Холодный блеск сникерса 1 страница

Глава IV

ХОЛОДНЫЙ БЛЕСК СНИКЕРСА

 

Дуэли на ножах в Голландии

В ноябре 1697 года царь всея Руси Пётр Алексеевич, находясь с Великим посольством в Голландии, посетил Амстердам, где, как писал автор его биографии Казимир Валишевский, «ожидал его друг, почти сотрудник, городской бургомистр Николай Витсен». Витсен переписывался с Лефортом, бывал в России в царствование Алексея Михайловича и даже написал знаменитую книгу о восточной и южной «Татарии». Кроме этого, он служил посредником для царского двора при заказах кораблей и других покупках, производимых в Голландии, и не мог не принять венценосного путешественника с распростертыми объятиями[684]. А в 1700 году, через три года после этой встречи, вернувшийся к тому времени в Россию великий государь неожиданно издаёт следующий суровый указ:

«На Москве и в городах всяких чинов людям ножей остроконечных никому с собою в день и в ночь и ни в какое время не носить для того, что многие люди в дорогах на съездах, и на сходах, и в домах, в ссорах, и драках, и в пьянстве такими ножами друг друга режут до смерти, а воры и нарочно с такими ножами ходят по ночам и людей режут и грабят, и со времени этого указа в ножевом ряду таких остроконечных ножей не делать, и не держать, и никому не продавать, а которые нож: и ныне у них в рядах есть, и те ножи им переделать и сделать тупоконечными, Марта к 31 числу нынешнего 700 году. А буде они тех ножей к вышеписанному числу не переделают иучнут их продавать, а купцы, покупая у них, учнут их носить: и тех купцов и продавцов с теми ножами приводить в Приказ и учинить им купцам и продавцам наказанье, бить кнутом и ссылать в ссылку. И сей Великого Государя указ в Китае, в ножевом и во всех рядах и в Белом, и в Земляном городах, по большим улицам и переулкам прокликать бирючем и в Стрелецком приказе записать в книгу; а по воротам Кремля и Китая и Белаго и Земляного городов и по крестцам с сего Великого Государя указу списать списки приклеить; а каким образцом те ножи делать, положить с теми же списками с указу Великого Государя» [685].

Через два года, в январе 1702‑ го, Посольскому приказу объявляется ещё более жестокий царский эдикт, на этот раз направленный против дуэлей и грозящий за участие в поединках суровыми карами – от отсечения конечностей и до смертной казни[686]. Что же подтолкнуло просвещённого государя Петра Алексеевича неожиданно предпринять в родных пенатах такие беспрецедентные меры против ножей и поножовщин?

Автор фундаментальной работы об истории дуэлей Ричард Хоптон склоняется к мысли, что Пётр насмотрелся на дуэли во время своего знаменитого путешествия по странам Запада в девяностые годы XVII столетия и счёл нужным нанести превентивный удар и на родине, уничтожив этот обычай в зародыше[687]. Хоптону оппонирует переводчик русского издания его работы – в русской редакции «Дуэль. Всемирная история». С его точки зрения причина кроется в том, что, поскольку на дуэлях гибли немногие ценные кадры, прежде всего из иностранцев, Пётр Первый просто не мог позволить себе терять дефицитных специалистов, которых у него было намного меньше, чем у коллег‑ государей в Центральной и Западной Европе. Вот он и надеялся, что страх перед казнью остудит горячие головы[688].

Кто же из них прав? И для чего же Петру понадобилось запрещать не значительно более грозное оружие, такое как алебарды, бердыши или чеканы, а самые заурядные бытовые ножи, висевшие у пояса каждого крестьянина и горожанина? Что же так повлияло на формирование взглядов Петра в период с 1697 по 1702 год? Действительно ли всё упиралось исключительно в дефицит специалистов или же во время своего голландского турне великий государь увидел нечто такое, что заставило его немедля принять экстраординарные меры по разоружению простонародья государства Российского? По странному стечению обстоятельств в эти годы ещё одна страна сражалась с поножовщинами, и именно оттуда вернулся Пётр незадолго до написания своих указов против ножей и дуэлей. Этой страной каналов, мельниц, кораблей, плотин и тюльпанов была Голландия. Но какая связь между этой далёкой европейской страной и петровскими указами? Чтобы разобраться в этом, нам придётся «плясать от печки» и совершить ретроспективный экскурс.

