 |
Чемпионат Мира по Квиддитчу 2 глава
|
|
|
|
«У тебя болит шрам? Гарри, это очень серьёзно… Напиши профессору Дамблдору! А я пойду полистаю «Распространённые Волшебные Недуги и Болезни». Может, я что-нибудь там найду о шрамах, нанесённых проклятьями…»
Да, конечно же, Гермиона предложила бы идти прямо к директору Хогвартса, и между тем, покопаться в учебниках. Гарри взглянул в окно на лоскут чернильно-синего неба. Он очень сомневался в том, что учебник мог чем-нибудь помочь ему в данной ситуации. Насколько он знал, он был единственным в мире человеком, не погибшим от того проклятия, что наложил Волдеморт. Так что его симптомы вряд ли были описаны в «Распространённых Волшебных Недугах и Болезнях». Что касается Дамблдора, Гарри не знал, куда уезжает директор школы на летние каникулы. Он позабавился, на мгновение представив Дамблдора с его длинной бородой серебристого цвета, в широких одеждах волшебника и остроконечной шляпе, растянувшегося где-нибудь на пляже и деловито намазывающего лосьон для загара на длинный крючковатый нос. Но где бы ни был Дамблдор, Хедвига найдёт его. Хедвига ни разу не подвела Гарри в доставке писем по назначению, даже если Гарри не знал адреса получателя. Но что он мог написать Дамблдору?
«Уважаемый профессор Дамблдор!
Извините, что я Вас побеспокоил, но у меня сегодня утром заболел шрам.
С уважением, Гарри Поттер»
Гарри не надо было писать этих слов, чтобы понять, как глупо они звучат.
Тогда он попытался представить, что сказал бы на это его друг Рон Уизли. Перед его глазами предстало удивлённое веснушчатое и длинноносое лицо Рона:
«У тебя шрам болит? Но… но не может же Сам-Знаешь-Кто быть рядом с тобой. В смысле, если бы он был, ты бы знал? Он же ведь опять попытался бы прикончить тебя, верно? Не знаю, Гарри, может шрамы от проклятий всегда немного побаливают? Я спрошу у папы…»
|
|
|
Мистер Уизли был опытным магом и работал в Офисе Неправильного Использования Артефактов Магглов Министерства Магии, но, насколько знал Гарри, он не был экспертом по проклятиям. Да и вообще, Гарри не хотелось, чтобы всё семейство Уизли узнало, что он, Гарри, всполошился из-за какой-то пустяковой боли. Миссис Уизли забеспокоилась бы ещё больше, чем Гермиона, а братья Рона, шестнадцатилетние близнецы Фред и Джордж, подумали бы, что Гарри просто струсил. Семью Уизли Гарри любил больше всех на свете. Он так надеялся, что в ближайшие дни они пригласят его погостить (Рон написал ему что-то о предстоящем Чемпионате Мира по Квиддитчу) и не хотел, чтобы его всё время терзали вопросами, болит ли его шрам.
Гарри потёр лоб. Он бы просто хотел (но даже себе самому стеснялся в этом признаться), чтобы у него был кто-нибудь взрослый, родной волшебник, к которому можно было обратиться за советом и не чувствовать себя идиотом. Такой волшебник, которому он, Гарри, не был бы безразличен, и кто бы знал что-нибудь о Тёмной Магии.
И вдруг его осенило! Всё гениальное просто — как он мог забыть о нём! Сириус! Гарри вскочил с постели и бегом кинулся к письменному столу. Схватив кусочек пергамента и, окунув орлиное перо в чернила, он написал: — Дорогой Сириус! — Гарри на минутку задумался о том, как получше объяснить Сириусу, что произошло. Надо же, как же он сразу не подумал о Сириусе, но, с другой стороны, нечему было удивляться, ведь он узнал о том, что Сириус — его крёстный всего лишь два месяца назад. Сириус вошёл в жизнь Гарри совсем недавно потому, что много лет назад его заключили в страшную тюрьму волшебников, под названием Азкабан, за преступление, которого он не совершал. Надзирателями в Азкабане служили жуткие существа, которые назывались Дементорами. Безглазые и высасывающие душу дьявольские создания явились в Хогвартс в поисках Сириуса, которому удалось сбежать из Азкабана. Убийства, в которых обвинили Сириуса, на самом деле совершил сторонник Волдеморта по имени Червехвост, которого все считали погибшим. Гарри, Рон и Гермиона обнаружили, что Червехвост на самом деле жив и здоров, когда столкнулись с ним лицом к лицу в прошлом году, но никто, кроме профессора Дамблдора, не поверил им.
|
|
|
В течение одного целого прекрасного, чудесного, изумительного часа Гарри думал, что ему уже никогда не придётся возвращаться к Дёрсли, потому что Сириус предложил Гарри поселиться с ним, как только он вернет себе честное имя. Но прекрасная мечта ускользнула от него вместе со сбежавшим Червехвостом, которого они собирались доставить в Министерство Магии, и Сириусу пришлось спасаться бегством. Гарри помог ему ускользнуть верхом на гиппогрифе по имени Конклюв, и с тех пор Сириус где-то скрывался. Мысль о доме, которого его лишил сбежавший Червехвост, всё лето преследовала Гарри. Возвращение в семейство Дёрсли оказалось для него вдвойне тяжёлым, ведь он почти что избавился от них навсегда.
Но даже издалека Сириус смог оказать Гарри кое-какую помощь. Благодаря Сириусу ему разрешили держать в комнате школьные вещи. До Сириуса такой роскоши Гарри не позволялось. Раньше, во время летних каникул, Дёрсли запирали его чемодан в чулане под лестницей, чтобы насолить ему, а также из страха перед его магическими силами. Но, после того как Гарри известил их, что его крестный отец — опасный преступник, их отношение к Гарри резко изменилось. Конечно, он «позабыл» сообщить им, что Сириус не совершал убийств, в которых его обвиняли.
С тех пор, как Гарри прибыл из школы на каникулы к Дёрсли, он получил от Сириуса два письма. Оба письма принесли не совы (как было принято у волшебников), а большие разноцветные тропические птицы. Хедвига неодобрительно косилась на этих вторженцев с кричащим оперением; она с большой неохотой позволила им напиться воды из своего блюдца перед отлётом назад. Гарри же они понравились. Он невольно представил себе белый песок и пальмы… Он надеялся, что Сириусу, где бы он ни был (о чём Сириус никогда не упоминал на тот случай, если письма перехватят), было хорошо. Гарри не представлял себе, чтобы Дементоры могли долго продержаться под ярким солнечным светом, может именно поэтому Сириус уехал на юг. По письмам (которые Гарри спрятал под отщеплённую от пола половицу под кроватью) можно было полагать, что Сириус пребывает в хорошем расположении духа. В обоих письмах он напоминал Гарри обязательно обратиться к нему за помощью, если таковая потребуется. И сейчас Гарри действительно нужна была помощь…
|
|
|
Казалось, свет настольной лампы тускнел, уступая холодному серому рассвету, медленно просачивающемуся в спальню. Когда взошло солнце, и стены комнаты озарились золотыми лучами, когда зашевелились в своей спальне тётя Петуния и дядя Вернон, Гарри бросил в мусор горстку скомканных листков пергамента и перечитал законченное письмо:
«Дорогой Сириус!
Спасибо тебе за твоё письмо. Птица была такой огромной, что еле-еле протиснулась в моё окно.
У меня всё без перемен. Диета на Дадли почти не сказывается. Вчера тётя поймала его с пончиками, которые он пытался пронести в свою комнату. Ему пригрозили, что не будут давать карманных денег, если ещё раз поймают его с поличным. Он разозлился и швырнул в окно свой PlayStation. Это такая штука, типа компьютера, на которой играют в электронные игры. Глупо, вообще-то. Теперь он даже не может поиграть в «Мега-Расчленение Часть Третья», чтобы отвлечься от своих проблем.
Меня не трогают, главным образом потому, что Дёрсли боятся, что, если я попрошу тебя, ты появишься и превратишь их в летучих мышей.
Хотя сегодня с утра случилась странная вещь. У меня опять заболел шрам. В прошлый раз он болел, когда Волдеморт был в Хогвартсе. Но я не думаю, что он может быть где-нибудь поблизости. Ты случайно не знаешь, болят ли иногда шрамы от проклятий спустя много лет?
Я пошлю письмо с Хедвигой, когда она вернётся с охоты. Передай от меня привет Конклюву.
Гарри»
Да, подумал, Гарри, вроде ничего. Ни к чему рассказывать ему об этом сне. Пусть не думает, что меня это очень волнует.
|
|
|
Он свернул пергамент и положил его на письменный стол, чтобы отправить письмо с Хедвигой, как только она вернётся. Потом он поднялся со стула, потянулся, снова открыл шкаф и, не взглянув на себя в зеркало, начал одеваться к завтраку.
Приглашение
Когда Гарри появился на кухне, семейство Дёрсли уже сидело за столом. Ни один из них не поднял глаз, когда он вошёл и уселся на стул. Большое красное лицо дяди Вернона загораживал утренний выпуск газеты «Дэйли Мэйл», а тётя Петуния, поджав губы, разрезала грейпфрут на четыре части.
Дадли сидел злой и надутый, и, казалось, сегодня он занимал даже больше места, чем обычно. Это было трудно представить, так как он всегда занимал целую сторону квадратного кухонного стола. Когда тётя Петуния положила на тарелку Дадли четвертинку грейпфрута без сахара, проговорив дрожащим голосом: «Приятного аппетита, Дадлюшенька», Дадли одарил её злобным взглядом. Его жизнь значительно ухудшилась после того, как он приехал домой на летние каникулы и преподнёс родителям свой годовой табель.
Дядя Вернон и тётя Петуния, как обычно, умудрились найти оправдание плохим отметкам Дадли. Тётя Петуния как всегда настаивала, что Дадли необыкновенно талантливый ребёнок, но учителя его не оценили, а дядя Вернон утверждал, что «всё равно не хотел иметь в сыновьях зубрилу и хлюпика». Они таким же образом прошлись по жалобам о том, что Дадли задирает других детей. — «Да, он любит иногда пошалить, но ведь он же и мухи не обидит!» — слезливо провозгласила тётя Петуния.
Однако в самом конце табеля школьная медсестра написала несколько осторожных слов, которые даже дядя Вернон и тётя Петуния не могли проигнорировать. И сколько бы тётя Петуния ни выла о том, что у Дадли широкая кость, что его килограммы были не чем иным, как «детской пухлостью» и, что растущему мальчику необходимо хорошо питаться, факт оставался фактом: магазины, торгующие школьной формой, не продавали бриджей его размера. Глаза школьной медсестры заметили то, что отказывались видеть проницательные глазки тёти Петунии (немедленно замечающие отпечатки пальцев на блистающих чистотой стенах её дома, и всё происходящие за соседскими изгородями): Дадли не только не нуждался в усиленном питании, а, напротив, — по весу и ширине он достиг размеров молодого кита.
Итак, после криков и рыданий, после ссор, от которых сотрясались стены в комнате Гарри, после потоков слёз, пролитых тётей Петунией, начался новый режим. Листок с диетой, предписанной медсестрой Смелтингс, повесили на холодильник, из которого выбросили всю любимую еду Дадли (газированные напитки и пирожные, шоколадные батончики и котлеты) и наполнили фруктами, овощами и прочими продуктами, которые дядя Вернон именовал не иначе, как «кормом для кроликов». Чтобы Дадли не чувствовал себя одиноко, тётя Петуния посадила на диету всю семью. И сейчас она положила перед Гарри четвертушку грейпфрута несколько более миниатюрную, чем четвертушка Дадли. Тётя Петуния решила морально подбодрить Дадли, давая ему большую, чем Гарри порцию.
|
|
|
Но тётя Петуния не знала, что спрятано наверху в комнате Гарри под расшатанной половицей. Она не ведала, что Гарри не сидит на семейной диете. Как только он понял, что ему придётся всё лето просуществовать на морковке, он тут же послал Хедвигу друзьям с мольбой о помощи, и они его не подвели. От Гермионы Хедвига вернулась с большой коробкой, битком набитой всякой всячиной, хоть и без сахара (родители Гермионы были дантистами). Хагрид, егерь Хогвартса, немедленно прислал булочки собственного изготовления (которые Гарри не тронул, так как уже не раз испытал на своих зубах выпечку Хагрида). Миссис Уизли прислала семейного филина Эррола, нагруженного огромных размеров фруктовым кексом и ассортиментом пирожных. Бедный старый и немощный Эррол пять дней отходил от своего путешествия. А потом, ко дню рождения (о котором никто в семье Дёрсли даже не вспомнил), он получил четыре замечательных пирога от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У него осталось ещё два, и в предвкушении настоящего завтрака он спокойно съел грейпфрут.
Дядя Вернон отложил газету, неодобрительно фыркнул и взглянул на тарелку, где лежала четвертинка грейпфрута.
— Это всё? — недовольно поинтересовался он у тёти Петунии.
Тётя Петуния сурово взглянула на него и кивнула в сторону Дадли, который уже покончил со своим грейпфрутом и с кислой миной пожирал своими поросячьими глазками кусочек Гарри.
Дядя Вернон тяжело вздохнул, раздувая густые усы, и взялся за ложку.
В дверь позвонили. Дядя Вернон тяжело поднялся и направился в коридор. Со скоростью молнии (воспользовавшись тем, что мать отвернулась поставить чайник) Дадли стащил остатки отцовского грейпфрута.
Из прихожей донёсся звук незнакомого голоса, смех и грубый ответ дяди Вернона. Входная дверь захлопнулась, и из коридора донёсся звук рвущейся бумаги.
Тётя Петуния поставила чайник на стол и обернулась посмотреть, куда делся дядя Вернон. Ей не пришлось долго ждать. Не прошло и минуты, как дядя Вернон ворвался на кухню с искажённым от ярости лицом.
— Ты, — рявкнул он, взглянув на Гарри. — В гостиную. Сейчас же.
В полной растерянности, не понимая, в чём он провинился на этот раз, Гарри поднялся и пошёл за дядей Верноном в гостиную. Дядя Вернон захлопнул за ним дверь.
— Ну, — сказал он, шагая к камину и повернув к Гарри лицо с таким видом, как будто собирался посадить его под арест, — ну?
Слова: «Что ну?» — вертелись у Гарри на языке, но он решил промолчать и не испытывать с утра пораньше терпение дяди Вернона, уже подорванное недоеданием. Поэтому он ограничился тем, что изобразил на лице выражение вежливого изумления.
— Вот, полюбуйся, только что прибыло, — произнёс дядя Вернон. Он размахивал листком фиолетовой бумаги у Гарри перед носом. — Письмо! О тебе!
Гарри ничего не понимал. Кто мог написать о нём дяде Вернону? Он не знал никого, кто мог бы послать письмо обычной почтой.
Дядя Вернон кинул злобный взгляд на Гарри и принялся читать письмо вслух.
«Уважаемые мистер и миссис Дёрсли!
Хотя нам ещё не представилась возможность лично познакомиться с вами, я не сомневаюсь, что Гарри много рассказывал вам о моём сыне Роне.
Возможно, Гарри сообщил вам, что финальный матч Чемпионата Мира по Квиддитчу состоится вечером в следующий понедельник. Моему мужу Артуру удалось достать отличные билеты через знакомых в Отделе Волшебных Игр и Спортивных Состязаний.
Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять Гарри на этот матч. Это, без сомнения, единственный в жизни шанс. Кубок не разыгрывался в Великобритании уже тридцать лет. Билеты на него чрезвычайно трудно достать. И, разумеется, мы будем очень рады, если вы позволите Гарри погостить у нас до конца каникул. Мы доставим его на школьный поезд в целости и сохранности.
Будет лучше всего, если Гарри пошлёт ваш ответ как можно скорее и обычным путём, поскольку маггловский почтальон никогда не разносил почту в наш дом. Я не уверена, что он вообще знает, где мы живём.
Мы надеемся, что скоро увидим Гарри,
Ваша, Молли Уизли.
P.S. Я надеюсь, что наклеила достаточно марок»
Дочитав письмо, дядя Вернон засунул руку в карман и вытащил из него конверт.
— Полюбуйся, — прорычал он.
Он поднял конверт, в котором прибыло письмо миссис Уизли, и Гарри едва не расхохотался. Весь конверт, целиком, был заклеен марками, за исключением кусочка, размером в квадратный дюйм, куда миссис Уизли малюсенькими буквами втиснула адрес Дёрсли.
— Похоже, что она всё-таки наклеила достаточно марок, — заметил Гарри, с таким видом, как будто в оплошности миссис Уизли не было ничего из ряда вон выходящего. Глаза дядюшки злобно засверкали.
— Почтальон тоже это заметил, — сказал он, скрежеща зубами, — очень интересовался, откуда прибыло письмо, да, да. Поэтому и позвонил в дверь. Счёл это забавным.
Гарри не ответил. Другой на его месте не понял бы, почему дядя Вернон бушует из-за конверта, заклеенного марками, но Гарри жил в доме Дёрсли достаточно долго и знал, насколько близко они принимают к сердцу любые, из ряда вон выходящие вещи. Больше всего на свете они боялись, что кто-нибудь узнает, что они каким-то образом имеют что-то общее (какое бы то ни было отдалённое) с людьми, подобными миссис Уизли.
Дядя Вернон не сводил с Гарри злобного взгляда. Гарри же старался, как мог, сохранять невозмутимый вид. Если он не сделает глупости, или не скажет ерунды, ему удастся попасть туда, куда ему хотелось попасть больше всего на свете. И потому он сидел и ждал, когда дядя Вернон заговорит, но тот молчал и злобно глядел на него. Наконец Гарри решился открыть рот.
— Так… мне можно будет поехать? — спросил он.
Большое красное лицо дяди Вернона судорожно дёрнулось, усы ощетинились. Гарри показалось, что он видит, как в дядиной голове кипит яростная борьба между двумя древними инстинктами: если он разрешит Гарри поехать, то Гарри будет счастлив. А этого дядя Вернон пытался не допустить все тринадцать лет жизни Гарри. С другой стороны, если он разрешит Гарри убраться к Уизли, то это на две недели сократит пребывание Гарри у них дома — а об этом можно было только мечтать, ведь дядя Вернон его на дух не переносил. Надо было хорошенько подумать, и, чтобы протянуть время, он снова взглянул на письмо миссис Уизли.
— Кто она — эта женщина? — спросил он, с неприязнью разглядывая её подпись.
— Вы видели её, — сказал Гарри, — она — мать моего друга Рона. Она его встречала с Хог…, со школьного поезда в конце прошлого года.
Он чуть не сказал «Хогвартс-Экспресс», что уж точно бы вывело дядюшку из себя. Никто в семье Дёрсли никогда не произносил вслух названия школы, в которой учился Гарри.
Огромное лицо дяди Вернона исказилось, изображая попытку вспомнить что-то крайне неприятное.
— Толстая коротышка? — в конце концов прорычал он. — С кучей рыжих детей?
Гарри насупился. Довольно странно слышать, как дядя Вернон называет кого-то «толстой коротышкой», когда его собственный сын Дадли достиг того, к чему он упорно продвигался с трёхлетнего возраста, а именно, наконец-таки раздался вширь основательнее, чем ввысь.
Дядя Вернон продолжал изучать письмо.
— Квиддитч, — пробурчал он. — Квиддит… что это за чушь такая?
Гарри опять почувствовал прилив ярости.
— Это такой вид спорта, — сказал он быстро, — в который играют на мётлах…
— Ладно, ладно! — громко заявил дядя Вернон. Гарри с радостью заметил, что дядей овладела лёгкая паника. Он явно не мог вынести того, что в его гостиной произнесли слово «мётлы». Он попытался найти убежище в тщательном изучении письма. Гарри увидел, как его губы шевельнулись, произнося: «пошли обычным путём…».
— Что она имеет в виду под обычным путём? — спросил дядя Вернон, брызгая слюной.
— Обычным для нас, — сказал Гарри и, так дядя не остановил его, продолжил. — Ну, знаете, совой. Это — обычная почта волшебников.
Лицо дяди Вернона изобразило такое негодование, как будто Гарри только что грязно выругался. Затрясшись от гнева, он бросил нервный взгляд в окно, как будто ожидал увидеть там соседей, прижавших уши к окнам гостиной.
— Сколько раз я тебе говорил не упоминать об этой неестественности в моём доме! — прошипел он. Лицо его залилось багрянцем. — Как ты смеешь стоять передо мною в одежде, которой Петуния и я одарили твою неблагодарную особу…
— После того как она стала мала Дадли, — закончил за него Гарри. И правда, на нём была футболка с такими длиннющими рукавами, что ему пришлось подвернуть их пять раз, чтобы добраться до пальцев. Футболка, свисавшая ниже колен, колыхалась над необъятными джинсами.
— Не смей так со мной разговаривать! — вскричал дядя Вернон, дрожа от злости.
Но минули те дни, когда Гарри подчинялся дурацким правилам Дёрсли. Он не намерен был больше терпеть от них обиды. Он нашёл способ избежать семейной диеты, и он приложит все силы, чтобы дядя Вернон отпустил его на Чемпионат Мира по Квиддитчу.
Гарри глубоко вздохнул, чтобы не дрожал голос, и сказал: — Ну что ж, мне нельзя ехать на Чемпионат. Можно тогда я пойду к себе? Я ещё не дописал письмо крёстному.
Дело сделано. Он произнёс волшебное слово. Красные пятна медленно сползали с лица дядюшки, придавая ему вид плохо перемешанного черносмородинового мороженного.
— Ты… ты с ним переписываешься? — произнёс дядя Вернон притворно-спокойным голосом, но Гарри заметил, как зрачки его малюсеньких глазок сузились от страха.
— Ага, — небрежно бросил Гарри. — Я уже давно не писал ему, а он, вы знаете, беспокоится, всё ли со мной в порядке, если долго не получает от меня писем.
Он остановился, чтобы насладиться эффектом своих слов. Он практически видел винтики, крутящиеся под густыми, аккуратно разделёнными на пробор, волосами дяди Вернона. Если он не позволит Гарри писать Сириусу, Сириус подумает, что с Гарри плохо обращаются. Если он не позволит Гарри поехать на Чемпионат Мира по Квиддитчу, Гарри пожалуется Сириусу и тот узнает, что с Гарри плохо обращаются. У дядюшки не оставалось выхода. Гарри ясно видел (как будто усатое лицо было прозрачным), как решение созревало в мозгу дяди Вернона. Гарри пытался сдержать улыбку и сохранить невозмутимый вид, и вот…
— Ну ладно, я разрешаю тебе поехать на этот чёртов… этот дурацкий… эту штуку — Чемпионат Мира. Пойди и напиши этим — этим Уизли, чтобы приехали и забрали тебя. У меня нет времени развозить тебя по всей стране. И можешь остаться у них до конца каникул. И можешь сказать своему… своему крёстному… скажи ему… скажи ему, что ты едешь.
— Хорошо, — просветлел Гарри.
Он встал и направился к двери, борясь с желанием высоко подпрыгнуть и завопить от счастья. Он ехал… он ехал к Уизли! Он ехал на Чемпионат Мира по Квиддитчу!
В коридоре он споткнулся о Дадли, затаившимся за дверью в ожидании расправы над Гарри. И вместо этого он увидел сияющее лицо Гарри.
— Отличный завтрак, а? — заметил Гарри. — Я просто до отвала наелся, а ты?
Расхохотавшись при виде ошеломлённого лица Дадли, Гарри полетел наверх, перепрыгивая сразу через три ступеньки, и вихрем ворвался в свою комнату. Он сразу же увидел, что Хедвига вернулась. Она сидела в клетке, уставившись на Гарри своими огромными янтарного цвета глазами, и щёлкала клювом с таким видом, как будто что-то её раздражало. То, что раздражало её, стало очевидно почти сразу же.
— ОЙ! — вскрикнул Гарри.
Что-то, похожее на маленький, серый, покрытый перьями теннисный мячик стукнуло Гарри по голове. Гарри, растирая ушибленное место, вертел головой, чтобы найти ударивший его предмет, и наконец увидел крохотного совёнка — такого маленького, что он мог бы поместиться у Гарри в ладошке. Малыш возбуждённо носился по комнате, как только что выпущенный фейерверк. Внезапно Гарри увидел, что у него в ногах лежит письмо. Гарри нагнулся и, узнав почерк Рона, немедленно разорвал конверт. В конверте лежала записка, настроченная быстрыми каракулями.
«Гарри!
ОТЕЦ ДОСТАЛ БИЛЕТЫ! Ирландия против Болгарии, в понедельник вечером. Мама написала магглам и попросила, чтобы тебя отпустили к нам. Может быть, они уже получили её письмо. Я не знаю, насколько быстро работает почта магглов. Но всё-таки посылаю письмо с Пигом»
Гарри уставился на слово «Пиг», которое означало «свинья», а потом на крошечного совёнка, жужжащего вокруг абажура на потолке. Никогда ему не встречалось ничто менее похожее на свинью! Может быть, он просто не разобрал каракулей Рона? Он снова принялся за чтение.
«Мы приедем забрать тебя, разрешат тебе ехать или нет. Как можно пропустить Чемпионат Мира! Только ма и па считают, что для начала лучше прикинуться, что мы просим у них разрешения. Если они разрешат, быстренько пошли мне письмо с Пигом, и мы приедем и заберём тебя в воскресенье ровно в пять часов. Если тебе не разрешат — быстренько пошли письмо с Пигом, и мы всё равно приедем и заберём тебя в воскресенье ровно в пять часов.
Гермиона приезжает сегодня после полудня. Перси начал работать в Отделе Международного Сотрудничества Волшебников. Если ты не хочешь, чтобы он заговорил тебя до смерти, даже не упоминай слова «заграница», когда будешь у нас.
Скоро увидимся,
Рон»
— Успокойся! — сказал Гарри совёнку, который порхал у него над головой, наполняя комнату ошалелым щебетанием, которое, решил Гарри, выражало гордость за доставленную по назначению почту.
— Иди сюда, мне нужно отправить письмо!
Совёнок порхал, спускаясь на клетку Хедвиги. Хедвига одарила его ледяным взглядом, как бы говоря: — А ну-ка посмей подлететь поближе!
Гарри снова взялся за орлиное перо и написал на чистом кусочке пергамента:
«Рон, всё в порядке, магглы отпускают меня. Жду вас завтра в пять. Не могу дождаться!
Гарри»
Он сложил записку в маленький комочек и с большим трудом привязал её к ножкам малютки-совы, которая подпрыгивала на месте от возбуждения. Как только записка была крепко привязана, совёнок пулей вылетел в окно и скрылся из виду.
Гарри обратился к Хедвиге: — Думаешь, ты можешь слетать для меня в дальние края?
Хедвига ухнула с чувством собственного достоинства.
— Ты можешь отнести Сириусу моё письмо? — спросил он, поднимая письмо со стола, — не сейчас, подожди минуточку, я только допишу его.
Он развернул пергамент и написал:
«P.S. Если ты захочешь мне написать, я буду у Рона Уизли до конца каникул. Его отец достал билеты на Чемпионат Мира по Квиддитчу!»
Дописав последние строчки, он привязал письмо к лапе Хедвиги, которая стояла, не шевелясь, как бы стараясь продемонстрировать, как должна себя вести хорошо воспитанная почтовая сова.
— Я буду у Рона, когда ты вернёшься, хорошо? — сказал он ей.
Хедвига нежно клюнула его в палец, с шумом расправила огромные крылья и вылетела в открытое окно.
Гарри следил за ней до тех пор, пока она не скрылась за горизонтом, потом залез под кровать, выдернул отошедшую половицу и вытащил из-под неё огромный кусок пирога, полученного ко дню рождения. Он уселся прямо на пол, глотая куски пирога и упиваясь переполнявшей его радостью. Он ел пирог, а у Дадли был только грейпфрут, на улице стоял солнечный летний день, завтра он покидает Привит Драйв, шрам чувствовал себя прекрасно, и он собирался на матч Чемпионата Мира по Квиддитчу. В такой момент было просто невозможно о чём-то беспокоиться, даже если этим что-то был Лорд Волдеморт.
Возвращение в Нору
К полудню следующего дня Гарри уложил в чемодан все свои школьные вещи и самые ценные реликвии — Плащ-Невидимку, который унаследовал от отца, метлу, подаренную Сириусом, и волшебную карту Хогвартса, которую в прошлом году дали ему Фред и Джордж Уизли. Он выгреб продукты из тайника под отошедшей половицей, проверил и перепроверил все закоулки своей спальни в поисках позабытых учебников или перьев и снял со стены календарь, на котором отмечал дни, оставшиеся до первого сентября.
Атмосфера в доме номер четыре по Привит Драйв была накалена до предела. Надвигающееся прибытие в их дом толпы разнообразных волшебников привело семью Дёрсли в крайне нервозное состояние. Лицо дяди Вернона перекосило, когда Гарри сообщил ему, что Уизли приезжают завтра в пять.
— Я надеюсь, ты сказал им, этим людям, чтобы они прилично оделись, — прорычал он. — Я видел, во что одевается твой народец. Надеюсь, что у них хватит порядочности одеться в нормальную одежду, так-то.
Гарри забеспокоился. Он едва ли когда-нибудь видел мистера и миссис Уизли в одежде, которую Дёрсли сочли бы «нормальной». Их дети иногда надевали маггловскую одежду во время каникул, но мистер и миссис Уизли обычно носили длинные мантии, отличающиеся друг от друга только степенью изношенности. Реакция соседей не волновала Гарри, но он боялся, что Дёрсли могут быть грубы с Уизли, если те оправдают их худшие ожидания по поводу волшебников.
Дядя Вернон надел свой лучший костюм. Другой мог бы счесть это знаком доброжелательности, но Гарри знал, что дядя Вернон хотел произвести на прибывших впечатление важного человека, которого стоило побаиваться. Дадли, наоборот, казалось, усох. И не потому, что диета наконец-то отразилась на нём, а исключительно из страха. Предыдущая встреча со взрослым волшебником сделала его несчастным обладателем закрученного поросячьего хвостика, выглядывающего сзади из штанов. Дяде Вернону и тёте Петунии пришлось заплатить за ампутацию этого отростка в частной лондонской клинике. Поэтому, неудивительно, что Дадли периодически проводил сзади рукой, проверяя сохранность филейной части, и передвигался из комнаты в комнату бочком, чтобы не предоставить врагу той же самой мишени.
Обед прошёл в молчании. Дадли слопал всё, даже не пикнув (на обед подавался творог и перетёртый сельдерей). Тётя Петуния вообще не ела. Она скрестила руки на груди и поджала губы. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не наброситься на Гарри.
— Они, конечно же, приедут на машине? — рявкнул дядя Вернон со своего края стола.
— Эээ, — только и сказал Гарри.
Про это он и не подумал. Как же Уизли собираются его забирать? У них больше не было машины. Их старенький Форд Англия гулял сейчас на свободе где-то в Запретном Лесу Хогвартса. В прошлом году мистер Уизли одолжил машину в министерстве Магии. Может быть, сегодня он сделает так же?
— Наверно, — сказал наконец Гарри.
Дядя Вернон фыркнул в усы. В обычной ситуации он бы поинтересовался, на машине какой марки ездит мистер Уизли: он судил о людях по размеру и стоимости их машин. Но Гарри сильно сомневался, что дядя Вернон проникся бы уважением к мистеру Уизли, даже если бы тот прикатил на Феррари.
После обеда Гарри ушёл в свою комнату. Ему действовало на нервы, что тётя Петуния каждые несколько секунд выглядывала на улицу через тюлевые занавески, как будто только что объявили, что из зоопарка сбежал носорог, и она надеялась лицезреть его у себя под окном. Наконец, без четверти пять Гарри спустился назад в гостиную.
|
|
|
