем умирать один за другим. Наши тела будут выброшены в космос. И твое, Виль, и твое, Корби, и твое, Агр… А сфероид с миллиардами мерзлых икринок продолжит полет без нас. Интеллектавтоматы вздохнут с облегчением: хлопот у них убавится.
|
|
|
Слова Фан‑ Орта подхватил агроном Виль:
– Выметут нас, словно мусор, это уж точно! Вспомните, какой отвратительной пищей они нас кормят. Зачем, спрашивается, я занимаюсь посевами и уборкой урожаев? Говорят, синтетика богаче витаминами и более калорийна. Но с этим еще можно поспорить!
– А кто нам мешал приготовлять пищу из природных продуктов? – бросил реплику Эрро.
– Не мне же этим заниматься! – парировал Виль.
– Да разве дело только в пище? – вступил в разговор архитектор Агр. – Интеллект‑ автоматы бесчувственны. Их ничто не волнует, лишь бы выполнялась программа. А мы потакаем им буквально во всем. Вспомните: вначале мы еще пытались что‑ то переделывать по своему вкусу. И всякий раз спорили. Одни говорили: стало лучше, другие – нет, гораздо хуже. В конце концов, не найдя согласия, махали рукой, позволяя интеллект‑ автоматам восстановливать первоначальный вариант. Их вариант!
– Вот‑ вот! Мы дали им себя закабалить! – вставил Корби. – А я ведь предупреждал: интеллект‑ автоматы низведут нас до животного состояния! Они шпионят за нами, в их власти наше здоровье и сама жизнь!
– Интеллект‑ автоматы заботятся о нашем благополучии, возразила Орена. – А вы вместо благодарности…
– О какой благодарности ты говоришь? – раздраженно перебил ее Фан‑ Орт. – За что мы должны их благодарить? За деловые игры, которые не имеют отношения к настоящему делу? Или за то, что все наше существование – нелепая игра? Мы ищем, чем бы полезным заняться, и не находим. Но упрямо притворяемся друг перед другом, что нашли, и делаем бесполезное. Нас готовили к опасностям, неожиданностям, подвигам. А чем занимаемся мы?
Поднял тонкую руку Эрро.
– От кого же зависит, как мы проводим время? От нас самих! Мне, например, не приходится притворяться. Я работаю и счастлив своей работой. Вы бы знали, какие обобщения удалось сделать!
– Бросьте, Эрро! Кому нужны ваши обобщения? – не скрывая враждебности, процедил Фан‑ Орт. – Работа ради работы и все впустую!
– Почему впустую? Для будущего человечества…
– Человечества? Ха‑ ха!
– Надоели сказки, – язвительно хмыкнул Корби.
– Дайте же договорить… – запротестовал Эрро, но его слабый голосок потонул в шуме.
Конференц‑ зал, бывший Мемориальный отсек, был сооружен с размахом. Когда‑ то он полнился людьми. Сейчас же большинство мест пустовало.
|
|
|
Говорить громко не было надобности: смонтированная еще при Лооре и усовершенствованная интеллект‑ автоматами информационно‑ акустическая система доносила до слуха каждого из присутствующих в зале самый тихий шепот с любого места. В спинки кресел были встроены видеоэкраны, позволявшие видеть лицо говорящего крупным планом.
Но сейчас своды конференц‑ зала резонировали от крика, а на экранах беспорядочно мелькали разгоряченные лица. Всем не терпелось высказаться. В слитном гуле голосов прорезались отдельные фразы:
– Почему мы должны подчиняться замыслам гемян, которые были такими же людьми, как и мы?
– Мы тоже имеем право на счастье!
– Должны же учитываться наши интересы!
– Сколько можно терпеть?
– Долой засилье автоматов!
Фан‑ Орт властно взмахнул рукой, и шум утих.
– Нас принесли в жертву амбициям! – воскликнул он.
– Что ты, Фан, – склонилась к нему сидевшая рядом Орена. Ведь мы выполняем волю твоего отца!
– Говори громче, пусть слышат все! Признаю, в авантюру втравил нас профессор Орт, мой отец. Но так ли он представлял себе нашу эпопею? Нет! Однако допустил просчет. Ему надо было предвидеть, что пресловутый коллективный разум гемян исиспользует его замысел в своих целях. Судите сами. Мы миновали восемь звездных систем. Всякий раз интеллект‑ автоматы выводили сфероид на внешнюю орбиту, и мы месяцами болтались вокруг светила. Зачем? Да затем, чтобы, так ничего и не разузнав, отправиться в дальнейший, столь же бесплодный, поиск.
Фан‑ Орт перевел дыхание. Воспользовавшись паузой, Эрро заспорил:
– Это вынужденная мера. Интеллект‑ автоматы не имеют права ошибаться. А чтобы исключить ошибку, надо получить максимум информации…
– На это могут уйти столетия! – не дал ему договорить Фан‑ Орт. – Интеллект‑ автоматам спешить некуда, у них в запасе вечность.
– До сих пор мы честно выполняли свой долг! – увещевал Эр‑ ро. – Не будем же противопоставлять наши интересы интересам человечества!
– А мы и есть человечество! – выкрикнул Виль.
– Неправда, мы лишь крупинка человечества.
– Ничего подобного! – поддержал Виля Корби. – Гемяне остались на Геме. Здесь мы, и только мы. Эмбрионов в миллионы раз больше, это верно. Однако они не люди, и станут ли ими – еще вопрос!
– Но согласно программе…
– Нечего молиться на программу, – оборвал астрофизика Фан‑ Орт. – Она составлена людьми, которые не умнее, не образованнее, не мужественнее нас!
– Эти люди обладали коллективным разумом! – напомнил Эрро.
– А что такое коллективный разум? Всех под один уровень, и умников и глупцов. Среднее арифметическое! Торжество посредственности!
– Но это же чушь! – возмутился Эрро.
– Вы‑ то почем знаете? – глумливо спросил Фан‑ Орт.
Или сами… плод коллективного творчества? Ну‑ ну… есть на что полюбоваться!
Раздался смех. Эрро привстал, беспомощно огляделся, ища сочувствия, но увидев, что большинство против него, молча опустился на место.
Когда смех отзвучал, послышался звонкий голос:
– Простите нас, Эрро. То, что сказал Фан‑ Орт, недостойно порядочного человека. Надеюсь, он извинится перед вами.
И, гордо неся все еще прекрасную головку, Орена покинула конференц‑ зал.
Конечно же, Фан‑ Орт и не подумал извиниться перед Эрро. Понимал, что из тактических соображений надо это сделать, но не мог переломить характер. Поступок Орены он воспринял как предательство, удар в спину. Впрочем, она давно симпатизирует Эрро. Может быть, больше чем симпатизирует?
Их отношения давно утратили пылкость. Оба все еще считали, что любят друг друга, но сама любовь стала чем‑ то обыденным, пресным, не способным ни вдохновлять, ни вызывать восторг. Но еще могла причинять обиды…
«Никогда не прощу ей этого! » – мысленно твердил Фан‑ Орт, сознавая, однако, что Орена не только не попросит прощения, но и не сразу простит его самого.
Погруженный в мрачные раздумья, он ступил через порог своего жилища и замер: в кресле у окна, выходящего в цветущий псевдосад, сидел мужчина.
Это был профессор Орт.
|
|
|
