42. Захват внимания. 43. От желания без стыда к влечению

42. Захват внимания

Еще одним очагом рыночной борьбы в обществе контроля становится внимание. На рынке непрерывно работают «аппараты захвата, формирования и деформации внимания»[242]. И дело не в том, что психотехнологии нацелены на захват некоего «готового» внимания, а в том, что оно само психотехниками и формируется. В результате этого процесса место производства субъекта дисциплинарного общества занимает десубъективация общества контроля. Расстройство внимания – расстройство способности сознания. Фрейд описывает дистанцию между восприятием и сознанием, инстанциями, которые он пишет через дефис, W‑ Bw, – топологический зазор, в котором происходит становление субъекта. Именно этот зазор и подвергается атаке со стороны машины влияния.

Аппарат захвата внимания все больше вторгается в психику – вплоть до ее пределов, вплоть до влечений, вплоть до мозга. Неудивительно, что постепенно разговор о влиянии на сознание, на психику сменился разговорами о влиянии на мозг. Речь идет не просто о том, что субъект «лишается критического сознания, но сознания как такового: он становится ничем иным, как просто мозгом»[243]. Машина влияния, наведенная на мозг, – это вопрос идеологии когнитивного капитализма. Однако есть и другая, смежная сторона маркетинговых технологий. Проблема в том, что «мозг преждевременно и буквально лишается сознания, поскольку построение синаптических цепей, отвечающих за формирование внимания, а вместе с ним и сознания, заблокировано канализацией внимания в сторону объектов индустрии программирования»[244]. Синаптогенез формирования нейронных цепей – та нейронная основа, которая может обеспечить становление внимания, сознания, способности к научению, запоминанию, грамматизации. Стиглер подчеркивает, что сознание он понимает в смысле Фрейда, то есть в диалектике отношений с бессознательным, и в смысле Канта, то есть как сознание критическое.

Вопрос, в конце концов, не в действенности аппаратов контроля и влияния, а в той готовности, с какой субъект десубъективируется. Дело в работе влечения смерти. Дело в желании инвестироваться в самоуничтожение. Дело в том самом желании, о котором Вильгельм Райх говорил в связи с суицидальной фашистской машиной.

43. От желания без стыда к влечению

Вернемся на время к истории, которую излагает в «Протагоре» Платон. В самом начале книги мы говорили об ошибке Эпиметея и похищении огня Прометеем. Став людьми через обретение техники, орудий, оружия, люди оказались существами опасными, в том числе и друг для друга. Тогда Зевс, испугавшись, как бы не погиб весь род человеческий, послал Гермеса распространять среди людей стыд и истину (правду), чтобы они служили украшением городов и дружественной связью. Гермес спросил Зевса, каким же образом дать людям истину и стыд:

«Так ли их распределить, как распределены искусства? А распределены они вот как: одного, владеющего искусством врачевания, хватает на многих не сведущих в нем; то же и со всеми прочими мастерами. Значит, правду и стыд мне таким же образом установить среди людей или же уделить их всем? »

«Всем, – сказал Зевс, – пусть все будут к ним причастны; не бывать государствам, если только немногие будут этим владеть, как владеют обычно искусствами. И закон положи от меня, чтобы всякого, кто не может быть причастным стыду и правде, убивать как язву общества».

«Так‑ то, Сократ, и вышло по этой причине, что афиняне, как и все остальные люди, когда речь заходит о плотничьем уменье или о каком‑ нибудь другом мастерстве, думают, что лишь немногим пристало участвовать в совете, и, если кто не принадлежит к этим немногим и подаст совет, его не слушают, как ты сам говоришь – и правильно делают, замечу я; когда же они приступают к совещанию по части гражданской добродетели, где все дело в справедливости и рассудительности, тут они слушают, как и следует, совета всякого человека, так как всякому подобает быть причастным к этой добродетели, а иначе не бывать государствам. Вот в чем, Сократ, здесь причина»[245].

Стыд и истина – в основаниях этики, того, что делает сосуществование одного‑ и‑ другого (мы) возможным. Стыд и истина – украшение городов и основа дружбы. С другой стороны, стыд связан с влечением, в первую очередь с влечением смотреть, Schautrieb, и не просто связан, но служит, по мысли Фрейда, одной из тех необходимых преград, которые поддерживают напряжение влечения. Напомним, если желание соотносится с виной, то влечение – со стыдом. Машина влияния потребительского капитализма нацелена на эксплуатацию не желания, а влечения, и циркуляция капитала в ней носит тот же циркулярный характер, что и влечения. В этой связи и приводится в действие программа по избавлению от стыда за наслаждение, которое выделяется по мере бесстыдной эксплуатации влечения. Сегодняшний Зевс рынка уже готов произнести: «Всякого, кто не может быть причастным наслаждению, убивать как язву общества». Господствующий сегодня дискурс не стыдится наслаждения. Напротив, идеология санкционирует наслаждение, а точнее – требует его, но при этом отказывает желанию. В результате этого сдвига «от желания к влечению мы переходим от утраченного объекта к утрате как таковой в качестве объекта»[246]. Если желание в силу невозможности быть удовлетворенным открывает горизонт, то влечение замыкается на себя, огибая черную дыру объекта а.

К объекту потребления, призванному совладать с утратой, стать затычкой дыры, не должно быть привязанности. В объекте уже изначально заложена необходимость его замены. Влечение огибает объект потребления, и важен в этом процессе не объект, а потребление. Потому и можно говорить настолько же о потребительском капитализме, насколько и о капитализме влеченческом. С его приходом не только стыд оказался под вопросом, но и истина. По меньшей мере, ее понимание смещается:

Знак истины находится теперь в другом месте. Ему предстоит стать продуктом того, что пришло на смену античному рабу, то есть теми, кто сами являются продуктом, таким же продуктом потребления, как и другие. Недаром называют наше общество обществом потребления[247].

Для Бернара Стиглера переход от эксплуатации желания к эксплуатации влечения как раз и отмечает переход от биовласти к психовласти. Сдвиг от желания к влечению становится первым шагом в сторону новой нормализации, необходимой для работы когнитивной машины влияния. Идеология наук о мозге, генной инженерии, этологии человека – все это также задействовано при эксплуатации влечения, при его приручении к рыночной экономике. Наслаждение, выделяемое по ходу приручения, как отмечал Лакан, – то, что в капиталистической машинерии должно быть учтено. Если прибавочную стоимость можно рассчитать, то почему не рассчитать прибавочное наслаждение?! Все отныне принадлежит исчисляемому порядку, и принципиальное значение имеет та система письма, которая основана на компьютере.