Обитательница Сохо. Лето 1977-го. Начало. Себе самому. Фрагмент. Дóма
Обитательница Сохо
У нее широкие штаны. Попка перетянута штанами. Сзади хлястик. С именем жены Но с чуть-чуть проросшими усами.
Сумка на плече. Почти мешок Грязная нога в большой чувяке От нечистой кожи запашок Словно бы от кошки иль собаки Лето 1977-го
Лето прошло без особых утех Редко слышны были шутки и смех Но если слышны они были даже То отдавали духом пропажи
Чистил и мыл я полы и предметы Юбки я шил (Есть хотят и поэты) Вечером слушал Теле и смотрел С Джули-служанкою дружбу вертел
Если же Мэрианн вдруг приходила Джойнт ирландка всегда приносила Марихуанки курнув забывал Что не допущен на сказочный бал
Так мы и жили все лето. И вот Август сонливый и мятый встает И над Нью-Йорком как призрак грядущего Осень кричит голоском неимущего. * * *
Подари мне хризантему Или что-нибудь такое Больше хризантемы вдвое Но на ту же впрочем тему
Подари мне не спеша Вдруг большой цветок лохматый Как бы душный как бы смятый Чтобы плакала душа
Чтоб штук пять корявых строчек Много русских важных точек Как бы ватных одеял Я б с тоски нарисовал
Чтобы чувствовал как в Риме При Нероне — Никодиме Под конец каких-то ид Войн Помпейских инвалид
Девочка. Придя во вторник Принеси цветок как шапку Не завернутую в тряпку Лепестков широких сборник. * * *
…И мальчик работал в тени небосводов Внутри безобразных железных заводов И пламенем красным, зеленым и грубым Дышали заводов железные зубы
И ветер и дождь за пределами цеха Не были для мальчика грязь и помеха А грязью был цех. Целовала природа Когда умудрялся избегнуть народа
И выйти из скопища грубых товарищей От адовых топок — гудящих пожарищей Во двор, в снеготу, в черноту, в сырость мира Стоять и молчать, тихо думать, что «сыро…
А если у веток содрать кожуру То видно как жилы пронзают кору… И крыса и суслик ведь роют нору… И ели так жалко что рубят в бору…»
Швыряли товарищи злобные шутки Металлы гремели там круглые сутки И таял там снег. И воняло там Гадом… Народом. Заводом… загубленным садом… Начало
…И только Иван был чернее меня На журавлевском пляже Лет двадцать назад Ивана кляня С ним я сдружился даже Загар его был в цвет сажи…
Вот мы и ходили с Иваном вдвоем Средь них удивительным черным зверьем Ночами работали оба Запомню Ивана до гроба
Его съел кожевенный старый завод А мне «Серп и молот» вдруг сунул расчет Свобода. И двести рублей И август. Принцесса и змей… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . …И помню я водки холодный стакан Прическу под Элвиса Пресли Я харьковский вор. Я бандит-хулиган Пою под гармонику песни…
Мне Немченко Витька с похмелья играл Любил меня Витька Карпенко Сестра у него была полный отвал В нее был влюблен друг мой Генка…
Ирина? Нет кажется Люда? Ах нет… Какое-то имя простое Я стал забывать по прошествии лет Начало исторьи героя… Себе самому
Времени все меньше Все тропинки уже Нет прекрасных женщин Воздух пахнет хуже
Все мужчины — трусы За спиной — злодеи Скушны все Эльбрусы Все подруги — змеи
Не доверь и брату А тем паче — бабе Ходишь по канату. В молоке — быть жабе.
У любой столицы Ты равно — прохожий (И Москва-девица Сюда входит тоже)
Не предаст лишь пуля Тихая и злая Эх ты моя гуля Пуля дорогая…
Бога тоже нету Лишь интеллигенты Верят в басню эту Да еще студенты
Нет уже обмана Вам — Лимонов бедный Оттого так рано Стали злой и вредный. Фрагмент
Мы рот открыв смотрели на пейзажи На города на бледные моря В морях порой киты плескались даже Глазами темно-синими горя
В зеленых льдах веселые пещеры В руинах замков музыки и свет Прекрасных дам сжимают кавалеры Ведя порнографический балет
С журналом мод в кустах лежат сатиры. Ив Сен-Лоран наброшен на бедро И попки нимф похожие на лиры Среди камней расставлены хитро…
С подводной лодки спущен желтый ялик На тонкой мачте бьется черный флаг (Гляди на весла! О, Жолковский Алик, Сейчас взлетят, с волны сдирая лак! )
То Фантомас в компании блондинки Спешит брильянты закопать в атолл Но вдоль луны (Здесь крупный план корзинки! ) Воздушный шар с полицией прошел
Вниз Шерлок Холмс сигает с парашютом Он курит трубку не снимая плащ А Робинзон, откушавший шукрутом, Следит за всем, труба торчит из чащ… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мы рот открыв смотрели с Робинзоном На облака, на тучные стада Дышали морем, дымом и озоном И Пятниц приручали иногда… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В зеленых льдах… (Реши, профессор Алик, Кто повлиял? Бодлер или Рембо Или Жюль Верн? ) букашкой видит ялик В козлиной юбке Робинзон с трубо… * * *
И все провинциальные поэты Уходят в годы бреды Леты Стоят во вдохновенных позах Едва не в лаврах милые и в розах
Расстегнуты легко их пиджаки Завернуты глаза за край рассудка Когда-то так загадочно и жутко Стоят на фоне леса иль реки
Где вы ребята? Кто вас победил? Жена, страна, безумие иль водка? Один веревкой жизнь остановил Другой разрезал вены и уплыл
Аркадий… Ленька… Вовка… Дó ма
На полу лежат несколько седых волос Эдуарда Их бы следовало подобрать руками или пылесосом Но Эдуард настолько еще одурманен гашишем Что никак не может собраться… Сконцентрироваться ему трудно И проходя мимо волос раз уже десять Он все-таки говорит себе «Позже. Я ведь иду на кухню поставить чаю Чай важнее, чем сорный волос Подыму волос — о чае забуду…
Прямая существует опасность…»
Потому седые волосы. Коротки и прямы Лежат на полу и глаза мозолят
О, гашиш! Восточный источник лени! Не курите, друзья мои, гашишу В запустение гашиш дом приводит…
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|