Тень Карла Мая и «адамическая» сюжетная линия

Оба увлечения, проходящих через всю жизнь Волльшлегера, — интерпретация творчества Карла Мая и Густава Малера, — нашли отражение в романе «Листва сердца».

Волльшлегер, одновременно с Арно Шмидтом, впервые привлек внимание исследователей к романам Карла Мая (1847—1912), который ранее считался автором второсортной литературы для подростков. Волльшлегер исследовал тексты Мая с точки зрения психоанализа и потом сделал их материалом для разработки собственной концепции искусства. По мнению Волльшлегера, именно тяжелые психические травмы, пережитые Маем в детстве и юности (нелюбовь матери, крайняя бедность, ранняя слепота, длившаяся четыре года, отсидки в тюрьмах за воровство) способствовали тому, что Май начал создавать в своем воображении фантастические миры и позже сделался очень популярным (и состоятельным) автором авантюрных — в частности, «индейских» — романов. Волльшлегер пришел к выводу, что искусство вообще представляет собой один из способов борьбы с психическими травмами, и метафоры — средство, помогающее закамуфлировать трагические переживания, какие-то табуированные моменты прошлого, неотступно мучающие человека. Но случай Мая особенно интересен тем, что после первого путешествия на Восток, которое Май совершил уже в пожилом возрасте, в 1899—1900 годах, тоже на пике острых конфликтов с издателями и с собственной женой, писатель, неожиданно для себя переживший тяжелейший внутренний кризис, начал писать совершенно по-новому. Его поздние большие по объему романы (не переведенные на русский язык) — религиозно-философские сказки (как называл их сам Май), разрабатывающие концепцию новой морали, описывающие путь развития личности, который может привести ее к гармонии с другими людьми, другими народами и природой: эти идеи, изложенные в самобытной и по-своему совершенной художественной форме (прежде Маю не свойственной), не утратили значимости и сегодня. Кроме того, Май во многом предвосхитил идеи Фрейда: его персонажи являются двойниками самого автора и воплощают разные части его личности. Например, в романе «Мир на земле» о Валлере (двойнике Мая) говорится: «Дело обстоит так, как если бы он состоял из себя самого и еще двух других существ, которые борются друг с другом за его мышление и чувствование»¹⁶.

В «Листве сердца» Май неоднократно упоминается, скрываясь под легко расшифровываемой аббревиатурой «Г.М.» или прозвищем «Старик». Когда в первой части романа Адамс в присутствии госпожи Симон разбирает коробки со старыми записями и фотографиями и она, указывая на фотографию Мая в Паданге, в Индонезии, в 1899 году (во время судьбоносного путешествия), спрашивает, кто это, он отвечает: «- может быть: это, в конечном счете, изображение меня -» (с. 67). Он имеет в виду, что запечатленная на фотографии, рядом с писателем, молодая женщина — его мать, тогда уже им беременная; что он — незаконный сын Мая. «Большое Путешествие Старика» упоминается — в романе — в контексте рассказа о том, как ученик Адамса, В., собирал относящуюся к этому событию документацию (с. 303, 428—436). Однако и Галланд носит на своем галстуке, как украшение, скарабея, некогда принадлежавшего Маю, «этому саксонскому поэту, который близок вам не только в духовном, но и в телесном плане» (с. 326). Согласно Волльшлегеру, типологически сходная с Галландом фигура Аримана Мирзы, «князя теней», в романе Карла Мая «В царстве Серебряного Льва» воплощает «инфантильный образ отца»¹⁷.

История Адама играет центральную роль в позднем творчестве Мая и отражается во многих его произведениях. По Маю, Адам потерял рай потому, что захотел власти, в материальном и духовном плане, захотел «быть, как боги». Адам должен вернуться к любви, к невинности детства, и создать рай на земле. Одним из таких «Адамов» является персонаж драмы Мая «Вавилон и Библия» Абу Киталь (арабск. «Отец борьбы») — обманутый злыми силами шейх племени ан'алла (арабск. «я подобен Богу»). Но ведь и Адамса в «Листве сердца» зовут Михаэль, что по-еврейски означает «Тот, кто подобен Богу». В момент заключения договора с Галландом он соблазняется именно возможностью (духовной) власти над своими читателями. В одном месте повествования он даже говорит о сочиняемой им книге так: «38 страниц власти за последние дни» (с. 276; курсив мой. — Т.Б.). Будучи писателем, он именно поэтому чувствует себя богом-творцом (с. 140):

