 |
Глава 11. Сломленная
|
|
|
|
Я ловлю остальных девчонок около лифта в тот момент, когда Мэдоу говорит: «Думаю, Дерек втюрился в меня».
Она идеальна, как и он. Разве может быть по-другому?
Двери лифта открываются, и мы протискиваемся в эту крошечную коробочку. Леа нажимает кнопку нашего этажа.
— Он слишком хорош, чтобы быть реальным. Он проводил нас до дома.
— Проводил, — смеется Сара. — Нас четверо, и еще есть Бет. Как мы, вообще, можем быть в опасности?
Однажды амазонка — всегда амазонка. Мэдоу выводит нас из лифта.
— Очевидно же, что он хотел провести как можно больше времени со мной.
Мы идем по коридору, и попадаем в комнаты, незамеченными. У Терри, мамы Мэдоу и других мамочек, сопровождающих хор, все комнаты на другом этаже, чтобы быть ближе к младшим. У нас в комнате, едва ли похожей на номер для двоих, четыре отдельные койки. Мы были вынуждены оставить чемоданы на кроватях, иначе бы просто не открыли дверь в ванную.
Сара протискивается в ванную первой. Я начинаю переодеваться. Мэдоу скидывает свой чемодан на пол, плюхается на кровать, перекатывается и вытягивается.
— У Дерека самые голубые глаза на свете.
— Они карие.
Я надеваю огромную футболку, в которой сплю, а затем стягиваю из-под нее лифчик и джинсы. Мы не настолько глупы, чтобы переться на концерт в хоровых костюмах.
Мэдоу садится на кровати.
— Пофиг. — Она вздыхает и падает обратно на подушки. — Они прекрасны.
Я сажусь на краешек своей кровати.
— Как ты думаешь, он действительно принимает наркотики?
Мэдоу бросает в меня подушку.
— Он мне нравится. Не критикуй его.
Я ловлю подушку и кладу на кипу своих, а затем вытягиваюсь на кровати.
— Мне он тоже показался милым. — Гигантское преуменьшение. — Но Блейк сказал, что у него проблемы с наркотиками.
|
|
|
Сара выходит из ванной с зубной щеткой во рту.
— Блэйк шутил.
Леа смотрит на Сару из-за раскрытого чемодана.
— И что же, девочка, ты в нем нашла?
Сара возвращается обратно и захлопывает дверь. Мэдоу пялится в ту сторону.
— Блэйк и Сара?
Леа трясет головой.
— Ты слепа.
Мэдоу переводит взгляд в сторону Леа.
— Ослеплена.
Леа продолжает рыться в своем чемодане.
— Никто не видел, куда я дела свою пижаму? — Она находит ее и начинает переодеваться. — Знаете, на кого похож Дерек?
— На кого?
Мэдоу вскакивает и начинает озираться в поисках своей подушки. Я кидаю ее обратно. Попадаю прямо ей в лицо.
Леа надевает свои пижамные штаны.
— На того парня из «Призрака Оперы».
Ей точно дорога на Бродвей.
Я сажусь.
— На Рауля? Не вижу ничего общего. — Мне тоже так кажется.
— Нет. Могу поспорить, что со всем своим очарованием, он явно опасен. — Леа плюхается на свою кровать. — Проблемы с наркотиками. Прекрасное бледное лицо. И он сочиняет музыку. Он определенно Призрак из той оперы.
Мэдоу подается вперед и вздыхает.
— Он может затащить меня в своё логово в любое время.
— Мне кажется, что Бет больше похожа на Кристину, чем ты.
— Бет? Нет. — Мэдоу перекатывается на другую строну кровати, и начинает изучать моё лицо.
Леа захлопывает свой чемодан.
— Она единственная, у кого тут есть голос.
Я бросаю на Леа предостерегающий взгляд.
— Лицо Дерека слишком ангелоподобное, чтобы быть Призраком.
— Интересно, почему он такой бледный? — спрашивает Мэдоу.
Я сажусь посреди своей кровати, складываю ноги по-турецки и потягиваюсь вперед.
— Возможно, он возвращается к себе в комнату и закидывается наркотой. — Мне, правда, не хочется верить в это.
Мэдоу отмахивается.
— Он, наверно, просто покуривает травку.
— Это едва ли можно назвать наркотической зависимостью.
|
|
|
Хотя он ничего не отрицал. И ничего не объяснял. Принимая во внимание удивительные глаза и приятное ощущение его руки на моей, может ли он быть опасным?
— Думаю, нам не стоит проводить так много времени с ними завтра.
Мэдоу вскакивает.
— Ты ошибаешься. Если он принимает наркотики, он так же крут, как и я. Парню, который злоупотребляет запрещенными веществами, требуется огромная мотивация, чтобы упустить шанс пойти в бар. Такая мотивация как я, например.
Она смотрит на Леа и закатывает глаза, думая, что я ничего не замечаю, но я все прекрасно вижу. Я не в этом клубе. Я ничего не знаю о типичном поведении парня. Немного травки. Пара стаканов выпивки. Если честно, меня это пугает. Я не хочу иметь дело ни с тем, ни с другим.
Я подтягиваюсь и перевожу взгляд с Мэдоу на Леа.
— У нас завтра конкурс. Мы должны сосредоточиться на нем.
Нужно сфокусироваться и не думать о Дереке, который лежит в своей кровати и слушает меня, чем-то накаченный.
— Мне кажется, мы не должны рисковать.
Сара распахивает дверь ванной.
— Завтра после выступления мы вместе обедаем. Я уже договорилась с Блэйком.
— Вперед и с песней, Сара.
Мэдоу спрыгивает, обнимает ее и проскакивает в ванную. Леа и я издаем стоны негодования. Она плюхается на мою кровать.
— Нам никогда не попасть в этот клуб.
Сара тоже прыгает на мою кровать. Ее безупречная кожа сияет. Ненавижу быть занудой, но произношу вслух:
— Блейк кажется немного диким.
— Не больше, чем любой другой. — Она смотрит на меня. — Знаю, что ты никогда не была на вечеринках, но, вообще-то, это не такое уж большое дело. Все они обычно пьяные.
Я опускаю свой голос до шепота.
— Что вы думаете о Дереке и наркотиках?
Леа трясет головой, потеряв терпение перед моей настойчивостью. Сара морщит носик.
— Не знаю. Он не похож на типичного наркомана, но гении часто принимают наркотики. Он такой бледный.
Я киваю. Превосходно бледен. Белая-белая кожа. Темные-темные волосы. И еще те карие глаза и нежные, чарующие губы. Рот — это вроде как самая мучительная сторона всех его достоинств. То, куда попадают наркотики.
Всё это джентльменство и нежелание идти в бар могло быть великим действом, чтобы обмануть Мэдоу. Или меня. Разве я не нахмурилась, когда Блэйк хотел пойти в бар? Наверное. Дерек мог пойти туда, и прямо сейчас быстро хлебая холодную выпивку, — стоп, это же Европа — слегка охлажденную выпивку, практически теплую, — возможно смеется с Блэйком над тем, как обманул меня. Над тем, как идеален его план. Как я стояла замерзшая на ступенях отеля, завороженная тем, как он уходит прочь. Он прекрасно выглядит, у него замечательный голос, но что мы знаем? Он мог бы скрыть все, что хочет за этим прекрасным личиком. Знаю я, что делают парни, с таким лицом как у Дерека.
|
|
|
Леа пододвигается ближе.
— Я не в курсе, есть ли у Дерека ужасная наркотическая зависимость, но есть вещь, которую знаем мы все. — Она пристально смотрит на меня, и улыбка появляется на ее лице. — Он точно влюблен не в Мэдоу.
Я сворачиваюсь в уютный комочек.
— Он был милым и даже лучше. — Моё сердце начинает сильно биться. — Парни не влюбляются в меня.
Сара прикладывает палец к губам и шепчет:
— Но они-то об этом не знают.
— Привыкай к этому. — Леа щекочет мою пятку. — Ты — секси, Бет.
Я толкаю ее.
— Ты сошла с ума.
Сара щекочет меня с другой стороны.
— Ты могла бы заполучить любого, кого пожелаешь.
Я начинаю уворачиваться от их рук.
— А как же Мэдоу?
Сара откидывает густую челку со лба.
— Блейк сказал мне, что Дерек водится только с теми девушками, которые умеют петь.
— Сегодня утром она очень хорошо пела.
— Но не так как каждую ночь поешь ему ты.
Я сглатываю и отрицательно киваю головой.
— Это не я. Я не знаю, как заполучить Дерека. — Я отмахиваюсь от их слов. — Я здесь, чтобы петь.
Леа и Сара обмениваются взглядами.
— И это всё, что тебе нужно.
Я плохо сплю. Настал самый большой день в моей жизни. Никакого напряжения.
Я ворочаюсь, встаю и перепрыгиваю через кровать Мэдоу, которая стоит на моем пути к ванной комнате. Я опускаю крышку унитаза, сажусь на неё, подтягиваю ноги к подбородку и обхватываю их руками в зарождающемся приступе потери самообладания.
Я очень хочу спеть. Так я расслабляюсь. Я шевелю губами, тихо пою все наши партии. Когда я заканчиваю, то возвращаюсь назад и ложусь в кровать, закрыв глаза. Мне видится Дерек, который в одиночестве сидит в своем номере отеля с лезвием и дорожкой белого порошка перед собой. Или со шприцом в руке и жгутом, обернутым вокруг плеча. Картинка в голове исчезает, и вместе ней появляется волна эмоций, которая проходит сквозь меня, когда он говорит:
|
|
|
Спой, спой мне колыбельную.
Ты умеешь петь,
Так, пожалуйста, спой мне, чтобы я уснул,
Этой ночью.
Если бы Дерек знал о покраске волос, маникюре, обновлении гардероба, о процедурах с лазером, был бы он счастлив познакомиться со мной? Я была другой, когда подписалась на всё это. Он мог бы быть как Колби, льстивым. Суперзвезда вместо заядлого спортсмена. Колби может быть милым, когда захочет. Он добивался всех красивых девчонок в школе, каких хотел. Если то представление на выпускном что-то вроде платы вперед, то возможно, его вежливость основана на высокомерии. Дерек не кажется таким. Хотя, откуда мне знать? Он слушал моё пение, проводил нас домой, дотронулся до моей руки… Значит ли это, что он не такой же ужасный парень, как и все остальные парни во Вселенной? Кроме Скотта. Но Дерек ведь не низкорослый, милый заучка, над которым издевались всю жизнь. Он красавец, из которого просто сочится талант, опыт и уверенность. У него нет ничего общего со Скоттом. Мог бы Дерек быть таким же милым, каким кажется, исключая его наркотическую зависимость? Я закрываю глаза и нахожу что-то новое в своем сердце. Маленькую искру чего-то, что я не могу распознать.
Просыпаюсь ночью,
Я сдаюсь
И обнимаю свет, который ты излучаешь.
Когда твой взгляд встретится с моим
И я услышу твой шепот,
Спой, спой мне колыбельную.
Ты можешь петь,
Так, пожалуйста, спой
Этой ночью.
Всю свою жизнь
Я ждал
Прикосновения к моему сердцу,
Этот румянец на моем лице -
Всё, что ты мне подаришь?
Спой, спой мне колыбельную,
Ты можешь петь,
Так спой, чтобы я уснул,
Этой ночью.
Я встаю очень рано. В голове пульсирует, я чувствую, что меня сейчас вырвет. Завтрак и пара таблеток помогают. Зарядка и пробежка помогают больше. Мы рассаживаемся в нашем автобусе и едем в жилые кварталы города к старой церкви, где будем выступать.
Потом мне придется иметь дело с подготовкой. Теперь на моём лице отражается скука. Мама Мэдоу закручивает мои волосы и закрепляет самыми жесткими шпильками на земле. Она покрывает лаком буквально каждый волосок на голове. Затем я надеваю своё платье рубинового цвета. Я снова начинаю нервничать, прячусь в ванной и пропеваю своё соло снова и снова, пока нас не позовут.
|
|
|
Мы поднимаемся по лестнице в своих шуршащих темно-красных платьях. Восемьдесят элегантных девушек. Я чувствую себя неплохо, почти уверенно. Я точно знаю, что мой голос не позволит мне ударить в грязь лицом. Место также помогает сосредоточиться. Никакой холодной аудитории. Теплая часовня, сделанная из древесины, похожая на ту, в которой мы поем дома. Тут должна быть хорошая акустика.
Я смотрю в зал. Скамьи за судейскими местами забиты парнями в белых футболках-поло с причудливыми буквами «Э» на кармашках. Весь их хор пришел послушать нас. Дерек смотрит на меня. Наши глаза встречаются, и он улыбается. В этот момент я благодарна тому, что выгляжу так замечательно. Наркоман он или нет, ему невозможно сопротивляться. Я улыбаюсь в ответ. Он показывает мне большой палец. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, пока Терри выходит за кулисы. Вежливые аплодисменты. Мы поем пробный кусочек. Устанавливаем контакт. Звук аплодисментов громче. Мы поем второй куплет. Аплодисменты еще громче, чем в предыдущем случае.
Пианино начинает играть «Забери меня домой». Я закрываю глаза. Музыка возвращает меня обратно в церковь в Энн-Арбор. Только я и девочки. Никакого давления. Тем не менее Дерек тоже там, ожидающий моей партии, желающий влюбиться в мою песню. Я с вызовом распахиваю глаза. Мой голос начинает литься. Я отвожу взгляд от Терри и нахожу Дерека, следящего за мной, не упускающего каждой ноты, загипнотизированного. Это вызывает во мне трепет. Я как-то продолжаю петь, но он украл меня. Каждая нота, каждый тихий вздох — это для него: «Забери меня домой, забери меня домой, забери меня домой». Не знаю, как он это делает, но даже стоя здесь с восьмьюдесятью девочками на сцене, выступая для судей и зрителей, я чувствую, что это нечто сокровенное между мной и Дереком. Я вкладываю всю силу голоса в слова: «Темный мальчик, который говорит, что любит меня, посещает мои сны в ночи».
Он — тот самый парень, который снился мне прошлой ночью. Я хочу, чтобы он снова приснился мне сегодня и каждую последующую ночь.
Он первый вскакивает, когда последняя нота угасает. Его хор присоединяется к нему. Люди в аудитории тоже встают. Никаких приветственных восклицаний. Серьезность царит на Олимпиаде хоров, пока проходит судейство. Но хлопки не прекращаются. Мы уходим, наши платья драматично шуршат у ног, но аудитория не прекращает аплодировать. Они не останавливаются, пока один из судей всех не успокаивает.
Сопровождающие нас мамочки собирают всех в раздевалке. Мы не можем кричать, даже при желании. Или обняться. Мы обходимся поцелуями в щеку и «дай пять! ».
Мама Мэдоу командует, чтобы нам расстегнули молнии и помогли вылезти из платьев. Мы переодеваемся в белые капри, балетные голубые блузки с короткими широкими рукавами, на которых в люверсы вставлена кружевная тесьма. Мы даже надеваем подходящие сандалии. Я одеваюсь на автомате, взволнованная овациями, одобрительными лицами судей и тем, как Дерек вторил каждое слово вслед за песней. Мне бы хотелось распустить волосы, но они должны быть собраны.
Я стираю густую помаду с губ, которой они заставили меня накраситься, и наношу «арбузный лед». Это напоминает мне о Скотте. Бедняга Скотт. Он сейчас так далеко от меня. И он так отличается от Дерека. Постоянный. Верный. Милый. Друг.
Дереку ничего из перечисленного не соответствует. Особенно слово «друг». Милый? Безусловно. Прошлой ночью он был милым. И петь для него только что было абсолютно прелестно. Но это чувствовала я. А что чувствовал он? Что он мог видеть во мне? Может быть, это была всего лишь игра? Вокруг были парни. У него была куча шансов найти себе девчонку, чтобы провести время фестиваля с ней. Я и представить себе не могла, что что-то подобное случится со мной здесь, но, черт, я буду играть в эту игру столько, сколько потребуется. А почему нет? Он не знает, кто я на самом деле. Здесь я свободна. К тому же он думает, что я красивая.
Мы встречаем Дерека и Блэйка в пиццерии через дорогу от нашего отеля. Пицца тут названа в честь кинозвезд, в основном, американских. Парни резервируют нам столик на тротуаре, снаружи. Из-за машин тут немного громко, но по-европейски.
— Вы молодцы. — Дерек жмет мою ладонь двумя руками. — Прекрасно, Бет. Идеально. Как ты это делаешь?
Я вырываю свою руку.
— Я слышала, как ты поешь. Ты знаешь, как это делается.
— Не так, как ты. Так я не умею.
Блэйк наклоняется ко мне через плечо и осматривает меня сверху вниз.
— Может, тебе просто нужно правильное вдохновение.
Он тут же получает локтем в живот и « Заткнись! » от Дерека.
Мы заказываем пиццу, чтобы отпраздновать. Блэйк снова предлагает смухлевать и заказать молочные продукты, но Дерек берет пасту с мясным соусом. Когда приносят его заказ, он берет горсть капсул и сглатывает их, но замечая мой взгляд, пожимает плечами.
— Витамины. Моя мама помешана на макробиотиках.
Я верю ему. Каждому его слову. Честно.
В этом местечке подают настоящую итальянскую пиццу: тонкий слой теста и дровяная печь. Я запихиваю в рот кусочек, посыпанный моцареллой. Она очень отличается от той, что продают в нашем городе. Свежая и требующая тщательного пережевывания. Да и томаты сладкие. Я закрываю глаза, чтобы получить еще большее наслаждение, не могу поверить, я действительно ужинаю с ним. Я узнаю об этом парне так много и быстро, как только смогу.
— Ты не так ешь. — Дерек смотрит на то, как я глотаю, с другого конца стола. Он хватает кусочек моей пиццы и подносит его к моему рту. — Вот так. — Он заносит кусочек мне в рот. Как всегда покорная, я откусываю и прожевываю пиццу, при этом ни разу не покраснев. Он пялится на меня, выглядит так будто он голоден.
— Хочешь кусочек? Здесь все равно очень много для меня одной.
У каждого есть свой кусочек пиццы, но не огромный, как будет у нас дома, когда мы вернемся, но этого тоже достаточно.
Он трясет головой.
— Сыр.
— Вы поете завтра, верно?
— Надеюсь, ты придешь. — Он смотрит на меня так же, как смотрел тогда, когда я была на сцене.
— Ни за что не пропустим это. — Я смотрю на него, надеясь, что это верный посыл.
Я теряюсь где-то в глубине его бархатно-карих глаз, когда в моей сумочке звонит телефон. Я таскаю его с собой сегодня. Мама говорила, что позвонит, чтобы узнать, как прошло выступление. Она предупреждала меня, что звонки в роуминге из Европы стоят очень дорого из-за огромного расстояния, поэтому мы обменивались письмами по электронной почте, но сегодня разговор будет того стоить.
Я нахожу телефон до того, как он прекращает звонить.
— Мам?
— Бет? — Она говорит что-то, но я не могу расслышать.
Я выкрикиваю:
— Погоди минутку. — Я встаю и выбегаю на тротуар. — Так-то лучше.
— Как всё прошло, милая?
— Прекрасно. Я пела так, как никогда раньше. — Я оборачиваюсь и вижу, что Дерек смотрит на меня, сидя за столом и откинувшись на спинку своего стула. Он не отводит своих глаз от моих, и мои щеки начинают краснеть. — Мы познакомились с некоторыми милыми мальчиками из хора Эмебайл из Лондона.
— Отлично, дорогая. Рада, что ты хорошо проводишь время, — тихо говорит она.
— Ты в порядке? — Я беспокоюсь, что она дома совсем одна.
— Конечно. — Её голос прерывается.
— Мам, что происходит?
— Ничего такого, что не может подождать, пока ты не вернешься домой.
Я закрываю глаза. Нет, только не сегодня. Я с ней согласна. Повесить трубку. Стоп. Нет, не хочу знать.
— Это анализы?
Она не отвечает, но я слышу тихие всхлипы.
— Они положительные, так? — Что-то глубоко внутри меня сильно протестует против боли, которая разрывает сердце. — Я — носитель.
— Мы поедем на прием к консультанту по генетике, когда ты вернешься. — Она вздыхает, старается контролировать свой голос. — Я не хотела, чтобы ты так об этом узнала.
— Ясно. Есть что-то еще, что мне следует знать?
— Не позволяй этим новостям испортить путешествие. Забудь обо всем и проведи время с удовольствием. Мы разберемся с этим, когда ты вернешься. Врачи хотели сразу посадить тебя на таблетки, но я сказала им, что нам нет нужды беспокоиться. Я горжусь тобой, милая.
— Спасибо, мам.
— Я люблю тебя. Мне жаль. Очень-очень жаль. — Он снова начинает плакать.
— Я тоже тебя люблю.
Мой голос надламывается на этой фразе. Телефон отключается. Мои глаза щиплет. Я понимаю, что у меня есть две минуты, пока я не расклеюсь окончательно. К пицце я уж точно не вернусь. И к красавцу Дереку тоже.
Передо мной две желтые дорожные полоски перехода. Прогулка. Замечательно. Я ступаю на них. Автомобиль резко тормозит. Я отпрыгиваю. В Детройте я бы уже была мертва, но не в Швейцарии. Я смотрю на напряженное лицо старого швейцарца, махаю ему рукой, чтобы поблагодарить. Он улыбается и махает в ответ. Ком в горле нарастает.
Движение машин в обоих направлениях приостанавливается из-за меня. Я поторапливаюсь перейти дорогу, прохожу мимо водных велосипедов, мест, где продают мороженное в конусообразных стаканчиках и газировку, и спускаюсь к озеру. Справа от меня паромный терминал. Огромные деревья. Скамейки. Я нахожу одну, спрятанную за стволом раскидистого дерева и кустарником.
Я сажусь, иначе упаду. Озеро сегодня как зеркало. Ярко-голубое. Как и небо. Пара пушистых облаков и солнечный свет. Горы, кажущиеся издалека голубыми с белыми зазубренными вершинами, вырастают с другой стороны воды. Всё такое безмятежное. Не могу на это смотреть. Мне нужны облака. Сильный ливень. Разбивающиеся о берег волны. Красота этого места насмехается надо мной, будто кричит: «Э-эй! Уродка! » прямо мне в лицо.
Я практически избежала этого. Почти забыла о них всех. Каждого парня, который когда-либо называл меня чудовищем. Я позволила себе надеяться, что у меня есть шанс на нормальную жизнь. На отношения. На брак. Семью. Я могла бы отказаться от слепого парня в свои 40 лет, новое лицо изменило мои представления.
Только посмотрите на Дерека. Даже на Скотта.
Черт! Даже Колби на выпускном подкатывал ко мне!
Кто-то мог бы полюбить меня. Я больше не такая отталкивающая, какой была. Болезненное вмешательство Мэдоу дало мне шанс. Нечто прекрасное.
Это смертный приговор, который захлопывает дверь перед моими еще не рожденными детьми. Естественный отбор побеждает. Я — Чудовище. А кто может его полюбить? Риски слишком высоки.
Возможно, я смогу заставить их избавить меня от этого, от всего этого. Всего, что делает меня женщиной, всего, что заставляет меня жаждать любви, всего, что заставляет меня рыдать прямо сейчас из-за детей, которым не суждено существовать.
Пусто.
Боже, забери все эти чувства,
Позволь мне просто существовать.
Ракушкой,
Лежащей одной на берегу,
Пока жизнь течет вокруг.
Мягкие крошечные пальчики
С детским запахом.
Мечта задерживается.
Пожалуйста, забери меня из нового ада.
Слезы струятся по моему лицу. Я сердито вытираю их. У него нет права заставлять меня плакать. Мой отец — тень из прошлого. Я даже не знала его.
Горячая жидкость течет из носа. Черт. Я зарываюсь с головой в сумочке. Кто-то садится рядом со мной на скамейку и протягивает мне салфетки.
Это Дерек.
— Спасибо, — шепчу я, вырывая из его рук мягкую белую салфетку и вытирая нос. Я пытаюсь вернуть ему пачку.
— Оставь себе. У меня их полный чемодан.
Я хватаю упаковку и снова пытаюсь ее открыть.
— Плохие новости?
— Что-то вроде того. — Я вынимаю чистую салфетку и вытираю лицо.
— Мне жаль.
Кажется, он говорит искренне. Я хочу, чтобы это было искренне, отчаянно нуждаюсь в его искренности.
— Спасибо, что нашел меня.
Он кладет ладонь мне на плечо.
— Я следил за тобой. Я не могу перестать за тобой наблюдать, Бет. — Он гладит мне спину, будто больному ребенку. — Думаю, тот звонок не закончился ничем хорошим.
Я закрываю глаза. Слёзы возвращаются.
— С твоей семьей все в порядке?
Я киваю и тяжело сглатываю.
— Я сдала несколько анализов перед отъездом. Моя мама получила результаты.
Его рука на моей спине останавливается.
— Ты же не больна, правда?
Я качаю головой.
— Ты не умрешь у меня руках?
— Почему тебе не все равно?
— Прости. Хочешь, чтобы я ушел?
— Нет. — Я сижу и смотрю на озеро, пытаюсь взять себя в руки. — У меня не может быть детей.
Высказанное вслух этому парню, делает всё более реальным, заставляя принять судьбу. Я сломлена, не могу прекратить плакать, даже когда Дерек рядом.
— Иди сюда.
Он обхватывает меня двумя руками, укладывает мою голову себе на плечо и крепко держит. Рыдания вырываются на волю. Он шепчет успокаивающую ерунду, напевает мелодию, которую я раньше не слышала, и качает меня туда-сюда. Ни разу не говорит: «Все хорошо». Так можно и запросто влюбиться.
В конце концов, я прихожу в себя. Его плечо совсем мокрое там, где только что было мое лицо. Я немного приподнимаюсь.
— Черт. Я испортила тебе рубашку.
— У меня есть еще четыре точно такие же.
— Твоя паста остынет.
— Люблю холодную пасту.
Я выдавливаю улыбку. Моя нижняя губа дрожит.
— Мне жаль.
Я дотрагиваюсь до мокрого пятна на его груди. Он снова прижимает меня к себе.
— А мне нет.
— Я, должно быть, выгляжу ужасно.
— Я не смотрю.
— Думаю, ты уже можешь меня отпустить.
— Я обязан?
— Нет. — В моем горле начинает першить, будто слёзы снова просятся наружу. — Ничего такого не подумай, но это помогает.
— Хорошо. — Его губы касаются моего лба.
— Дерек?
Сейчас он целует мой висок.
— Я толком тебя не знаю. — Он пользуется мной или просто точно знает, что мне нужно?
Его губы двигаются по моему лицу.
— Уверен, что знаешь.
Я закрываю глаза, не в состоянии дышать.
Его рот находит мой. Он целует меня мягко и нежно и шепчет:
— А это тоже помогает? — Он снова целует меня.
— Я мечтала об этом неделями, с того дня как мы болтали в интернете. — Его губы ласковые и успокаивающие, такие же как его руки.
— Ты вроде как околдовала меня. Я не слишком тороплюсь?
— Кажется, — мои глаза медленно открываются, — я хочу, чтобы меня поторопили.
Он снова начинает меня целовать. Мои губы двигаются грубее, чем его мягкие прикосновения.
— Ты очень красивая, Бет. — Он дышит мне в ухо.
— Не говори этого. Не сегодня. Ты не знаешь, какая я на самом деле.
Он берет моё лицо в свои ладони.
— Ты что, убила кого-то? — Его вопрос заставляет меня улыбнуться.
— Как ты догадался?
— Я знал. — Он закусывает мою нижнюю губу и застывает на ней. — Люблю опасных девушек.
Его поцелуи становятся быстрее, интенсивнее. Я отступаю.
— Это слишком, да? — Он дотрагивается до моего лица, опять целует меня медленно и ласково. — Тебе лучше?
Я кладу свою руку поверх его.
— Не останавливайся. Это отличная терапия.
— И для меня тоже.
— Тебе нужна терапия?
— У меня иная доля.
Пристрастие к наркотикам. Опасность. Гений. Художник. Кто этот парень, с которым я целуюсь на лавке посреди бела дня на Женевском озере в Лозанне, в Швейцарии? Он точно не Колби. Даже Скотт не может быть таким понимающим. Он похож на ангела и поет как ангел. Он нашел мое разбитое сердце и придал ему новый ритм. Этот ритм такой приятный, захватывающий и заманчивый, что я не могу наслушаться.
Кто же он?
Его руки прижимают меня, губы движутся к моей шее.
И мне уже все равно.
|
|
|
