 |
Глава 27. Лечение?
|
|
|
|
Я ненавижу свою маму за то, что она рассказала мне об отце.
Я ненавижу его за то, что он назвал меня чертовски уродливой.
Я ненавижу Дерека.
Я ненавижу музыку.
Я ненавижу петь.
Я ненавижу пасту.
Я ненавижу Лозанну, Женевское озеро и каменные лавочки.
Я ненавижу Скотта.
И в особенности я ненавижу экономику повышенного курса.
Я засыпаю, прежде чем заканчиваю список. Прежде чем перехожу к человеку, которого действительно ненавижу. Сегодня утором я смотрела на неё в зеркало и видела всю правду.
Это все испортит. Известный совет Дерека, касающийся секса. Мы даже не дошли до этого момента, но совершенно все испортили. Я по-крупному все испортила.
А Дерек? Что насчет него? Черт, он все тоже испортил. Почему он наорал на меня из-за футболки? Он что, действительно никогда не собирается со мной этого делать? Стала ли я пошлой после всего, что было? Я снова и снова обдумываю это.
Может это пластырь на животе, находящийся в том же месте, что и в Лозанне, рассердил его? Это определенно не комариный укус. Может шрам? Тогда зачем лейкопластырь? А может там след от иглы и он не хочет, чтобы я его видела? Что за ужасные таблетки он принимает для желудка? Почему, раз за разом, все на том же месте?
Все это меня ужасно беспокоит. Даже не представляю, как должна себя чувствовать. И все из-за того, что не могу заглянуть под маленькую телесного цвета ленту.
Когда я вижу Скотта в школе, то отменяю нашу встречу у него.
— Он тебе не разрешил?
— Я была к тебе не справедлива. Я с Дереком. Ничто этого не изменит.
Скотт с лязгом захлопывает свой шкафчик и подходит так близко, что я могу чувствовать запах его одеколона. Он шепчет:
— Еще посмотрим.
|
|
|
Оставшуюся часть дня он снова смешной, милый и дружелюбный Скотт. Он приносит свои заметки по экономике в обед и объясняет для меня шестую главу. В хоре у него не выходит его отрывок. Он быстро занимает свое место рядом со мной и наклоняется так, что мы стоим, практически, щека к щеке — так он может слышать, как я пою его часть.
— Почему ты меня не ненавидишь?
Он пожимает плечами.
— Мазохист.
Я смеюсь.
— Спасибо, Прекрасный Принц.
— Всегда к вашим услугам, Красавица.
Он снова меня спасает. Я должна любить его. Действительно должна. У меня сегодня ничего бы не вышло, если бы не он.
Когда я еду на занятие хора, все, о чем я могу думать, это лейкопластырь на животе Дерека. Парни не пользуются пластырями. Если это порез или укус, какая ему разница, что я его видела? Почему он на том же месте?
Выглядит все как… в медицине.
Лейкопластырь.
Кашель.
Потеря веса.
Бледная-бледная кожа.
Таинственные исчезновения.
И его советы о врачах. Таблетки, которые он постоянно глотает. Придурок Блэйк и его идиотская наркопривычка.
Все сходится. Не на зависимости, а на болезни.
«Я не переживу, если ты меня оставишь». И что же он сказал? «Не взваливай все на меня».
Планирует ли он оставить меня потому что…
Нет, такого не может быть. О, черт. Наверное, он болен. По-настоящему болен. Но не аллергией или простудой, которая быстро проходит.
На одну маленькую секунду я беспокоюсь, что могу забеременеть. Что это? Может, ВИЧ? Вот почему он не хочет… Нет, нет. Не это. Диабет. Он постоянно колет себе уколы. Скорее всего, это он. Бледные диабетики? А они кашляют? Может, лейкоз? Он может сходить в больницу и получить нужное лечение. С ним все будет хорошо. Люди вылечиваются от лейкемии. Костный мозг. Ему просто нужен новый костный мозг.
Перед тем, как станет лучше, всегда бывает плохо.
Все сходится.
Думаю, он не может быть настолько болен. Большую часть времени он в порядке. Он всего лишь кашляет. Это бронхит или что-то подобное. Может, мононуклеоз? Но он заразен. Дерек сказал бы мне, если бы это был он.
|
|
|
Какое заболевание вызывает кашель?
Такие глупые вещи как простуда, грипп, пневмония. Однажды я её подхватила. Постоянно кашляла. Опытные курильщики кашляют. Но Дерека это не касается.
Почему он просто не может мне рассказать?
Я не могу спросить его. Не могу ему противостоять. Теперь не могу. После прошлой ночи. Мы должны вернуться в то время, которое у нас было, пока я его не бросила. О, черт. Я его бросила.
Поздно ночью после хора, я проверяла онлайн ли Дерек, но его не было. Я написала ему сообщение о том, что хочу его. Звучало так, словно я чокнулась. Поэтому я его удалила. Я просто отослала, что скучаю и пошла спать.
Утром я проверила телефон. Ничего милого в ответ не было. Никаких голосовых сообщений. Никаких смс. Ни имейла. Мне страшно. После всего, что случилось в понедельник вечером, я должна знать, что он не злится, что у нас все в порядке, прежде чем он ускользнет в небытие. Я обещаю не спрашивать о пластыре на его животе. Черт. Он мог быть там все время. Дерек всегда был в футболке. Или в кожаной куртке. Мы встречаемся уже несколько месяцев, а я никогда не была настолько близка с ним, чтобы видеть его голую грудь. Разве это не кажется странным? Я чувствую, как страх сосет под ложечкой. Его гнев. Даже его жестокость. Существует столько вещей, которых я не знаю о Дереке.
Но спрашивать я не буду. Я обещала быть идеальной и невинной, когда он просил меня остаться в Швейцарии.
Что еще я могу поделать? Я просто его люблю.
Проходят дни.
Недели.
Он что, думает, что я все выдержу? Я беспомощная, бредовая, не знаю где он, что с ним и что с нами. Неужели все навсегда испорчено? Эта тишина меня раздражает. Все намного хуже, чем раньше. Я не могу до него достучаться.
На его странице в интернете появляются непонятные вещи. Он ничего не писал до ночи со мной, но его друзья начинают писать сообщения у него на стене. Одна из его бывших из Эмебайл: «У тебя все получится. Люблю тебя». Эти слова заставляют меня кричать.
Сообщение от Блэйка: «Держись, приятель. На этот раз все получится».
И еще куча: «Скорее возвращайся! » и «Мы по тебе скучаем».
|
|
|
По крайней мере, я знаю, что он жив. Но сообщение я не оставляю. Ни за что. Слишком личное. И слишком унизительно, что я не в курсе происходящего. Что он не захотел мне рассказать. Не позволил все узнать. Я заполняю его почту личными сообщениями, которые с каждым разом становятся более жалкими.
Звучит по-врачебному, ужасно по-врачебному. Тупица. Если бы я присоединилась к Эмебайл, как хотел Дерек, и была бы дружелюбна со всеми девушками, с которыми он общается, я узнала бы от них, что происходит. Независимо от того, что он им рассказал, я даже этого не знаю.
Я думаю позвонить Блэйку. Пробую. Не отвечает. Распоряжение Дерека? Без понятия.
Как он может так со мной поступать? Просто оборвал все связи и все. Я его девушка, разве не так?
Может и нет.
Его бывшая написала: «Люблю тебя» на стене, чтобы видел весь мир.
Может, он к ней вернулся? Может, он думает, что я со Скоттом? Может, он платит мне той же монетой?
Нет. Он поверил мне той ночью. Я в этом уверена. Я должна продолжать верить в это. Он появится у меня на подъездной дорожке на своем байке, как появляется всегда. А я буду терпеливой, буду продолжать его любить, держа оборону со Скоттом.
Но Скотт не делает все проще. Каждый день в школе он милый, дружелюбный и реальный. Его мускулистое плечо всегда около меня. Он постоянно шутит. Но я не даю ему повода подозревать, что у нас с Дереком что-то не так. Если он захочет меня успокоить, я ему позволю, и что тогда я буду говорить Дереку?
Я обманываю себя, делая вид, что все здорово, что знаю, где он и как. Каждый день я посылаю дюжину сообщений Дереку по е-мейлу, спрашивая как у нас дела. Никаких вопросов. Никаких жалоб. Он вернется. В любой день. В любую секунду. Я почти убедила себя в этом.
Я скачала музыку для «Песни Бет», которую он прислал, изучила её и, напевая мелодию с ручкой в руке, жду вдохновения, но кого я обманываю? Я отбрасываю ручку и смотрю в стену.
Я осматриваю комнату, тут все мои жалкие попытки по написанию песен, которые я хотела сжечь. Может, что-нибудь из них подойдет? Я читаю свои каракули.
|
|
|
Мои кости, кровь и плоть
Обмазаны глиной,
Которая обжигается…
Я истекаю кровью, когда вы раните меня,
Могу ли это быть я?
Воспринимаю сцену как золотую мечту…
Дотронуться до неба?
Кого я обманываю?
Мечта превратилась в пыль.
Может ли она быть красивой?
Полюбят ли меня все эти люди?
Прекрасный принц, который говорит,
Что будет держать меня крепко…
Я подошла к абзацу, который написала после выпускного о Скотте.
Твой запах на моих пальцах,
Пока он на них, это сводит меня с ума.
Скотт любит меня. Хочет меня. Он не ожидает, что я написала такое, я просто не могла. Слишком тяжело продолжать этот маскарад. Я хватаю «Песню Бет» и разрываю её напополам, затем еще и еще.
Так или иначе, уже слишком поздно. Выступление Дерека в эти выходные.
Я захожу на сайт Эмебайл и распечатываю нужную информацию. Я сказала, что приеду на поезде. Но в любом случае, он будет там. Я не знаю, наберусь ли смелости ему противостоять, может, даже потеряю его, но я должна его увидеть иначе сойду с ума. Мне удалось купить в интернете билет в один конец. Я закажу такси до места, где они выступают, а затем попрошу Дерека отвезти меня домой.
Что он будет делать, когда увидит меня в аудитории, вторгнувшейся в его пространство? Каково ему будет? Знаю, глупо. Почему я туда еду? Почему просто не оставить его в покое? И позвонить Скотту.
Нет. Дерек хотел, чтобы я пришла. Поправочка. Он хочет, чтобы я пришла.
В субботу вечером у нас первый рождественский концерт, где мы отмечаем выпуск дебютного диска. Во время перового номера Скотт проскальзывает за сцену, и становится рядом с консьержем. Он улыбается и показывает поднятый большой палец. Я улыбаюсь ему в ответ и чувствую, что целиком и полностью предала Дерека.
В первой части выступления все со свистом поднимаются на ноги. В своих мантиях мы выглядим как малиновая масса, чувствуя себя новенькими и особенными. Мы выходим из зала. Надеюсь, люди не попросят обратно свои деньги. Пою я хорошо, но не могу найти то волшебство, которое трансформирует меня и силу, которая возносит. Наши диски продаются в фойе. Может, я только что убила успех в плане продаж?
Мы толпимся в большой комнате в задней части здания с выцветшими библейскими плакатами, приклеенными к стене, которую мы используем, как гардеробную Лучше, чем подвал, но не намного.
Я беру бутылку воды и подхожу к окну, смотря в сумерки. Я поставила бутылку на подоконник и прикладываюсь лицом к холодному стеклу.
— Эй, Бет, смотри, что я нашла. — Сара машет на старый телик в углу. — Это они. О, черт, и Блэйк тут.
|
|
|
Я оборачиваюсь и смотрю на неё.
— Дерек говорил тебе, что их собираются показывать по телику?
Я чувствую, словно двигаюсь под водой, но она густая как мед, не позволяющая добраться до цели. Так или иначе, я пересекаю комнату и смотрю на размытого в телевизоре Дерека. Он в смокинге, стоит посередине хора и поет на премьере фильма в Торонто. Он невероятно бледен. Практически, синий. Может, это из-за освещения? Он выглядит до жути исхудалым.
Черт. Выглядит ужасно больным. Как я могла быть такой слепой все это время? Ослепленная. Вот какой я была. Полностью слепой. Я видела лишь то, что он хотел, чтобы я видела.
Сара поворачивается ко мне.
— Дерек выглядит ужасно. Что с ним?
— Не знаю.
Она с насмешкой смотрит в мою сторону. Теперь и остальные девушки толпятся тут, толкая друг друга, чтобы посмотреть. Мы все наблюдаем, когда Дерек качается, а затем падает вперед. Он бы упал навзничь, если бы у парней, стоящих рядом не было хороших рефлексов.
Я издаю странный испуганный звук.
Камера поворачивается к дирижеру. Мистер Высокая Худая Борода продолжает делать то, что делал даже когда парень, которого я люблю становится белым как смерть и падает. Когда камера возвращается к ним, парни поют, словно ничего не произошло, за исключением того, что Дерек и два его спасителя уже не в кадре.
Весь хор смотрит на меня. Я застыла. Я должна двинуться. Должна подняться. Сейчас же. Как далеко это находится? Довезет ли меня Джанет до Торонто? Ну, разумеется. Она сильная, но как я найду его?
Не важно. Не важно. Не важно.
Я оттаиваю настолько, что могу поднять руки.
— Мне нужны деньги.
Девушки разбегаются к своим кошелькам и кладут мне в руки пятерки и десятки. Мэдоу дает мне стопку двадцаток.
Я хватаю свой кошелек, куртку и бегу к задней двери.
— Скажите Терри, что мне очень жаль. Вы сможете обойтись и без меня.
— Твое платье! — кричит Леа.
Я не могу выйти в нем на улицу, ну и фиг с этим. Я постараюсь не волочить его по снегу и грязи на стоянке.
Я толкаю дверь и врезаюсь в Скотта.
Он ловит меня за оба локтя.
— Как ты узнала, что я здесь?
— Отпусти, Скотт. — Я стараюсь вырваться. — Я должна идти.
— Ты в порядке?
Я не могу ему сказать.
Он все еще не отпускает.
— Послушай, Бет. Я просто еще раз хочу сказать, что я здесь. Только оглянись.
— Отпусти! — Брыкаюсь я и вырываюсь. — У меня нет на тебя времени, Скотт.
Я оборачиваюсь и бегу прочь, съежившись от того, как мои суровые слова эхом вводят в оцепенение Скотта.
Он не должен был попадаться мне на пути.
Он не должен был попадаться мне на пути.
Он не должен был попадаться мне на пути.
Если я повторю это достаточное количество раз, то поверю. Может и он тоже. В той же степени как мое сердце бьется за Дерека, я не хочу обидеть Скотта. Я забочусь о нем больше, чем должна. И я в долгу перед ним. Он никогда не узнает, но раз за разом он спасал меня во время этого бесконечно пустого времени.
Я еду по девяносто четвертой дороге, онемевшая от ужаса, вытащившего меня с концерта. Джанет летит на предельной скорости. Что может разозлить Дерека, как не это? Что может забрать его у меня? Он сказал, что поправится. И я верю. Черт. Он просто упал в обморок по телику, а они продолжили петь.
Я собираюсь найти его и заставить все рассказать. Никаких больше милых, бесхребетных Бет, которые постоянно во все верят и ждут. Чудовище выбежало на свободу и в клетку больше не вернется.
Мой сотовый звонит, когда я подъезжаю к окраине Детройта.
— Что в мире…
— Даже представить не могу, мам. Это Дерек. Скорее всего, я останусь там.
— Где?
— Позвоню, когда узнаю.
Я еду всю дорогу до границы, прежде чем осознаю, что не понимаю куда еду. Здесь автомобили стоят в линию, так что я набираю Блэйка. Опять, опять и опять. В итоге, он берет трубку.
Я кричу:
— Куда они его забрали?
— Бет?
— Я еду. Какая больница?
— Они возвращаются в Лондон. — Голос Блейка раздражающе спокоен.
Я ударяю свободной рукой по рулю.
— В Лондон? Они что, с дуба рухнули?
— Кровотечение остановилось. Он в порядке.
— Ты с ним в машине скорой помощи?
— Какой еще скорой?
Позади меня гудит машина.
— Хватит меня путать. — Я завожу Джанет и еду.
— Его родители отвезли его обратно в камеру в Лондоне.
— Черт, он что, в тюрьме? — Все же наркотики?
— Господи. Ты меня поражаешь. — Блейк смеется. Чертов смех. — Ты что не знала, что он так больницу называет?
— Камерой?
— Мы говорили ему про эти выходные. Он отказался пропустить выступление.
Я сильнее прижимаю телефон к уху.
— Он был в больнице? — Я кричу ему.
— Как этого можно не знать? — Кричит он в ответ. — Он, практически, там живет.
Я проезжаю вперед, пока черный седан катится через пограничный пункт. Блек все еще разглагольствует.
— Что же за фиговая ты девушка? — Его злой тон разрывает меня на части. — Ты должна быть с ним каждую секунду. Ему нужна мотивация, чтобы быть там. Посмотри, что случилось сегодня.
— Это не моя вина. — Я снова ударяю по рулю. — Ты не можешь меня обвинять. Он мне ничего не сказал.
— О, блин. — Блейк довольно долго молчит. — Ты ничего не знаешь.
Телефон скользит в моей потной руке. Я ловлю его и снова прислоняю к уху.
— Скажи мне, что с ним, Блэйк. — Мой голос дрожит. — Я схожу с ума.
Я дрожу, пытаясь контролировать себя.
— Забудь все, что я сказал. — Он бросает трубку.
Я кидаю телефон на пассажирское сиденье и еду. Еще три машины, чтобы проехать. Две. Одна. Моя очередь. Я подъезжаю к будке и опускаю стекло.
Дружелюбный парень лет двадцати кладет руку на крышу моей машины и наклоняется, чтобы говорить через окно.
— Паспорт, пожалуйста.
— Паспорт? — Канадцы в Порту редко спрашивают документы.
— Да, местные должны это знать.
Я шарю в кошельке и достою документы.
— Пожалуйста. — Я показываю свое удостоверение. — Мой парень в больнице.
— Любишь канадцев? — Он флиртует что ли?
Я просто киваю в ответ.
Он возвращает мне удостоверение.
— Надеюсь, он в порядке. Счастливого пути.
У меня стоит комок в горле, когда я отъезжаю. Я шмыгаю носом и протираю глаза. Соберись, девочка. Ты должна ехать. Я смотрю на индикатор. Черт. У меня только американские доллары. Я снимаю на одной из заправок в Виндзоре деньги. Они рады обменять мои деньги и урвать некоторую сумму по курсу. Я покупаю большую бутылку воды и жвачку. Нужно поесть, но запах старых чипсов, печенья и вяленого мяса смешивается с запахом дизельного топлива, скручивая мой желудок в узел.
Когда я выезжаю на четыреста первую дорогу в холоде черной ночи, то стараюсь сохранять спокойствие, но парень на границе меня расстроил. Наворачиваются слезы. Они заливают глаза и лицо. Начинается снегопад. Чертов снег. Чертовы Великие озера. Чертова зима. Все это совсем не к месту. Я следую указателям, мчась на Джанет на семидесяти пяти, пока падает густой снег, и мертвящий звук мотора не может заглушить мои всхлипы. Сопли текут по моим губам. Я вытираю их, прежде чем они стекут на мой подбородок и попадут на красное платье.
Я должна прекратить. Я напугаю Дерека своим видом. Не хочу, чтобы он знал об этом.
Но не могу остановиться.
Нет, он должен узнать.
Должен увидеть, что я разбита. Я чувствую клубы горячих слез внутри. Почему я не могу себе этого позволить? Пусть видит. Больше никаких отговорок. Никакого притворства. Он должен подпустить меня к себе.
Если он меня любит, то должен увидеть. Должен знать в какое месиво я превратилась.
Я проклинаю и плачу и кричу в его сторону какие-то глупости. Он болен, а я выплескиваю на него ярость. Я гоню, снег блестит в свете фар. Джанет съезжает с дороги, но я поворачиваю колеса, чтобы моя девочка выпрямилась и снова набрала скорость.
Мы с Джанет боремся против заносов, я рыдаю, её двигатель гудит. Потребуется два часа, чтобы добраться до Лондона. Мой голос ломается, когда я включаю поворотник и сворачиваю на Вандерленд роуд.
Я планирую остановиться на заправке и просмотреть справочник, но замечаю кое-что даже прежде, чем мне встречается телефонная будка. Красное кирпичное здание тянется справа. Я притормаживаю и петляю по лабиринту стоянки, нахожу место и глушу мотор. Я вытаскиваю из сумки розовую футболку хора и вытираю лицо. Я мельком вижу себя в зеркале заднего вида. Весь макияж стерт. Я достаю свой корректор и смотрю на него. Горький смех вырывается из горла. Я отбрасываю волшебную палочку в сторону.
Я прохожу сквозь стеклянные двери, в лобби горят люминесцентные лампы. Пухлый парень с красным лицом сидит за информационной стойкой.
— Дерек Коллинз, пожалуйста.
— Дерек? — Он ищет среди имен. — Пускают только членов семьи. — Он замечает мое платье и вскидывает брови. — Слишком поздно для посещений.
— Я его сестра.
— Еще одна? Дружище Дерек должен рассказать мне, как он это делает.
Он передает мне карту с отмеченной на ней комнатой. Когда он замечает мое лицо, лыжную куртку, накинутую на блестящее платье, в его глаз виднеется сострадание.
— Простите. Вы должны подняться и подбодрить его.
Я что, единственная девушка на земле, которая никогда тут не была?
— Скажи этому пацану, что он должен мне три шоколадки.
Я дружелюбно сбегаю. Подхожу к лифту. Смотрю на карту. Черт. Это не может быть правдой. Я прошу молодого рыжеволосого парня, который толкает тележку с лекарствами на второй этаж помочь мне. Я беспомощно показываю ему номер комнаты.
— Это палата Дерека.
— Почему здесь его все так хорошо знают?
— У нас есть свои любимчики. И этот парень, то, как он возвращается и поет для всех, приглашая своих друзей… Мы все его поддерживаем.
Мои глаза снова наполняются влагой. Парень видит, как я краснею от жара, бьющего в лицо, и кусаю губы, чтобы не сорваться.
— Пойдем. Я провожу тебя.
Он обхватывает меня веснушчатой рукой и ведет по длинному коридору мимо невероятного количества дверей к другому лифту. Он проводит меня мимо пункта медсестер.
Когда мы стоим перед дверью с таким же номером, как и у меня на карте, мне хочется его обнять. Он открывает дверь и заталкивает меня внутрь. Дверь позади захлопывается.
Дерек лежит на больничной койке с маской на лице. Он должен бороться, чтобы сделать вдох. Его лицо выглядит синим на фоне белоснежных больничных простыней, а мокрые волосы чернее, чем обычно, в сравнении с бледной кожей. Глаза закрыты. Веки фиолетовые, под глазами темные круги. Его длинные черные ресницы выглядят влажными. Рядом весит капельница с прозрачной жидкостью. Мои глаза смотрят на тонкую трубку, переходящую в иглу, торчащую из его груди. С другой стороны весит еще одна капельница с желтоватой мутной жидкостью. От неё тоже идет трубка намного большего диаметра. Эта трубка уходит под простыню. Я думаю, что она у него в животе, в том месте, где у него был лейкопластырь. Я смотрю на его лицо. Крошечные прозрачные трубки торчат из ноздрей.
Должно быть, я издала громкий звук. Вдохнула или шмыгнула носом.
Он открывает глаза и сосредотачивается на мне.
— Нет, Бет. — Он закрывает глаза.
— Нет? — говорю я слишком сурово, слишком громко.
— Только не ты.
— А кто тогда? — Я теряю контроль.
Он опускает маску, чтобы его лучше было слышно.
— Ты не должна этого видеть. — Его голос томный и скрипучий. — Уходи.
— Посмотри на меня. — Я подхожу к его кровати. — Открой глаза, черт бы тебя побрал. — Моя очередь кидаться проклятьями. Моя очередь кричать.
Глаза он не открывает.
Я обхожу кровать, и он приоткрывает веки. Его кожа горячая и липкая, но я не намерена отступать.
Он видит меня и отворачивается.
Мои пальцы скользят по его темным влажным волосам. Я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
— Это то, что ты делал для меня.
— Уходи.
— Не так-то это и просто.
Он поворачивается ко мне лицом, его пальцы скользят по моему лицу. Он смотрит на меня лихорадочными глазами полными любви до тех пор, пока я больше не могу этого выносить.
В этот раз отворачиваюсь я, спотыкаюсь о стул у двери и расклеиваюсь.
— Бет. — Он изо всех сил старается говорить. — Не плачь.
Я поднимаюсь на ноги, страх превращается в гнев, который застал меня в машине.
— Что я должна сделать? — Визжу я ему в лицо. — Скажи, Дерек. Не важно что. Ты должен сказать.
— Я не хотел, чтобы так все вышло.
— Это глупо. — Кричу я. — Я люблю тебя. Как можно быть таким жестоким? — Я качаю головой и продолжаю кричать. — Ненавижу тебя за это. Ненавижу. — Я делаю выпад в его сторону со сжатыми кулаками и продолжаю кричать. — Хватит врать. Черт подери тебя, Дерек. Хватит!
Дверь в его комнату распахивается. Невысокая крепкая женщина с глазами Дерека врывается в комнату и встает между мной и ним.
— Держите себя в руках, юная леди. — Она хватает меня за запястья. — Не знаю, кем вы себя возомнили или что ту делаете, но вы должны унести свое вечернее театральное платье из комнаты моего сына.
Я смотрю на неё.
— Но я — Бет.
Она отпускает меня.
— Не знаем мы никакую Бет. — Она толкает меня к двери.
— Дерек! — Он не может просто так лежать и позволить её это сделать.
— Мам, прекрати.
— Она даже не знает кто я. — Мои колени дрожат, и я опускаюсь на пол в своем малиновом платье.
Мама Дерека наклоняется к его лицу.
— Ты знаешь эту девушку?
— Мы познакомились в Лозанне.
— Нет. Ты сказал, что Блэйк познакомился с девушкой в Лозанне.
— Не с такой как я. — Он всасывает воздух и шепчет. — Она — самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Услышав это, мои слезы снова начинают катиться по лицу. Его мать смотрит на меня, а затем снова на него.
— Ты ей не сказал? О, Дерек. Как ты мог так поступить?
Она подходит ко мне, помогает подняться и обнимает.
— Милая, мне очень жаль.
Она обводит вокруг меня руки, и я прислоняюсь к женщине, которую не знаю. Может, она мне расскажет, если Дерек не может?
Дерек пытается подняться на локте.
— Я собирался сказать ей, когда снова попаду в список, но это занимает слишком много времени. Уходи, Бет. Забудь, что была здесь. Не хочу, чтобы ты тут находилась.
Список? Что это? Уверена, он полагает, что я уйду, что я снова его оставлю.
— Как можно…
— Тише, милая. Он имел ввиду совсем другое. — Его мама возвращается к нему. — Этого может и не случится. Ты должен ей сказать. Сейчас. — Мне нравится эта женщина. Сильно нравится. Она умная и сильная.
Она подводит меня к кровати Дерека, наклоняется над ним, убирает волосы и целует.
Она сжимает мою руку, закусив нижнюю губу, и оставляет нас наедине.
|
|
|