В уже далёком 1998 году в Москве в самый разгар дефолта креативщики рекламной группы «ВВDО», работавшие над имиджем шоколадного батончика «Сникерс», создали один из самых удачных и популярных слоганов за последние двадцать лет: «Не грусти, сникерсни! » В том же году на мой рабочий стол курьер «Федекса» положил пакет, в котором находился только что увидевший свет сборник работ по истории криминалистики под редакцией профессора Пиетера Спиеренбурга. Перу самого Спиеренбурга в этом альманахе принадлежала монография, не только перевернувшая мои представления о народной культуре Европы, но также послужившая инспирацией и ставшая краеугольным камнем и отправной точкой этой книги. Эта судьбоносная работа называлась «Дуэли на ножах и кодексы чести в Амстердаме Нового времени» и рассматривала такой уникальный и малоизученный аспект европейской культуры, как многовековая традиция низших классов Голландии решать вопросы чести в поединках на ножах[689]. Передо мной открылся целый новый мир, в котором на фоне пейзажей Брейгеля, ландшафтов Вильденса и ван Юдена персонажи бытовых сценок ван Остаде, Рейкарта и Тильборха кружили вокруг соперников в смертельном танце, сжимая в руке легендарные фламандские ножи.

Я не случайно вспомнил этот знаковый и уже ставший частью русской кухни шоколадный батончик. Дело в том, что более четырёхсот лет эти фламандские народные дуэли известны миру под «кондитерским» именем… сникерсни. Этимология этого названия достаточно ясна и легко прослеживается. В основе её лежит голландский термин «стекен оф снийден» – «колоть и резать», использовавшийся во Фландрии XVI столетия для обозначения дуэлей на ножах. В англоязычной литературе это выражение в интерпретации поединка на ножах впервые встречается в вышедшей в 1611 году книге английского поэта Сэмюеля Роулендса, где в описании батальной сцены фигурируют «фламандские ножи для стикорснай»[690]. А в сатирическом стихотворении «Голландский характер», написанном в 1653 году, во время англо‑ голландской войны, английский поэт и парламентарий Эндрю Марвел не только выставляет голландцев пьянчугами и грубиянами, но и упоминает об их любимом развлечении, название которого к тому времени претерпело начительные трансформации и приобрело своё современное звучание – «сникерснии»[691]. Также мы видим, что именно эта форма произношения вошла в обиход и стала традиционной, когда один из героев вышедшей в 1673 году пьесы английского драматурга и писательницы Афры Бен «Голландский любовник», заявляет: «Я покажу вам, как я хорош в сникерсни! » Чтобы у читателей не оставалось сомнений, что речь идёт именно о дуэли на ножах, автор добавляет ремарку: «Достаёт большой голландский нож»[692].

К XVIII столетию большинство словарей, как, например, словарь Бойера 1729 года, уже привычно толкуют сникерсни как традиционную фламандскую дуэль на ножах[693]. К XIX веку это выражение настолько вошло в обиход, что в некоторых языках и диалектах потерялся его изначальный смысл. В Средней Англии сникерсни было более известно как сникерсниз. Так, в вышедшей в 1881 году работе о диалекте Линкольншира – графства на восточном побережье Англии, Стритфилд приводит линкольнширское выражение «Тебя ждёт сникерснииз», которым жители местных городков и деревень пугали непослушных детей[694]. Учитывая, что в этом регионе старой доброй Англии словом «сникерсни» называли большой нож, детишки Линкольншира должны были славиться своим безукоризненным поведением и послушанием. Возможно, именно обещание «пустить под нож» в качестве воспитательной меры и породило вошедшие в поговорку вежливость и прекрасные манеры английских леди и джентльменов викторианской эпохи.

Не оставили эти дуэли без внимания и российские языковеды, и словарь 1816 года скупо упоминает, что «сникерсни есть резание ножами, поединок на ножах, употребительный в Голландии между простым народом»[695]. К середине XIX века сникерсни разошлось по различным диалектам и странам во всевозможных ипостасях. Так, в 1831 году под этим именем фигурируют семидесятисантиметровые ножи, которыми казнили бельгийских повстанцев. Документы 1858 года трактуют сникерсни и как любимые кинжалы жителей Фрисланда, и как жаргонное название складных ножей Норфолка[696], а герой комической оперы «Микадо», увидевшей свет в 1885 году, угрожает «выхватить свой сникерсни» уже в интерпретации самурайского меча[697].

Хотя первые официальные свидетельства о существовании сникерсни в Амстердаме датируются 1650 годом, однако нет оснований полагать, что именно эта дата является отправной точкой отсчёта зарождения народных поединков чести. Вполне вероятно, что голландская культура дуэлей на ножах имеет значительно более долгую историю. Так, например, некоторые свидетельства, датированные более ранним периодом, мы можем встретить в работах профессора Хермана Рооденбурга о церковных взысканиях, проводившихся реформатской консисторией Амстердама начиная с 1578 года. Эти дисциплинарные дела кроме иных проступков включали и описания различных насильственных деяний, совершённых членами церковной общины. В том числе консисторией был рассмотрен ряд серьёзных ранений с использованием ножей и даже несколько убийств. К сожалению, Рооденбург не упоминает деталей и подробностей этих инцидентов и лишь сообщает о количестве членов общины, совершивших преступления[698].

Рис. 1. Бойцы на ножах. Deliciae Batavicae. Маркус Якобус, 1618 г.

 

Одно из самых ранних упоминаний о голландских народных дуэлях на ножах которое мне удалось найти датируется концом XVI столетия и встречается в путевых заметках известного английского путешественника Файнса Морисона. В 1591–1595 годах Морисон посетил несколько европейских государств, в том числе Голландию, где среди прочего изучал местные нравы и традиции. Вот как он это описал в своих воспоминаниях: «Говоря о нравах Брабанта и Фландрии, хочу отметить, что люди там свободны и от французского легкомыслия, и от немецкой важности и угрюмости, и по нраву своему находятся посередине между ними. Их женщины в беседе могут показаться вам распущенными, однако, это не так. Для доказательства храбрости у них существуют часто возникающие между ними кабацкие ссоры, когда они достают свои ножи и обговаривают друг с другом правила поединка – будут ли это Stecken или Schneiden, что обозначает колющие или же режущие удары, после чего сражаются согласно этим правилам. В поединках они используют длинные, узкие и острые ножи, входящие в тело лучше любого кинжала или стилета, и, как показывает мой опыт, наказания за такие поединки с ножами меньше, чем если бы они сражались с кинжалами или мечами. Чтобы вызвать эти ссоры, они произносят оскорбительные речи и отвратительные ругательства»[699].

Примерно в этот же период появляется и известная голландская поговорка, содержащая аллюзию на народные поединки: «Сто голландцев – сто ножей»[700]. В 1611 году о фламандских поединках на ножах упоминает в своей поэме Роуленде. А через несколько лет, в 1618 году, выходит работа Маркуса Якобуса «Deliciae Batavicae», на иллюстрациях к которой среди различных жанровых сценок и бытовых зарисовок из крестьянской жизни мы находим одно из самых ранних иконографических свидетельств существования в Голландии культуры народных поединков. На этой гравюре изображены двое крестьян с ножами в правой руке и войлочными шляпами в качестве импровизированных щитов в левой. Дуэль происходит на площадке перед таверной, и за поединком с интересом наблюдает толпа зевак[701].

Голландская культура народных дуэлей чести не формировалась в течение нескольких веков, как, например, это происходило в Италии, а внезапно материализовалась из небытия не раньше второй четверти XVI столетия. Это неожиданное появление совершенно не характерной для Голландии традиции опровергает теорию местной и эндемичной природы этого культурного феномена и наводит на закономерные предположения о том, что к появлению этих поединков на голландской земле приложила руку прародительница большинства европейских ножевых культур – Испания. В пользу этой версии свидетельствует множество как прямых, так и косвенных доказательств. Так, например, ещё Эгертон Кастл в своей книге «Школы и мастера фехтования» упоминал о том, что во фламандском Брюсселе «была академия, обязанная своим происхождением процветающей школе фехтования, учреждённой испанцами во времена их господства в Нидерландах»[702].

Появление этой кровавой субкультуры в Голландии было обусловлено целым рядом причин. Среди основных факторов я бы назвал длившуюся с 1568 по 1648 год Восьмидесятилетнюю войну, которую вели семнадцать протестантских провинций против владычества католической Испании. Одна из моих версий, предлагающих объяснение, как эта испанская традиция попала в Голландию, связана с небольшим городком Дюнкерк, расположенным на побережье Фландрии. Этот портовый городок прославился в основном благодаря Дюнкеркской операции, также известной как «операция Динамо». Во время этой кампании, с 26 мая по 4 июня 1940 года, отсюда были эвакуированы части британского экспедиционного корпуса под командованием лорда Горта, французские подразделения и соединения, входившие в 16‑ й корпус, и остатки бельгийских войск, блокированные немецкими частями. Но нас интересует не «Динамо», а не менее драматические события, ареной которых стал Дюнкерк за 350 лет до этой эвакуации, в разгар Восьмидесятилетней войны.

Рис. 2. Дюнкерк, 1613 г.

 

Итак, вернёмся в 1568 год, который можно считать датой рождения легендарных дюнкеркцев, сыгравших далеко не последнюю роль в появлении и популяризации народных дуэлей во Фландрии. Дюнкеркцы, также известные как голландские каперы, были торговыми рейдерами в службах испанской короны. Морское рейдерство, или «guerre de course», в ту эпоху являлось важной частью военно‑ морской стратегии, подразумевавшей нападения на торговые суда противника, с целью нарушить снабжение его флота. Корабли дюнкеркцев входили в так называемую Фландрскую армаду испанского флота и оперировали преимущественно на побережье Фландрии, в портах Ньюпорт, Остенд и Дюнкерк. В течение всей Восьмидесятилетней войны флот Голландской республики неоднократно пытался уничтожить досаждавших им дюн‑ керкских рейдеров.

С 1577 по 1583 год Дюнкерк находился в руках голландских повстанцев, пока Александр Фарнесе, герцог Пармский, не восстановил во Фландрии суверенитет своего дяди, короля Испании Филиппа Второго. В ту эпоху Дюнкерк был стратегически важным портом, окружённым коварными песчаными мелями. Из военных судов Парма собрал небольшую эскадру, предназначенную для нападения на торговые и рыболовные корабли голландцев. А вскоре Габсбурги в Нидерландах стали выдавать каперские свидетельства всем желающим, и ряды дюнкеркцев пополнились частными судами. Эти военные суда были известны в Голландии как «particulieren» – частные, гражданские, чтобы отличать их от королевских кораблей, также являвшихся частью этого флота. На пике их славы в распоряжении дюнкеркцев находилось около ста кораблей. Экипажи этих судов состояли из фламандских рыбаков, выходцев из Северных Нидерландов и некоторых других европейских стран. Кроме нападений на торговые и рыболовецкие суда дюнкеркцев также использовали в качестве морского конвоя, для сопровождения войск между Испанией и Испанскими Нидерландами. В 1587 году Голландской республикой был издан указ, в котором говорилось, что любой захваченный в плен дюнкеркский моряк должен быть выброшен за борт. Праведный гнев законодателей был понятен – к концу войны на долю дюнкеркцев приходилось около 200 захваченных голландских судов в год[703].

Даже среди славившихся дурным нравом и пристрастием к пьянству голландских моряков дюнкеркцы пользовались печальной славой благодаря своей манере выяснять отношения в поединках на ножах. В 1653 году, во время англо‑ голландской войны, эту их жестокую традицию высмеял в своей поэме «Голландский характер» английский поэт Эндрю Марвел. Он выставил голландских моряков пьяницами и грубиянами, «режущими ножами лица в своих сникэнсниир так, как будто они ваяют скульптуру». Очевидцем подобных поединков довелось стать и Ричарду Вайсмену, придворному хирургу английского короля Карла Второго, начинавшему свою карьеру в качестве судового врача у дюнкеркцев. Ему неоднократно приходилось штопать на них дырки от ножей, на что он однажды саркастично заметил что «эта категория людей носит шрамы на лице с большой гордостью, как символ личной храбрости[704].

