 |
Мой отрицательный герой
|
|
|
|
Эдуард Вениаминович Лимонов (Савенко)
Мой отрицательный герой
стихотворения, Нью-Йорк — Париж, 1976—1982 гг.
© Эдуард Лимонов
содержание
§ «Мой отрицательный герой…»
§ Лето 1978 («По вечерам я пил чаи…»)
§ Крым («Вы помните того индеица…»)
§ «Геринг дает пресс-конференцию в душном мае…»
§ «Ветер. Белые цветы. Чувство тошноты…»
§ «В краю поэмы и романа…»
§ «Вот я скитаюсь в могучих кварталах эпохи…»
§ «Люди, ноги, магазины…»
§ «Я не верю уже в эту даму…»
§ Кто-то вроде Лимонова («Бархатный коричневый пиджак…»)
§ «Рабочие пиво пили…»
§ «Пред лицом мадонны-девы…»
§ «Кровавая луна над городами…»
§ «В темном саду лежал апельсин…»
§ Приглашение к балету («Пойдём посмотрим на балет…»)
§ «Осень. Холодно. Капают листья…»
§ «Я изменился. душа изменилась…»
§ Эпоха бессознания («Из эпохи бессознания…»)
§ «Вы будете меня любить…»
§ «И вместе с беломраморной зимою…»
§ «В мире простом украинских хат…»
§ «Живет он у теплого моря…»
§ «Меня подруга нежная убила…»
§ «Писал стихи своим любовникам…»
§ «Все в этом мире эх зря…»
§ «Осени запах и прерии…»
§ Три деревенских стихотворения (1. «Лампа. Книга и машинка…»; 2. «Там дальше — поле кукурузы…»; 3. «Землекопную оду…»)
§ «Фотография поэта…»
§ «Когда изящный итальянец…»
§ «В газетах опять о Вьетнаме…»
§ «Дорогой Эдуард! На круги возвращаются люди…»
§ «У Есенина Сереженьки…»
§ Идиот («Вновь ты будешь одиноким в ноябре…»)
§ Нью-Йорку («Прими газету в этот день…»)
§ «Я проезжал кварталы бедноты…»
§ «Островок наш ничего…»
§ «Уже шестое февраля…»
§ Обитательница Сохо («У неё широкие штаны…»)
§ Лето 1977-го («Лето прошло без особых утех…»)
|
|
|
§ «Подари мне хризантему…»
§ «…И мальчик работал в тени небосводов…»
§ Начало («…И только Иван был чернее меня…»)
§ Себе самому («Времени всё меньше…»)
§ Фрагмент («Мы рот открыв смотрели на пейзажи…»)
§ «И все провинциальные поэты…»
§ Дó ма («На полу лежат несколько седых волос Эдуарда…»)
§ Жена бандита (1. «Роза стоит в бутыли…»; 2. «Она подарила мне ручку…»)
§ Людвиг (1. «Ох и Людвиг-поляк, ну он и Людвиг!.. »; 2. «Но однако Людвиг прост не так-то…»)
§ 14 июля («Инспектор тюрьмы и начальник работ…»)
§ «Сосед англичанин надел кожух…»
§ Зависть («В камнях на солнце рано…»)
§ Иуда на Бродвее (1. «Я шел по Бродвею, одетый в полковничий плащ…»; 2. «И жил некто..... овский. Вполне подходящий поэт…»; 3. «Я шел по Бродвею, одетый в полковничий плащ…»; 4. «Манхэттан с Бродвеем готовят себя к Халуину…»; 5. «Такие дела… А иду я в «Бифбюргер», ребята…»)
§ Парижские стихи (1. Баллада парка Лобо («Пахнет бензином над бурой водой…»; 2. После фильма («Где все эти Good bad girls…»); 3. Романс («Я вас люблю так солнечно-легко…»))
§ «Ты сидишь на скамейке французского старого парка…»
§ У Сены («Дама исчезает…»)
§ «Хорошо и скушно быть поэтом…»
§ «Я ходил в супермаркеты вместо дворцов…»
§ «Демонстранты идут по майской земле…»
§ Доктор Джакиль и мастер Хайд («По светским раутам гуляя доктором Джакилем…»)
§ День X («Сегодня лидер оппозиции…»)
§ Картина мира («Браунинг взвел китаец…»)
* * *
Мой отрицательный герой
Всегда находится со мной
Я пиво пью — он пиво пьет
В моей квартире он живет
С моими девочками спит
Мой темный член с него висит
Мой отрицательный герой…
Его изящная спина
Сейчас в Нью-Йорке нам видна
На темной улице любой.
Лето 1978
По вечерам я пил чаи
Вдыхая лист китайский чайный
И думал глупости свои
Мир посещая узкий тайный
Я был восторженно один
|
|
|
И если что-то волновало
То это книга задевала
Или случайный господин
Случайно порешив гулять
Я в Грейси-парк ходил без дела
Детей там наблюдал несмело
Мечтая с ними поиграть
Впотьмах исследовал дорожки
Как был учитель старый школьный
Порой прелестнейшие крошки
Меня бросали в жар невольно
Крым
Вы помните того индеица
Который не на что надеится…?
Вы помните Бернар ту Сару
Которая жила и стала старой…
Вы помните волну и звуки буги
В пятидесятые на юге
Тогда вдруг Крым украинским вдруг стал
Хрущев сказал. Никитушка сказал
Украинскими стали пароходы
Деревия тропической природы
Вдруг резко отошли к УэСэСэР
И скалы что похожи на химер
Я в это время корчился во чреве школы
Подросток был я невеселый
Я позабыл ловить как пчел
Занятий новых не обрел
Как бы меж стульев я сидел в те дни
Подростки — мы всегда одни
Мы на расстрел приходим в наши школы
Одни непоправимые глаголы
Летают в воздухе соляной кислоты
Учителя погружены в мечты
Директор Сталину удачно подражает
И первоклассницу в руках сжимает
А наверху проклятые часы
Как бы для времени весы
Не бьют, но каждый озирается на них
Их звук нам грозен, хоть и тих
Да и сейчас в мои тридцатые
Часы мешают мне проклятые…
Люблю я Крым в виньетке чайных роз
Сухой поселок Коктебеля
Где я сидел как бы Емеля
На море глядя под откос
Где пограничники гвардейцы
Литературных ловят дам
Мы все по сути коктебейцы
Земли я этой не предам
Весь полуостров обожаемый
стоит передо мною отражаемый
Моей веселой памятью поэта
Я не одно провел там лето
Но лица женские смешались в улыбание
В него же перешло страдание
А вечера безженские унылые
Те в памяти погибли хилые
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Приятель мой читает Роб-Грийе
А я в кино иду и жду в фойе
Двор проходной писательского клуба
Построенный когда-то грубо
Вокруг благоухают жены знаменитые
И поэтессы ныне уж забытые
Стоят жестикулируя руками
Не верите — езжайте сами…
Был Крым — наверное и есть на месте
В Америке как в Бухаресте
По окончании войны
Меняют деньги на штаны
Заботы их здесь прохиндейские
|
|
|
Создать компании злодейские
Инкорпорейшены фондейшены
Спешат и дети и старейшины
Я думаю о них что варвары еще
И потому так любят денег счет
И поглощение еды в столовой белой
Что скушно расе постарелой
Придет их время тоже вскоре
В междоусобной дикой ссоре
Их дети бизнес вдруг запрезирают
По-русски даже застрадают…
Появятся другие интересы
Люблю я Крым и не люблю Одессы
Америка — Одесса же сплошная
Вульгарная страна, неразвитая.
* * *
Геринг дает пресс-конференцию в душном мае
Победившим державам
Чьи корреспонденты гордо выпытывают его
В маршальской фуражке
В кресле поставленном прямо в траву
Ботинки у Геринга в траве утонули
Тяжелый микрофон старого стиля стоит на низком столе
Буйствует зелень на заднем плане
Ломит и прёт уже побеждая войну
Горячо и жарко
И Геринг держится грустно
Победоносные прошлые лета
Стучат сапогами в его голове
(А также любовницы, жены и ветви цветов и деревьев
Июли и августы и на оленей охоты)…
Упрячут опять от зелени в темный угол
Геринг не Геринг…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стоят офицеры, сидят.
Иные в касках. Другие в фуражках
Третьи подставили волосы ветру
Военные корреспонденты — грубые как слоны
Что они понимают
Что мы все понимаем
Простите меня за вмешательство — маршал покойный Геринг
Однако я менее склонен сочувствовать голым трупам
Из другой фотографии — рядом в газете «Пост»
Чем Вам — мяснику. негодяю. эсэсовцу. наци.
Чем Вам — маршал Геринг
Который как будто причина второй фотографии
(Я имею в виду голые трупы)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хорошо вот так вот
Войну проигравши
Сесть в старом кресле
Ботинки воткнуть в траву
Отвечать им негромко — корреспондентам
Устало как после работ землекопных
В мундире в шитье в этой Вашей Герман фуражке…
Ну удавят — удавят
Зато как по Европе шагали…
На том свете наверное пахнет мышами
А походка-то маршал ух как хороша хороша…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
|
|
|
И думаю пахнут духами и потом слегка
Подмышки немецко-австрийских женщин
И возле Дуная и Рейна
Цветут разлохматясь цветы
* * *
Ветер. Белые цветы. Чувство тошноты.
Ветер. Понедельник. Май. Недопитый чай…
Это я или не я? Жизнь идет моя?
Книги. Солнце на столе. Голова в тепле…
Или этот натюрморт вдруг придумал черт
Черт придумал. После взял — заковал в металл
И Нью-Йорком окружил. И заворожил.
А в середине господин. Он же — блудный сын
Блудный сын сидит в окне. Ищет истину в вине
Что-то делает рукой. С левою щекой…
— Милый близкий блудный сын. Ты опять один
На сколь долгие года? Может навсегда
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
* * *
В краю поэмы и романа
Всегда бывает хорошо
В лесах охотится Диана
Меркурий радостный прошел
И на груди у Аполлона
Уснула рыжая сестра
Так было все во время оно
У греко-римского костра
К утру натягивали тоги
И грели сонные тела
И были Боги — Жили Боги
Любовь и ненависть была
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В дневном пожаре, в тяжком горе
В Египет проданный я плыл
И Афродиту встретил в море
И Афродиту я любил
Молился ей среди пиратов
Пытался пальцы целовать
Она смеялась виновато
Но изменяла мне опять
Она на палубе лежала
Матросов зазывая вновь
Текла по палубе устало
Моя расплавленная кровь
Смеялись воды. Рты смеялись
Смеялись крепкие тела
Дельфины горько удалялись
Их помощь временной была
Не умирая в божьей воле
Привязан к мачте я стоял
Во тьме ночной агентства «Золи»
Пустые окна наблюдал
Она являлась на машинах
Она шаталась и плыла
Вся в отвратительных мужчинах
И шляпка набекрень была
Я так любил ее шальную
Гордился что она пьяна
Что в красоту ей неземную
Душа неверная дана
Я был поэт ее и зритель
Привязан к мачте я стоял
Глядел как новый похититель
Ее покорно умыкал
Смеялись воды. Рты смеялись
Вдали Египет проступал
И двери туго затворялись
И в верхних окнах свет мелькал
Я шел один, я был в экстазе
И Бога я в себе узнал
Однажды на зеленой вазе
Его в музее увидал
Он там сидел простоволосый
И дул в надрезанный тростник
Как я скуластый и курносый
Мой древнегреческий двойник
Да он любил ее больную
И ни за что не осуждал
И только песню еле злую
Он за спиной ее играл
* * *
Вот я скитаюсь в могучих кварталах эпохи
Я не достиг (я росту) потолка моей жизни
Люди собаки пейзажи — неплохи
Переносимы газеты дома пешеходы и вдруг налетевшие бризы
|
|
|
В двух зоопарках живут шимпанзе и тюлени
Матери тупо глядят прижимая младенцев
Дети орут. Все мы ищем партнера по лени
Лечь. развалиться. лежать. никогда не одеться
Кто это так вам надул ваш живот — молодая?
Он ли прыщавый с немытым акцентом — принц Бруклин?
Этих объятий не мог позабыть с четверга я
Желтые шеи. кривые мне помнились руки
Люди стареют и все человечество сразу
Время придти нам на смену жукам или крысам
Бог нас смахнет со стола как простую заразу
Так-то мой друг, мой единственный Эдичка-рыцарь.
* * *
Люди. ноги, магазины…
Все изделья из фасона
Из стекла и из резины
Продаются монотонно
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Непреклонною рукой
Свое личице умой
Соберись поутру строго
Ты Елена. вот дорога
Уходи куда-нибудь
В черный хаос выбран путь.
Дура-девица. тогда
Были лучшие года
И у тебя и у меня
Был разгар земного дня.
Ну а ныне эти люди
Для которых моешь груди
— Беспросветные лгуны…
Не из нашей тишины —
Не из нашего отряда
Ты ошиблась — мое чадо
Сверхвозлюбленное
Чуть пригубленное
Потерял тебя навек
Эдька — смелый человек
Эдька умный. Эдик грустный
Эдичка во всем искусный
Эдинька вас в каждом сне
Видит словно на луне
Там вы ходите поляной
В пышном платье. Рано-рано
И в перчатках полевых
Эдинька находит их
Из травы их подымает
И целует и кусает
И бежит к тебе — кричит…
Добрый дядя — тихий жид
На горе в очках стоит
И губами улыбается
Он любуется. качается…
Там есть домик в три окошка
Яблоко висит. блестит
«Хватит бегать — моя крошка».
Произносит добрый жид
«Ну иди обедать детка! »
Детка — длинною ногой
Сквозь траву шагая метко
Направляется домой
С нею дикие собаки
Я последний прибежал
И за стол садится всякий
И целует свой бокал
Так мы жили. Нынче ужин
Я один съедаю свой
И ни я ни жид не нужен
Деве с легкою ногой…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтобы вас развлечь — малютка
Я все это написал
Эдька знает — жизнь-минутка
Жизнь — мучительная шутка
Лишь искусства яркий бал
Этот хаос освещает.
Потому взгляни легко
Счастлив тот, кто сочиняет
Сочиняет сочиняет
И витает высоко.
Пусть тебя не омрачает
Жизнь тебя не омрачает
Пусть земное не смущает
Будет очень далеко…
* * *
Я не верю уже в эту даму
Чей пронзительно-серый глаз
Погружает мужчину в драму
И меня. И его — Адама
Я не верю дружок сейчас
Если я перед похоронным
Блеском бара — бутылок. свеч
Сам с собою сижу с бездонным
Ни за что не позволю сонным
Пауковым жестом наклонным
Дамьим пальцам на плечи лечь
Но надвинув на брови шляпу
Пятой рюмкой взмахнув у рта
Тихо вспомню в России папу
Полумальчика и растяпу
Хоть Россия уже не та
— Офицер ты мой офицерик
В гимнастерочке полевой
На украденном фото — скверик
Ты и друг лейтенант Валерик
Перед самой большой войной
Ах когда на душе полвторого
И все мысли спешат в Москву
Я припомню тебя сурово
И десятую рюмку без слова
За тебя отец подыму…
В шесть часов на Бродвее хмуром
Рано утром я брел в отель
Примыкая к другим фигурам
— К проституткам. пимпам. амурам
А все дамы ушли в постель…
|
|
|
