Холодный блеск сникерса 2 страница

Нет никаких сомнений, что этот детально описанный инцидент включает все хрестоматийные признаки дуэли и является типичным сникерсни, а его участники – Йенс Смит, Фриик Спаньярт и Клаас Абрамс представляют собой так называемых ээрлийк фуурфехтерс. В голландской культуре народных дуэлей термин «voorvechter» – «боец» обозначал человека, искусно владеющего ножом. А выражение «eerlijkman», или «eerlijk voorvechter», – «честный боец» использовалось в среде дуэлянтов для обозначения человека, соблюдающего правила честного боя, дуэльные ритуалы и кодексы – то есть некий аналог итальянского «уомо д'оноре» – «человека чести»[719].

Типичный фуурфехтер всегда носил нож в кармане и был готов пустить его в ход, когда бы его ни вызвали на бой. Обычно вызов на поединок происходил в результате ссоры, вспыхнувшей в мужской компании в таверне или на улице. Самым распространённым поводом для дуэли являлись словесные оскорбления, что сближало ножевые поединки с формальными дуэлями на шпагах или пистолетах. Но объединяло их не только это. По крайней мере, одна из сторон должна была почувствовать, что задета её честь. Как и в формальной дуэли, перед началом поединка оскорблённый должен был вызвать своего соперника. В соответствии с правилом, запрещающим поединки внутри помещения, вызов часто представлял собой предложение выйти на улицу в форме ритуальной фразы «ста васт» – «будь мужиком», или «докажи, что ты мужик», что в данном контексте можно интерпретировать как «встань и дерись». Во время драки в таверне подобные слова не могли быть истолкованы неверно[720].

Совершенно необязательно, чтобы поединок начинался сразу же после выхода на улицу. Сначала ссора переходила в фазу словесной перепалки, и только потом дуэлянты могли отправиться в какое‑ либо укромное местечко – как правило, закоулок или внутренний дворик. Но что бы они ни делали до этого, клич «sta vast» становился точкой невозврата. Когда один из участников произносил эту сакральную фразу, оба противника должны были достать свои ножи, и с этого момента каждый из них был обязан атаковать или защищаться[721].

Ранее историки не придавали значения кабацким ссорам, рассматривая их лишь как свидетельство горячих страстей минувших столетий, и видели в этих конфликтах только бессмысленное насилие. Но известный голландский учёный, профессор культурной антропологии Антон Блок утверждал, что когда мы начинаем анализировать происходящее, всё, что казалось нам лишь бессмысленным насилием, приобретает символизм. Но это совершенно не означает, что мы это насилие одобряем. Просто мы начинаем лучше понимать его природу[722].

О том, что Фриик Спаньярт был «ээрлийк фуурфехтер» – искусным бойцом, соблюдающим кодекс чести, мы узнаём не из прецедента с Клаасом Абрамсом, а из фрагмента протокола судебного процесса, проходившего через несколько месяцев после этого события. Интересно, что ответчик в этом процессе – некий Херманус де Брюйн был знаменит не менее, чем Спаньярт. Подруга де Брюйна как‑ то вспоминала разговор, произошедший в его отсутствие в таверне, которую они часто посещали вместе. По мнению владельца этого заведения по прозвищу Бабуин, Херманус был непобедимым «voorvechter». Бабуин даже считал, что он лучше таких прославленных бойцов, как Хармен Хёдемекер и Фриик Спаньярт. Скорее всего, имя Фриика до этого момента не было знакомо писавшим этот протокол следователям или судебным секретарям, и суд учёл эту беседу в качестве повода для дополнительного обвинения. Кстати, прозвище Фриика – Спаньярт, или Испанец, также может служить свидетельством испанского происхождения этих дуэлей.

Таким образом, из подобных документов мы узнаём, что и сами поединки на ножах, и их участники обсуждались в тавернах, а опытные бойцы вызывали восхищение и пользовались популярностью. Как уже говорилось, немало дуэлянтов считалось мастерами ножа – в некоторых протоколах осмотра тел судебные писцы отмечали, что у жертв была репутация искусных бойцов[723].

Хотя люди с ножами и относились не к самой респектабельной части общества, зато они уважали правила игры. Эти схватки один на один не были простыми беспорядочными стычками – ход поединка на ножах диктовался ритуалами и культурным кодом. Это были самые настоящие народные дуэли.

Уважение к правилам в них сочеталось с импульсивным поведением и кипением страстей. Предшествовавшие поединкам ссоры были самыми настоящими и гнев – искренним. Сочетание в этих поединках следования дуэльному ритуалу и в то же время подверженности эмоциям и сегодня интригует современные западные умы[724].

Истинные бойцы твёрдо соблюдали основные правила, главным из которых, как уже говорилось, было обеспечить честный бой. В приготовлениях к поединку мог принять участие любой, но когда двое мужчин начинали схватку, остальные обычно отходили в сторону.

Рис. 5. Ссора за игрой в карты. Давид Рийкарт (1612–1661).

 

Учитывая, что среди зрителей, особенно когда ссоры возникали в компании, часто присутствовали друзья обоих дуэлянтов, эта предосторожность не была лишней.

В первую очередь эти поединки были проверкой мастерства, и бой обычно прекращался или после первого ранения, или в связи с явным преимуществом одного из бойцов. Но случалось, что дуэли заканчивались смертью участников. За редким исключением гибель бойца в народной дуэли являлась следствием несчастного случая и, как и во всех культурах дуэлей на ножах, считалась в среде ээйрлийк фуурфехтерс не более чем досадным недоразумением[725].

Согласно традиционному кодексу голландских поножовщиков, честь мужчины была важнее его жизни. Следовательно, невмешательство в ход поединка было тем лучшим, что друзья могли сделать для дуэлянтов. Худшим же вариантом развития событий являлось нападение двух на одного, превращавшее бой в бесславное побоище. И 8 этом случае концепции народной и аристократической дуэлей также совпадали. Объединяла их и тенденция сражаться на открытом воздухе. Предложение выйти на улицу и в том, и в другом случае всегда рассматривалось как вызов на поединок. Инциденты, когда посетители заведения, грубо нарушив дуэльный ритуал, доставали ножи прямо в таверне, представляли собой обычные драки и дуэлями не являлись. Принципиальная же разница между двумя формами дуэлей заключалась в спонтанности народных поединков. Хотя ритуал присутствовал и в народной дуэли, но он скорее был рассчитан на мгновенное урегулирование возникшего конфликта. Кроме этого, народные дуэлянты, в отличие от участников формальных поединков, никогда не отправляли письменные вызовы – во‑ первых, чтобы не привлекать внимание властей, а во‑ вторых, многие из них попросту были неграмотными. Как и в формальной дуэли, так и в её народном варианте получить ранение или даже погибнуть могли оба участника. Так, например, протоколы осмотра тел Амстердамского суда описывают три инцидента, в которых погибли оба дуэлянта. Многие дуэлянты, представшие перед судом на обвинительных процессах, имели серьёзные ранения, а один из них, приговорённый к смертной казни, настолько ослабел от полученных в поединке ран, что сидел, когда палач отрубал ему голову[726].

Рис. 6. Поножовщина. Йонас Сейдерхуф, около 1650–1680 гг.

 

Если на дуэли и присутствовали третьи стороны, то они выступали исключительно в качестве свидетелей. Их роль можно сравнить с функцией секундантов в официальной дуэли, но, в отличие от формального поединка, их присутствие не оговаривалось заранее. В этих случаях в качестве третьей стороны мог выступать только третейский судья, пытавшийся уговорить дуэлянтов остановить бой. Но вмешательство третьей стороны в ход поединка не всегда являлось табу. Чтобы не нарушить дуэльный код и ритуал, такое вторжение могло осуществляться в двух случаях. Так, например, третья сторона могла принять участие в поединке вместо товарища, который по каким‑ либо причинам не мог продолжать бой. В 1698 году двое братьев, Коенраат и Антоний, сидели в таверне, когда там появился некий тип – давний враг Антония. Вскоре после этого Антоний с соперником вышли сражаться на улицу. В тот момент, когда Антоний споткнулся и упал, в поединок вмешался Коенраат, вероятно, полагая, что он вправе занять место брата. В результате этой замены их противник получил ножевое ранение в живот и скончался на следующий день[727].

Приведу ещё одно любопытное свидетельство о подобной замене с фатальным исходом. 24 января 1662 года члены Верховной коллегии городка Туйл, судьи Роу и Дорт, начали расследование инцидента, произошедшего днём раньше в таверне деревеньки Хеллау, расположенной в провинции Гелдерланд, на северном берегу реки Ваал. Власти Тилерваарда – прихода, в котором находилась деревня, уполномочили их провести опрос свидетелей, являвшихся местными жителями. Первыми на допрос прибыли местные хирурги – Хермен Тийсен из Хаафтена и Дирк Антониссен из Хервийнена. Оба врача подробно описали, как осматривали ножевые ранения пострадавшего, лежавшего на охапке соломы на полу таверны. Жертва, молодой человек, получила удар ножом, распоровший правую руку с внутренней стороны. Нож рассёк артерию и вену, что вызвало обильную кровопотерю и в течение пары часов привело к смерти раненого.

Следующими явились очевидцы, присутствовавшие при этой трагедии. Это были трактирщик Эверт Корнелис, его жена Тойнтхен Янс, его 24‑ летний сын Ян Эверс и два завсегдатая таверны – Петтер Янс Кеппел 42 лет и Виллем Герритц Кром 33 лет. С их слов инцидент выглядел следующим образом: 23 января 1662 года, ближе к вечеру, в таверну заглянули шестеро мужчин из деревни Гамерен, которые искали деревенского писаря по фамилии Де Рау. Услышав, что скорее всего он дома, они ушли, но через два часа вернулись. Их звали Арьен Шпрукл, Якоб Янс по кличке Хенс, Ян Петерс, Ваутер Мертенс, Хиирлоф ван Туйл и Ян Офтен ван Туйл. Вскоре между Шпруклом и Хенсом вспыхнула ссора. Трактирщик попытался замять конфликт, однако Ян Офтен ван Туйл крикнул: «Да оставь ты их в покое, у них для поединка кишка тонка! Оба они пустозвоны и лишь языком молоть умеют! » После этих слов Ян Офтен ван Туйл достал нож и вызвал Хенса на поединок. В качестве вызова он провёл ножом по твёрдой поверхности – этот звук, согласно кодексу чести, уведомлял присутствующих о наличии оружия и традиционно символизировал вызов на бой. Хенс от поединка уклонился, сказав, что у него нет ножа. Тут Ваутер Мертенс заорал: «Зато у меня есть! » – и выхватил нож.

Виллем Кром, размахивая стулом, пытался растащить противников, в чём ему помогали жена и сын трактирщика. Сын обхватил Яна Офтена, а кто‑ то схватил левую руку Ваутера Мертенса. Но Ваутер изловчился и ударил Яна Офтена свободной правой рукой. Офтен заорал на сына трактирщика: «Ян Эверс, немедленно отпусти меня, пока я не загнал тебе нож между рёбер! » Как только Эверс отпустил Офтена, тот мгновенно нанёс Ваутеру несколько ударов в правое предплечье. Первым удар был секущим, а второй – колющий, он распорол предплечье по всей длине и сопровождался целым потоком крови. Ваутер упал на пол, причитая: «Я умру! Я последую за моим братом, также погибшим в поединке». Вскоре прибыли хирурги и перевязали рану. Но Ваутер потерял слишком много крови, и все их усилия оказались тщетными. Через несколько часов он скончался[728].

Рис. 7. Драка на ножах (фрагмент). Вацлав Холлар, (1607–1677).

 

Но более распространён был второй вариант вмешательства, допускавшийся дуэльным кодексом. Во множестве описаний дуэлей на ножах фигурирует некое третье лицо, вставшее между дуэлянтами с целью уговорить их прекратить бой. В судебных документах это обычно классифицировалось как «разделение бойцов». Иногда это «разделение» достигало успеха, и тогда в судебных записях отмечалось как «удачное». В других случаях вскоре после попытки примирения ссора разгоралась с новой силой и вновь перерастала в поединок. В большинстве инцидентов, закончившихся убийством, всё происходило именно по этому сценарию. Кроме прочего, такое вмешательство в ход боя для разделения дуэлянтов несло и определённый риск. Многие фехтовальщики были настолько заняты своими противниками, что не замечали ничего вокруг. В результате иногда «миротворцы» по неосторожности получали случайные ранения, и порой достаточно серьёзные. Так, в протоколе осмотра тела мужчины, убитого в 1721 году, стоит пометка, что смерть наступила в результате ранения, полученного при попытке растащить двух вооружённых ножами соперников. Сами дуэлянты при этом избежали ареста[729].

Иногда присутствовавшие на поединках наблюдатели, являвшиеся знакомыми лишь одной из сторон, вели себя достаточно пассивно. Так, например, Клаес Хендрикс Крэмер по прозвищу Шмидье на ярмарке в Ден Бош в 1665 году повстречал своего старого врага Йонкера Бексе в сопровождении двоюродного брата и двух женщин. Противники успели договориться о поединке и только собрались отойти в укромное местечко, чтобы урегулировать конфликт, как их растащили. Неожиданно Клаес услышал голос Бексе: «Шмидье, где ты? » Он подошёл ближе и увидел Бексе в компании его кузена. «Васже двое! » – возмутился Клаес, но кузен Бексе успокоил его: «Начинайте, я не стану вмешиваться». За этот ответ он удостоился похвалы от Клаеса, назвавшего его человеком чести. Начался поединок. Бексе скончался от полученных ран на следующий день, когда Клаеса уже не было в городе – он уехал в Амстердам и нашёл там работу. Но через два года он всё‑ таки был арестован и осуждён за убийство Бексе[730].

Другой пример подобного невмешательства в ход поединка мы находим в датированном 1704 годом протоколе, описывающем драку в трактире. Ход событий не совсем ясен из судебных записей, но понятно, что ответчиком был некий Ян.

«В какой‑ то момент он (Ян) вышел на улицу в сопровождении Стиинтье и Чёрного Мартина, достававших по дороге свои ножи. Потом и Яну дал нож какой‑ то незнакомец. Стиинтье сказал Яну условную фразу «Ста васт», послужившую началом поединка. При этом Чёрный Мартин в ход дуэли не вмешивался»[731].

Ещё основное правило народной дуэли – не доставлять проблемы и неудобства хозяину или хозяйке заведения. Если конфликт начинался в таверне и всё явно шло к драке, то участники ссоры выходили на улицу – поединок всегда происходил снаружи. Даже просто достать нож в помещении уже считалось бесчестным поступком. Эта традиция была настолько общепринята и обыденна, что даже не было необходимости специально документировать такие примеры. С неприкосновенностью жилища был связан и другой ритуал, известный как «Herausfordern aus dem Haus», или выманивание противника из дома. Если это удавалось, то покинувший помещение человек терял защиту этого дома, так как жилище по закону было неприкосновенно. Если же выманить его не получалось, то нападавший мог поносить и оскорблять его как труса, разбивать в доме окна, ломать забор или в качестве формального вызова воткнуть нож во входную дверь[732].

Нередко в разгаре конфликта мужчина шёл до конца только потому, что знал – у него нет другого выхода и он просто обязан сражаться, чтобы не потерять лицо и не нарушить кодекс чести. Именно так был вынужден поступить и Клаас Абрамс, так как он не мог не отреагировать, когда Абрахам Йенс Смит угрожал ему ножом. Кодекс чести также обязал и другого, не менее известного дуэлянта – Фриика Спаньярта, воздержаться от помощи другу.

Рис. 9. Драка на постоялом дворе. Франс Гринвуд, 1733 г.

Рис. 8. Аллегория Брабантского восстания(фрагмент), 1791 г.

 

Стоило ему вмешаться, и дуэль превратилась бы в заурядную драку или даже в неравный, а значит, и бесчестный бой двоих против одного. Как уже говорилось, подобное вмешательство в ход поединка не нарушало кодекс чести только в том случае, если необходимо было разнять бойцов. При раскладе двое на одного пострадала бы репутация не только Фриика, но и самого Абрамса. А вот передать свой нож другу было в порядке вещей, так как это делало поединок равным[733].

То, что такой поединок мог закончиться смертью одного из участников, было неотъемлемым, хотя и не всегда неизбежным риском. В данном случае Фриик оценил честь Абрамса дороже жизни собственного друга. Всё в этом мире ножевых бойцов было подчинено диктату чести. И в этой истории убийца в конце концов расстался с жизнью также согласно требованиям кодекса чести. Он мог бы избежать смертной казни, так как первым вытащил нож его противник, а значит, он действовал в самообороне. Но этот довод был отклонён судом, так как амстердамские судьи сочли, что, когда у его противника сломался нож, Абрамс обязан был воспользоваться представившейся ему возможностью и убежать[734].

Следующий пример поединка один на один доказывает, что ритуальная обязанность вести честную игру не всегда соблюдалась в полной мере. Четырьмя действующими лицами этой истории были некие Ян, Йоханнес, Дирк и Франс. Днём Ян присутствовал на чьих‑ то похоронах, а вечером все четверо сидели в таверне на Харлеммердийк, когда Йоханнес и Франс начали переругиваться с Дирком. Все трое вышли на улицу, доставая ножи, и Ян последовал за ними, чтобы урегулировать конфликт. Особенно он старался успокоить Йоханнеса, который был страшно зол на Дирка. Вскоре Дирк покинул компанию. По настоянию Франса все трое направились в таверну на Линденграхт, чтобы пропустить ещё по кружке пива. По дороге в таверну Йоханнес, который всё ещё злился, что Ян растащил их с Дирком, дважды угрожал Яну ножом. Тот в ответ на угрозы заметил, что ему придётся подождать, пока они дойдут до места, где он сможет снять свою чёрную куртку, что, видимо, должно было означать, что он не мог драться, пока она была на нём.

От куртки Ян наконец избавился в таверне на Линденграхт, но и после этого драки не произошло. Чуть позже Йоханнес пнул ногой собаку Яна, опрокинувшую только что заказанную им кружку пива. После этого он бросил Яну ритуальную фразу «Sta vast» и в его сопровождении направился на улицу. Это было в четыре часа утра. Франс в этой истории больше не упоминается, поэтому присутствовал он на поединке или нет, неизвестно. Вскоре после начала схватки Ян взял верх и нанёс Йоханнесу удар ножом в живот. Йоханнес упал, но, несмотря на это, сумел порезать Яну большой палец руки, после чего нож застрял в правом предплечье Яна. Ян вытащил нож, отбросил в сторону, а затем ударил Йоханнеса своим ножом в правое плечо. Но и нож Яна тоже застрял. Он сумел вытащить его только после того, как прибыла ночная стража. Ударить ножом безоружного противника, безусловно, являлось тяжким нарушением кодекса честного поединка. Похоже, в этом случае эмоции пересилили уважение к ритуалу[735].

Как уже говорилось, наиболее распространённым поводом для вызова на дуэль являлись словесные оскорбления. Среди них были такие популярные эпитеты, как «schelm» – «мошенник», «негодяй», а также «вор» или «шлюха».

Так, инцидент, произошедший в 1682 году, начался с того, что прохожий принял убийцу за еврея и назвал его «smous». А иногда молодые задиры оскорблялись, когда к ним обращались «мальчуган» или «братишка»[736]. Хотя в большинстве поединков между дуэлянтами не было ни старых конфликтов, ни неприязни, но в нескольких инцидентах судебные документы зафиксировали существование долгой и застарелой вражды. Некий фуурфехтер по прозвищу Чёрный Туун проделал на баркасе долгий путь от Гарлема до Фексельской верфи только для того, чтобы встретиться со своим врагом. Увидев его, он воскликнул: «Ну вот и я! ». Для начала Туун ударил его по лицу, затем произнёс «Ста васт! », и оба достали ножи[737].

Складывая все эти фрагменты воедино, можно заключить, что народная дуэль в первую очередь была проверкой бойцовского мастерства и проверка эта заканчивалась в тот момент, когда один из дуэлянтов пускал другому кровь или слишком явно превосходил его в бойцовском умении. Похоже, что в большинстве случаев искусному бойцу достаточно было порезать противнику лицо, после чего он мог спокойно отправиться домой. У менее опытных фехтовальщиков был высок риск случайно убить своего противника. Как правило, это происходило в тот момент, когда из‑ за недостатка опыта вместо того, чтобы порезать лицо, нож втыкали в живот или грудь. Это могло бы объяснить, почему в судебных протоколах фигурирует немало колющих ударов[738].

Рис. 10. Дуэль на ножах. Третьего ссорщика секундант удерживает от вмешательства. Дирк Босбом, 1681 г.

 

Некоторые из ножевых бойцов проверяли своё мастерство, не выискивая особых поводов для провокаций и не прибегая к прямым оскорблениям. Подобных свидетельств немного, но они показательны. Так, некий юноша, как‑ то прогуливавшийся в компании двух приятелей, бросил свой нож на землю, воскликнув: «Пусть поднимет его тот, кто хочет сразиться со мной». Нож незамедлительно поднял один из его товарищей, после чего начался поединок. Этот случай попал в судебные протоколы только потому, что их третий приятель, шляпных дел мастер 21 года, наблюдавший за поединком с ножом в руке, зарезал прохожего, пытавшегося разнять дуэлянтов[739].

Другие были осуждены за то, что царапали ножом мостовую или камни здания, что также расценивалось как вызов на бой, адресованный любому желающему его принять. Некий мужчина, обвиняемый в ранении прохожего на улице, попивал в баре, совершенно не скрывая при этом намерения спровоцировать поединок. Он демонстративно вонзил нож в стол, угрожающе заявив при этом: «И кто тут осмелится его вытащить?! »[740].

Роберт Уолш, описывая голландские поединки на ножах, упоминает ещё об одной форме подобного вызова: «Среди мужчин, гордившихся своей ловкостью в бою на ножах, было обычным воткнуть нож в дверь таверны как вызов всем присутствующим, и вытащить этот нож из двери означало принять этот вызов»[741].

Рис. 11. Кермис в деревне. Гиллис ван Брин, 1593 г.

Рис. 12. Крестьянская драка. Хорошо видны различные типы крестьянских ножей. Корнелис ван Кауеркен, 1640 г.

 

Во время популярных в народе церковных праздников, известных как «кермис», или «кермесе», проводившихся в честь различных святых покровителей, местные хирурги не жаловались на недостаток работы. Разогретые алкоголем голландцы завязывали драки по любому поводу. Несмотря на суровые штрафы, так и не удавалось искоренить поединки между солдатами, а любые пустяковые высказывания интерпретировались крестьянами и бюргерами как смертельное оскорбление, и ножи выхватывали при малейшей провокации. Как‑ то раз, в 1612 году в Лейдейе, двое восемнадцатилетних юношей – Франц Юстен Парментир и Ян Боувенц повздорили на площадке для игры в шары. Видимо, повод для ссоры не был слишком серьёзным, так как незадолго до поединка оба пребывали в отличном расположении духа. Тем не менее, конфликт закончился дуэлью на ножах. В итоге Ян получил колотое ранение желудка, а Франц остался лежать на поле битвы бездыханным[742].

Во многих деревнях были хулиганы, развлекавшиеся тем, что вызывали на поединок всех присутствующих. Так, некий Ян Михельц Энгельсман из Бриля воткнул в землю рядом со своим домом палку, и каждый, кто вытаскивал её, должен был сразиться с ним в поединке на ножах. Геррит Коойман, приехавший в 1608 году на празднование кермис в Ноорделоос, на постоялом дворе намеренно искал ссоры с местными жителями, выкрикивая: «Пусть любой из этой толпы выйдет и сражается со мной! » Каждая деревня могла похвастаться подобными смутьянами, чей конец был достаточно предсказуем. Одним из них, например, был Хендрик Клаэс Адриаэнц, известный во всех тавернах этого небольшого городка как Харри‑ Дьявол. Другой задира, Геррит Янсен из Ноорделооса, погиб в 1616 году в таверне в поножовщине, которую сам же и спровоцировал. Таким же возмутителем спокойствия всю жизнь был и Хейнрик Герритц из Хайзена, и, так же, как и большинство подобных задир, он окончил свои дни на дуэли. Ещё одним прославленным бретёром был Угрюмый Арент, который всегда был готов схватиться за нож на любом деревенском празднике, что частенько приводило к кровавой развязке. Славились своим крутым нравом и любовью к поножовщине и крестьяне области Ватерлэндс[743].

О деталях этих поединков нам также становится известно благодаря материалам судебных дел. Если власти обнаруживали труп, то прилагали все усилия для ареста преступника, что иногда им удавалось. Когда же двое мужчин, сражаясь в поединке, только ранили друг друга и разошлись в разные стороны, подобная информация редко становилось достоянием властей. Сами участники дуэлей на ножах свои поединки не афишировали, и об этих схватках не писали газеты. О подобных инцидентах без смертельных исходов становилось известно совершенно случайно, например, во время судебных процессов, рассматривающих другие преступления. Тогда прокурор добавлял к главному обвинению ещё и нанесение ранений. А если обвиняемый сообщал, что ранение было получено во время поединка, и что его противник тоже достал нож, суд добавлял формулировку: «В поединке» [744].

Форма поединка тем или иным способом могла отличаться от хрестоматийной модели. Иногда случайные детали проливают дополнительный свет на изменения в каноническом кодексе. Одной декабрьской ночью двое мужчин, переругиваясь, выходили на улицу из бара в подвальчике и, только достав ножи, заметили, что на улице уже стемнело. «Иди сюда, под фонарь! » – обратился один из дуэлянтов к другому, следовавшему за ним. Эта маленькая деталь свидетельствует о том, что дуэль начиналась только по взаимному соглашению[745]. В другом случае искусный боец Ламберт уже порезал своему противнику Фредрику левую щёку, когда тот случайно выронил нож. Ламберт великодушно позволил ему поднять оружие, после чего продолжил поединок и нанёс сопернику смертельный удар в живот[746].

Дуэльные ритуалы были дополнены так называемыми ритуалами примирения. Хотелось бы особо выделить один из таких ритуалов, называемый «afdrinken», когда соперники вместе «пропивали» конфликт. Обычно это выглядело следующим образом: двое мужчин повздорили, приподнялись со стульев, обменялись угрозами, и, может быть, один из них дал другому пощёчину. Уже заходил разговор о том, что пора бы уладить вопрос в поединке, но некий человек из их компании вмешивался, чтобы замять ссору, и страсти утихали. Тут же заказывали бутылку вина или пару кружек пива, и вся компания, потягивая винцо, пыталась забыть об инциденте[747]. Но забыть о нём полностью не удавалось никогда. Нередко страсти закипали с новой силой, и конфликт мог разгореться снова. Если в конце концов всё‑ таки происходило убийство, значит, примирение так и не состоялось. Однако можно предположить, что сотни серьёзных конфликтов и незначительных ссор были «пропиты» подобным способом, не оставив и следа в судебных протоколах.

Упоминания о ритуале «afdrinken» столь же многочисленны, насколько бедны в описании деталей. Так, например, известно, что упомянутый выше боец Ламберт, позволивший противнику поднять нож, незадолго до этого с ним помирился. Это произошло после того, как Фредрик – его будущая жертва, неожиданно ударил Лабмерта ножом в левое предплечье. В сопровождении хозяина таверны Ламберт посетил хирурга и вернулся, чтобы «пропить» ссору с Фредриком. Но к часу дня страсти разгорелись с новой силой, и Фредрик предложил Ламберту выйти на улицу. Во время поединка на ножах Ламберт распорол Фредрику левую щёку, позволил своему сопернику поднять нож, который тот выронил, а затем нанёс ему колотое ранение в живот. На следующий день Фредрик умер[748]. Из чего можно сделать вывод, что заключённое ранее перемирие оказалось хрупким и долго не продержалось.

Рис. 13. Крестьяне перед дракой. Йонас Сейдерхуф, около 1660 г.

 

Большинство историй о примирениях мы находим именно в делах об убийствах, когда один из дуэлянтов погибал. Мы не знаем, как часто этот «пивной» ритуал был успешным, хотя известно, что ритуальное примирение во время совместных застолий было широко распространено по всей Европе. Известно оно было и в Германии, где после обмена Оскорблениями, мужчины часто пили вместе[749].

Некоторые историки отмечают, что нападавшие, определяя, в какую часть тела противника нанести удар, следовали некоему культурному коду. Так, изучая историю французского региона Артуа XV‑ XVI веков, профессор современной истории Парижского университета Робер Мюшембле обнаружил, что во многих случаях ножевые ранения наносили в лицо и голову жертвы, хотя в целях убийства было бы логичней бить в грудь или в живот. На основании этого факта он заключил, что обезображивание лица являлось ритуалом и в первую очередь служило для унижения противника[750]. Авторы работы «Ежедневная жизнь в Италии периода Возрождения» Элизабет и Томас Коэны пришли к аналогичному выводу, изучая Рим XVI столетия[751]. И действительно, практически никогда за всю историю сникерсни жертвы нападений не умирали от ранений лица или головы. Большая часть смертельных ранений наносилась в грудь и живот. В качестве возможного объяснения можно предположить, что народные дуэлянты 1700‑ х не стремились убить друг друга. Как я уже говорил, эти поединки на ножах представляли лишь пробу сил. Перед началом схватки некоторые дуэлянты недвусмысленно заявляли, что противник «нуждается в шраме» или «кое‑ кто что‑ то получит»[752].

Анализ подобных инцидентов демонстрирует нам несколько специфических ритуалов унижения. Например, намерение порезать кому‑ либо лицо означало демонстрацию превосходства над потенциальной жертвой. Некоторые типы ранений явно служили исключительно для унижения противника. Одним из таких характерных актов унижения был удар ножом в ягодицу[753]. В 1696 году два матроса увидели, как по улице прогуливался с женой их бывший рулевой, который когда‑ то на судне подверг их наказанию, и решили взять реванш. Они направились следом за ним по узкой улочке, и один из моряков, улучив момент, воткнул рулевому нож в правую ягодицу. Подобный унижающий удар в ягодицу был древним и широко распространённым в Европе обычаем. Упоминания об этой традиции мы находим и в документах относящихся к итальянской Болонье XV века, и в судебных архивах голландской провинции Зииланд в XVI столетий[754].

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: