 |
Становление социально-психологической традиции
|
|
|
|
Глава 8
Становление социально-психологической традиции
на факультете психологии Московского университета
Г. М. Андреева
Понять особенности становления социально-психологической традиции в стенах Московского университета нельзя, не упомянув о двух обстоятельствах в истории этой научной дисциплины как в мире вообще, так и в нашей стране, в частности. Первое обстоятельство связано со специфическим статусом социальной психологии в системе научного знания, а именно с ее промежуточным положением между психологией и социологией, что позволяет рассматривать ее развитие в лоне каждой из двух “родительских” дисциплин. Как известно, это даже дает основание говорить как минимум о “двух” социальных психологиях – “психологической” (PSP) и “социологической” (SSP)[22]. Этот “маргинальный” статус, положение на стыке двух наук требует выяснения вопроса о том, в какой именно теоретической парадигме дисциплина утверждает себя в конкретном месте и в конкретное время. Известно, что в различных странах этот вопрос решается по-разному: в одних случаях социальная психология развивается в “лоне” психологии, в других – в “лоне” социологии или (как, например, в США) она существует одновременно и в той, и в другой системе знания. Следовательно, важно отдавать себе отчет в том, какое решение имело место в нашей стране.
Это связано со вторым обстоятельством, которое обусловлено сложившейся в России ситуацией. До Октябрьской революции социальная психология не имела статуса четко обозначенной научной дисциплины, хотя некоторые ее проблемы и были разработаны, притом как в социологии, так и в психологии[23]. После революции вопрос о судьбах социальной психологии не мог обсуждаться в русле социологии, поскольку ее существование попросту отвергалось, поэтому дискуссия развернулась в русле психологии в связи с идеей о необходимости перестройки этой дисциплины на базе марксизма. Результатом дискуссии явилась печальная участь социальной психологии, сходная с участью многих других наук: она была лишена права на существование, как не встраивающаяся в единую логику марксистски ориентированной психологии и на длительный период времени прекратила свое существование [24].
|
|
|
Лишь в конце 50-х - начале 60-х гг. ХХ в. социальная психология переживает в нашей стране свое возрождение, и ее действительная история только и начинается с этого времени, причем первоначально именно в рамках психологического знания[25]. Соответственно и в стенах Московского уиверситета начало самостоятельного существования этой области психологической науки может быть обозначено лишь указанным временем. Формально институционализация социальной психологии на факультете психологии МГУ (создание кафедры) датирована октябрем 1972г., хотя предпосылки были заложены несколько ранее.
Принцип деятельности и логика построения предмета социальной психологии
В связи с названными обстоятельствами в СССР сложилась уникальная ситуация, позволяющая, с одной стороны, использовать опыт (в том числе находки и потери) развития социальной психологии за рубежом, где не было “перерыва” в ее существовании, с другой стороны, не просто делать “кальку” с любого уже существующего (например, американского) варианта образа науки, но сознательно и целенаправленно решать задачу конституирования подлинной системы знания, притом системы в рамках определенной методологической традиции и ее соотношения с традициями, сложившимися в мировой науке.
|
|
|
Само по себе понятие “система научного знания” должно быть, по-видимому, исследовано особо, и это задача логики и методологии науки. Здесь важно лишь подчеркнуть, что в условиях фактически нового рождения дисциплины, как это произошло с социальной психологией в нашей стране, целесообразно было попытаться обосновать некоторую взаимосвязанную картину теоретических построений, применяемых методов и принципов интерпретации полученных результатов. Для осуществления такой работы в условиях факультета психологии МГУ существовало важнейшее условие: в качестве адекватной методологической базы могла быть использована разрабатываемая здесь теория деятельности А. Н. Леонтьева, которая задавала общий ориентир организации всей психологической науки [ 8 ].
Безотносительно к той дискуссии, которая сопровождала развитие теории деятельности в советской психологии (например, о том, является ли принцип деятельности лишь объяснительным принципом или он требует рассмотрения деятельности как предмета исследования [ 5 ]), для становления социальной психологии этот принцип открывал огромные возможности. Коль скоро социальная психология строится в рамках психологическойнауки, принцип деятельности позволяет связать ее с общей психологией, служит естественным способом “введения” ее в контекст целостного психологического знания.
Известно, что акцент, сделанный А. Н. Леонтьевым на “предметной деятельности” (отношение человека к миру) предполагал органическую связь с другим аспектом деятельности - опосредования отношения человека к миру его отношением к другим людям [см. 24, с. 367]. Этим было задано единство субъект-объектных и субъект-субъектных отношений, т. е. единство деятельности и общения, что было особенно существенно для социальной психологии. Так родилась идея интерпретировать принцип деятельности как конституирующий и объяснительный принцип построения системы социальной психологии как научной дисциплины внутри психологического знания [5], положить его в основу анализа всей системы связей, рассматриваемых в предмете данной науки, обозначить при его помощи логику соподчинения всех используемых категорий. Такой подход демонстрировал специфику построения предмета социальной психологии именно в стенах Московского университета, отличающуюся от стратегий, разрабатываемых в других научных центрах страны[26].
|
|
|
Некоторые фрагменты концепции А. Н. Леонтьева доказывают наличие заложенных в ней возможностей для построения социальной психологии. Можно указать по меньшей мере на три положения.
Во-первых, это понимание природы деятельности. Настаивая на необходимости преодоления взгляда, изолирующего сознание человека от реальной жизни, А. Н. Леонтьев полагает необходимым рассматривать его в зависимости от образа жизни человека, т. е. понять особое строение деятельности в зависимости от тех жизненных отношений, которые складываются в “тех или иных общественно-исторических условиях” [27, с. 288]. Это диктует прямое требование к социальной психологии конкретно анализировать систему этих отношений, а значит прежде всего реальных социальных групп, в которые включен человек.
Во-вторых, принципиальным является анализ деятельности, как изначально общественной, которая “развивается только в условиях кооперации и общения людей” [25, с. 96]. Но этим в психологию вводится идея совместной деятельности, в ходе которой “деятельность отделяется в сознании людей от предмета и осознается как отношение людей” [28, с. 275]. Это позволяет развернуть программу социально-психологических исследований именно вокруг этой идеи, обозначив проблему коллективного субъекта деятельности.
В-третьих, особое значение приобретает то положение теории деятельности, в котором формулируется принцип опосредования. Именно этот поворот в общей логике рассуждений приводит к выводу об органическом единстве деятельности и общения, когда общение трактуется как “сторона совместной деятельности”, как “ непосредственная коллективность” [27, с. 367]. Для социальной психологии этот принцип приобретает специфическое значение., а именно требует ответа на вопрос, чем опосредована совместная деятельность, осуществляемая в рамках реальной социальной группы. В отечественной литературе вариант ответа на этот вопрос был дан А. В. Петровским, предложившим концепцию деятельностного опосредования межличностных отношений в группе [37]. Потенциал этой концепции оказался весьма значимым, и идея опосредования получила дальнейшее развитие, в частности, при анализе конкретных форм и способов общения, реализуемых индивидами в группах.
|
|
|
Таким образом, три названные элемента концепции деятельности, разработанной А. Н. Леонтьевым, имеющие прямое социально-психологическое “продолжение”, могли быть рассмотрены как специфический методологический принцип построения социальной психологии как науки. Они и были положены в основу разработки системысоциально-психологического знания, в которой реализуется деятельностная парадигма [27]. Это и составляет специфику традиции, сложившейся на факультете психологии МГУ, что отличает ее как от различных концепций зарубежных исследователей, так и от других подходов, сложившихся в отечественной науке.
Другая характерная особенность этой традиции состоит в том, что при освоении единого методологического принципа постоянно осуществляется сопоставление предложенной логики исследования с идеями, развиваемыми в других парадигмах, т. е. выясняется соотносительная роль введенных инноваций, что обеспечивает их интеграцию в общее развитие мировой науки. Такое допущение интеграции различных подходов было выявлено нами уже при анализе теоретических ориентаций американской социальной психологии 60-х гг. ХХ в. [12] и отвечает современным тенденциям развития науки, что обозначается в науковедении термином полипарадигмальный подход.
План реализации обозначенной позиции включал решение двух взаимосвязанных задач: анализ сложившихся на Западе подходов, их соответствующая “инвентаризация” и попытка синтезировать уже наработанную в мировой социальной психологии проблематику на основе нового подхода [12]. В итоге была предложена разработка логически продуманной структуры социальной психологии как науки, т. е. попытка преодолеть недостаток, отраженный в большинстве как зарубежных, так и появляющихся отечественных руководств - произвольное нагроможение отдельных, хотя и важных, проблем без уяснения их связи между собой [7].
Как известно, в истории социальной психологии предлагалось два решения кардинального вопроса о соотношении личности и общества: одно, признающее своеобразный “примат” личности, связано с именем Г. Тарда; другое, предпочитающее принцип движения от общества к личности, - с именем Э. Дюркгейма. Логично предположить, что с точки зрения принципа деятельности, второе решение представляется более обоснованным: в конечном счете именно совокупность социальных условий детерминирует деятельность, а значит, и психику личности. Однако совпадение с позицией Дюркгейма здесь лишь внешнее. Различие начинается там, где предлагается трактовка самого понятия “общество”: в отличие от совокупности “коллективных представлений” общество понимается в нашем случае как система реальных социальных, исторически сложившихся связей, где, очевидно, и следует искать условия, детерминирующие сознание человека.
|
|
|
Поэтому “движение” анализа при построении предмета социальной психологии необходимо начинать с понимания складывающихся в обществе многообразных отношений человека, как общественных, так и межличностных. Именно в этой системе отношений важно установить место общения– важнейшей категории, исследуемой социальной психологией. “Общение”, понимаемое как сторона совместной деятельности [32; 33], не совпадает поэтому с его истолкованием в традиционой социальной психологии, например, с понятием “коммуникация”. Категория “общения” наполняется специфическим содержанием: включает в себя и коммуникацию [40], и интеракцию, и социальную перцепцию (включая аттракцию [19]), т. е. все компоненты, изучаемые обычно вне общей системы [51; 55].
Тогда дальнейшая логика может быть представлена следующим образом: поскольку общение как некоторая общая характеристика человеческих отношений (их “реализация”) проявляется по-разному в различных социальных группах, следующим шагом в анализе должен быть анализ психологии групп. Хотя этот блок исследований сам по себе является также традиционным в социальной психологии, в данном случае и здесь предлагается особый подход. Прежде всего, заявлена принципиальная позиция, которая определяется интерпретацией группы в контексте ее совместной деятельности. Это означает концентрацию внимания не на лабораторных, а на реальных социальных группах, ибо лишь при этом условии в них можно проследить не только наличие межличностных отношений, но и реализацию всей совокупности общественных связей.
Следующий важный шаг – обозначение круга тех социальных групп, психология которых должна быть подвергнута анализу. В этой связи встает вопрос о статусе больших социальных групп, что является предметом дискуссии во многих системах социально-психологического знания, разрабатываемых внутри психологии. В данном случае проблема вообще опускается, поскольку предполагается, что психология больших групп – предмет исследования лишь социологии или, в крайнем случае, “социологической социальной психологии”[28]. В рамках деятельностной парадигмы проблема психологии больших групп, особенно устойчивых, сложившихся в ходе естественного развития общества (таких как социальные классы, этносы, гендерные группы) органически привязана к остальной проблематике [20]. Здесь реализовано одно из положений концепции А. Н. Леонтьева: понимая группу как “ближайшую социальную среду человека”, составляющую “круг его непосредственного общения” [28, с. 370], он вместе с тем настойчиво подчеркивает, что развитие личности не есть простая адаптация к группе, а предполагает выход за ограниченные пределыближайшей среды обитания. Такой “выход”, по-видимому, и есть прежде всего выход за пределы малой в пределы больших социальных групп, поскольку “содержание социально значимых черт человеческой психики формируется именно на макросоциальном уровне: в больших устойчивых социальных группах создаются исторически конкретные социальные нормы, ценности и установки, которые “доводятся” до индивида посредством малых групп и межличностного общения” [17].
Этим и продиктована последовательность в рассмотрении психологии групп: лишь вслед за анализом психологии больших социальных групп целесообразно приступать к психологическим характеристикам малой группы. Такое построение своеобразной “воронки” не традиционно для психологической социальной психологии, и поэтому разрабатываемый нами подход по существу позволяет объединить обе ветви социальной психологии – как психологическую, так и социологическую. Тем не менее традиция изучения малых групп в полной мере сохраняется, хотя и в нее вносятся новые черты: группа при этом рассматривается как субъект деятельности, что открывает новые перспективы для ее изучения именно в русле психологии [22; 23; 25]. В отличие от социологического подхода наша логика позволяет понять группу как психологическую реальность для индивида. Нами была воспринята идея А. В. Петровского о том, что совместная деятельность является не просто признаком, конституирующим группу, но основанием для ее развития, что было подчеркнуто в концепции “деятельностного опосредования межличностных отношений в группе” [37]). Именно в этом ключе в рамках данного подхода предпринята серия исследований, касающихся всей палитры процессов групповой динамики в малой группе [29].
Соответственно изменяется подход к проблеме психологии межгрупповых отношений, которая в рамках сформулированной традиции приобретает новые линии исследования, а именно анализ последних в условиях реального взаимодействия не только малых, но и больших социальных групп. Это делает весь раздел о психологии групп целостным и завершенным, что нашло свое воплощение в работах В. С. Агеева и Т. Г. Стефаненко [1; 2; 45].
Следующим шагом построения предмета социальной психологии становится выделение раздела “социальная психология личности”: если общие закономерности общения людей реализуются в различных социальных группах, то через систему этих групп в процесс общения включается личность. Она тем самым “задана” социальным контекстом, но вместе с тем в силу своей активности и “творит” его. Если по А. Н. Леонтьеву “личность человека ни в каком смысле не является предсуществующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается” [28, с. 173]), то ключом к пониманию личности является как раз изучение трансформаций личности в ее деятельности, протекающей в реальных социальных группах.
Для социальной психологии здесь содержится отчетливо просматриваемая перспектива: с одной стороны, необходим анализ того, как эти трасформации осуществляются в тех группах, в которые личность включена на своем жизненном пути; с другой стороны, анализ того, как в результате этих трансформаций личность, действуя, вносит свой “вклад” в дальнейшее развитие всей системы отношений человека. В разрабатываемой нами концепции решение этих двух задач развертывается при исследовании двух традиционных для социальной психологии проблем – социализации и социальной установки, своеобразным итогом чего выступает проблема социальной идентичности.
При исследовании каждого из этих трех блоков (социализации, социальной установки, социальной идентичности) деятельностный подход проявляет себя в различной степени. Так, при изучении социализации акцент делается на трех сферах, в которых развертывается этот процесс: в деятельности, общении и самосознании, т. е. там, где происходит расширение и умножение социальных связей личности с внешним миром. Так, в сфере деятельности имеет место расширение “каталога” деятельностей личности, ориентировка в них через систему личностных смыслов и выбор наиболее значимых ее видов. Реальная программа исследований использует в данном случае схему, предложенную А. Н. Леонтьевым [28].
Что касается исследования социальных установок, то на этом примере особенно отчетливо видна попытка интеграции подхода, разработанного в русле концепции А. Н. Леонтьева, и изучения аттитюдов в западной социальной психологии. В отечественной литературе такая интеграция двух теоретических схем была реализована в “диспозиционной концепции регуляции социального поведения личности” В. А. Ядова [48]. Идея иерархии диспозиций личности, выстроенная в соответствии с уровнем потребностей индивида и уровнем его включения в различные виды деятельности, органично вписывается в логику нашего подхода и потому широко использована в ряде исследований, в частности, при реинтрепретации некоторых результатов зарубежных исследователей О. А. Тихомандрицкой [14].
Новые возможности анализа использованы и при изучении социальной идентичности личности, проблемы, которая активно разрабатывалась в зарубежной социальной психологии, но практически не была представлена в первых обзорных отечественных работах. В рамках предложенного подхода был осуществлен широкий круг исследований этой проблемы, начиная с общей постановки вопроса в рамках деятельностной парадигмы до ее всесторонней разработки в работах Е. П. Белинской [14; 15; 16].
Предложенная структура предмета дисциплины, будучи построенной на единой методологической основе, включает в себя весь спектр проблем социальной психологии, упорядочивая их определенным образом и связывая некоторым “каркасом”. Это позволяет сделать вывод о создании некоторой системы науки и вместе с тем формирования, по выражению П. Н. Шихирева, достаточного количества “стыковочных узлов” для кооперации (если не интеграции) с остальными существующими парадигмами [47, с. 320]. В этом значении предложенная схема может выполнять функции парадигмы, не являясь демонстрацией какой-либо “ортодоксии”, совокупностью догм, но лишь своеобразной “таблицей Менделеева”. Это предполагает наполнение ее вновь получаемыми данными, дальнейшее расширение самой проблематики, в том числе увеличение количества работ, связанных с применением методов воздействия, прежде всего социально-психологического тренинга, а также допускает апелляции к другим парадигмам [30].
На протяжении многих лет именно вокруг этой схемы сосредоточена работа целого научного коллектива, что убедительно отражено в “хронологии” публикаций, соответствующих каждому разделу и каждому шагу в овладении материалом. При этом мера и степень “приверженности” схеме, естественно, варьирует, что обусловлено, как спецификой конкретной проблематики, так и личными предпочтениями каждого исследователя.
|
|
|
