 |
Типичный случай. Действующие лица. Соседка. . Рабочий по сцене.
|
|
|
|
12.
ТИПИЧНЫЙ СЛУЧАЙ
пьеса
Действующие лица
Мать.
Сын, молодой мужчина лет 30-ти.
Соседка.
Рабочий по сцене.
Комната в квартире. Стол, настольная лампа, стулья. В святом углу иконы. Перед ними горит свеча.
На стене – окно (сделанное из картины), за которым отчетливо видно зимнее дерево.
Мать (стоя перед иконами). Господи! Помоги! Господи, отведи от моего сына любую беду! Любую напасть! Господи, все, что угодно, только верни мне его домой живым и здоровым!
Входит Сын, слегка покачиваясь и напевая.
Мать (с облегчением). Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! (Отходит к столу и обессилено садясь на стул, с упреком смотрит на сына. ). Ну где ты опять был? Где пропадал всю ночь и все утро? Что ты со мной делаешь?
Сын. (беспечным тоном). Я? Ничего! Это ты сама себя так доводишь! Другие матери спят вон себе спокойно. И отцы в ус не дуют! Молодость у меня еще не до конца выветрилась, понимаешь?
Мать. Я-то понимаю. Сама молодой была. И покойный отец твой. Но… не до такой же степени.
Сын (грубо). Тогда время другое было!
Мать (уже более сильным голосом, с воспитательными нотками). Время? Да, другое! Но, даже хотя и безбожное, все равно мы себе такого не позволяли. Даже подумать не могли о том безобразии, которое сегодня никто и за безобразие уже не считает. Воспитание не давало. Наконец, совесть! А тут, когда храмы открылись и вера разрешена, такое вокруг творится!.. И мой единственный сын туда же! Неужели ты не понимаешь, что пить и гулять – грех! (торопливо. ) Вот послушай, что сегодня нам батюшка в своей проповеди, как раз на эту тему говорил…
Сын (перебивая). Что! Опять ты о своем Боге и вере? Сколько тебе раз говорить – не хочу! Не буду об этом даже слушать! Завтрак на кухне?
|
|
|
Мать. Да! Только сейчас уже не завтрак, а обед…
Сын уходит. Мать опускает голову на руки и замирает.
Заходит соседка.
Соседка (встревожено). Что случилось? Сын заболел? Или неприятности у него на работе?
Мать (сквозь плач). Какая работа? Он уже две недели нигде не работает и вообще нигде больше месяца не задерживается. А здоровье – уже и не помню, когда он последний раз чихнул… Хуже, намного хуже!
Соседка (подсаживаясь). Так расскажи! В одном классе учились, в одном подъезде живем, в один храм ходим, а друг о дружке ничего толком не знаем. Хорошо я хоть, как почувствовала, что у тебя не все в порядке и весь сахар словно специально – дома закончился, а я готовку затеяла. Вот, узнать, как вы живете и взаймы попросить пришла…
Мать (делая попытку встать). Сейчас принесу.
Соседка (придерживая ее). Ничего, не горит, успеешь. Лучше говори, что тут у вас стряслось?
Мать (со вздохом). Ой! И не спрашивай! Сын совсем отбился от рук…
Соседка (понимающе). Да это я и так знаю! Вижу его время от времени…
Мать. Ну что я еще для него не сделала? Одна, по сути дела, на ноги подняла. Выкормила, вырастила. Образование дала. А он? Ну ладно еще, по молодости, чудачит. Но ведь пора… пора бы уже остепениться и подумать о главном. Ведь никто не вечен-то на земле! Я его и так, и так пытаюсь отучить от такой жизни, вразумить и конечно же, привести к вере... (сокрушенно разводя руками. ) Но он даже слышать о ней не хочет!
Соседка. Да… К сожалению, увы, теперь это типичный случай. (с хитрой улыбкой взглянув на Мать. ) А ведь выход из него есть!
Мать (порывисто). Правда?! Какой? Да я… да все, что угодно!!!
Соседка (словно удивляясь сама себе). Надо же, как у Бога все для нас предусмотрено. Вчера только купила в церковной лавке книгу, начала читать. Думала, одной мне душеполезно. А там один рассказ – ну прямо как про тебя и для тебя!
|
|
|
Мать (умоляюще). Расскажи!
Соседка (охотно, но дальше с запинками). Конечно! Значит, так. Подошла одна женщина к священнику… Не помню, до или после службы, но это не важно! Подошла и говорит. Или, спрашивает?.. (подумав). Нет! Память у меня не то, что раньше! Помнишь, когда-то одни пятерки были! А теперь… Вон, сахар, и тот, вовремя забыла купить! Знаешь, чтобы не быть испорченным телефоном, давай-ка, я лучше сейчас принесу эту книгу и сама тебе прочитаю! Все-таки я на филфаке училась, не то что ты – в политехническом!
Мать. Ой, да! Да! Конечно! А я тебе пока сахар насыплю.
Мать и Соседка выходят. И вскоре возвращаются. Одна с наполненной доверху сахарным песком банкой, другая с книгой.
Соседка (раскрывая книгу, начинает с выражением и многозначительными паузами читать):
«Подошла Мария Степановна, пожилая уже женщина, после вечерней службы к священнику.
Благословилась, как положено.
И со слезами на глазах, говорит:
- Батюшка! Отец Михаил! Помогите! Внук у меня погибает. А я ничем не могу ему помочь!
- А в чем, собственно, дело? – с участием посмотрел на нее священник. - Он что – болен серьезно?
- Да нет, здоров, как бык! – даже отмахнулась от этих слов женщина.
- Тогда значит: пьет?
- Да… Но не так, чтобы! А только иногда, особенно по светским праздникам, да когда дружки позовут. Но меру свою он знает! Во всяком случае, пьяным я его, слава Богу, еще никогда не видела!
- Гм-м.. – задумался вслух священник. - Тогда что же он у тебя - блудит? То есть, гуляет?
- И это тоже бывает. Но - хуже, батюшка, хуже…
- Да что может быть хуже, чем этот смертный грех, который уже и за грех принимать перестали? - с упреком покачал головой священник и напрямую спросил: - Он что у тебя - наркоман?
- Боже упаси! – в страхе перекрестилась женщина.
- Так что же тогда с ним?!
- Я ж говорю: гибнет!
- Ничего не пойму! А, впрочем…
Священник внимательно посмотрел на женщину, прищурился, что-то припоминая, и сказал: - Внука твоего я немного знаю, встречаю порой вас вдвоем на улице. А вот в храме его ни разу не видел.
|
|
|
- Вот в том-то и все дело…
Мария Степановна прижала ладони к груди и зачастила:
- Я - старая, глупая, как у нас веру в стране разрешила, то и в церковь пошла. И молитвам на церковнославянском научилась. Правило утром и вечером читаю. Исповедуюсь, причащаюсь… Сынок мой единственный с женой, как вам известно, давно уже в автокатастрофе погибли, вы их тогда отпели... Слава Богу, сынок их, внук мой живым остался. Так я о нем постоянно молюсь, чтобы все у него и дома, и на работе хорошо было, чтоб не болел, ни в чем не бедствовал, чтобы его не обидел никто…
- Понятно, теперь – про дело, суть говори! – слегка поторапливая женщину, кивнул священник.
- Вот я и говорю. Я, грешная, по милости Божьей, может, еще и спасаюсь. А он, полную школу, а после нее, институт окончивший, такой ум имеющий, что на работе эти, как их… компьютерные программы составляет, ни в какую не хочет! Уж я и так с ним, и эдак! Каждую вашу проповедь, когда после службы домой возвращаюсь, пересказываю. Так нет – сразу же начинает зевать и обрывает на полуслове. Книги духовные, с закладками в нужных местах, словно невзначай - то на прикроватную тумбочку, то на стол перед едой – он у меня когда ест уж очень читать любит - подкладываю. Только он их – всегда в сторону и за свои бульварные романы опять принимается. Я к нему ему и лаской, объясняя как хорошо спасенным в раю. И с угрозами про ад. А он знай себе только смеется. В раю мне, говорит, пожалуй, скучно будет. Уж если тут того нельзя, да это не делай, то представляю что будет там, да еще на целую вечность. Нет, я лучше, если этот ад, и правда, есть - в нем буду, со своими привычками и друзьями!
Женщина горько вздохнула и, безнадежно махнув рукой, продолжила:
- Уж я ему объясняла, что это он так про ад говорит, потому что даже представления не имеет, каково там на самом деле. Ну, помните, как вы в проповеди говорили однажды: что самые жгучие, страшные, жуткие муки на земле не сравнить с самой малой мукой в аду! Что она гораздо нестерпимей, сильнее…
|
|
|
- Это не я, это святые так говорят. Я только повторил их слова… - строго приподнимая указательный палец, уточнил священник.
- Ну, а я, как уж могла – ваши… - прошептала Мария Степановна и, заканчивая, беспомощно развела руками: - Ну что мне еще сделать? Каждый день говорю ему о вере и Боге, и никакой пользы! Скорее, даже наоборот…
- Вот оно в чем дело!
Священник внимательно посмотрел на женщину и чуть приметно усмехнулся в густую бороду:
- Так ведь ты, Мария Степановна, совсем не то делала!
- Как это? – не поняла его та.
Священник немного помолчал, словно вспоминая нужные, скорее всего, тоже почерпнутые у святых, слова и весомо сказал:
- А то! Ты говорила с внуком о Боге. А надо было – с Богом о внуке! Уразумела?
- Да… кажется… Уразумела!!! - просияла женщина.
- И еще! – добавил священник. – Ты вот обмолвилась, что молишься, чтобы у него никаких неприятностей в жизни не случалось, а было только здоровье и все самое хорошее. А ты о спасении… о спасении души его проси! Моли, слышишь? А если о чем земном, временном вдруг попросишь, то в конце молитвы неукоснительно, то есть, всенепременно добавляй: но не как я хочу, а как Ты, Господи! Да будет на все только Твоя воля! Всегда, везде и во всем! И со мною. И с внуком! Ибо Господу лучше знать, что нам давать, а что отбирать - для нашего же спасения!
- Да! Да! – понимая, кивнула женщина.
И вместо того, чтобы, как обычно, заспешить домой, к внуку, купила самую большую свечу, медленно направилась к светлой чудотворной иконе Спаса Нерукотворенного и стала молиться…»
Соседка взглянула на боявшуюся пропустить хоть одно слово Мать и уже победным тоном закончила.
«…Что было дальше – это уже отдельная история.
Главное, что через два-три месяца Мария Степановна снова, только на этот раз перед утренней службой, когда вот-вот готова была начаться исповедь, подошла к отцу Михаилу.
И они снова побеседовали.
Но на этот раз не так долго.
И не только потому, что священнику пора было читать подготовительные к таинству молитвы.
Все дело было в том, что за ее спиной стоял, переминаясь с ноги на ногу и с непривычки осматриваясь по сторонам в храме… ее внук. »
Соседка и Мать еще о чем-то говорят. Соседка вскоре выходит. Мат ь опускается на колени перед иконами и начитает молиться.
Входит Рабочий по сцене. Он, не спеша, подходит к окну и снимает с него зимнюю картину, под которой оказывается – покрытое белыми весенними цветами зеленое дерево. Немного постояв, убирает вторую картину, открывая зеленое дерево уже с красными плодами. Затем снимает и ее. За окном – желтая осень. А затем – снова зима.
|
|
|
Мать все это время продолжает стоять на коленях.
Рабочий по сцене уходит.
Появляется Сын.
Сын. Я не слишком поздно, мама? На работе, понимаешь, аврал. Я ведь теперь, вроде, как начальник!
Мать (поднимаясь с колен). Ничего-ничего, как раз к ужину! Сейчас разогрею!
Сын (приостанавливая ее). Что у меня, рук, что ли нет? Сам управлюсь. Ты вон как устала! Небось опять в церкви на службе была?
Мать. Была, сынок, была! Как же не быть?..
Сын (задумчиво помолчав, немного смущенно, словно невзначай). Ну… и что там сегодня у вас на… проповеди говорили?
Мать (вздрогнув от неожиданности). У нас… на службе?..
Сын (уже более уверенно, с улыбкой). Ну не у нас же!
Мать (заторопившись). Сейчас-сейчас, сынок! Все-все расскажу!
Но вместо того, чтобы начать говорить, закрывает ладонью губы и плачет, не сводя с Сына счастливых глаз.
Сын. Ты чего это, ма? Я что - что-то опять не то сделал?
Мать (испуганно). Нет-нет, что ты, сынок! Это я просто так… (чуть слышно. ) От счастья! (и в зал, громко) Что и меня, грешную, услышал Господь!
15 апреля 2016 г.
|
|
|