На голландских судах с XVII века действовали жёсткие нормы морского права, разработанного ещё английским королём Ричардом Первым, согласно которым за ранение, нанесённое ножом товарищу по команде, руку нарушителя прибивали этим же ножом к мачте до тех пор, пока ему не удавалось вырвать нож[705]. Так, 26 февраля 1654 года моряк Хендрик Юрианс угрожал ножом капралу. Он был приговорён к ста ударам плетью и к прибиванию руки к мачте ножом до тех пор, пока ему не удастся вытащить нож[706]. 10 октября 1654 года моряки Вилем. Герритсен и Геррит Хармане устроили поединок на ножах. Оба дуэлянта были приговорены к 50 ударам плетью и прибиванию руки ножом к мачте[707]. 17 марта 1667 года к такому же наказанию за участие в поножовщине был приговорён моряк Ян Якобс[708]. 1 августа 1673 года за поножовщину к прибиванию руки был приговорён моряк Дирк Янсен[709]. А 2 марта 1675 года приговор, вынесенный судовому канониру Юсту Верне за драку на ножах, предусматривал не только прибивание руки к мачте, но и шесть лет каторжных работ[710].

Любопытно, что такое же наказание за поножовщину ввёл и Пётр Первый в Воинском уставе от 1716 года. Артикул 143 этого устава гласил, что «ежели кто с кем ножами порежется, онаго надлежит, взяв под виселицу, пробить ему руку гвоздём или тем ножом на единый час, а потом гонять шпицрутены»[711]. Косвенно это подтверждает версию голландского следа во взглядах Петра Алексеевича. В случае же смертельного исхода матроса, совершившего убийство, привязывали к телу жертвы лицом к лицу и хоронили вместе с ней заживо. Причём в голландском военно‑ морском уставе эти наказания всё ещё встречаются даже в самом конце XVIII столетия – в 1795 году[712]. Но как показывает практика, все эти суровые кары не особо впечатляли голландских любителей сникерсни.

Рис. 3. Два портных на дуэли, Йост Амман, 1588 г.

 

Таким образом, одна из версий, которые я хочу предложить вниманию читателей, связывает появление народных дуэлей с адаптированной голландскими флибустьерами испанской традицией поединков. Согласно другой версии, народные дуэли в Нидерландах возникли как подражание дуэлям формальным. В качестве основных доводов можно упомянуть и то, что эти поединки, как и формальные дуэли аристократии, подразумевали одинаковое количество участников, поставленных в одинаковые условия и вооружённых равноценным оружием. Например, в инциденте, произошедшем в 1545 году, упоминания о котором мы находим в прошении о помиловании, рассматривавшемся голландским судом, потерпевший сначала дал нож своему невооружённому противнику и только потом вызвал его на дуэль, на которой по иронии судьбы и был убит[713]. Существенной разницей между этими двумя дуэльными традициями было то, что народные дуэлянты узнавали о дуэльных нормах и ритуалах от товарищей, тогда как их коллеги из высшего общества могли черпать информацию из множества специализированных книг.

Любопытно, что упоминания об официальных дуэлях, то есть заранее организованных, «договорных» поединках, в которых бы сражались на «благородном» оружии – шпагах, практически отсутствуют в судебных анналах Амстердама. А дуэли на пистолетах и так достаточно редкие на тот период в Европе, в официальных отчётах вообще не упоминаются. Было зарегистрировано всего несколько поединков на шпагах, и те в основном с участием бывших солдат. Но даже в этих нечастых инцидентах предварительная подготовка дуэли была редкостью. В 1712 году ночной дозор остановил поединок на рапирах и задержал участника этой дуэли – флотского офицера. Защищаясь, офицер заколол одного из патрульных, но был задержан и осуждён за убийство.

Лишь один инцидент, произошедший в 1682 году, можно с полным основанием считать официальной дуэлью. Дуэлянтами являлись двое бывших французских солдат, и в глазах их соотечественников из Третьей республики предмет спора вряд ли бы был достойным. У французов возникли разногласия, связанные с дележом добычи, после того, как они украли у фермера кошелёк на городской ярмарке. В результате было принято решение уладить спор в поединке на шпагах. Двое других солдат пообещали снабдить их оружием, что обошлось дуэлянтам в двадцать стиверов. Они договорились встретиться в таверне на следующий день. В конце концов, собрались все четверо. Из таверны вся компания направилась во двор дровяного склада в еврейском квартале. Там в присутствии владельцев шпаг, выступавших в качестве свидетелей, и проходила дуэль. Один из дуэлянтов был убит, а другой скрылся, но несколько месяцев спустя он был арестован за убийство своей подружки[714].

Культура ножевых бойцов Амстердама существовала в особой социальной среде и имела ярко выраженную гендерную направленность – то есть, проще говоря, была исключительно мужской. Единственной ролью, которую играли в этих дуэлях женщины, было создание поводов и провокаций для поединков. Также культура ножа Голландии преимущественно являлась молодёжной – большинству ответчиков в делах по убийствам в поединках было около 20 лет. Доля возрастной группы 20–29 лет среди осуждённых за ранения или нападения в Амстердаме в период с 1650 по 1750 год составляла от 40 до 60 процентов. А известный амстердамский преступник тех лет Якоб Мануэле, известный под кличкой Шерстяной Тюк, начал свою карьеру бойца на ножах в пятнадцатилетием возрасте[715].

Ещё одним важным фактором после пола и возраста была социальная принадлежность дуэлянтов. Вряд ли будет неожиданностью, что в основной своей массе амстердамские бойцы на ножах были выходцами из низших классов. Кроме этого многие из них принадлежали к преступному миру или, по крайней мере, к той части низших слоёв общества, которая пользовалась наиболее дурной репутацией. Когда же мы рассматриваем профессиональные занятия ножевых бойцов Амстердама, то в первую очередь, естественно, обратим внимание на матросов, так как Амстердам являлся крупным портом. Не менее важное положение моряки занимали в субкультуре насилия и других европейских городов, таких, например, как Севилья в Испании. Независимо от рода занятий основным источником дохода многих бойцов на ножах служили кражи и грабежи[716].

Может возникнуть закономерный вопрос: как в протестантской Голландии, восемьдесят лет отчаянно сражавшейся против католического гнёта, могла появиться отрицаемая и осуждаемая протестантской моралью средиземноморская рефлекторная культура личной чести? Явление специфическое именно для стран с католическим вероисповеданием, так как, согласно протестантским канонам, настоящая честь происходит только от бога. Для этого нам придётся вспомнить удалых любителей поединков на ножах, дюнкеркцев, многие из которых были выходцами из одного и того же региона – Северного Брабанта. И печально известные своими лихими поножовщиками города Осс, Гронинген и Хертогенбос также находятся именно в этом регионе Нидерландов. Итак, совершим краткий исторический обзор этого эпицентра ножевой культуры Фландрии. До XVII столетия большая часть территорий, принадлежащих сегодня провинции Северный Брабант, входила в Брабант‑ ское герцогство, южной частью которого является сегодняшняя Бельгия. В XIV–XV веках этот регион переживал золотой век, и особенно процветали такие торговые города, как Левен, Антверпен, Бреда и Хертогенбос. После подписания в 1579 году Утрехтского мира Брабант превратился в поле битвы между протестантской Голландской республикой и католической Испанией, оккупировавшей соседние Нидерланды. В результате Вестфальского мира северная часть Брабанта отошла к Нидерландам в качестве Стаатс Брабант – государства Брабант, находившегося под федеральной властью, что отличало его от самоуправления провинций Голландской республики.

Рис. 4. Уличные бои между жителями Хертогенбоса и членами Гильдии фехтовальщиков в июле 1579 г. Карел Якоб де Хёйсер, около 1774–1778 гг.

 

Попытки ввести в регионе протестантство закончились провалом. Северный Брабант оставался ярым приверженцем католической церкви и на протяжении более ста лет служил военной буферной зоной. В 1796 году, когда Нидерланды стали Батавской республикой, Стаатс Брабант трансформировался в Батаафс Брабант – Батавский Брабант. Действие этого статуса окончила реорганизация, проведённая французами. После этого область была разделена на несколько районов.

В 1815 году Бельгия и Нидерланды объединились под властью Объединённого Королевства Нидерландов, и была образована провинция Северный Брабант, чтобы отличать её от Южного Брабанта, ныне находящегося в современной Бельгии, отделившейся от королевства в 1830 году. Граница между Нидерландами и Бельгией специфична тем, что не образует непрерывную линию, и существует несколько небольших анклавов по обе стороны границы, таких как Барле‑ Хертог. После образования провинции её территория была расширена – частично за счёт провинции Голландии, а частично за счёт бывшей территории Равенштейна, ранее принадлежавшей княжеству Клеве, а также нескольких небольших автономных образований. И даже сегодня население Северного Брабанта большей частью католическое, и доминируют тут политические партии католиков, которых поддерживает 75 % населения. Если учесть всё вышесказанное, становится понятно, почему именно этот католический анклав стал эпицентром сникерсниз[717].

К сожалению, по объективным причинам, история народных дуэлей, в отличие от поединков аристократии, не балует нас ни роскошными изданиями дуэльных кодексов, ни богатой историографией, ни детальными описаниями дуэлей в светской хронике. За сохранившиеся и дошедшие до нас отрывочные сведения об этих поединках в первую очередь мы должны поблагодарить служителей Фемиды раннего Нового времени. Именно эти люди, заполнявшие страницы уголовных дел и полицейских протоколов, и донесли до нас сагу культуры сникерсни.

О самих бойцах на ножах, а также об их кодексах чести и представлениях о мужественности мы можем узнать благодаря материалам ста сорока трёх судебных дел об убийствах, совершённых в период между 1650 и 1810 годами. Это исследование дополнено предварительным анализом судебных дел Амстердама, связанных со случаями насилия без смертельного исхода. И в том и в другом случаях протоколы допросов отлично документированы, что прекрасно иллюстрирует следующая выдержка из оригинального уголовного дела.

Ночью 19 декабря 1690 года мужчина по имени Йенс Смит скончался от ножевых ранений нанесённых человеком, которого он до этого дня никогда не встречал. Произошла эта трагедия из‑ за невестки Смита по прозвищу Мооленард Джет, дамы с сомнительной репутацией. Этим вечером Джет находилась в подвальной пивной у канала Верверс – в Амстердаме недорогие пивные часто открывали в подвалах. По неустановленной причине она ввязалась в ссору с неким Клаасом Абрамсом, который намеренно бросил ей в лицо три куска трубочного табака. Джет обозвала его «gauwdief» – мошенником, после чего покинула заведение. Когда Клаас поднялся, чтобы последовать за ней, один из посетителей остановил его в дверях. Он и другие клиенты пивной задержали его на четверть часа и отпустили, лишь взяв с него слово не причинять Джет вреда. Но Клаас тут же забыл об обещании, нагнал Джет на улице Русланд и следовал за ней по пятам, хотя и не предпринимал никаких враждебных действий. На мосту Ломмерс напуганной Джет посчастливилось встретить своего шурина Абрахама, которого сопровождал Фриик Спаньярт, прославленный в городе боец на ножах. Показательно, что, несмотря на свою репутацию, в последовавшем инциденте, в котором погиб его друг, Фриик оставался пассивным наблюдателем. Джет, как и следовало ожидать, пожаловалась шурину на домогательства Клааса. Повернувшись к Клаасу, Абрахам достал нож. Но потом заявил, что не собирается драться, и продолжил путь. Однако Клаас счёл недопустимым не отреагировать на подобную угрозу и направился вслед за Абрахамом с ножом в руке. Тогда Абрахам дважды задал ему вопрос, собирается ли он причинять зло Джет. Так как ответа он не дождался, последовал поединок на ножах. Фриик Спаньярт и Джет в ход дуэли не вмешивались и только наблюдали за боем. В разгар поединка сломался нож Абрахама. Он попросил нож у Фриика, и тот дал ему свой. Очевидно, противник предоставил ему перерыв для замены ножа. Правда, это не помогло Абрахаму. Он получил тяжёлое ранение и был доставлен в перевязочную, а Клаас скрылся с места драки. Позже этим же вечером Джет по его просьбе навестила жертву в больнице, в то время как сам Клаас прятался в подвале. Вернувшись после полуночи, Джет сообщила, что Абрахам умер. И Клаас тут же покинул город. Но потом вернулся, через пару недель после возвращения был схвачен и обезглавлен в январе следующего года[718].

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: