Николаи кузанскии. Марсилио Фичино. Джованни Пико делла мирандола. О красоте вообще. О красоте в собственном смысле

О красоте вообще

Термин «красота» можно употреблять в широком и общем смысле, а можно и в первом значении. Всякий раз, когда какая-нибудь вещь рождается из должного сочетания и смещения многих различных вещей, то декор, получающийся в результате этого пропорционального смешения, называется красотой. Так как всякое творение оказывается составленным, притом столь разумно и пропорционально, насколько допускает природа самой вещи, то всякое творение может быть названо прекрасным, хотя эта красота не что иное, как смешение самых различных элементов, которые участвуют в создании какой-либо вещи. По этой причине простая вещь не может быть красивой. А значит, и в боге нет красоты, так как красота—нечто несовершенное, то есть некоторым образом сотворенное, что никак не подходит первопричине. Поэтому платоники и не полагают в боге идей, не допуская ни реального, ни мыслимого разнообразия, чтобы он являл собой лишь высшую и невыразимую простоту, как было показано в первой книге. Только вне его начинается красота, так как возникает противоречие, присущее лишь творениям, но не богу. Но противоречия и контраста различных природ было бы недостаточно, чтобы образовать творение, если бы благодаря должному смешению противоречие не становилось единством, а разногласие—согласием. Отсюда можно точно определить красоту как дружественную вражду и согласное разногласие. Поэтому Гераклит говорит, что спор и война

==281

являются отцом и матерью вещей³⁸, а у Гомера: кто осуждает спор— хулит природу.

Но более точно рассуждал Эмпедокл³⁹, утверждая, что не само по себе разногласие, а лишь в сочетании с согласием является началом вещей, понимая под разногласием разнообразие различных природ, из которых состоят вещи, а под согласием их единство. Он говорил также, что в боге нет противоречий, так как в нем нет единства различных природ, но что, наоборот, он является простым единством, не имеющим составных частей. Поэтому при создании творений необходимо было, чтобы единство преобладало над противоположностью, иначе вещь распалась бы, так как из составного отделились бы составляющие. Поэты говорят, что Венера любит Марса, потому что красота, называемая Венерой, как мы покажем ниже, не существует без противоречия и потому что Венера укрощает и ослабляет Марса, поскольку ослабляет это смешение и заглушает вражду и ненависть, существующие между противоположными природами. У античных астрологов, мнению которых следовали Платон и Аристотель, —об этом пишут также испанец Абеназа⁴⁰ и Моисей⁴¹ —место Венеры в середине неба близ Марса, чтобы усмирять его разрушительный порыв, так же как Юпитер поставлен, чтобы ослаблять обман Сатурна. Если бы Марс всегда был подчинен Венере или противоречие составляющих—их необходимому слиянию, то ни одна вещь не подверглась бы разрушению.

ГЛАВА IX

О красоте в собственном смысле

С широким и общим значением термина «красота» связано понятие гармонии. Так, говорят, что бог создал весь мир в музыкальной, гармонической композиции, но, так же как термин «гармония» в широком смысле можно употреблять для обозначения составленное всякого творения, а в собственном смысле он означает лишь слияние нескольких голосов в мелодию, так и красотой можно назвать надлежащую композицию всякой вещи, хотя ее собственное значение относится лишь к вещам видимым, как гармония—к вещам слышимым. Это такая красота, желание обладать которой называется любовью. Но эта любовь рождается только из одной познавательной способности, а именно из способности видеть, что отмечалось My сеем⁴², Проперцием⁴³ и вообще всеми греческими и латинскими поэтами. Поэтому Плотин склонен думать, что «эрос», по-гречески—любовь, происходит от слова «орарис», что означает зрение. Но, могут возразить, если красота существует только в видимых вещах, то как можно относить ее к идеям, которые вообще невидимы? Для разъяснения этого—а здесь скрыто существо данного вопроса— необходимо заметить, что есть два зрения—телесное и нетелесное. Первое обычно называют зрением, которое, как говорит Аристотель, мы любим более всех прочих чувств. Второе—это способность души, придающая нам сходство с ангелами, как было показано в предпоследней

==282

главе первой книги. Эту способность все платоники называют зрением, но это—не телесное зрение, а иное, лишь образ телесного. Аристотель в «Этике» и во многих других работах говорит, что между интеллектом и душой возможно только такое отношение, как между зрением и телом. Отсюда и Паллада—символ интеллектуальной мудрости (la intellettuale sapienzia)—у Гомера повсюду воспевается за красоту глаз. Этим зрением Моисей, Павел и многие другие избранные лицезрели бога, это—то, что наши теологи называют интеллектуальным сознанием (la cognizione intellettuale), интуитивным сознанием (la cognizione intuitiva). Этим зрением, как говорит Иоанн Евангелист, праведным дано созерцать высшего бога, в чем и заключена вся наша награда.

ГЛАВА X

О двух видах красоты в собственном смысле— красоте телесной и красоте интеллигибельной

Поскольку красота заключена в видимых вещах и имеется два зрения—телесное и нетелесное, то должны существовать и два объекта зрения, а следовательно, две красоты. Это и есть две Венеры, воспетые Платоном⁴⁴ и нашим поэтом⁴⁵, то есть красота телесная и чувственная— так называемая Венера вульгарная, и красота интеллигибельная, существующая в той Идее, которая, как мы показали выше, является объектом интеллекта, так же как цвет для зрения, и которая называется Венерой небесной. Отсюда следует, что поскольку любовь есть желание красоты, то двум видам красоты должны соответствовать два вида любви— вульгарная и небесная; в первом случае любят красоту вульгарную и чувственную, во втором—небесную и интеллигибельную. Ведь Платон указал в «Пире»: сколько Венер, столько и видов любви⁴⁶.

ГЛАВА XI