Статус в настоящее время. Общая оценка

Мы уже видели, что теоретические представления Меррея постоянно пере­сматривались и модифицировались. Тем не менее даже на фоне этих изменений некоторые элементы оставались стабильными. Он никогда не терял глубокого интереса к мотивации, никогда не был склонен отказываться от описательного похода и таксономии. Равным образом в его теории постоянно подчеркивалась важность бессознательных источников мотивации, на протяжении всего разви­тия теории четко обозначалась связь психических процессов с процессами мозга.

Воззрения Меррея оказались полезны не только для его учеников, но и для многих других исследователей и клиницистов, интересующихся проблемами психологии личности. Широкое применение нашли предложенные им представ­ления о потребности и прессе, особенно среди клиницистов и исследователей, пользующихся тестом тематической апперцепции. Очень немногие из тех, кто пробовал классифицировать человеческое поведение, не воспользовался в той или иной степени классификациями Меррея. Мы уже отмечали его глубокое влияние на современные методы и процедуры оценивания личности. Для со­временных разработок в данной области его труды имеют большое значение в методическом и содержательном плане. Помимо личного вклада Меррея, не менее важной была его способность заинтересовать, взволновать, вдохновить учеников и коллег. Его энтузиазм и убежденность, переданные ученикам, без сомнения в значительной степени определили их роль в развитии психологии личности.

Какие же стороны его теории оказывались наиболее влиятельны? Возможно, самой яркой отличительной чертой воззрений Меррея является, как отмечалось ранее, внимательное и тонкое отношение к проблемам мотивации. В последнее время у части исследователей можно наблюдать тенденцию подходить к мотива­ции с двух крайних позиций. В одном случае поведение соотносится с замеча­тельно малым числом основных мотивов, и все видится как следствие их действия. В другом случае принимается положение, что число этих мотивов — легион и что мотивы индивида столь сложны и уникальны, что невозможно выделить те, что относятся более, чем к одному человеку. В таком случае отвергается целесообразность любой классификации мотивов. Очевидно, что позиция Меррея — промежуточная. Он признает сложность человеческой моти­вации и твердо отстаивает точку зрения, согласно которой недостаточно обозна­чение двух, трех, четырех или пяти генеральных мотивов. Однако он настаива­ет на том, что можно выделить мотивы сущностные, общие, и на их основе

продуктивно представить поведение всех или большей части индивидов в рам­ках определенных групп. Таким образом, он как на реальность смотрит на воз­можность создания системы конструктов, которая соответствовала бы сложнос­ти человеческого поведения, но при этом столь определенной, что могла бы использоваться в исследовательских целях. Результатом, как мы видели, яви­лась классификация мотивов, которая, вероятно, подтвердила свою пользу бо­лее чем любая с ней сопоставимая. Достаточно бросить взгляд на огромное количество работ, посвященных проблемам, связанным с потребностью в аффи-лиации и потребностью в достижении (например, АШпзоп, 1958), чтобы соста­вить представление о том импульсе, который придал Меррей исследованиям в области человеческой мотивации.

Теория и исследования Меррея сыграли решающую роль в том, что академи­ческие психологи всерьез заинтересовались психоаналитической теорией. В то время, когда Меррей появился в Гарвардской психологической клинике, психо­анализ для психологии был чем-то вроде чужака или браконьера. В последующие годы Фрейд был признан одним из интеллектуальных титанов нашей области, и в значительной мере это можно рассматривать как результат следования психоло­гов примеру Меррея.

Как мы уже видели, уникальность этой теории в том, что в ней одновременно подчеркивается важность и каждого организма, и того контекста, в котором в данное время разворачивается поведение. В современной психологии, где боль­шинство теоретиков сознательно выдвигают на первый план поле, существую­щее в данный момент, или же обращаются к прошлому как единственному ключу в понимании поведения, поистине здраво стоять на позиции, воздаю­щей должное тому и другому классам детерминант. Интерес Меррея к полю или среде, в которой разворачивается поведение, привел к появлению системы по­нятий, описывающих прессы, что позволяет исследователю рассматривать и вос­принимаемую среду, и среду объективную. Одно дело — говорить о значении среды вообще, и совсем другое — взять на себя трудную задачу определения категорий, при помощи которых можно представить важные аспекты среды. Мер­рей — из тех немногочисленных теоретиков, кто на это отважился.

Негативные стороны теории Меррея — во многих отношениях зеркальное отра­жение позитивных. Критика в ее адрес в значительной степени связана с ее ориги­нальностью, сложностью, попыткой охватить все, что возможно. Мы уже говори­ли, что самое серьезное обвинение в адрес любой теории заключается в том, что она не стимулирует исследований. Критик может установить, что в системе Меррея наличествует четкая система понятий, связная система эмпирических определений, но нет ясно обозначенной системы психологических допущений, связанных с эти­ми понятиями таким образом, чтобы возможно было вывести эмпирические след­ствия.

В защиту теории Меррея следует сказать, что ее допущения и представле­ния обогатили общую точку зрения относительно поведения, что, несомнен­но, во многом связано с той специфической манерой, в которой осуществ­лялся подход к конкретным исследовательским проблемам. С большинством таких проблем соотносимы и нашедшие определение переменные. Было бы

вполне оправданным сказать, что в настоящее время это — практически все, на что способны теории личности.

По мнению некоторых критиков, теория эта столь объемлюща, что не дает возможности применить ее к более ограниченной или специализированной точке зрения. Таким образом, те самые качества, которые делают эту теорию комп­лексной и одновременно защищают ее от обычного рода упреков, выдвигаемых против теорий личности, могут, соединяясь, снижать эффективность теории; та­кую точку зрения трудно опровергнуть. Это выглядит так, как если бы теория говорила столь о многом, что невозможно четко и уверенно сказать ни о чем конкретном, и это приводит к тому, что «единичное» выпадает из теории — или же к тому, что теория несовместима с остальными.

Несмотря на широту и многообразие теоретических построений Меррея, ясно, что мотивации он уделял больше внимания, чем научению. Это позволило неко­торым критикам высказаться в том смысле, что в рамках теории Меррея невоз­можно рассмотреть трансформацию и развитие мотивов. Хотя его классификация мотивов чрезвычайно полезна, как и методы измерения мотивации, он относи­тельно мало говорит о процессе развития мотивов.

Тщательность и тонкость предложенной Мерреем таксономии привели к столь замечательным различениям и подробным классификациям, что некоторые ис­следователи полагают такой подход к поведению неоправданно сложным. Дей­ствительно, количество им предложенных разнообразных категорий вкупе с тен­денцией к частым их модификациям и последующему введению новых терминов создает для неподготовленного читателя существенные трудности. Хотя можно сказать, что задача таксономиста — точно отразить реальность, а вовсе не осча­стливить читателя, следует признать, что многие предложенные Мерреем перемен­ные не нашли четкого и длительного приложения в эмпирической деятельности.

В целом в современном психологическом мире работы Меррея не модны. В нем слишком много поэз,ии и слишком мало позитивизма. Ему комфортно в мире собственного воображения, он любит свободно размышлять о том, что невоз­можно непосредственно перевести на язык эмпирики, и стремится поделиться своими спекуляциями с читателем. Все это мешает немедленному принятию тео­рии профессионалами, все еще переживающими свое «подвешенное» положение между естественными науками и гуманитарными. Среди сторонников экспери­ментального подхода наблюдается склонность игнорировать — как чисто субъек­тивные — проблемы, поднятые теми их современниками, кто предпочел не быть связанным строгими методами и техниками. Таким образом, понятно, что многие исследователи сочли труды Меррея недостаточно почтительными по отношению к эксперименту и погрязшими в сложных рассуждениях, предлагаемых как необ­ходимые для адекватного понимания человеческого поведения.

Общая оценка вклада Меррея требует отношения и к теории, и к человеку, и к его исследованиям. Несомненно, что все это внесло в исследовательскую сфе­ру (очень в том нуждавшуюся) живую, оригинальную ноту. На долгом пути теоретического и эмпирического прогресса злейшим его врагом была фиксация на стабильном, но тривиальном, — и не было более безжалостного критика триви­альности в исследованиях личности и представлениях о ней, чем Генри Меррей.