Тень Густава Малера и детали композиции
⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 4 Андреас Вайгель, автор монографии о «Листве сердца», в тексте «Продолжение отсутствует. Однорукие аплодисменты» (1997) писал24: Вольшлегер, который изучал композицию у Вольфганга Фортнера и дирижерское искусство — у Германа Шерхена25, намеревается создать «особый язык, соответствующий музыкальному языку Малера»: «В нем будут применяться композиторские методы, происходящие из канона музыкальных форм. Это означает, среди прочего, что слова, группы слогов и слов будут использоваться как тематический материал. Например, как модальные фигуры — с богатыми взаимосвязями, повторяющиеся вновь и вновь. Ритмы и темпы, сжатия в проведении голосов, основы последовательно развивающейся формы здесь тоже из формальных представлений о музыке переносятся в прозу, которая, может быть, благодаря этому обретет полифоничность, какой нельзя добиться, прибегая лишь к инструментарию традиционного повествования».
Высказывания такого рода можно найти и в самом романе, который весь пронизан отсылками к музыкальным произведениям Малера (скрывающегося под аббревиатурой «Г.М.»), чье мировидение, как считает Адамс, близко его собственному. Речь идет о пограничной ситуации, об угрозе гибели «гуманистической» цивилизации и связанного с ней искусства (с. 478, 480, 485, 488): «- в последние пятьдесят лет высокая музыка говорит только о собственном конце -» и эта песня — с этим местом посередине26 «- уже сама по себе есть конец всех песен и всякой камерной музыки: мгновение, когда память искусства, вслушивающегося в прошлое, вспоминает о своем будущем -»: братья, густо посеянные, / они лежат, как скошенные … <...> Другая Музыка27 — я: должен над ней работать — довести до конца старую работу, эту среди прочих: о грамматике Девятой симфонии: о ее речевом стиле — ее бесконечно сокровенном интерлинеарном говорении… <...> Это чудовищное вторжение смерти в начальную часть —!: да, но уже не просто в роман с героем и миром, а в саму Абсолютную Музыку — в формальный процесс проведения темы … <...> эта часть <третья часть, имеющая подзаголовок "Рондо. Бурлеска". - Т.Б. > оспаривает — как ничто другое у него — способность материала, из которого состоит целое, к изменению: форма фуги отбрасывает всякое искусство вариации и заставляет тематические образы оцепенело пребывать во все том же — в постоянно обновляющемся, но вертящемся, как мельница, Повторении…
Главное место в романе занимает диалог двух голосов: Фауста (Адамса) и Мефистофеля (Галланда). О Галланде Волльшлегер (в предваряющих выступлениях перед чтением отрывков из романа) высказывался так28: «…он меняет краски своей сущности, как краски оркестровой инструментовки, и прячет свое дьявольское естество под маской стиля, выныривающего в разные эпохи, — стиля, в котором соединяются барочная избыточная красивость и продувное фразерство». В романе же сам Галланд при первой встрече характеризует себя главным образом как «авторитарно-отцовское» начало (слушая его, Адамс вспоминает слова своего «официального» отца; с. 342—343): всё продается, что бы ни — эй, ты слушай! — нужно лишь иметь деньги, ничего кроме денег, запомни, парень, и будь их у меня больше — я бы даже купил тебе Ка упил29 [29] В оригинале: «Ka ufe». Возможно, тут можно подумать и о «Ка» — одном из двойников человека, согласно представлениям древних египтян. [30] Девтерагонист (от греч. δευτεραγωνιστής < δεύτερος, "второй", и αγωνιστής, "актер"): в древнегреческом театре - второй из трех актеров, исполнитель неглавных ролей. бы — даже Ка даже — ах, даже — я — я —: Я?: всегда к Вашим услугам, как и положено: Девтерагонист30, смиренный, но деятельный: или, если выражаться по-музыкальному, субдоминанта нашей теперь уже предустановленной гармонии…
Все мотивы книги действительно вертятся, бесконечно повторяясь, как фрагменты в калейдоскопе, и далеко не с первого раза можно понять, что всё было сказано уже в самом начале: об обреченности антропоцентрической картины мира, о желании вернуться к первоистокам, точнее — «к восстановлению — чего —?: Измененного Первоистока» (с. 287). А между тем, на это намекает уже самая первая фраза дневника Адамса (с. 13): «Уссул — одно из первых слов, которое когда-нибудь станет последним… <...> когда Начало и Конец вернутся друг в друга». Дело в том, что в романе Мая «Ардистан и Джиннистан» Уссул — болотистая страна, где существует изначальная и самая примитивная форма человеческого сообщества. На последней же странице романа о «конце истории» говорится еще конкретнее (с. 532): уже устало начиная с 60-й стр.: писал о скукоживании рационализма после времен коллективно-криминального отношения к истории: церкви, секты, всякого рода костюмированные праздники и карнавалы: проскинеза31 [31] Проскинеза (греч. Προσκύνησις) — поклон до земли (с последующим целованием ноги): форма приветствия царя, принятая в Древней Персии. [32] Слово (франц.) — смерть (арабск.). перед «Идеальным» —: но и это всё обломилось, это тоже — ничего не осталось — кроме обломков <...> Смерть — смерть в — мертвечине искривленных мыслей: из поседевших волос — из старческого ожесточения: шелуха слов — самая пустая из всех: mot — el mot…t,t. 32
Была, впрочем — еще раньше, — высказана и надежда, в связи с рассказом о путешествии Мая, которое привело к изменению его мировидения (с. 433—434): «И все же, такое вполне может быть: что это недельное Водное Бытие запустило процесс регрессии -» неудержимое погружение в раннюю историю души — к истокам Рождения и Катастрофы «- ведь близость к этим истокам в символике сновидений обычно и выражается через образы воды -»
Запоздалая стретта Для того, чтобы осуществилась программа задуманной Адамсом необычной книги, не хватало только «стретты», сводящей все мотивы воедино на небольшом пространстве, уводящей их в мифологию. И такую стретту Волльшлегер действительно написал, но лишь в 1987 году, через пять лет после публикации романа (с тех пор ее принято публиковать вместе с основным текстом). Речь идет о VI тетради «Листвы сердца» с заголовком «Энума элиш» («Когда вверху…»: название вавилонского эпоса о сотворении мира). Этот текст занимает всего 8 страниц и озаглавлен так: «I. Вечер «. Текст представляет собой как бы описание сновидения о земном странствии (человека или человечества): сновидения, в котором виртуозно соединены мотивы романа «Листва сердца», дневников Мая (относящихся к путешествию 1899—1900 годов) и его поздних произведений, песенных циклов Густава Малера и вавилонской мифологии. Всё это соединено в одно целое образами плавания, пустыни и руин, но, главное, воды.
Цитируемые в начале главы строки мифа непосредственно переходят в личное (сновидческое) переживание (с. 535—536): Когда вверху не названо небо, а суша внизу была безымянна 33 [33] Первые две строки «Энума элиш», вавилонской поэмы о сотворении мира (Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии. М.: Алетейа, 2000, с. 35; перевод В. Афанасьевой). [34] В подлиннике: ver mummu mmend. Мумму в поэме «Энума элиш» — советник божества-прародителя Апсу, олицетворенной первозданной стихии. [35] В подлиннике: Wirwarr, Мы-варр. Варр (Warr) — проход между скалами, усыпанный обломками скал, который описывается в романе Мая «В царстве Серебряного Льва». О символическом значении этой местности см.: Hans Wollschläger. Das «Hohe Haus»: Karl May und das Reich des Silbernen Löwen. JbKMG 1970, S. 118. [36] Мартин Хайдеггер. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997, с. 284 (перевод В.В. Бибихина). [37] См.: Hans Wollschläger. Das «eigentliche Werk»: Vorläufige Bemerkungen zu «Ardistan und Dschinnistan» (Materialien zu einer Charakteranalyse III). JbKMG 1977, S. 69. [38] Слова — божественные (нуминозные) силы (лат.). Дальше приводятся аккадские слова вперемешку с их переводами. [39] Мейер Ссагиб (Meyer Ssahib), как я думаю, — выдуманное Волльшлегером имя, но оно может быть навеяно путеводителем «Meyer», которым пользовался во время своего путешествия Май, как указывает сам Волльшлегер (Hans Wollschläger, Ekkerhard Bartsch. Karl Mays Orientreise 1899/1900.Dokumentation. S. 165). Слово сагиб значит «господин» (так на Востоке именовали знатных европейцев).
[40] См. об этом: Hermann Wohlgschaft. Mays Droschkenparabel und das Enneagramm oder Die Gottesgeburt in der Seele des Menschen. JbKMG 1999, S. 298—301., когда пра-несущность, жижа отстоя, низинно-болотно клубилась, себя — нет, не так
когда фундамент и твердь небес, на блеклом круге земном, у края воды, сотрясшись, смешались, не-будучи формой, а только Льдом и Духом, друг друга МУММУфицируя34; когда огромно-безумно ВашВарр35, прибыток Праморя, при.. — нет, не так — в — раз..
когда нисходящие и восходящие водные массы перемешались настолько, что невозможно было увидеть глазами землю, а гром, он последний багрянец на горизонте тьмою окутал, — мы поплыли: смутно в — отплыли мы в: в Тесноту и Смутность, пусто-пустынные… <...> «- видишь ли ты хоть что-то -?»: ее горький, сине-зеленый взгляд светится в темноте, за штурвалом: ничего пока, нет ничего — Ориент.. ир это мы: безнадежно заблудшие…
Это начало напоминает хайдеггеровскую идею о том, что «Сущее, присутствие брошено, не от себя самого введено в свое вот «36. Роман Мая «Ардистан и Джиннистан» тоже начинается с того, что герои (на планете Ситара) попадают на корабле «Виладе» (Wilhade, арабск. «Рождение») в болотистую и примитивную страну Уссул (Ussul, арабск. «происхождение, первоначало»)37. Судно — в романе Волльшлегера — тем временем движется дальше, к берегам Египта, к Каиру (где побывал в свое время Май). Признаки описываемой ситуации — безъязыкость, отсутствие ориентиров (с. 536): в именах растворено: nomina — numina 38: но уже среди влажных теней вздымаются из глуби: наносы, глина слогов, от которой я взял: охая, смешиваются: achamisch — друг с другом: elisch, schaplisch — где я — ajjakam?: ammakam, annakam — там, здесь: еще подтекают: а когда, и как долго — mati, adi mati?: Жужжат невнятно: теперь, тогда — anumma, inumischuma: вдруг всё стареет — на годы стареет — отзывается эхом: позже — warkanu: ultu ulla — с незапамятных пор
Сразу после этого картина резко меняется, и говорящий временно оказывается в роли опекаемого «отцовской инстанцией» ребенка, несмышленыша (с. 537): Сейчас время к полудню — нет, не так — раньше, еще до полудня: ровно через семнадцать часов, именно столько времени я, смертельно усталый, спал: стюард разбудил меня, показал знаком, чтобы я прошел мимо него в дверь: и там гигантом высился, в тропически-белом костюме, крепкий мужчина — «Консул Мейер Ссагиб»39: кто ж ты таков — вы — вы —: «Представитель Его Величества нашего всемилостивейшего императора, который хотел бы осведомиться о настроении нашего юного кругосветного путешественника -»: я смутился — кто хотел? император — или он?: от него несло кисловатым выблеванным шнапсом: «- ну-с, малыш -» и клубы дыма от его трухлявой сигары — я»- прекрасное путешествие — на нашем прекрасном корабле -»: я так перепугался: что, словно в панике — мимо него — и на верхнюю палубу, но там он меня догнал… <...> мы с ним: ехали на дрожках через убогий город: и через грязный рынок… <...> я в конце концов начал обращаться к нему «Дядя Тедди»: уверенно шел, держа его за руку… <...> «Адье — малыш -» он: и отдал мне честь, словно капитан: он и был им — да, и еще агентом пароходства, которому принадлежит это судно…
Здесь важно упоминание поездки на дрожках. Потому что Карл Май в докладе 1908 года «Три человеческих вопроса: Кто мы? Откуда мы? Куда направляемся?» изложил собственную притчу, согласно которой дрожки — это тело человека; лошади — движущая телом сила, анима (душа); а кучер — дух: «Человек хотя и имеет собственную душу, но духа поначалу не имеет. Дух формируется лишь постепенно, по мере того как душа развивается в школе жизни»40. В данном случае рассказчик не правит сам лошадьми, то есть еще не имеет духа. В «дяде Тедди» я склонна видеть олицетворение смерти (от немецкого Der Tod, «смерть»). Я пропущу описание странствия вдоль жарких берегов, где царят тиф и чума, они содержат отсылки к дневникам Мая, цитату из его описания Красного моря… а дальше корабль приближается к Фарсану, к Персии. Рассказчик теперь целыми днями и ночами не покидает палубы (с. 541): «- чего же ты ищешь — что: видишь -?»: ветер налетел: но как из раскаленной печи: и все разбежались по теперь уже не столь гнетущим каютам: «- ты, может, желаешь стать темным, как араб, что?: ты слышишь — берегись, мальчик -»: что — что же я слышал?: что искал — видел? ясновидяще-яснослышаще искал: над качанием легко колеблемых волн: Всё и Всех: «- чего ищешь ты -?»: le mot — el mot 41 [41] См. примеч. 33. [42] Что ты ищешь? (франц.). [43] Мотив сострадания смерти ребенка вводит звучащую в следующем абзаце тему «Песен о мертвых детях» Густава Малера. [44] Слово (нем.). Звуковое сочетание t,t.. по всему роману используется как шифр смерти; здесь оно ассоциируется и со «словом».: что высматриваешь — qu'est-ce que tu cherche42: сострадая — mut lidi: смерти ребенка…43 <...> ищу Слово, Wort..t,t.. 44 для — для —: что тут скажешь — и наконец: Врата слез… <...> Вот теперь! — теперь слышу я —: Логос Начала — не мое слово: а нежный, бесконечно мягкий звук среди раздающегося со всех сторон грохота: «- еще ничего — не видишь ты -» но это уже не совсем Ничто… <...> приглушенно-стеклянно охает форте духовых: ветер бьет в барабан небесной стены: Неуспокоенно, С Болью — ajjutu churschanu?: В такую бурю, грозу и град —: Дом — горстка домов — дорога: сворачивает куда-то вбок, в темь: старые ворота, с их камней каплет вода: и потом сразу близко подступили скалы — Джебель Амран — Хассан: а совсем вдалеке поднимался, на фоне слабо колеблющегося багрянца, вроде как с острой кромкой по верху кратера, в виде кольцеобразной стены: Джебель Сором: более не действующий вулкан: «- ты еще ничего не видишь -?»: крутые склоны — дом, прилепившийся к обрыву: Бет Эден — bit'attunu — НашДом: поначалу видны только укрепления высоко на голых камнях: тропа к — Нууру — окна над бездной: я смотрел, я: слушал — впитывал всеми чувствами сразу: как — как она устроена, эта безвидность- tohu — эта бездна- tehom — это наше дóма: изнуряющая Открыто-Оконность: изначально-текучая — и все же в конце концов утихомиривающаяся в совершенном мраке: уходящая во тьму струнных — спокойнее теперь: Постепенно Темп Замедляется — колокольчики: дзн — дзн: что тут скажешь: закатилось — раз.. — как очень Медленно: Как Колыбельная: Тихо: До Конца
Здесь, конечно, идет речь о смертности человека, о рождающейся поэтому бесконечной жалости к нему. «Неуспокоенно, с болью», «Постепенно темп замедляется», «Очень медленно: как колыбельная: тихо: до конца» — ремарки Густава Малера к песне «Когда так грозно грохочет гром» (In diesem Wetter in diesem Braus), завершающей цикл о мертвых детях. «В такую бурю, грозу и град» — строчка оттуда же: …Какая буря, гроза и град! В такую бурю, грозу и град —
Джебель Амран, в романе Мая «В царстве Серебряного Льва», — один из холмов, под которыми прячутся развалины Вавилона. Похожий на амфитеатр кратер вулкана упоминается там же и в романе «Ардистан и Джиннистан»: это всё руины цивилизации, которые могут ожить, но уже в каком-то ином мире, скорее всего — загробном. Здесь же вулкан получает новое имя Джебель Сором (то есть Холм Срама, Холм Стыда, по-немецки Dschebel Schamscham; Scham — «стыд»), что не может не вызывать ассоциацию с самым болезненным воспоминанием Адамса — как он сидел в кабине самолета, бомбившего Кёльн, после чего в репортаже написал: «- как будто мы летели над действующим вулканом -» (с. 513). Самое потрясающее в этом заключительном отрывке романа — что «райский дом» (Beth Eden, Бет Эден) приравнивается — по созвучию, что характерно для архаического мышления — просто к человеческому дому («нашему дому», аккадское bit'attunu), который прилепился к обрыву над бездной, в ситуации только начинающегося сотворения (нового) мира: ведь tohu и tehom — слова из первых строк еврейского Пятикнижия («Земля же была бездвижна и пуста, и тьма над бездною …»). Все еще впереди, еще брезжит надежда на новый восход, и сказано, что какая-то тропа ведет к Нууру — по-арабски это слово значит: СВЕТ…
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|