этот Универсум под моими руками: я думаю о прахе, и он живет: пробирается вперед, выползает — и кружится: на какое-то время движение: туман от тумана букв: потухнет со мной — посредством меня, ведь Перводвигатель — я: удивительнейшая не-успокоенность мешает мне перейти к покою — перестать думать…

 

В романе Мая «В царстве Серебряного Льва» рассказывается о борьбе против «ветхого Адама, которого нужно сбросить с себя, чтобы на его место пришел другой: лучший и более праведный»¹⁸ [18] Karl May. Gesammelte Reiseerzählungen, Bd. XXVIII. Im Reiche des silbernen Löwen III. Freiburg 1902, S. 113. См. также: Hermann Wohlgschaft. «Und Friede auf Erden!». Eine theologische Interpretation. JbKMG 1989, S. 112.. Такой же процесс описывается и в романе Волльшлегера, причем одним из важнейших импульсов к перемене становится осмысление Адамсом рассказа о путешествии Мая и пережитом им кризисе (с. 431):

«- это потопление Ветхого Адама -» в Красном море «- с помощью корабельного каменного угля, утащившего его на дно —: но кто и кого -» кто — кого «ах нет, простите: что это я говорю — там написано «прежнего Карла» -» в сентябрьском письме Плёну…

 

Адамс ссылается здесь на подлинное письмо Мая, которое цитируется в статье Волльшлегера о хронологии того судьбоносного путешествия: «Мне на корабле столь многие полюбились, хотя я теперь уже полная противоположность прежнему Карлу. Тот с большой торжественностью был мною утоплен в Красном море, с помощью корабельного каменного угля, утащившего его на дно … (письмо Плёну, 16.9)»¹⁹ [19] Hans Wollschläger, Ekkerhardt Bartsch. Karl Mays Orientreise 1899/1900. Dokumentation. JbKMG 1971, S.181.

[20] Отсылка к библейскому рассказу о Сотворении мира: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою (Бытие 1:2)..

Другим таким стимулом становится музыка, и именно музыка Густава Малера (речь идет о Третьей симфонии), которая, в сочетании с природной грозой, позволяет Адамсу почувствовать легкость, счастье единения с миром (с. 465—466, 479):

«Счастье, которое в чистых звуках -»: да, в самом сокровенном — единосущность со Всем —: и я провалился обратно в сон, который был блаженством <...> и само тело носилось над водою²⁰ —: вся чернó шелестящая бумага — ее пустыня и пустота — хаос всей ее тьмы: внезапно оказались подо мной: облетели с меня: и далеки теперь, почти как годы — световые годы — которые длиннее, чем жизнь —: всё это теперь багатели — воплощение мелочности, как песок меж пальцев — Другое теперь — Нуль и Не-Я… <...> на мгновение вспыхнувший отблеск единосущности даже времен в искусстве…

 

В результате вообще исчезает понятие «врага» и меняется отношение Адамса к Галланду (с. 471):

«Он — его голос, то смехотворный, то отвратительный -» я, апологетично «- представляет собой — да, нечто вроде голоса Целостного Мира, оглушающего меня со всех сторон — и я ищу в нем следы человечности, которую мог бы ощутить как пусть и отдаленно, но родственную мне —: отказавшись от такого поиска, я предам Целостный Мир -»

 

Речь идет действительно о новой картине мира, видимо, не имеющей ничего общего с гуманизмом «ветхого Адама», который верит в творимый человеческими руками прогресс и потому ощущает себя равным Богу (с. 482):

«- нет, это есть: что-то наподобие Внутренней Эмиграции: к — в -» отрешенно «- по большому счету, в другой Универсум — который вплотную «примыкает» — примыкает к Здесь и Сейчас -» и, все более длинными мысле-прыжками удаляется от них «- в Другую Возможность строить Подлинное-Бытие…»

 

В свете этой мысли уже трудно различить, идет ли речь об истории конкретного человека, Михаэля Адамса, или об истории послевоенной Германии, пытающейся преодолеть концепцию «врага», или об историческом пути всего человечества. Впрочем, такое переплетение мотивов было характерно и для позднего Мая, о котором Волльшлегер пишет: «Даже мельчайшая из его историй должна была стать Всемирной Историей»²¹ [21] Hans Wollschläger. «Die sogenannte Spaltung des menschlichen Innern, ein Bild der Menschheitsspaltung überhaupt», S. 81—82.

[22] Hans Wollschläger. Erste Annäherung an den «Silbernen Löwen», S. 115.. И в другой статье: «В его позднем отождествлении индивидуальной судьбы и человеческой истории, кажется, выражено даже прозрение о скрещении филогенетических и онтологических энергетических полей этих сил»²². Интересно, что именно такую книгу хочет написать — о чем он говорит в конце романа — Михаэль Адамс (с. 411):

«Прощание» — Вторая книга —: вчера я набросал ее план… <...> к истокам всей государственной структуры: в древнейшую первобытность Начала — в архаичность всякого чувственного восприятия: потом оттуда, двумя линиями, всё дальше, вплоть до Здесь и Сейчас: История и Психология — фило- и онтогенез: и наконец — труднейшая форма, стретта — как доказательство идентичности их обеих… <...> но и Ж.О. <жизнеописание. - Т.Б. > должно двигаться дальше — выбраться из примечаний — величаво и спасительно вернуться обратно в Миф, из которого я выдираю Другое: потому что там еще сохраняется всё, не утраченным для меня…

 

Создается впечатление, что, хотя роман Волльшлегера кажется незаконченным, в нем все эти задачи были выполнены: только большая история и история жизни Адамса показаны не в виде «двух линий», а пунктирно. Мы узнаем достаточно подробностей относительно жизни Адамса, начиная с его раннего детства, и очень много — об истории Германии, с начала XX века (Адамс родился в 1900 году). Узнаем, например, о деятельности народных песенных хоров (накануне Первой мировой войны и в Веймарской республике), способствовавшей вызреванию националистически-милитаристских идей… Что же касается истоков истории, то и их Волльшлегер связывает с появлением «отцовской» деспотической инстанции, с первым кризисом, нарушившим идиллию безусловной взаимной любви (с. 202):

Природа вообще — она, наверное, и была началом: а потом появились признаки принятой на себя Пра-Катастрофы расщепления инстанций — начала психоза человечества…

 

Человек Адамс в какой-то момент отказывается подчиняться авторитету своего официального отца, вообще «отцов» (с. 364):

старый человек: глубоко сзади подо мной: совершенно потаенно он там себе поживал — подглядывал и шпионил за мной: неотразимый подлец: с изжелта-бледным лицом: фельдфебель — лейтенант — капитан, который: в резерве: в глубоком тылу в — внизу на задворках дома —: нет, никогда больше не будет надо мной — никогда больше — отныне и никогда больше не будет над.

 

Человечеству в целом еще только предстоит пройти такой путь…

Интересно, что идея подобной книги впервые рождается у Адамса в разговоре с женщиной, фрау Симон, — ведь речь идет о формировании нового, более мягкого, «женственного» варианта мировосприятия (с. 192):

«Это: будет нечто очень трудоемкое, фрау Симон -» дознание относительно пра-жизни нас всех — «- большая притча о характере человеческого рода -»: штуковина наподобие описания Пра-Причины Смерти, общей для нас: на крепкой бумаге в картонном переплете: Для Немецкого Дома…

 

И вообще, все женщины в этом романе похожи, как похожи они и у Мая, который, по мнению Германа Вольгшафта, в своих романах заложил основы «феминистской теологии»²³ [23] Hermann Wohlgschaft. «Babel und Bibel». Ansätze zur «feministischen Theologie» im Erlösungsdrama Karl Mays. JbKMG 1991.

[24] Andreas Weigel. Fortsetzung fehlt. Einhändiger Applaus. In: Falter. Stadtzeitung Wien. Nr.51/52 1997. Kultur. S. 98.

[25] Вольфганг Фортнер (1907—1987) — немецкий композитор, дирижер, педагог; автор опер, балетов, инструментальных произведений. Герман Шерхен (1891—1966) — немецкий дирижер, особенно активно исполнявший новейшую музыку XX века.

[26] Песня Малера «Побудка» (Revelge) из цикла «Волшебный рог мальчика», две строки из которой цитируются ниже (братья, густо посеянные, / они лежат, как скошенные…). В песне мертвый солдат на время оживает и вместе с живым товарищем совершает путь назад в пространстве и времени — к полю битвы, на котором он пал, и к дому возлюбленной, с которой прощался утром того дня, когда был убит.

[27] Статьи самого Волльшлегера о Густаве Малере собраны в опубликованной посмертно книге «Другой материал. Фрагменты о Густаве Малере» (Der Andere Stoff. Fragmente zu Gustav Mahler; Göttingen 2010).

[28] Текст опубликован на задней обложке романа..

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: