 |
УРОК МОЛИТВЫ. Действующие лица. Ведущий.
|
|
|
|
13.
УРОК МОЛИТВЫ
пьеса
Действующие лица
Ведущий.
Монах Арсений, в подряснике. [8]
На сцене – двое. Ведущий и Монах Арсений .
Никаких декораций. Только на стене большая картина с изображением монастыря.
Звучит песня игумена Иосифа Дьяченко на слова монаха Варнавы (Санина) «Отче наш».
Ведущий (выходя вперед, как только заканчивается песня). Когда у монаха Арсения спрашивают, где и как он так научился молиться…А молится он, действительно ― весь уходя в молитву. Не отвлекаясь ни на что…Горячо. С верой. Живя только молитвой. А точнее ― разговором с Богом. (поясняя. ) Ведь молитва – это разговор человека с Богом. (подумав, добавляет. ) Так молились, наверное, наши предки благодаря которым во всем мире нашу Родину называли не иначе, как Святая Русь... И ― больше того ― как подвижники первых веков христианской эры…
Ведущий оглядывается на монаха Арсения, который недовольно качая головой, уже делает шаг в сторону, чтобы уйти, и виновато прикладывает ладонь к груди, мол, все, больше не буду.
Ведущий (торопливо).
Ох, совсем забыл! Ведь монахи терпеть не могут когда их хвалят! Великие старцы просто убегали из тех мест, где начинали превозносить их. (успокаивающим тоном. ) Конечно, монах Арсений не великий старец… Что? Ну да, я и говорю - и даже не старец вообще. Он и рассказать-то обо всем еле-еле согласился. Только уже, когда я сказал, что нужно людям и будет им в духовную помощь. Словом, когда от него и другие знакомые или паломники долго не отстают с этим, очень важным для каждого верующего человека, вопросом, то он смиренно отвечает…
|
|
|
Монах Арсений (выходя на середину сцены, явно нехотя). Да какой из меня молитвенник… (с усмешкой. ) Тем более – смиренный! (с упреком глядя на Ведущего. ) Тоже мне, нашел подвижника! (немного подумав. ) Хотя, кое-какой опыт молитвы однажды, и правда, наверное, приобрел. Да… После одного трагического случая. Сразу предупреждаю, со счастливым концом!
Монах Арсений успокаивающе смотрит на Ведущего, затем в зал. И уточняет.
Монах Арсений. Племянница научила!
Заметив, что Ведущий якобы не совсем его понимает, монах Арсений понимающе кивает ему и начинает рассказывать уже более подробно.
Монах Арсений. Заехал я как-то в гости к родному брату. Радости было… Ведь лет десять не виделись! Я на севере тогда послушником в монастыре был. В отпуск как-то и не тянуло. За это время его жена и сына, и дочку успела родить. Племяннику на тот момент было уже семь лет. А племяннице всего четыре. Приехал я. А они даже не знали, куда меня усадить. Чем угостить… (Покачав головой. ) Ну, суета редко доводит до хорошего. В общем, ради такого случая, и чтобы нам с братом лучше освежить память нашего детства, которое мы провели в деревне, решили они меня напоить чаем из родительского самовара, который тем, в свою очередь, достался от их родителей, судя по всему, тоже получивших его по наследству... Большой, пузатый такой самовар! Долго мы с братом спорили, пока сообразили, наконец, как нам, привыкшим к электрическим чайникам, с ним нужно управиться. Вышли во двор, накололи дров, нашли сапог, чтобы им огонь в трубе раздувать. А когда он уже окончательно закипел, отвлеклись на минуту, решая теперь, как бы аккуратнее, чтобы случайно не обвариться паром и не выплеснув ни капли крутого кипятка, занести его, обжигающий руки, в дом. И тут…
При этих словах Ведущий, судя по всему, хорошо знающий всю историю, зябко передергивает плечами.
|
|
|
Монах Арсений (с трудом выговаривая каждое слово). Племянница, первый раз видя не в книжке, а в жизни ― настоящий бронзовый самовар с выгравированными на боку царскими медалями, вдруг решила посмотреть, что там у него внутри. Подошла. Приподнялась на цыпочках. Потянулась ручонками. И… опрокинула его на себя! Вместе с пятью литрами страшно бурлившей на ней воды… Она даже закричать, как казалось должно быть, и то не успела. Только чуть слышно ойкнула и потеряла сознание.
Ведущий , сокрушенно качая головой, мол, надо же было случиться такому!
Монах Арсений. Празднику, конечно, сразу конец! Я, весь холодея, подхватил девочку на руки. Брат, белый, как мел, мгновенно завел машину ― и мы, что было у нее мочи, помчались в больницу. До сих пор не понимаю, как на такой бешеной скорости не врезались ни в одно дерево и никого не сбили… Врачи в приемном покое, уж на что повидавшие виды мужчины, о медсестрах я уже и не говорю, были просто в ужасе. В клинику ее, кричат, немедленно в клинику! Хотя по глазам вижу ― без толку да и поздно. Но мы поехали и туда. Правда, в клинике врач, наверное, чтобы только успокоить нас, сказал, что, конечно, надежда еще есть. Что они будут бороться и, как говорится, сделают все возможное. Обещал, отводя при этом глаза, прямо сейчас начать делать пересадку кожи. Большую пересадку. Очень большую…
Монах Арсений с трудом переводит дыхание.
Монах Арсений (продолжая). А вы, ― говорит нам с братом, ― завтра приезжайте. Нечего вам тут сегодня делать. Мы и без вас управимся. Не впервой! (вздыхая. ) Но по его поведению и тону было ясно, что приезжать нам придется уже не за живым маленьким человеком. А племянница моя лежит и чуть-чуть постанывает. Наверное, приходит в себя. Окунаясь в большую боль во всем ее маленьком тельце… (глядя прямо в зал). Честно скажу, смотрел на нее и искренно думал: уж лучше б я сам, чем она, обварился! А уж о брате - что говорить…
Монах Арсений начинает ходить по сцене.
Монах Арсений. (на ходу, продолжая). Вернулись мы с ним домой… Его жена бьется на кровати в истерике. Плачет уже беззвучно. Мы с братом друг на друга даже не смотрим. Брат этот самовар просто в клочья был готов разорвать. А у меня перед глазами ― только племянница. Не сразу даже и иконы на стене увидел. А как увидел, то так и рухнул перед ними на колени. Гляжу - брат рядом. И ― давай мы молиться!
|
|
|
Монах Арсений перестает ходить, останавливается, словно прислушиваясь к чему-то, в самом себе.
Монах Арсений (горячо). Никогда в жизни ― ни до, ни после ― я так не молился. Как только ни упрашивал Господа. Как только ни умолял Его облегчить страдания племяннице и оставить ее живой. Дошел до того, что просил взять мою ― вместо ее ― жизнь взамен! (немного подумав. ) Что, собственно потом и сделал, став вскоре, после возвращения в монастырь, монахом, то есть добровольно умерев для этой земной временной жизни. Так прошла целая ночь. Брат ушел успокаивать жену… А я так до утра и не мог встать с колен. Только с рассветом сумел подняться да разогнуть спину с помощью брата. И мы молча медленно поехали в клинику…
Звучит песня игумена Иосифа Дьяченко на слова монаха Варнавы (Санина) «У окна».
Монах Арсений (когда заканчивается песня). Как ни старались мы медленно ехать, все равно рано приехали. Врача на работе еще не было. А дежурная медсестра, узнав, кто мы и к кому, как-то странно, я бы даже сказал испугано, и в то же время радостно, даже счастливо, посмотрела на нас… Побежала по коридору…И вывела из палаты к нам, уже ожидавшим самого, что ни на есть, худшего… (делая паузу, чтобы проглотить ком в горле) мою племянницу! Целую и невредимую! Живую!!!
Ведущий , невольно делая несколько шагов вперед, радостными кивками подтверждает, мол, да-да, слушайте дальше!
Монах Арсений. Увидев в коридоре отца, племянница радостно бросилась к нему. Тот, не зная, верить или не верить происходящему, боялся даже дотронуться до нее. А она, слегка стесняясь меня ― не успела привыкнуть еще! ― взяла его руку и сама провела ею по своему плечику… потом ― по груди, говоря: «Вот, видишь! Совсем-совсем не больно! Ни капельки! Ну, чего же ты плачешь?.. » (опять с трудом переводя дыхание. ) Смотрю, а брат, действительно, плачет. И сам ведь вижу его, как через радужный туман, что значит ― и у меня на глазах слезы. Да… А тут и врач появился. Говорит: «А-а, приехали?.. А это что с вами за девочка ― подружка потерпевшей, что ли? » (объясняя Ведущему и залу. ) Конечно, он говорил это лишь бы что-то сказать. Оттягивал время. И, не узнал свою безнадежную пациентку! А как только ему обо всем рассказали, прямо в коридоре бросился осматривать ее, проверять. Даже очки платочком протер. Затем повторил все сначала.
|
|
|
Монах Арсений и Ведущий одновременно разводят руками.
Монах Арсений. И только руками развел. Говорит каким-то деревянным голосом: «Этого не может быть... У вас… то есть, у нее все совершенно затянулось! Слышите? Всё!!! И не нужно даже самой маленькой пересадки кожи! Она… Она ― совершенно… здорова! Может, вы мне что-нибудь объясните? Я сам ничего… ровным счетом ничего не могу понять… Я, профессор, без пяти минут – академик! Слышите, ни-че-го! »
Монах Арсений смотрит в зал, словно пытаясь понять, верят ли ему зрителя. И если верят, то до конца ли? Все это потихоньку объясняет им Ведущий, добавляя, что сам, лично знаком с племянницей рассказчика.
Монах Арсений (продолжая). Мы, конечно, сказали профессору, как оно было на самом деле. Объяснили, что только молились. Даже не скрыли, что горячо и всю ночь. Но, кажется, он, даром, что без пяти минут академик, нам не поверил.
Монах Арсений как-то грустно вздохнул, словно жалея врача. И вновь улыбнулся.
Монах Арсений (явно завершая свой рассказ). А вот я именно с тех пор и понял, как надо молиться! Не всегда, конечно, удается, хотя бы немного, ну хоть чуть-чуть приблизиться к тому состоянию, в котором я тогда пребывал. Но память осталась. И, если кто ― письменно или приезжая в монастырь ― обращается за молитвенной помощью в очень тяжелых случаях, она словно оживает в сердце всей своей силой и очень помогает тогда и мне, и смею надеяться, тем, за кого они просят!
Ведущий (напоминая). Ты про брата… про брата забыл сказать!
Монах Арсений (благодарно кивая). Ах, да! А еще, та история очень сильно повлияла на моего брата. В духовном плане. Он стал регулярно ходить в церковь, исповедоваться, причащаться. Жена его, разумеется, тоже. И они воспитали своих детей ― моих племянника и племянницу, в той крепкой и живой вере, какой жили наши предки во время Святой Руси!
Звучит песня Юлии Березовой на слова монаха Варнавы (Санина) «Путеводная звезда».
16 апреля 2016 г.
|
|
|
