ВЫБОРЫ льогыргын, льук

Дословно – выбор, сделать выбор. Но это слово в чукотском языке до появления этого демократического действа не имело никакого политического смысла. Слово это стали использовать с появлением нового обычая в жизни нашего народа. Возможно, что какие‑ то выборы происходили и раньше, но первые я увидел в сорок шестом году прошлого века, когда в Верховный Совет СССР баллотировался наш земляк, уроженец Уэлена Отке. Будущие выборы взбудоражили все население Уэлена, начиная со школьников и кончая глубокими стариками. Сам Отке, который к тому времени работал председателем Чукотского районного Совета и заседал в начальственном кабинете в Кытрыне, на мой взгляд, совершенно обалдел от собственной головокружительной карьеры. Хотя он закончил лишь годичные курсы учителей – ликвидаторов неграмотности, он считался в кругу своих земляков человеком достаточно образованным, чтобы занимать высокие руководящие должности. С будущими своими избирателями‑ односельчанами он встретился в самом большом классе нашей уэленской неполной средней школы. На этой встрече полагалось, чтобы представитель народа услышал от рядовых граждан пожелания. Детей, разумеется, на эту встречу не допустили. Но я каким‑ то образом ухитрился спрятаться в самом дальнему ряду, под сдвинутыми партами, возле жарко натопленной печки. Секретарь районного комитета партии товарищ Андросов через переводчика Локке призвал граждан высказать свои пожелания, которые, в свою очередь, депутат Верховного Совета СССР товарищ Отке доведет до правительства и лично товарища Сталина. Школьная уборщица Панау умильно, но довольно громко прошептала: – Неужто ты своими глазами увидишь нашего великого вождя Сталина! Мужчины просили прежде всего снабдить охотников трофейными японскими винтовками‑ «арисаки», а также отечественными противотанковыми ружьями для промысла кита. Женщинам хотелось получить побольше граненых стальных иголок для шитья кожаных изделий, цветного бисера и ярких тканей на нарядные камлейки. – Новые вельботы с моторами нам нужны, – напомнил Кукы, китобой. – И мощные моторы. А то вон перед нашими союзниками‑ американцами стыдно. У них моторы заводятся стартерами, а мы часами дергаем наши маховики ремешком… – Пусть больше цветных кинофильмов присылают… – Водку пусть не привозят. Лучше спирт. Сами будем разводить водой до нужной кондиции. И выгоднее… Про спирт многие вспомнили. Дело в том, что в ту зиму в Уэлене крепких напитков не осталось даже на складе полярной станции. Все любители повеселиться перешли на браговарение. Сахар отпускался строго по карточным нормам, зато на складе Чукотторга нашлось несметное количество карамельных конфет. От долгого хранения они превратились в крепко спаянные слитки, которые надо было разрубать топором. Карамель не только вполне заменяла сахар в браговарении, но и напиток получался отменного вкуса. В день выборов в Верховный Совет СССР по решению сельского Совета брага должна была подаваться прямо на избирательном участке. Ее в несметном количестве сварганил пекарь дядя Коля в больших деревянных бочках. Истопник Кулиль, женатый на сестре моей матери, время от времени пробовал зрелость будущего праздничного напитка, и от этого приходил в такое состояние, что не мог носить воду и уголь. Пекарь нанимал другого человека, но и тот долго не мог держаться – уж очень соблазнительно пахли деревянные бочки со зреющей брагой. В день выборов Уэлен украсился красными флагами и лозунгами «Все на выборы! », «Голосуйте за нашего кандидата, верного сына ленинской партии – Отке! » На самом деле отец Отке был одним из уэленских шаманов, и об этом знали все. Избирательный участок открывался ровно в шесть утра, и многие охотники, прежде чем отправляться на промысел, заворачивали по дороге в школу, где в одном из классов были установлены урны. Хотя в бюллетене стояла всего лишь одна фамилия, избиратель прежде всего заходил в огороженный куском ткани закуток «сделать выбор» и уже оттуда шел к урне, чтобы опустить литок бумаги в широкую щель. В углу, на столе, в большом бидоне, распространяя на всю комнату приторный кисловато‑ сладкий запах растворенной карамели, плескалась брага, и избиратели направлялись к ней и получали из рук пекаря дяди Коли стакан с вожделенным напитком. Многие охотники в тот день так и не дошли до своих угодий. Избирателей становилось все больше, образовалась даже толпа у входа. Но многих интересовал только один вопрос: хватит ли на всех веселящего напитка? Дядя Коля учел аппетит уэленских избирателей: браги хватило на всех. Очень многие проявляли настойчивое желание проголосовать еще раз, но, как пояснили начальники, это можно было делать только один раз. Председатель избирательной комиссии Наум Соломонович глубокомысленно произнес: «Один человек – один голос! » Главное – обеспечить явку. Чтобы не осталось ни одного человека, не отдавшего своего голоса за единственного кандидата. В этом была первейшая забота всех избирательных комиссий на всем пространстве огромной страны. Как‑ то я оказался в славном городе Алма‑ Ате, тогдашней столице Казахской Советской Социалистической Республики. Прогуливаясь после обильного ужина по бульвару, я встретил давнего знакомого, местного композитора Нургису. Он явно обрадовался встрече. Кстати, в тот день в Казахстане проходили какие‑ то выборы, и я на всякий случай, просто так, чтобы начать разговор, спросил: – А ты успел проголосовать? Этот невинный, на мой взгляд, вопрос совершенно неожиданно вызвал бурную реакцию у композитора: – Да чтобы я пошел на выборы! С некоторых пор я вообще игнорирую их. В его голосе я почувствовал какую‑ то незаживающую рану, обиду. Я решил, что Нургиса принадлежит к группе местных диссидентов. Мы присели на садовую скамейку, и Нургиса произнес: – Так и быть, расскажу. Писатель должен знать такие истории… Тот вечер был похож на этот как две капли воды… – Нургиса старался говорить цветисто, подчеркнуто литературно, видимо, учитывая то, что общается с литератором… – Такая же теплынь, тишина, умиротворенность. И представь себе – выборы! В те годы это было серьезное мероприятие, но я, занятый совсем другим, начисто забыл об этом. Дело в том, что я только что закончил ремонт моей первой в жизни, настоящей композиторской квартиры. Две комнаты! Одну из них я оборудовал как настоящую творческую мастерскую. Обил все стены, потолок и даже пол звукопоглощающим материалом. Чтобы уже никого из соседей не беспокоить. Я мог играть на своем фортепьяно в полный звук, не опасаясь, что соседи будут стучать в стену. Это вам легко – писание литературы занятие тихое, беззвучное… И еще: в тот вечер я завершил сюиту для скрипки и оркестра народных инструментов, сочинение сложное, новаторское. И вот гуляю я по этому бульвару, еще не отошедший от творческого состояния. Хотелось с кем‑ нибудь разделить радость. Жена была в отъезде, в Москве… Можно было пойти в ресторан, но там шум, чудовищный оркестр… А хотелось чего‑ то особенного. И вдруг я встречаю свою давнюю знакомую, которую я уже года три не видел. Мы поздоровались, выяснили в двух‑ трех словах, что делали в эти годы, и вдруг мне пришла в голову идея пригласить ее к себе. Она согласилась не сразу, но по ее глазам я понял, что ей хочется увидеть мое новое жилище, послушать мои новые сочинения. Вечер проходил великолепно. Мы, разумеется, сначала выпили, потом я играл. Естественно, через какое‑ то время мы оказались в постели. И тут в самое решительное мгновение наших ласк вдруг раздался громкий стук в дверь. Такое было впечатление, что кто‑ то колотил в нее ногами. Я сразу сообразил: неожиданно вернулась жена! Тут я возблагодарил судьбу и городские власти, предоставившие мне квартиру на первом этаже. Моя временная подруга проворно оделась, и я ее тихо выпустил на улицу через окно. Подойдя к двери, которая продолжала сотрясаться от ударов, я на всякий случай, громко зевая, будто только что проснулся, спросил: – Кто там? – Это из избирательного участка! Закрываемся через полчаса, а в нашем районе вы один не проголосовали! Просим исполнить свой гражданский долг! Нургиса замолчал, видимо заново переживая случившееся. – Я человек мягкий. Почти никогда не ругаюсь матом. Но тогда… За дверью явно не ожидали услышать такое… Нургиса умолк, потом тихо произнес: – Вот с тех пор я никогда ни в каких выборах не принимаю участия…