Модель престижного потребления

Явная цель покупки товаров потребления — это, конечно, удов­летворение потребностей, для которых эти товары непосредственно предназначены. Так, автомобили явно предназначены для определен­ного вида перевозок; свечи — для освещения; деликатесы — для пита­ния; раритетные произведения искусства — для эстетического удоволь­ствия. Поскольку эти товары на самом деле имеют такое применение, в основном считали, что оно охватывает весь диапазон социально важ­ных функций. Веблен действительно полагает, что таковым было обыч­но преобладающее мнение (до эпохи Веблена, естественно): «Целью приобретения и накопления обычно считают потребление накоплен­ных товаров... Это по крайней мере осознают как экономически оп­равданную цель приобретения, учитывать которую как единствен­ную и вменяется в обязанности теории»™.

Хотя, в сущности, говорит Веблен, как социологи мы должны идти дальше и рассматривать латентные функции приобретения, накоп­ления и потребления, а они весьма далеки от явных. «Но лишь когда потребление товаров рассматривается в смысле, весьма далеком от его наивного значения [т.е. явной функции], можно сказать, что оно дает побудительную причину, которой неизменно обусловлено накопле­ние». И среди этих латентных функций, помогающих объяснить ус­тойчивость и социальную локализацию модели престижного потреб­ления, приводится та, которая символизирует «финансовую мощь и вследствие этого приобретение или сохранение репутации». Прояв­ление «щепетильного умения разбираться» в преимуществах «пищи, напитков, жилья, услуг, украшений, одежды, развлечений» вызывает не только непосредственное удовольствие от потребления «лучших» в отличие от «худших» товаров, но также приводит, что, как считает Веблен, гораздо важнее, кповышению или подтверждению социального статуса.

Парадокс Веблена заключается в том, что люди покупают доро­гие товары не столько потому, что они лучше, а потому, что они доро­гие. Ибо в своем функциональном анализе он выделяет именно ла-

⁸⁸ Veblen, Theory of Leisure Class, op. tit., стр. 25. — Примеч. автора.

тентную функцию («дорогая цена = знак более высокого обществен­ного положения»), а не явное тождество («дорогая цена = превосход­ство товаров»). Это не значит, что он вообще отказывает явным функ­циям в какой-либо роли в укреплении модели престижного потреб­ления. Они тоже срабатывают. «Только что сказанное нельзя воспри­нимать так, будто нет других стимулов к приобретению и накоплению, кроме этого желания превзойти в финансовой мощи и тем самым за­воевать уважение своих знакомых и вызвать у них зависть. Желание большего комфорта и стремление защитить себя от нужды присут­ствуют в качестве мотива на каждой стадии...» Или еще: «Было бы рискованно утверждать, что всегда в использовании любого товара или любых услуг отсутствует полезная цель, насколько бы ни была очевидной его первая задача и главный элемент — престижное расто­чительство» и вызванное им социальное уважение⁸⁹. Просто дело в том, что эти прямые, явные функции не объясняют в полной мере преоб­ладающие модели потребления. Выражаясь иначе, если удалить латен­тные функции укрепления или подтверждения статуса из моделей пре­стижного потребления, то эти модели подверглись бы таким серьезным изменениям, которые «обыкновенный» экономист не мог бы предвидеть. В этом отношении анализ латентных функций, осуществленный Вебленом, значительно отличается от представления, продиктован­ного здравым смыслом, что конечная цель потребления — это, «ко­нечно, непосредственное удовлетворение, которое оно дает»: «Люди едят икру потому, что хотят есть; покупают «кадиллак» потому, что хотят лучшую из возможных машин; обедают при свечах потому, что им нравится спокойная обстановка». Интерпретация, продиктован­ная здравым смыслом и основанная на выделеннии явных мотивов, уступает место в анализе Веблена дополнительным латентным функ­циям, которые тоже и, возможно, даже более значимо выполняют эти обычаи. Безусловно, за последние десятилетия анализ Веблена на­столько внедрился в общественное сознание, что теперь эти латент-

⁸⁹ Ibid., 32, 101. В дальнейшем повсюду будет отмечаться, что Веблен не любит строгой терминологии. В отмеченных отрывках (и периодически в других местах) он использует термины «стимул», «желание», «цель» и «функция» как взаимозаменяе­мые. Поскольку контекст обычно проясняет предметную отнесенность этих терми­нов, большого вреда в этом нет. Но ясно, что явно выраженные цели конформности культурной модели никоим образом не идентичны латентным функциям этой кон­формности. Веблен периодически признает это. Например, «строго говоря, в рязряд престижных трат нельзя включать ничего, кроме таких расходов, которые при срав­нении представляются возмутительной тратой денег. Но чтобы включить любой дан­ный элемент в этот разряд, не обязательно, чтобы его признавал как излишнюю трату ^в этом смысле тот человек, который несет расходы» (Ibid, 99; курсив мой). Ср. А.К. Davis, «Veblen on the decline of the Protestant Ethic», op. cil. — Примеч. автора.

ные функции являются общепризнанными. [В связи с этим возника­ет интересная проблема изменений, происходящих в преобладающей модели поведения, когда еелатентные функции получают общее при­знание (и таким образом перестают быть латентными). У нас не будет возможности обсудить эту интересную проблему в данной книге.]

Открытие латентных функций не только уточняет понятие функ­ций, выполняемых определенными социальными моделями (что про­исходит и при изучении явных функций), но и знаменует качествен­но иной этап познания.

Оно препятствует подмене социологического анализа наивными мо­ральными суждениями. Поскольку нравственные оценки в обществе обычно основаны на явных последствиях сложившихся обычаев или моральных норм, мы должны быть готовы к тому, что анализ, пост­роенный на латентных функциях, иногда может идти вразрез с пре­обладающими нравственными оценками. Ибо ниоткуда не следует, что латентные функции будут проявляться таким же образом, как яв­ные последствия, обычно лежащие в основе таких суждений. Так, во многих слоях американского общества политическую машину или «политические махинации» недвусмысленно оценивают как «плохие» или «нежелательные». Основания для такого нравственного сужде­ния бывают разными, но в основном при этом подчеркивают, что политические машины нарушают законы морали: политический пат­ронаж нарушает принципы подбора персонала, основанный на бес­пристрастной оценке квалификации, а не на преданности какой-то партии или взносах в партийную казну; институт местной политичес­кой власти нарушает ту норму, по которой голосование должно быть основано на индивидуальной оценке достоинств кандидатов и поли­тических программ, а не на постоянной преданности феодальному ли­деру; взяточничество и «честный подкуп» — явно недостойное приоб­ретение собственности; «покровительство» преступности безусловно нарушает закон и противоречит нравственным устоям и т.д.

В связи с тем, что деятельность политических организаций во многом, хотя и в разной степени, идет вразрез с нормами морали и иногда с законом, уместен вопрос, как им удается продолжать функ­ционировать. Знакомые «объяснения» сохранения политической ма­шины здесь нам не важны. Безусловно, вполне возможно, что если бы «уважаемые граждане» жили согласно своим политическим обя­зательствам; если бы электорат был бдительным и просвещенным; если бы число кандидатов было сокращено по сравнению с десятками и даже сотнями, которых приходится оценивать среднему избирателю в ходе городских, окружных выборов и выборов в штате и во всей стра­не; если бы избиратели прислушивались к мнению «богатых и обра-

зованных, без участия которых», как выражается не всегда демократи­чески настроенный Брайс, «наилучшим образом сформированное пра­вительство должно быстро деградировать», — если бы в политическую структуру были внесены эти и множество других сходных изменений, то, возможно, «злые духи» и были бы изгнаны из политической ма­шины⁹⁰. Но нужно отметить, что зачастую такие изменения не вно­сятся, что политические машины обладают способностью, подобно фениксу, возрождаться из пепла целыми и невредимыми, — короче говоря, эта структура проявляет замечательную жизнеспособность во многих областях американской политической жизни.

Поэтому, если исходить из функциональной точки зрения, соглас­но которой нам следует обычно (но не всегда) ожидать появления ус­тойчивых социальных моделей и социальных структур, выполняющих позитивные функции, которые в данное время неадекватно выполняют другие существующие модели и структуры, то возникает мысль, что, воз­можно, эта поносимая всеми организация удовлетворяет при данных условиях основным латентным функциям⁹¹. Краткий обзор современ­ного анализа структуры этого типа может также послужить примером дополнительных проблем функционального анализа.

Некоторые функции политической машины

Не вдаваясь в детали различий между видами политических ма­шин — ведь некие Твид, Вэер, Крамп, Флинн, Хэйг далеко не одина­ковые типы начальников, — мы можем вкратце рассмотреть функ-

⁹⁰ Эти «объяснения» — «причинные» по своему замыслу. Они претендуют на то, что­
бы определить, при каких социальных условиях появляются политические машины. В
той мере, в какой они подтверждены эмпирически, эти объяснения, конечно, увеличи­
вают наши знания о том, как получается, что политические машины действуют в одних
областях, а не в других? Как им удается сохраниться? Но этих причинных объяснений недо­
статочно. Осмысление функционально-результативного значения машины, как мы уви­
дим, успешно дополняет причинную интерпретацию. — Примеч. автора.

⁹¹ Я думаю, излишне добавлять, что эта гипотеза выдвинута отнюдь не «в поддер­
жку политической машины». В свое время еще предстоит рассмотреть, не перевеши­
вают ли дисфункции машины ее функции и не отсутствуют ли альтернативные струк­
туры, которые могут выполнять ее функции, без того, чтобы обязательно приводить
к социальным дисфункциям в пей. Нам здесь важно подтвердить документально, что
моральные суждения, основанные целиком на оценке явных функций социальной
структуры, «нереалистичны» в строгом смысле этого слова, т.е. не учитывают других
действительных последствий этой структуры — последствий, которые могут оказы­
вать основную социальную поддержку этой структуре. Как будет указано позднее,
если «социальные реформы» или «социальная инженерия» игнорируют латентные
Функции, то в результате им грозят жестокие разочарования и эффект бумеранга. —
Примеч. автора.

ции, являющиеся более-менее общими для политической машины как определенного рода социальной организации. Мы не собираемся ни перечислять все ее разнообразные функции, ни утверждать, что каж­дая из них одинаково выполняет все эти функции.

Ключевая структурная функция местного партийного босса — это организовать, централизовать и поддерживать в хорошем ра­бочем состоянии «разрозненные ветви власти», которые наданный момент рассредоточены по нашей политической организации. С помощью этой централизованной организации политической вла­сти руководитель и его аппарат могут удовлетворить потребности раз­нообразных подгрупп большого района, которые в полной мере не удов­летворяются предусмотренными законами или культурно одобренны­ми социальными структурами.

Таким образом, чтобы понять роль института местного партий­ного босса и самой машины, нам надо рассмотреть два типа социоло­гических переменных: (1) структурный контекст, который затруд­няет, а то и делает невозможным выполнение важных социальных функций морально одобренными структурами и предоставляет тем самым возможность выполнять эти функции политическим маши­нам (или их структурным эквивалентам), и (2) подгруппы, чьи осо­бые потребности остаются неудовлетворенными, за исключением латентных функций, которые политическая машина фактически и осуществляет⁹².

Структурный контекст: весь конституционный строй американ­ской политической системы целенаправленно пресекает любую ле­гальную возможность чрезмерной централизации власти и, как отме­чалось, тем самым «препятствует эффективному и ответственному руководству лидера. Творцы конституции, как отметил Вудро Виль­сон, установили систему сдержек и противовесов, чтобы удерживать правительство в неком механическом равновесии посредством посто­янного дружеского соревнования между ее несколькими органичес­кими частями. Они не доверяли власти, считая ее опасной для свобо­ды, и поэтому размазали ее тонким слоем и воздвигли препятствия на пути ее концентрации». Эта рассредоточенность власти обнаружива­ется не только на общенациональном уровне, но и на местах. «В ре­зультате, — как далее замечает Сайт, — котпалюди или отдельные груп­пы требуют позитивных действий, никто не обладает достаточной вла­стью, чтобы действовать. Машина предоставила противоядие»⁹³.

⁹² Опять, как и в предыдущих случаях, мы не будем рассматривать возможные
дисфункции политической машины. — Примеч. автора.

⁹³ Edward M. Sait, «Machine, Political», Encyclopedia of the Social Sciences, IX, 658 b
[курсив мой]; cf. A.F. Bentley, The Process of Government (Chicago, 1908), Chap. 2. —
Примеч. автора.

я конституции децентрализация власти не только
Заложенная в _{эффективн}ых решений и действий, но когда
издает трУД«^0С™^ _приНимаются, их определяют и окружают
^_кИе-то ^мерЬ,Л_а1СОнности. В результате появилась «гораздо более
;_o06pa*^cHi** "Lew система партизанского правления, главной
_я0йс^^веннаЯ „pvooe стал обман правительства с помощью закона.
^ьЮ которого в ' J ь демократии было лишь противовесом

" ззаконие н?°* _ой демократии. Поскольку юристу было по-

законности офии _{тию 3а}кону, пришлось призвать местно-

!яолеНО подчинить д _{чтобы вызвОЛИТЬ жертву>} что он некоторым об- % партийно^ _{ще и за ВОЗН}аграждение»^

L₃oM и сделал, да _{ческаявласть} рассредоточена. Радидостиже-

V официально и _{были ра}зработаны хорошо известные приемы,
этой явной Ц _{знакомое нам} разделение власти между не-

Г^еДй них не тальк у _{r нек0}торой степени было ограничено

сколами ветвям, _{ости и одо}брена ротация кадров. И еще

Пребывание ***** _рамки полномочий для каждой должности,

были строго опР^ функциональном плане отмечает Сайт, «руко-
\ _рСе же, как ^{в стр} _{б мо; а} поскольку оно не так легко развивается
родство лидера не ^ _{<<Босс>> осущеС}твляет его в грубой и бе-

„ конституции ^ _{ю пределами>>}9>.

зответственнои Ф Р ^ _{это звучит так:} ^_нкцм0„_аль«_Ые «ейо-

В более обоош, _{ы пороЖ}дают альтернативную (неофи-

апагпки офи^ал^ь ^ _{эффективного} удовлетворения существу-

шальную) для неск ^ ^ ^ _{Шт ее конкретН}ые исторические

рения неутоленны ь ^ нескольким таким подфуппам и их ха- [руппнаселения^Р^^^ ^ ^ ж& првдем к широкому кругу ла_ рактерньгмпор еской машины. Рентных ФУнК""" етшж»<б/ йля/иши™"* лодэдулл. Известно, фу„к^«"^ СИлы политической машины - это ее корни чТо один из источи стностях. политическая машина не счи- в местной обш""^п(Ьной и недифференцированной массой избира­ ет электорат амо^м СОЦИОЛОгическим чутьем, машина признает, телей. Обладая осу человек> ЖИвуший в определенной округе, чт0 избиратель личные проблемы и личные потребности, имеюший опреде абстрактны и далеки; частные проблемы Государственные и насущны. Машина функционирует не чрезвычайно конкр Z—------------ ". Progressive Democracy (New York, 1914), p. 254, процитировано: " Не,ЬеГ«b - Примеч. автора. Salt, <>/>• «'•• 658 J" 659a [курсив мой]. - Л/ИМ.М- ^opa.» Sait, op. «'■• °-" '

_ющих»°^тР^ебНО_ы^сы* машик- ~—™ ™к аппаоатдля удовлетво-

через обобщенное обращение к большим государственным вопро­сам, а через прямые квазифеодальные связи между местными пред­ставителями машины и избирателями в их округе. Победу на выбо­рах обеспечивает избирательный участок.

Политическая организация упрочивает свою связь с обычными людьми через искусно сотканную сеть личных отношений. Политика превращается в личные связи. Начальник избирательного участка «должен быть другом каждому, притворяясь, что сочувствует бедола­гам, и используя в своих добрых деяниях все средства, которые руко­водитель предоставил в его распоряжение»⁹⁶. Начальник участка по­стоянно выступает как друг, который познается в беде. В нашем по большей части обезличенном обществе такая машина через своих местных агентов выполняет важную социальную функцию, внося лич­ный оттенок в разного рода помощь нуждающимся и облагораживая ее. Корзины с продовольствием и рабочие места, юридические консуль­тации и советы, как обойти закон, урегулирование случаев легких нарушений закона, предоставление политической стипендии для уче­бы в местном колледже смышленому бедняку, помощь понесшим ут­рату — это тот ряд кризисных ситуаций, когда тебе нужен друг, а боль­ше всего — такой друг, который знает что кчему и может что-то при­думать, — и всем этим занимается всегда готовый прийти на помощь начальник избирательного участка.

Чтобы адекватно оценить эту функцию политической машины, важно отметить не только то, что помощь оказывают, но и то, как ее оказывают. В конце концов, для оказания такой помощи существуют другие организации. Благотворительные организации, отделы соци­альных услуг для обитателей трущоб, курсы юридической помощи, медицинская помощь в бесплатных больницах, департаменты помо­щи населению, иммиграционные власти — эти и многие другие орга­низации для того и существуют, чтобы оказать самую разную помощь. Но в отличие от профессиональных методов работника сферы соци­альной защиты, которые обычно в сознании получателя могут быть связаны с холодным, бюрократическим оказанием ограниченной по­мощи после подробного изучения законных оснований на получение помощи «клиентом», существуют непрофессиональные методы на­чальника избирательного участка, который не задает вопросов, не тре­бует соблюдения юридических правил, определяющих право на по­мощь, и не «сует нос» в частную жизнь⁹⁷.

^% Ibid., 659. — Примеч. автора.

⁵⁷ Во многом такой же контраст с официальной политикой благотворительности обнаруживается в щедром и неполитическом распределении пособий по безработице Гарри Хопкинсом в штате Нью-Йорк под руководством Франклина Делано Рузвель-

Для многих потеря «самоуважения» — слишком высокая плата за положенную по закону помощь. В отличие от работников, професси­онально занятых улучшением культурно-бытовых условий населения, которые глубокой пропастью отделены от жителей трущоб — ведь эти работники часто принадлежат к другому общественному классу, эт­нической группе, имеют другое образование, — работник избиратель­ного участка — «свой человек», который понимает что к чему. Снис­ходительная щедрая дама едва ли может соревноваться с проверен­ным и понимающим тебя другом. В этой борьбе между альтернатив­ными структурами за выполнение номинально той же функции оказания помощи и поддержки нуждающимся именно политик явно лучше вписывается в группы, которые он обслуживает, чем обезличенный, профессиональный, социально далекий и зажатый в тиски юриди­ческих правил работник сферы социального обслуживания. А по­скольку политик иногда может влиять на официальные организации по оказанию помощи и манипулировать ими, тогда как работник сфе­ры социального обслуживания практически не имеет влияния на по­литическую машину, это лишь способствует большей эффективнос­ти его усилий. Наверное, наиболее доступно и проницательно эту функцию описал заинтересовавшемуся этим Линкольну Стеффенсу руководитель административного района в Бостоне Мартин Ломас-ни. «Я считаю, — сказал Ломасни, — что в каждом районе должен быть кто-то, к кому любой может прийти — что бы он ни натворил — и получить помощь. Помощь, понимаете? Не эти ваши законы и право­судие, а помощь»⁹⁴.

«Обделенные классы», таким образом, представляют собой одну из подгрупп, для которых политическая машина удовлетворяет по­требности, неадекватно удовлетворяемые официальной социальной структурой.

Для второй подгруппы, подгруппы бизнеса (прежде всего «боль­шого», но также и «малого»), политический босс выполняет функ­цию предоставления тех политических привилегий, которые ведут к

та. Как сообщает Шервуд: «Официальные благотворительные организации резко кри­тиковали Хопкинса за эту неположенную деятельность, утверждая, что «это непро­фессиональное поведение», когда раздают такие пособия, не изучив тщательно каж­дого кандидата, его собственные финансовые ресурсы или ресурсы его семьи и, воз­можно, его религиозные взгляды. «Гарри послал эту организацию к черту», — гово­рит [соратник Хопкинса д-р Джекоб А.] Гольдберг» Robert E. Sherwood, Roosevelt and Hopkins, An Intimate History (New York Harper, 1948), 30. — Примеч. автора.

^щ The Autobiography of Lincoln Steffens (Chautauqua, New York: Chautauqua Press, '931), 618. Опираясь, по его собственным словам, в основном на Стеффенса, Ф. Стю-^аРт Чэпин очень четко формулирует эти функции политической машины. См. его Contemporary American Institutions (New York: Harper, 1934), 40—54. — Примеч. автора.

непосредственным экономическим выгодам. Корпорации, среди ко­торых коммунальные предприятия (железные дороги, местные транс­портные компании и компании по электроснабжению, корпорации средств связи) являются просто самыми заметными в этом отноше­нии, ищут особой политической поддержки, которая позволит им стабилизировать свое положение и приблизить цель извлечения мак­симальных доходов. Довольно любопытно, что корпорации часто хо­тят избежать хаоса бесконтрольной конкуренции. Им хочется большей надежности, исходящей от экономического царька, который контро­лирует, регулирует и организует конкуренцию, при условии, что этот царек не является государственным чиновником, чьи решения подле­жат публичному рассмотрению и контролю. (Последнее было бы «пра­вительственным контролем», а следовательно, запрещающим.) Мес­тный политический босс на месте превосходно отвечает этим требо­ваниям.

Если на минуту отвлечься от любых моральных соображений, по­литический аппарат, управляемый Боссом, идеально предназначен для выполнения этих функций с минимальными потерями в эффек­тивности. Умело манипулируя различными правительственными ре­шениями, комитетами и органами, Босс рационализирует взаимоот­ношения между государственным и частным бизнесом. Он выступа­ет как посол деловых кругов в чуждом (и зачастую недружелюбном) царстве правительства. И четко, по-деловому его экономические ус­луги респектабельным деловым клиентам хорошо оплачиваются. В статье, озаглавленной «Оправдание взятки», Линкольн Стеффенс выс­казал мнение, что во взятках виновна «наша экономическая система, которая выставляет богатство, власть и уважение как награду людям, достаточно смелым и достаточно способным, чтобы за взятку скупать лес, шахты, нефтяные залежи и оставаться безнаказанными»⁹⁹. И на встрече с сотней ведущих бизнесменов Лос-Анджелеса он привел всем им хорошо известный факт: местный партийный Босс и его аппарат являются неотъемлемой частью организации экономики. «Нельзя по­строить ни одной железной дороги, трамвайной линии, компании по снабжению газом, водой или электричеством или управлять их рабо­той, разрабатывать рудники, выращивать и вырубать леса, руководить привилегированным бизнесом, не подкупая власти или не участвуя в коррупции. Вы говорите мне в частной беседе, что вынуждены делать это, и я вам сейчас говорю почти публично то же самое. И так по всей стране. А это значит, что наше общество организовано так, что по ка­кой-то причине вы и вам подобные, самые способные, самые умные, самые сообразительные, смелые и изобретательные столпы общества,

⁹⁹ Autobiography of Lincoln Steffens, 570. — Примеч. автора.

противостоите и вынуждены противостоять обществу, его законам и его всестороннему развитию»¹⁰⁰.

Поскольку потребность в услугах по предоставлению особых при­вилегий встроена в структуру общества, Босс выполняет разнообраз­ные функции для этой второй подгруппы, домогающейся привиле­гий для бизнеса. Эти «потребности» бизнеса в том виде, в каком они сложились на данный момент, не удовлетворяются адекватным обра­зом обычными и одобренными культурой социальными структура­ми. В результате эти услуги оказывает неузаконенная, но более или менее эффективная организация — политическая машина. Занятьис- ключительно нравственную позицию в отношении «коррумпирован­ной политической машины» — значит потерять из виду сами струк­турные условия, порождающие то «зло», которое так резко критику­ют. Принятие функциональной точки зрения ведет не к апологии политической машины, а к созданию более прочной основы для мо­дификации или ликвидации этой машины при условии внесения осо­бых структурных преобразований, имеющих своей целью либо «сня­тие» этих реальных требований деловых кругов, либо, если цель зак­лючается именно в этом, их удовлетворение альтернативными сред­ствами.

Третий комплекс типичных функций, выполняемых политичес­кой машиной для особой подгруппы, — это предоставление альтер­нативных источников социальной мобильности тем, кому в против­ном случае становятся недоступными более обычные пути личного «продвижения». Как причины этой особой «потребности» (в социаль­ной мобильности), так и то, в каком отношении политическая машина приходит на помощь, чтобы удовлетворить эту потребность, — все это можно понять, рассматривая структура культуры и общества в целом. Как известно, американская культура придает огромное значение деньгам и власти как цели «преуспевания», которую имеет право ста­вить перед собой любой член общества. Не являясь никоим образом единственной в нашем списке культурных целей, она тем не менее остается одной из самых значительных по положительному воздей­ствию и ценности. Однако у определенных подгрупп и в определен­ных экологических районах возможность достижения этих (денеж­ных и властных) видов преуспевания значительно меньше. Они пред­ставляют собой, короче говоря, такие подгруппы, в которых «куль-

^т Ibid., 572—573 [курсив мой]. Это помогает объяснить, как заметил Стеффенс вслед за комиссаром полиции Теодором Рузвельтом, «выдающееся положение и рес­пектабельность тех мужчин и женщин, которые вступаются за жуликов», замеченных в неоднократных попытках «подмазать политическую машину». Cf. Steffens, 371, и passim. — Примеч. автора.

турный акцент на финансовый успех был воспринят, но у которых почти нет доступа к традиционным и законным средствам достиже­ния такого успеха. Обычные возможности занятости людей (в таких районах) почти полностью ограничены физическим трудом. Так как в нашей культуре физический труд не в почете¹⁰¹, а его коррелятом является престижная работа «белых вопротничков», то в результате появляется стремление достичь этих одобренных культурой целей ка­кими угодно средствами. С одной стороны, от этих людей «требуют ориентировать свое поведение на перспективу приобретения богат­ства [и власти], а с другой — они, как правило, лишены реальной воз­можности достичь этого в рамках существующих общественных ин­ститутов».

В этом контексте даже коррумпированная политическая машина и рэкет «представляют собой торжество аморального разума над пред­писанной моралью «неудачей», когда закрыты и сужены пути верти­кальной мобильности в том обществе, которое поощряет экономичес­кое изобилие, [власть] и социальное продвижение для всех своих членов»^т. Как заметил один ученый на основе многолетнего наблюдения в тру­щобах,

Социолог, отбрасывающий рэкет и политические организации как отклонения от желаемых стандартов, тем самым игнорирует некоторые из главных элементов жизни в трущобах... Он не раскрывает функции, ко­торые они выполняют для обитателей трущоб [или существующих там

¹⁰¹ См. обследование Исследовательского центра общественного мнения, касаю­
щееся оценки рода деятельности, которое документально подтверждает общее впечат­
ление, что рабочие профессии очень низко котируются по социальной шкале ценнос­
тей даже среди тех, кто сам занят физическим трудом. Рассмотрим этот последний
вопрос во всей его значимости. Фактически культурная и социальная структура требу­
ет признать ценности финансового и властного успеха даже теми, кто вынужден зани­
маться унизительным физическим трудом. На этом фоне рассмотрим сильную мотива­
цию для достижения этого вида «успеха» любыми средствами. Мусорщик, присоеди­
няющийся к другим американцам в их мнении, что у него — «самая грубая из всех гру­
бых» профессий, явно о себе невысокого мнения; по роду деятельности он пария в том
самом обществе, где его заверяют, что «все достойные могут преуспеть». Добавьте к
этому, что он периодически признает, что «у него не было таких возможностей, как у
других, что бы там ни говорили», и становится ясно, под каким огромным психологи­
ческим давлением он находится, чтобы стремиться «сравнять счет», найдя какие-то
способы, законные или не совсем, для своего продвижения вперед. Все это служит струк­
турным, а затем и психологическим фоном для «социально индуцированной потреб­
ности» некоторых групп найти какие-то доступные пути к социальной мобильности.
Именно в этом контексте социальной структуры политическая машина выполняет ба­
зисную функцию предоставления каналов социальной мобильности для тех, кто без
нее не имеет никаких шансов продвинуться. — Примеч. автора.

¹⁰² Merton, Socialstucture and anomie. Chapter VI данной книги. — Примеч. автора.

группировок]. Ирландцы и другие иммигранты испытывали огромные затруднения, пытаясь найти свое место в нашей городской социальной и экономической структуре. Неужели кто-то думает, что иммигранты и их дети могли бы достичь нынешней степени социальной мобильности, не взяв под контроль политические организации в некоторых из наших круп­нейших городов? То же самое верно и в отношении рэкета. Политика и рэкет предоставляют важнейшее средство социальной мобильности тем, кто в силу этнического происхождения и принадлежности к низшим клас­сам лишен возможности продвинуться «респектабельным» путем¹¹¹³.

Таким образом, здесь мы имеем третий тип функции, выполняе­мой для особой подгруппы. Эта функция, отметим мимоходом, вы­полняется самим существованием и действием политической маши­ны, поскольку именно в самой машине эти индивиды и подгруппы находят большее или меньшее удовлетворение своих индуцирован­ных потребностей. Это относится к услугам, которые политическая машина оказывает своим собственным сотрудникам. Но при рассмот­рении ее в более широком социальном контексте, выдвинутом нами, она уже не представляется просто средством самовозвеличивания для жаждущих выгоды и власти индивидов, а выступает как организован­ное оказание помощи подгруппам, исключенным из гонки за «про­движением» или находящимся при этом в невыгодном положении.

Точно так же, как политическая машина оказывает услуги «закон­ному» бизнесу, она действует и для оказания аналогичных услуг «не­законному» бизнесу: проституции, преступности и рэкету. И, повто­ряю снова, мы можем с достаточной полнотой оценить фундамен­тальную социологическую роль этой машины в данном отношении

¹⁰⁵ William F. Whyte, «Social organization in the slums», American Sociological Review, Feb. 1943, 8, 34—39 [курсив мой]. Таким образом, политическая машина и рэкет пред­ставляют собой один из способов организационного приспособления к условиям, опи­санный в главе VI. Они представляют собой, заметьте, организационное приспособле­ние: здесь возникают и действуют определенные структуры, с тем чтобы несколько ослабить сильное напряжение и проблемы индивидов, попавших в описанную ситуа­цию конфликта между «культурным акцентом на успех для всех» и «социально струк­турированным фактом неравных возможностей для успеха». Как указано в главе VI, воз­можны и другие виды индивидуального «приспособления»: преступления одинокого вол­ка, психопатологические состояния, бунт, уход в себя при отказе от культурно одоб­ренных целей и т.д. Точно так же бывают и другие виды организационного приспособления; рэкет или политическая машина не одни предлагают себя в качестве организационных средств для решения этой социально индуцированной проблемы. Например, в этом контексте участие в революционных организациях можно рассматривать как альтер­нативный способ организационного приспособления. Все это представляет теоре­тический интерес, иначе мы можем не разглядеть основные функциональные по­нятия — функциональных заместителей и функциональных эквивалентов, которые предстоит обсудить подробно в следующих главах. — Примеч. автора.

лишь в том случае, если временно откажемся от выражения мораль­ного негодования, чтобы изучить с нравственной беспристрастнос­тью фактическую деятельность этой организации. В таком разрезе сразу же становится очевидным, что у подгруппы профессионально­го преступника, рэкетира или азартного игрока есть сходство в орга­низации, требованиях и функционировании с подгруппой промыш­ленника, бизнесмена или биржевика. Если есть король древесины или нефтяной король, то есть также и король проституции или ко­роль рэкета. Если растущий законный бизнес организует админис­тративные и финансовые синдикаты, чтобы «рационализировать» и «интегрировать» разнообразные сферы производства и делового пред­принимательства, то и растущий рэкет и преступность организуют синдикаты для упорядочения сферы производства незаконных това­ров и услуг, которая в противном случае осталась бы хаотической. Как законный бизнес считает увеличение предприятий малого бизнеса ра­сточительным и неэффективным, заменяя, например, огромными универсальными магазинами сотни бакалейных лавок, так и незакон­ный бизнес занимает такую же деловую позицию и создает синдика­ты в сферах преступности и проституции.

И наконец, очень важным является глубинное сходство, если не полное тождество", экономической роли «законного» и «незаконно­го» бизнеса. Оба в некоторой степени обеспечивают товарами и услу­гами, на которые есть экономический fnpoc. Если отбросить в сторону мораль, оба являются бизнесом: промышленными и профессиональ­ными предприятиями, предоставляющими товары и услуги, нужные некоторым людям, и имеющие рынок, где товары и услуги превраща­ются в предметы потребления. А в преимущественно рыночном об­ществе нам следует ожидать появления соответствующих предприя­тий каждый раз, когда возникает рыночный спрос на определенные товары или услуги.

Как известно, проституция, преступность и разного рода рэкет являются «большим бизнесом». Стоит лишь сказать, что, по имею­щимся данным, количество профессиональных проституток в Соеди­ненных Штатах в 1950 году составляло 500 000, а теперь сравним это с примерно 200 000 врачей и 350 000 профессиональных медицинских сестер. Трудно подсчитать, у кого больше клиентура: у профессиона­лов от медицины или у профессионалов от порока. Конечно, трудно подсчитать экономические акти

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: