Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

ЭТО ХЯРМЯ! 3 страница




Ситуация в городах, особенно в Вааса, была спокойней, так как и власти, и частные лица в случае необходимости могли обратиться за помощью к русскому гарнизону. Но вскоре уже и в сельских районах начали задумываться о получении помощи от русской армии. По крайней мере, в Лапуа, вероятно, по инициативе местного полицейского пристава, эта идея была частично осуществлена, и в приход прислали пятьдесят казаков. Согласно архивным материалам, армейские подразделения впервые были использованы для наведения порядка и законности 9 декабря 1825 года.

Инцидент выглядел следующим образом. В центре прихода в доме Филппула проходил осмотр жителей прихода Лапуа с целью выявления венерических заболеваний. Это осмотр губернатор провинции поручил провести районному врачу Свену Петеру Бергу. Так как осмотр продвигался медленно, появились продавцы алкоголя, и мужчины, ожидающие своей очереди, сильно опьянели. Вскоре вся компания стала шумной, крикливой и беспокойной, начались ссоры. Приходской врач решил, что ситуация стала критичной, отменил осмотр и уехал. Полицмейстер Йоханн Хенрик Тиллман, чтобы пресечь продажу алкоголя фермерам, а также арестовать зачинщиков беспорядков и главных смутьянов, вызвал охрану из русских солдат в количестве пятидесяти человек. Солдаты вскоре прибыли, и полицмейстер арестовал троих фермеров – Юлиа Леписто, Яакко Юлисела и Яакко Марттала. Они были доставлены в Лассилу, где Тиллман записал их имена для предъявления обвинения. После этого все они были освобождены и отправлены по домам. Перед тем как уйти, один из смутьянов – Юлиа Леписто ударил русского капрала по фамилии Вальков по голове с такой силой, что того пришлось везти в больницу в Вааса. Командир русских солдат, капитан Бокин, доложил о произошедшем нападении полицмейстеру. По дороге домой Леписто забрёл на ферму Юхи Марттала, где он буянил в гостиной, прыгая на столе и оскорбляя членов семьи. Когда же его вывели во двор, он крикнул Яакко Марттала, сыну хозяина, чтобы тот вышел и они могли уладить свои дела. Когда Марттала вышел, Леписто убил его ударом полена[997].

Этот инцидент демонстрирует, что даже присутствие пяти десятков солдат не смогло помешать совершению преступления. Но в распоряжении приходских и деревенских собраний были и другие средства – нарушителей закона начали высылать из приходов. Злостных возмутителей спокойствия арестовывали по требованию местных властей и как представляющих угрозу для общества отправляли в контору губернатора провинции с просьбой поместить их в какие‑ либо исправительные учреждения.

В 1816 году в такую ситуацию попал сын арендатора Исайя Сакс. Жители Лапуа послали пьянчугу и хулигана Сакса к губернатору провинции с просьбой отправить его в крепость Виапори на каторжные работы. Но губернатор, как и в случае с Сааренпаа, отклонил прошение и позволил Саксу вернуться домой с условием, что тот останется под наблюдением. Согласно утверждению пастора Габриеля Лагуса, это наказание послужило хорошим уроком для Сакса. Однако встать на путь исправления Сакс не успел, так как вскоре после этого, 12 апреля 1819 года, в Алахярмя он ввязался в спор о наследстве между двумя фермерами – Юха Порренмаки и Туомасом Хейккила и был убит ударом ножа[998].

Если была возможность доказать, что человек является бродягой, то это значительно облегчало его высылку. Поэтому те, кто выглядел как бродяги, старались убедить всех вокруг, что они работники ферм. Очевидно, этот эффект достигался с помощью некоторых сумм и тайных соглашений с хозяевами ферм. Но некоторым из них, особенно цыганам, было непросто использовать эту уловку. Например, цыган Адольф Линдберг, уроженец Юрва, убитый другим цыганом в местечке Перасейнайоки 29 ноября 1823 года, проходил подобную регистрацию почти каждый год. Хотя, согласно утверждению Юха Антила, старосты Перасейнайоки, в действительности Линдберг был выслан из этого прихода ещё в 1822 году.

Запись из Илмайоки, датированная 1822 годом, даёт нам представление о том, как проходила процедура подобного изгнания. В деле фигурирует некий Анти Оллила, обвиняемый в ограблении и убийстве. Авторы обращения в канцелярию губернатора провинции ссылались на решение сельского собрания о его изгнании и апеллировали к губернатору с просьбой отправить его в исправительное учреждение. Оллила описывался как закоренелый преступник, а его пребывание в приходе – как угроза жизни и имуществу местных жителей. Обращение было подписано священником Г. Йоханном Фростерусом и старостой Эллиасом Ханнула[999].

Местные власти также пытались вести борьбу с преступностью, но их старания потерпели крах из‑ за недостаточного количества и некомпетентности районных полицмейстеров и других служителей закона и правопорядка. Поразительно низкий профессиональный уровень правительственных чиновников в этом округе был отмечен ещё перед исследованиями Вирранкоски. Согласно Ирио Алланену, местные стражи закона были не только малочисленны, но также непорядочны и трусливы.

Так что же положило конец культуре «рииккощпкап» и способствовало закату эры бойцов на ножах? Традиционно считается, что фатальную роль сыграли три основных фактора: движения религиозного возрождения, молодёжные организации и влияние органов закона и правопорядка. Эта точка зрения стала главенствующей в общественном сознании благодаря романам о жизни поножовщиков Похьянмаа, «Puukkojunkkarit» и «Murtavia voimia», писателя и политика конца XIX – начала XX века Сантери Алкио, юность которого пришлась на последние десятилетия существования этой культуры.

Итак, фактор первый: влияние религиозных движений. Евангелистское движение, известное как пиетизм, распространилось в Похьянмаа в 18301840‑ х годах, и первым плацдармом для него стала шведскоговорящая часть побережья Южной Остроботнии. Другим, не менее важным евангелистским центром, стали такие финскоговорящие области Южной Остроботнии, как Лапуа и окружавшие его приходы – Юлихярма, Илистаро и Нурмо. До появления пиетизма этот район относился к областям, наиболее пострадавшим от поножовщин, и остался таковым и после его распространения. Евангелист‑ ское движение не оказало существенного влияния на снижение количества убийств, хотя ходили слухи, что многие бойцы на ножах окончили свои дни благочестивыми послушниками в монастырях.

В Вёро и Нюкарлебю между 1838 и 1841 годами обвинение в участии в незаконных собраниях организаций, ратующих за религиозное возрождение, в общей сложности было предъявлено 331 человеку. На каждого из обвиняемых местный священник составлял характеристику для подачи в суд, содержавшую информацию о его предыдущих судимостях. Из этих характеристик можно увидеть, являлся ли тот или иной человек бойцом на ножах или нет. Около десяти процентов обвиняемых имели на своём счету лишь лёгкие правонарушения. Но встречались и более серьёзные преступления, характерные для ножевых бойцов. Благодаря тому, что пиетисты являлись типичными представителями местного населения тех лет, нам хорошо известен социальный состав каждой группы. Бойцы на ножах, как правило, принадлежали к низшим классам, а большая часть пиетистов – к среднему. Более половины пиетистов были женщинами, в то время как среди убийц женщин было всего 5, 4 %. Исходя из этих данных, мы с полной уверенностью можем утверждать, что количество ножевых бойцов среди пиетистов было минимальным. Таким образом, теория о влиянии пиетистского религиозного движения на снижение поножовщин в регионе не подтверждается фактами[1000].

Со снижением уровня насилия хронологически совпал ещё один фактор, который, как принято считать, также способствовал исчезновению пууккоюн‑ кари, – зарождение молодёжных организаций. Эти движения, руководствовавшиеся культурными и образовательными целями, пытались приобщить молодёжь к чтению и пробудить у нее интерес к любительским спектаклям. Они делали акцент на самообразование и строго осуждали стиль жизни, характерный для бойцов на ножах. Первый молодёжный союз было основан в Каухаве в 1881 году, а уже в следующем году было создано Молодёжное объединение Южной Остроботнии с филиалами по всему региону. Основателем каухавской организации, получившей название «Nuoriso‑ Yhtio» – «Молодёжное общество», стал гравёр Матти Сипола, подрабатывавший дворником в финской гимназии города Вааса. Вот что он рассказывал о целях организации: «Молодые люди объединились вместе в организацию, чтобы противостоять этой чудовищной жестокости. Это не секретное сообщество и не банда нигилистов, плетущая закулисные заговоры. Это молодёжное объединение, основанное в день летнего солнцестояния, чьим девизом является: «Свет для людей»[1001].

Фраза о «чудовищной жестокости» относилась к волне преступности, которая неотвратимо захлёстывала Остроботнию, и основной целью ассоциации было противостояние этому злу. Движение привлекало молодёжь для образовательной деятельности и подводило к необходимости изменений в системе традиционных ценностей. Но несмотря на все усилия, вплоть до 1890‑ х годов молодёжным движениям не удалось добиться сколь‑ либо существенных результатов. Да и трудно поверить, что они в одиночку могли бы разрушить устоявшуюся традиционную культуру насилия.

Рис. 16. Алавиеский союз молодёжи. Похьянмаа, 1917 г.

 

Прекрасной иллюстрацией к противостоянию защитников старинных устоев и апологетов нового порядка, насаждаемого молодёжными союзами Финляндии, являются многочисленные заметки из финских газет начала XX столетия. В 1911 году газета «Wiipuri» сообщала о целой волне молодёжных поножовщин. В том числе об инциденте, произошедшем на собрании местного союза молодёжи в Хиетамиехенкюле, в результате которого было ранено несколько человек. Конфликт разгорелся в тот момент, когда активисты союза попытались вывести из зала парней и девушек, по старой традиции «гуляния вокруг деревень» явившихся на собрание без приглашения. В том же 1911 году поножовщиной закончился и танцевальный вечер Кеккальского рабочего союза. В результате один человек был убит и несколько гостей получили ранения[1002].

О подобном прецеденте в местечке Хаусярви сообщила и газета «Socialisti». В зал, где проходило собрание местного молодёжного союза, ворвались хулиганы с ножами в руках. Разбив лампы, они в темноте накинулись на сидящих в зале людей. Несмотря на крики о пощаде, нападавшие безжалостно резали ножами всех, кто попадал под руку. По сообщению газеты «Karjala», такой же резнёй закончился и вечер Копралаского союза молодежи[1003]. А в старофинской газете «Uusi Suometar» № 281 за 1909 год, мы читаем: «Не проходит дня, чтобы в газетах не было сообщений о ножевой расправе, драках и убийствах. Зашли так далеко, что в газетах завелся на определенном месте особый отдел «ножевщины» наряду с отделом «спорт»». И младофинская газета «Helsingin Sanomat» № 59 за 1910 год, также писала, что не проходит и дня без того, чтобы не случилось «чего‑ либо ужасного», и что ножевые расправы и убийства прямо таки относились к «порядку дня». Финская газета «Pohjanmaa» № 94 за 1911 год, отмечала, что ежедневно в стране режут людей ножами самым зверским образом, иногда по самым пустяковым причинам, причём убийцы оправдываются тем, что они были настолько пьяны, что ничего не помнят. Газета «Raja Karjala» № 82 за 1911 год, отмечая несколько происшедших почти одновременно убийств, писала, что «нож, этот пресловутый «пуукко», сделался своего рода «национальным оружием». Эти проявления грубости, по словам газеты, беспощадно клеймили уровень образованности среди низших классов населения Финляндии именем настоящей «ножевой культуры»[1004].

Поэтому вряд ли можно говорить о каких‑ то глобальных успехах в борьбе молодёжных организаций с культурой пууккоюнкари и кардинальных изменениях в воззрениях сельской молодёжи.

Но существовал ещё один фактор, по времени и месту совпавший со снижением уровня преступности, – эмиграция в Северную Америку. Уже в 1870‑ х шла эмиграция из нескольких прибрежных исторических регионов Остроботнии, являвшихся центром традиционной добычи смолы, но массовым явлением это стало только в 1880‑ е, после того как в 1883 году в Вааса, а в 1886‑ м и в Оулу появилась железная дорога. В среднем из Южной Остроботнии эмигрировало две тысячи человек в год. К 1930 году Атлантику пересекло около ста двадцати тысяч жителей страны. Примерно треть из них позже вернулась, но две трети так и остались в Америке. К 1900 году приходы, наиболее пострадавшие во время бума эмиграции, потеряли тридцать процентов прихожан. Бедняки сначала отправляли за границу родственников или друзей. Те из них, кому удалось заработать, покупали билеты тем, кто в своё время помог им самим оплатить дорогу в Америку. На следующем этапе эмигрировали уже дети фермеров или даже сами фермеры. Видимо, именно этот фактор оказал решающее влияние на падение уровня преступности. «Надо признать, – писал в 1891 году 0. Клеве, священник из Юлихярма, – что эмиграция в Америку явилась благом, так как эта земля обетованная забрала самых отъявленных злодеев»[1005].

Рис. 17. Молодёжь из Исокюро, Похьянмаа, 1900 г.

Рис. 18. Финские иммигранты на острове Эллис в Нью‑ Йорке. Начало XX в.

 

Существуют свидетельства, подтверждающие слова священника о первом поколении эмигрантов. Финские пилигримы были консервативны в своих привычках и привезли на новую землю обетованную традиции и обычаи далёкой родины, включая ножевую культуру. Так же, как в любой эмиграции, первыми на новые земли прибыли пассионарии‑ маргиналы. Согласно данным Комиссии США по иммиграции за тот период, в пятнадцати городах Миннесоты больше всего пили финны и славяне. Один пастор вспоминал, что в Пенсильвании финны проводили свободное время в пьянках, драках и за картами. Благодаря дракам и своим ножам‑ пуукко финские иммигранты стали в Новом Свете притчей во языцех. Корреспондент из Виналхейвена в Мэне упоминал о пьяных финнах, арестованных за появление с ножами в публичных местах. Из Ньюберри в Мичигане также писали об аресте пьяного финна за драку и использование нелегального холодного оружия[1006].

Таким образом, отъезд поножовщиков в Америку значительно улучшил криминогенную ситуацию в Южной Остроботнии. В Америке была возможность построить успешную карьеру, а по возвращении домой – откупить землю у своих братьев и сестёр или же на накопления приобрести ферму в другом месте. Также улучшилось и положение бедняков. «Так как каждый желающий может уехать в Америку, в результате значительно выросла заработная плата рабочих», – утверждал в 1890 году один источник в Юлихярма, приходе, наиболее пострадавшем от эмиграции. Как мы видим, Америка помогла Южной Остроботнии найти выход из экономического и социального тупика, в котором та оказалась. Она предлагала людям новое будущее, путь к успеху и лучшей жизни. Всё эти факторы, а также образовательные программы и новые идеалы, популяризируемые и пропагандируемые молодёжными организациями, снизили привлекательность бойцов на ножах. Тот образ жизни, который они представляли, был присущ людям из низших, а значит, из менее образованных классов, и в конце концов он совсем исчез.

Рис. 19. Финские иммигранты в Клинтоне, Индиана, 1910–1912 гг.

 

Но несмотря на то, что эра бойцов на ножах канула в лету в конце XIX столетия, отдельные элементы культуры «рииккоипккагі» остались жить в народной традиции. Как это часто бывает, со временем образы душегубов и головорезов в народном сознании идеализировались и наделялись чертами, характерными для мифов и героического эпоса. Если в России народ воспевал подвиги лихих разбойничков атамана Кудеяра или Стеньки Разина, то в финских тавернах начала XX столетия горячие финские парни, стуча кружками по столам, пели песню «Isontalon Antti Ja Rannanjarv» – «Антти Исонталон и Раннанярви» об эпических деяниях двух легендарных «puukkojunkari» – Антти Исотало по прозвищу Исоо‑ Антти, или Антти Исонталон, и его приятеля Антти Раннанярви.

Эта парочка прославилась тем, что возглавляла большую банду ((isoo joukко), орудовавшую в Юлихярма с 1856 по 1867 год. Несмотря на то, что Исотало неоднократно обвинялся в совершении различных преступлений, длительное время ему удавалось избегать наказания. Но у любого бандитского фарта есть предел, и в 1869 году он был приговорён к смертной казни за убийство. Однако в итоге приговор был изменен на двенадцать лет каторжных работ в крепости городка Хямеэнлинна. На одной из самых известных «канонических» фотографий, растиражированных литературой, посвящённой «puukkojunkarit», закованные в кандалы Исотало и Раннанярви позируют в каторжанской одежде. Неоднократно фортуна изменяла и другому легендарному бойцу на ножах, Матти Хааппойя, прославившемуся своими дерзкими побегами из местной тюрьмы и даже с сибирской каторги[1007].

С финскими поножовщиками столкнулся и Александр Иванович Куприн, живший в Финляндии в начале 20‑ х годов. Он писал в воспоминаниях: «Уголовный суд знал за финнами только один вид преступления – убийство в драке. Надо сказать, что эти «угрюмые пасынки природы» вспыльчивы куда больше испанцев и иногда способны в кабачке разрешать обиду ударом пукка (ножа). Но и эти домашние расправы редко доходили до суда: товарищи, друзья, собутыльники и видавшие виды кабатчики умели быстро и самоотверженно прекратить и замять поножовщину»[1008].

Рис. 20. Антти Раннанярви и Антти Исотало. 1868‑ 69 гг.

Рис. 21. Легендрнный Антии Истаало, Алахярмя, 1910 г. Самули Паулахарью.

 

Столкнулись с лихими поножовщиками из Похьянмаа и части Красной армии в первую финскую войну 1918–1920 гг. Элеонора Иоффг в «Линиях Маннергейма» писала, что финские банкиры взялись финансировать белую армию и перед началом военных действий перевели 15 миллионов марок в Николайстан (ныне Вааса), куда 19 января 1918 года с частью штаба прибыл Маннергейм. Туда же перебрался и военный комитет, преобразованный в штаб командования, а 28 января в Вааса прибыли четыре сенатора – вполне достаточно, чтобы законное правительство продолжало функционировать и принимать решения.

Этот город в Остроботнии для штаб‑ квартиры белых был выбран не случайно, так как было известно, что население этого края издавна славится своим упрямым, воинственным и решительным нравом. Теперь народная ненависть была обращена на русские войска, невольно превратившиеся с момента объявления независимости в оккупационные. Финские охранные отряды, формировавшиеся из добровольцев – «шюцкор», в Остроботнии были организованы лучше, чем в других областях, а руководил ими генерал‑ майор фон Герих, в недавнем прошлом – командующий бригадой в русской армии[1009].

Популярный советский журнал «Знамя», клеймя в 1940 году «палача Маннер‑ гейма», не забыл упомянуть и его «наймитов и подручных» в войне 1918 года – остроботнийцев, назвав их «мастерами поножовщины» [1010].

В январе 1940 года, в разгар советско‑ финской войны, прошёл слух о секретном приказе не брать финнов в плен и расстреливать, невзирая на пол и возраст. Объяснялось это тем, что финны, даже будучи ранеными, яростно дрались ножами[1011]. Бывший артиллерист Михаил Иванович Лукинов в воспоминаниях о зимней войне писал: «Было много случаев зверств, когда финны убивали ножами наших раненых, которых не успевали убрать с поля боя» [1012]. Офицер разведотдела штаба 19‑ й армии Даниил Федорович Златкин рассказал, что, когда его часть попала в окружение, финны поголовно вырезали весь госпиталь. «Там было свыше 150 человек, и всех перерезали… Раненым лежачим, врачам, медсестрам – спокойно перерезали горло! » – вспоминал Златки[1013].

Не обошла поножовщиков вниманием и массовая культура. В 1914 году вышел посвящённый пууккоюнкари фильм «Похьялайсия», снятый по пьесе Арттури Ярвилуома. В 1923 году на основе фильма композитором Лееви Мадетойя была создана опера, известная слушателям как «The Ostrobothnians», а вскоре вышло и два римейка этого фильма – в 1925 году фильм режиссёра Лахденсуо, а в 1936 году – фильм Тойво Саркка. Совсем недавно, в 1998 году, на экраны вышел фильм режиссёра Алекси Мякеля «Hajyt» – «Братки», описывающий историю двух освободившихся из тюрьмы «puukkojunkari» – приятелей Антти и Юсси.

Интересно, что в финской традиции – очевидно, под влиянием культуры ножевых бойцов, а также песен и легенд об удалом поножовщике Антти и его товарищах, – имена Антти и Юсси символизируют мужское начало и считаются именами для настоящих мужиков. Более того, типичные для Южной Похьянмаа серо‑ бордовые свитера, считающиеся традиционной одеждой «puukkojunkari», называются не иначе как «jussi‑ paita», или «antti‑ paita». То есть «рубашка Юсси» или «рубашка Антти». «Юссипайта» упоминается и в песнях – например, в «Pieni Hiace» в исполнении Йопе Руонансуу. Но так как подобных свитеров не увидеть на старых финских дагерротипах второй половины XIX века, я полагаю, что все эти «юсси‑ пайты» не более чем часть народной лубочной культуры и служат для придания образу ножевых бойцов колорита и романтического флёра.

Рис. 22. Мужчины из Хярмя. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

Рис. 23. Антти Исотало. Кадр из фильма «Десять парней из Хярмя», 1950 г.

 

В финских источниках фигурируют две основные версии о происхождении этой «униформы». По одной из них, впервые эти свитера появились в спектакле «Остроботнийцы», поставленном Национальным театром в 1914 году. Согласно второй версии, «юсси‑ пайты» в качестве антуража пууккоюнкари впервые встречаются только в 1925 году в фильме «Похьялайсия».

Специфическими и характерными для Остроботнии ножами, считаются пуук‑ ко Хярмян (Хярмянмаа объединяет Каухаву, Алахярму, Юлихярму и Кортесярви), они же Юссипуукко. Эти ножи изготавливались в четырёх вариантах: самый маленький – пиккупуукко, женский – найстенпуукко, средний – нормаалипуукко, и большой – Анссин Юкка, в честь прославленного ножевого бойца XIX столетия. Рукоятки Хярмян‑ пуукко традиционно окрашиваются в тёмно‑ красный цвет. Иногда поверх красного добавляются три чёрные поперечные полоски. Могу предположить, что это аллюзия на Юсси‑ пайты – бордово‑ серые полосатые свитера пууккоюнкари Похьянмаа. Хотя, зная любовь остроботнийских ножевых бойцов к бахвальству, нельзя исключить, что красная краска на рукоятках, как и на клинках испанских навах, была призвана символизировать запёкшуюся кровь. Семейство Раннанярви изготавливает эти ножи с середины XIX века. Основателем династии и первым производителем хярмовских ножей считается родившийся в 1838 году Эркки Раннанярви. Представители семьи утверждают, что он приходился двоюродным братом легендарному пууккоюнкари Антти Раннанярви, герою эпических баллад и одному из главарей банды, державшей в страхе Юлихярму во второй половине XIX века.

Любопытно, что в костюм типичного поножовщика Похьянмаа – шляпу и красно‑ серый полосатый свитер – одет герой культового фильма ужасов «Кошмар на улице Вязов» Фредерик Чарльз Крюгер, более известный как Фредди Крюгер. Хрестоматийный образ пууккоюнкари дополняют ножи в его руке. Учитывая масштабы эмиграции из Похьянмаа в Соединённые Штаты, тот факт, что немалую часть этих эмигрантов составляли бежавшие от правосудия «puuk‑ kojunkari», а также «европейскую» фамилию Фредди, это сходство становится особо интригующим.

 

Рис. 24. Спарка хярмских пуукко работы Юха Раннанярви. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

 

Впрочем, ножевая культура Похьянмаа импортировалась не только в Новый Свет, но и в соседнюю Россию. 21 июля 1726 года вышел известный указ Екатерины, регламентирующий проведение в Петербурге кулачных боёв. Среди прочих высочайших комментариев к этой народной забаве царица высказывает недовольство следующим прискорбным фактом: «Понеже Ея Императорскому Величеству учинилось известно, что въ кулачныхъ бояхъ, которые бываютъ на Адмиралтейской стороне на лугу, позади двора графа господина Апраксина и на Аптекарскомъ острову и въ протчихъ местахъ во многолюдстве, отъ которыъ боевъ случается иногда, что многия, ножи вынувъ за другими бойцами гоняются…»[1014].

В. Лебедев, автор исследования, посвящённого традиции кулачных боёв в России, считает, что в этом отрывке речь шла именно о финнах, так как, с его точки зрения, для русских кулачных бойцов подобная практика была не характерна.

Рис. 25. Ножедел из Хярмя, один из основателей известной династии, Юха (Йоханнес) Раннанярви (1873–1931). Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

 

В 1913 году Лебедев писал в своей работе: «Кулачные бои происходили почти исключительно зимою, и преимущественно на Масляной, Великим постом и по воскресеньям; в Москве собирались на реке под Симоновым монастырем, под Девичьим, у гор Воробьевских и в окрестностях фабрик. В Петербурге на Неве, на Фонтанке, где бились охтяне с фабричными и где злобные чухонцы обращали забаву чисто русскую и незлобливую в бойню – они пускали в ход ножи и наносили кровавыя раны»[1015]. Любопытно, что первая часть этой статьи, опубликованной в альманахе «Русская старина» № 155 за 1913 год, подписана «В. Лебедев», а вторая половина, «А. А. Лебедев».

Как известно, чухонцами, или чухной, называли финские племена карельского происхождения – эйремейсет и савакот, жившие в окрестностях Петербурга, в Царскосельском, Шлиссельбургском и Петергофском уездах. К началу XX столетия насчитывалось около ста тысяч «чухонцев». Говорили они на местном диалекте финского языка и исповедовали лютеранство[1016].

Не исключено, что и указ Петра Алексеевича о запрете остроконечных ножей от 1700 года в первую очередь также относился именно к «чухонцам», однако из‑ за недостатка свидетельств это предположение можно рассматривать исключительно на правах версии.

В 1890‑ х годах среди петербуржцев вошло в моду жить в Финляндии, по большей части в пределах Курортного района. Эти места облюбовала интеллигенция: врачи, адвокаты, писатели, художники. Многие строили там собственные дачи. Туда привлекала красивая, здоровая местность, близость моря, отсутствие скученности. Целый ряд заграничных товаров: табак, сигары, кожа, эмалированная посуда, ткани – там стоил дешевле, чем в Петербурге. Это объясняется тем, что хотя Финляндия и принадлежала России, но сохраняла некоторую самостоятельность, в том числе и свои таможенные законы. Ввоз целого ряда заграничных товаров в Финляндию облагался более низкой пошлиной, чем в Российской империи. Как бы в отместку за то, что русские раскупали товары в Финляндии, финны в воскресный день целыми поездами приезжали в Белоостров истреблять русскую водку – в Финляндии ввоз ее был воспрещен. Русские тоже не прочь были выпить в праздник. Поэтому в кабаках часто вспыхивали ссоры, драки и даже поножовщина – у каждого финна был с собой национальный финский нож‑ пуукко[1017].

Надо отметить, что финские ножевые бойцы не только совершали туры в Белоостров, но бесчинствовали и в самой Финляндии. В ноябре 1907 года почтовый поезд, шедший из остроботнийского местечка Коккола, расположенного неподалёку от Вааса, подвергся нападению пууккоюнкари в количестве около ста человек. Хулиганы забрались в вагоны и ограбили пассажиров, ранив при этом несколько человек ножами. Перед станцией налётчики покинули поезд, не забыв перерезать телефонную линию. Вагоны оказались буквально залитыми кровью[1018].

Не отставали от своих соплеменников и карелы. Любопытное свидетельство оставила русская актриса, жена известного актёра и режиссёра Александра Таирова, Алиса Георгиевна Коонен, которой в детстве пришлось стать невольным очевидцем поножовщин. Происходило это на рубеже XIX и XX столетий в расположенном в Тверской области селе Микшино, населённом карелами. Коонен писала в своих воспоминаниях: «В большом торговом селе Микшино в престольный праздник на площади перед трактиром устраивалась «поножовщина», устраивалась не как драка, а скорее как азартная игра. Но, попав с теткой в толпу, из которой невозможно было выбраться, я кричала, умирая от страха, и в то же время не могла оторваться от этого дикого зрелища, когда мужики, сверкая ножами, с ловкими прыжками и азартными выкриками кидались друг на друга. Конец «поножовщины» бывал еще более диким. Бабы уносили мужиков в избы, засыпали распоротые животы солью и заливали мочой. И вот что удивительно, лечение это помогало»[1019].

Рис. 26. Парни из Хярмя на отдыхе. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

 

Конечно, абсурдно даже сравнивать пууккоюнкари с махо, баратеро, гаучо, булли или фуурфехтерами Амстердама. Эни были обычными сельскими хулиганами и мало интересовались сложными хитросплетениями дуэльных ритуалов и кодексов чести, а их «поединки» представляли собой самые заурядные поножовщины, не регулирующиеся никакими правилами или нормами. А как известно, именно соблюдение ритуалов, норм и правил является пограничной межой, отделяющей дуэль от банальной драки с поножовщиной. Хотя, с другой стороны, эти поножовщины нельзя назвать и спонтанными всплесками насилия. Скорее можно провести некую параллель между культурой пууккоюнкари с их «гулянием вокруг деревень» и традицией междеревенского насилия в России, принимавшего форму как индивидуальных, так и групповых кулачных боёв.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...