§ 2. Тенденция, противоположная внедрению инноваций

§ 2.   Тенденция, противоположная внедрению инноваций

1.   Главная ошибка XX века в разрешении противоречий монополизма

Рассматриваемые процессы развиваются уже около столетия, и мы считаем, что за это время накоплен солидный багаж неправильных ответов на противоречие монополистического развития как передовой экономической формы.

Кейнсианство «открыло государство» как регулятор разрешения противоречий, прежде всего — за счет использования системы госзаказов. При этом заказы прежде всего призваны не устранять перекосы в развитии, а смягчать их последствия — например, нагружать безработных т. н. «общественными работами». Наделяя государство ответственностью за достижение интересов всего общества (под которыми Кейнс понимал полную занятость. То есть, в том числе, неэффективный труд. Мы же ставим как цель — эффективный труд всего общества), для их обеспечения он сосредоточился на агрегированных макроэкономических показателях (занятость, накопления) и достижении их желательных значений. Причем государственное вмешательство в экономику с целью этих поправочных воздействий понимается исключительно как краткосрочная политика^[44]. Это в том числе означает, что проблематика оптимального использования ресурсов вообще и государственных ресурсов в частности отходит на второй план^[45]. То есть, задачу оптимизации работы крупнейших монополий — в том числе госсекторов — вообще-то не собираются даже ставить. Никто не рассматривает это как неиспользуемый резерв роста производительности. Вместо этого — простое «симптоматическое лечение». А как может быть иначе, если речь изначально идет лишь о краткосрочной политике исправления перекосов, то есть фактически пожарных мерах при кризисах?

Фото: Джон Мэйнард Кейнс

Монетаристские теории в их различных версиях позже по сути просто заменили один вид «симптоматического лечения» другим — методами денежно-кредитной политики, заклеймив кейнсианство как покушение на идею саморегулируемого системой цен рынка. Теории эти уже так надежно себя дискредитировали (нет ни одного примера их успешного применения на практике после 1957 года — года появления первой значительной работы Милтона Фридмана), что упомянуть их имеет смысл только как пример не какой-то новой, а той же самой ошибки в организации экономического развития, что и кейнсианство: игнорирование проблематики оптимального использования ресурсов общества в целом.

Мы не выделяем сейчас другие школы, возникшие в период торжества монополистического развития (развития государственного монополистического капитализма) — институционализм (Т. Веблен, У. Митчелл, М. Вебер, Р. Коуз, Д. Бьюкенен, Д. Мюрдаль, Г. Беккер) — его вместе с кейнсианством можно отнести к «эластичному» виду государственного регулирования (эластичный тип означает способность государственного регулирования сужать и расширять регулирующее воздействие в соответствии с цикличностью экономики)^[46], школу неоклассического синтеза (П. Самуэльсон, В. Леонтьев, Дж. Хикс, Р. Солоу), неолиберализм (Л. Мизес, Л. Хайек, В. Ойкен,, Л. Эрхардт), теории экономического цикла (Н. Д. Кондратьев, Й. Шумпетер) и теории экономического роста (Р. Харрод, Е. Домар) — эти 4 школы группируются вместе с монетаризмом в ситуативно-косвенный тип госрегулирования (государство рассматривается как внешний фактор, поэтому его воздействие — это всегда вмешательство, нарушающее естественное состояние экономики. Поэтому допустимо лишь косвенное воздействие, а регулирование допустимо лишь в экстренных случаях)^[47]. Отметим лишь, что описанный изъян кейнсианства распространяется также на институционализм как на собрата по группе эластичного госрегулирования, а изъяны монетаризма характерны для всей группы школ, придерживающихся ситуативно-косвенного подхода к госрегулированию. Обе эти группы школ относятся к стоимостной парадигме в оценке инновационных проектов, максимизирующей экономию затрат только у производителя. На практике это делается через использование критерия чистого дисконтированного денежного дохода.

Экономический рост — движение к ценовому равновесию по Л. Вальрасу.

«... Трудовая же теория потребительной стоимости позволяет представить общественное воспроизводство процессом развития, именно развития, а не только роста как движения к равновесию»^[48]. Рост производительности экономит рабочее время, эта экономия при условии ее использования на свободное развитие превращается в свободное время, а в своем единстве эти два движения делают труд, оптимально распределяемый для реализации общественных потребностей, источником развития. И это в XXI веке делает иные вышеупомянутые подходы несовременными, устаревшими для целей организации развития экономики.

Критерий эффективности экономического развития — превращение рабочего времени в свободное при повышении материальной обеспеченности каждого члена общества.

Перечисленные группы научных школ явно или неявно полагают, что государство и государственный сектор экономики не являются частью экономики. Или являются не вполне. Монополизм как метод экономического развития они также не видят. Поэтому нам они кажутся неубедительными, тем более что понятие государственно-монополистического капитализма вызрело и введено в научный оборот Лениным еще столетие назад.

Тем не менее, в наши дни президент США Дональд Трамп и вслед за ним его бескомпромиссный враг-преемник Джозеф Байден реализуют именно их, руками Федеральной резервной системы — частно-государственного банковского института, заставляя ее заливать обострение кризиса в 2020-х годах эмиссионными деньгами не в интересах улучшения распределения труда, а в интересах американских монополистов в их противостоянии со всеми остальными монополистами, давая им возможность спекулятивными методами и прямым давлением отбирать лучшие активы. Война с компанией Хуавей, принуждение к продаже сервиса Тик-Ток — яркие примеры. Подмена всеобщего планомерного развития использованием возможностей государства для «тушения пожаров», а теперь еще и рейдерства — главная и постоянная ошибка XX и XX веков в т. н. «экономически развитых странах». Сейчас мы объясним, почему это тормозит инновации.

Фото: Дональд Трамп и Джозеф Байден