 |
В битвах за Мадрид 3 страница
|
|
|
|
Если открыть огонь немедленно, по спешенным кавалеристам, то в основном будут поражены их кони. Марокканцы укроются от огня за толстыми стенами фабричных строений и особенно не пострадают. Затем они контратакуют передние батальоны республиканцев в пешем строю, В то время, когда стороны сблизятся вплотную, возникнет опасность поражения нашим огнем не только противника, но и своей пехоты. Можно было бы, пока кавалеристы не сядут на коней, ударить по пулеметным точкам врага, но тогда нас обнаружит вражеская артиллерия и не позволит выполнить главную задачу — уничтожить. конницу противника.
Оценив все варианты, принимаю решение выбрать наиболее удачный момент для открытия огня прямой наводкой, когда марокканцы в конном строю выедут из-за укрывающих их стен фабричного двора. За противником ведется неослабное наблюдение, орудия заряжены, наводчики держат в перекрестье оптических прицелов район расположения цели. Передовые батальоны дивизии Листера уже подходят к реке, и на западном берегу реки Харамы появляются их головные подразделения.
Марокканцы бегут к лошадям и в конном строю начинают выезжать из-за укрытий. Еще несколько секунд выдержки, вот-вот противник бросится в контратаку. Подаю команду:
— По коннице противника, десять снарядов на орудие, беглый огонь!
Орудия чехословацкой зенитной батареи стреляют на предельном режиме — через каждые пять секунд выстрел. Менее чем за одну минуту по марокканцам выпущено 60 снарядов. Разрывы зенитных снарядов, начиненных стальными сегментами-осколками, накрывают цель. Контратака марокканцев в конном строю сорвана. Огонь зенитных орудий переносим на пулеметные точки врага. Один-два выстрела — и фашистский пулемет замолкает (надо полагать, навсегда). Фашистская артиллерия засекла нашу временную позицию и начала вести пристрелку места ее расположения. Оставаться здесь больше нет смысла, надо уходить, не теряя времени. Орудия быстро свертываются, и огневой взвод зенитной батареи возвращается тем же путем на свою основную позицию. Быстрая, сноровистая работа огневиков чехословацкой зенитной батареи обеспечила выполнение боевой задачи без потерь людей и техники.
|
|
|
Действия зенитчиков в этот день помогли передовым батальонам испанской дивизии Листера развить свой успех в районе Сан-Мартин де ла Вега. Эта дивизия наравне с интернациональными бригадами в боях на реке Хараме проявила высокие боевые качества. Ее командир Энрике Листер умело руководил частями в кровопролитных боях за овладение важной в тактическом отношении высотой Эль Пингаррон.
По своему происхождению Листер был выходцем из семьи испанских рабочих-каменотесов. Из-за своих коммунистических убеждений Энрике некоторое время находился в политэмиграции в Советском Союзе и работал бригадиром забойщиков на строительстве Московского метрополитена. С начала фашистского мятежа в Испании он вернулся на свою родину. По поручению ЦК Испанской компартии Листер сформировал и возглавил знаменитый Пятый Коммунистический полк.
Спустя некоторое время Листера назначают командиром 1-й испанской бригады, отличившейся в ночном бою при овладении важной высотой под Мадридом — Сьерра де лос Анхелес (высота Ангелов), а в сражении на реке Хараме он уже командует дивизией. Человек сильной воли, твердого характера, мужества, личной храбрости и незаурядного воинского таланта, он не терпел постоянного вмешательства и опеки. С Листером не легко было работать Р. Я. Малиновскому, назначенному его советником. Надо было, рассказывал впоследствии Родион Яковлевич, приспосабливаться к характеру Листера, мягко, в ненавязчивой форме, без ущемления авторитета командира дивизии, подсказывать ему наиболее рациональные решения. Камарада Малино (псевдоним Малиновского) много внимания уделял работе непосредственно в частях и подразделениях дивизии, что не могло не сказаться на успехе их боевых действий.
|
|
|
... На пункте управления зенитной артиллерии раздается звонок полевого телефона. Дежурный телефонист подзывает меня к аппарату, и я, услышав глуховатый голос Петровича (псевдоним К. А. Мерецкова), докладываю:
— У телефона лейтенант Ботин...
В ответ слышу:
— С задачей справились, передайте личному составу чехословацкой зенитной батареи нашу благодарность, представьте Майеру для поощрения фамилии отличившихся зенитчиков, а вас, лейтенант Ботин, поздравляю с внеочередным званием капитана, привет!
Отличительной чертой поведения советских добровольцев в сражении на реке Хараме, а впоследствии и в других боевых ситуациях было проявление дружеских, товарищеских чувств друг к другу и взаимной выручки. Эта черта советских людей вместе с их отвагой и мужеством воспринималась как пример бойцами-антифашистами других национальностей. Советские добровольцы в зависимости от обстановки использовали любую возможность для поддержания связи между собой как по телефону, так и путем личного общения.
В боях на Хараме советские командиры-зенитчики установили тесный контакт с республиканцами-танкистами. В широкой долине восточнее селения Мората-де-Тахунья шло сосредоточение подразделений интернациональной танковой бригады генерала Пабло. Здесь я познакомился с командиром танковой роты Дмитрием Погодиным.
— Ты, браток, прикрой нас, танкистов, понадежнее от фашистских авионов. Житья они нам не давали, пока мы сюда выдвигались, — просил Дмитрий Погодин, — а мы врежем фашистам по первое число, как только введут нас в бой.
— Давить их, фашистских гадов, будем, как клопов, — произнес Александр Беляев. — У наших танков пушки, а у них пулеметы. У нас танкисты кто? Орлы боевые! Ты слыхал о Поле Армане, как он расправился с фашистскими танками? Мы стараемся использовать его боевой опыт.
Эта задушевная беседа участников боев на Хараме положила начало нашей большой личной дружбе.
|
|
|
— Все, что можно будет сделать артиллеристам-зенитчикам для обеспечения безопасности танкистов, будет сделано, — обещал я своим фронтовым друзьям-соотечественникам.
В свою очередь, они мне обещали привезти с поля боя трофейное стрелковое оружие, которого у нас не хватало.
На Хараме танкисты были введены в бой у горы Эль Пингаррон. Ведомые командирами рот Погодиным и Цаплиным, республиканские танкисты смело врывались в боевые порядки озверелых фалангистов и марокканцев, давили их пулеметные гнезда, артиллерию, вели бой с итальянскими «ансальдо» и решили судьбу боя в пользу своей пехоты. Им нелегко доставался успех. На Хараме фашисты впервые ввели в бой немецкие противотанковые пушки, применявшие термитные снаряды, те пробивали даже крепкую броню советских танков Т-26. От них погибли командир танковой роты Павел Цаплин и командир взвода Георгий Селезнев, получившие посмертно звание Героев Советского Союза.
В сражении на реке Хараме единственным советским добровольцем-артиллеристом, находившимся в распоряжении Н. Н. Воронова, был Николай Гурьев — любимец не только Николая Николаевича, но и всех наших добровольцев. Колю Гурьева мы ценили как хорошего товарища и уважали за смелость и отвагу. Он сочетал в себе качества отличного артиллериста и разведчика важнейших целей в расположении противника. В подразделениях республиканской пехоты он выдвигался вперед, выявлял цели и безошибочно наносил их координаты на карту.
В один из дней напряженного боя на Хараме с ним произошло следующее. Увлекшись разведкой целей, он не заметил, как оказался на территории противника, обстреливаемой республиканской артиллерией.
С передового командного пункта Н. Н. Воронов вел тщательное наблюдение за полем боя. В стереотрубу с многократным увеличением местности, люди и предметы видны как на ладони. Он заметил там знакомую фигуру Николая Гурьева. Рядом с ним взметнулся огненно-рыжий султан, и артиллерист-разведчик исчез. Дрогнуло сердце Николая Николаевича — погиб отважный артиллерист...
|
|
|
Весть о гибели Николая Гурьева быстро побежала по проводам телефонных линий и дошла до советских добровольцев, сражавшихся на Хараме. Докатилась она и до меня. Позвонил с передового командного пункта дивизии Листера Александр Родимцев:
— Ботя, ты слыхал о Коле Гурьеве?
— А что с ним?
— Миша, нет больше нашего веселого друга, незаменимого тамады. Нет больше Коли Гурьева, убит...
— Откуда, Саша, у тебя такие данные? Как ты об этом узнал?
— Мне только что сообщил об этом Вольтер. Он со слезами на глазах поделился горем, рассказал, как это случилось. Но об этом позже, надо о горестном для нас событии сообщить Ване Татаринову в Эль Пардо.
С глубокой болью в душе приходилось верить тяжелой вести. В случившемся проявился суровый закон войны. Каждый из нас мог так же погибнуть здесь, на Хараме. Так, очевидно, думал не только я.
Каковы же были радость, удивление всех советских добровольцев, когда живой и невредимый Коля Гурьев появился на командно-наблюдательном пункте артиллерии. Какая это была радость для Вольтера!
По телефону слышу голос Гурьева, так знакомый мне:
— Омбре, ке ай?
— Коля, друг, жив? Как выбрался из объятий смерти? Расскажи, дорогой друг. Я счастлив вновь слышать твой голос...
— Миша, все произошло так: топаю я в боевых порядках царицы полей — нашей пехоты, высматриваю, где у фашистов огневые точки. Ищу другие цели для поражения. Увлекся и не заметил, как отошла наша пехота. В суматохе боя фашисты меня не заметили. Не разглядели, не очухались. По ним долбит наша артиллерия, недалеко от меня разрывается снаряд, и я мгновенно падаю в оказавшуюся рядом со мной воронку. Оглушенный, засыпанный песком, пылью и грязью, лежу несколько мгновений, затем поднимаю голову, оглядываюсь вокруг себя и вижу — кругом меня фашисты. Как быть? Что делать? Не попадать же в плен к «ихос де путас фасистас». Застрелиться? Нет, всегда успею — такая мыслишка вертится в моей буйной головушке.
Спасает меня русская смекалка: рядом лежит труп убитого фашиста. Долой с него пилотку с кисточкой, манту (накидку). Весь этот реквизит напяливаю на себя, вылезаю из воронки (будь она благословенна — спасла мне жизнь! ), ловлю момент и гигантскими скачками (никогда так не бежал, даже на спортивных состязаниях) скрываюсь в кустарнике. Вбегаю в оливковую рощу, сбрасываю фашистскую одежду (чтобы свои не убили), мчусь снова в боевые порядки нашей пехоты, не потеряла бы она меня опять! Вот такая история!
— Коля, прямо не верится, что ты жив и здоров, а мы уже оплакивали тебя, твою гибель...
|
|
|
— Ха-ха-ха, если оплакивали, буду знать при жизни, а то поди узнай об этом после смерти, — смеется Николай Гурьев.
За две недели кровопролитных боев на реке Хараме фашисты добились немногого. Это нельзя было назвать их победой. Победили республиканцы, сорвавшие план захвата Мадрида. В узкой полосе шириной до 12 и глубиной 3-5 километров фашисты овладели незначительной территорией ценой огромных потерь в людях и боевой технике. После 27 февраля на всем фронте Харамского сражения наступило затишье.
При подведении итогов боевых действий интернациональной зенитно-артиллерийской группы мы порадовались. К концу сражения на Хараме она уничтожила 19 фашистских бомбардировщиков, 11 итальянских танков, более эскадрона марокканской конницы и нескольких пулеметных точек врага.
Успех республиканских войск на Хараме был обеспечен стойкостью и мужеством испанских и интернациональных формирований, героическими действиями советских добровольцев-летчиков, танкистов, пехотинцев и артиллеристов, находившихся в рядах интербригад, Во многом обязаны были республиканцы неутомимой деятельности советников: К. А. Мерецкова, Н. Н. Воронова, П. И. Батова, Р. Я. Малиновского, Я. В. Смушкевича, Н. Н. Нагорного, А. И. Родимцева.
По окончании сражения на Хараме фашисты, мстя за провал своего плана окружения и захвата столицы Испанской республики, возобновили массированные налеты авиации на Мадрид, прикрываемый батареями зенитно-артиллерийской группы и истребительной авиацией.
... Пронзительно воют авиационные моторы, идет напряженный воздушный бой в небе Мадрида. В городе развернуты все пять батарей зенитной артгруппы. Отражением налета фашистской авиации руководят генерал Дуглас и коронель Майер.
Дуглас поглощен воздушной схваткой и в ответ на замечание Майера об улучшении взаимодействия истребителей и зенитной артиллерии некоторое время молчит. Порывистый, решительный, без головного убора, в короткой кожаной куртке, он как бы перенесся в небо и воюет там среди летчиков-героев. В этот миг для него не существует ничего важнее. Он роняет:
— Да, конечно, конечно... все вопросы решим после…
— Надо решать как можно скорее, Яков Владимирович, — настаивает старший советник по противовоздушной обороне Центрального фронта.
Налет фашистской авиации отражен, небо Мадрида очищено от вражеских стервятников, и Дуглас обращается к Майеру:
— Теперь, если не возражаешь, Николай Никифорович, сейчас же поедем в Алкалу-де-Эйнарес на аэродром к моим соколикам, будем договариваться о взаимодействии истребителей и зенитной артиллерии.
Поехали, прихватив с собой меня. На аэродроме нас поджидал помощник Дугласа по истребительной авиации камарада Хулио, улыбчивый, добродушный на вид человек с типично русским лицом.
В низком, полуподземном и закамуфлированном помещении располагались пилоты разных национальностей. По всему видно было, что они составляют единую интернациональную семью, центром которой, ее ядром были советские летчики-добровольцы. Их безошибочно можно было узнать по внешнему подтянутому виду и каким-то другим едва уловимым чертам. Старший по должности в истребительной авиационной группе летчик Иван Копец, уверенный в себе красавец (скорее всего, уверенность и отличала наших добровольцев-летчиков), пристально рассматривал прибывших людей. С ним рядом круглолицый крепыш, один из лучших летчиков-истребителей Георгий Захаров и молчаливый молодой пилот Сергей Плыгунов. К ним присоединились свободные от боевых дежурств летчики-истребители.
Хитровато улыбнувшись, Дуглас обратился к собравшимся вокруг нас летчикам:
— Друзья-соколики, к нам приехали орлы-зенитчики. Давайте договариваться с ними, как действовать в совместных боях со стервятниками. Надо сообща выработать принципы взаимодействия,
— Принцип у нас один: увидел врага — бей, — хмуро произнес Иван Копец, — от этого принципа мы не отойдем.
— Бить можно по-разному, — произнес старший советник по противовоздушной обороне фронта. — Вот сегодня, например, хорошо ли у вас получилось при отражении налета? Как вы полагаете, товарищи летчики?
— А что ж, получилось неплохо, — ответил Иван Копец, — налет отбили, пощипали фашистов малость...
— Могло быть лучше, товарищ Копец, — продолжал майор, — если бы мы с вами действовали более организованно. Смотрите, что получается: вы, летчики, завязываете воздушный бой с истребителями врага, а зенитчики открывают огонь всеми батареями по головной, не атакованной группе бомбардировщиков, и тут же вынуждены прекратить стрельбу: к этой группе бомберов врага подлетают два наших истребителя. Огонь зенитчики вести не могут, опасаются поразить свои самолеты, А бомбардировщики противника идут безнаказанно. Почему? Потому что пара наших истребителей не может атаковать главную цель. Ну как, хорошо это или плохо, товарищ Копец?
— Н-да, — протянул летчик-истребитель, — не очень чисто сработали...
— Давайте договоримся на будущее, как нам действовать в подобной обстановке, — предложил старший авиационный начальник.
Разговор получился полезным для обеих сторон. Условились придерживаться выработанных совместно правил, когда и в каких случаях отдается предпочтение атакам истребителей и когда огню зенитной артиллерии Установили соответствующие сигналы, применяемые летчиками (ракеты разного цвета, «горки», покачивание крыльями и другие эволюции наших самолетов-истребителей).
Боевая дружба между летчиками-истребителями и зенитчиками, найденный ими общий язык в бою впоследствии сыграли немалую роль в борьбе с сильным, хорошо подготовленным воздушным противником.
Прекратив массированные налеты авиации на Мадрид в связи с большими потерями в воздушных боях и от огня зенитчиков, фашисты усилили артиллерийский обстрел многострадального города. Жизнь на улицах испанской столицы вновь замерла. Используя свою агентуру в городе, фашистская артиллерия пыталась подавить или уничтожить зенитные батареи. Мы начали нести потери и от диверсантов «пятой колонны», гнездившихся на чердаках, в подвалах и за стенами разрушенных зданий. Зенитчики готовили запасные позиции, глубже зарывались в землю. Заметив, откуда ведется огонь диверсантов, посылали туда один-два снаряда. Все это никак не было похоже на передышку в боевых действиях.
В таких условиях интернациональная зенитная артиллерийская группа в Мадриде продолжала вести свою вахту, ни на минуту не ослабляя боевую готовность, ни на один час не теряя связи с войсками.
После сражения на реке Хараме советником командира 2-ro Мадридского корпуса коронеля Альсагарая был назначен Родион Яковлевич Малиновский. Части корпуса вели бой с фашистами непосредственно на окраинах Мадрида. У Малино всегда можно было получить самую свежую и достоверную информацию о наземной обстановке. В связи с этим пришлось неоднократно встречаться с ним либо на командном пункте корпуса, либо на «Телефонике», куда он периодически приезжал для обзора поля боя с высоты птичьего поле-та. В свою очередь, он получал исчерпывающую информацию об обстановке по противовоздушной обороне Мадрида.
Родион Яковлевич располагал к себе простотой в обращении и пристальным интересом к вопросам противовоздушной обороны республиканских войск и самой столицы республики. При его активной помощи были изготовлены зенитные прожекторы, чрезвычайно необходимые для обеспечения ночных действий зенитной артиллерии и истребительной авиации. Надо было видеть его счастливую улыбку, когда он вместе с Нагорным во время испытания первого опытного прожектора увидел мощный луч вольтовой дуги, в одно мгновение зажегшего толстую сосновую доску. Эксперимент удался, и можно было приступать к серийному изготовлению зенитных прожекторов на промышленных предприятиях Мадрида, для чего требовалось правительственное распоряжение о реквизиции зеркал большого диаметра, находящихся в ресторанах, отелях и других учреждениях. Это и было сделано с помощью коронеля Малино.
Во время одного из посещений «Телефоники» мне пришлось сопровождать Родиона Яковлевича. Осматривая в стереотрубу поле боя, он обратил внимание на явные признаки расположения какого-то фашистского командного пункта в районе Карабанчель Альто — на южных подступах к Мадриду. Долго наблюдал за районом и, наконец, определил: там наверняка командный пункт, надо бы фашистов окропить артиллерийским огнем.
Немногочисленная наземная артиллерия республиканцев была занята выполнением неотложной задачи по контрбатарейной борьбе. Ждать, когда ей представится возможность открыть огонь по району Карабанчель Альто, было рискованно; выгодная цель могла сменить свое место.
— Слушай, капитан, могут ли зенитные батареи стрелять с закрытых позиций по наземным целям? Прямой наводкой вы, зенитчики, стреляете хорошо, это я знаю, но стрельба с закрытой позиции... Это для меня пока неизвестно, а надо бы ударить по району Карабанчеля!
— Можно попробовать, мой коронель! — (приноравливаюсь с докладом к испанской манере). — Я не забыл правил стрельбы наземной артиллерии. У зенитчиков стрельба по наземным целям особенная. Нужны баллистические таблицы, которых мы не имеем. Попробую пристрелку произвести экспериментально... Для мастеров дело пустяковое, — отшучиваюсь я.
— Ну что ж, капитан, раз пустяковое, действуйте, — одобрил коронель Малино, очевидно задетый некоторой самоуверенностью.
На огневой позиции первой испанской зенитной батареи, развернутой на южной окраине Мадрида, провожу необходимую подготовку. Использую для наблюдения за целью высокую колокольню рядом находящейся католической церкви, веду пристрелку по песчаному бугру на такой же дальности, как и цель, затем делаю доворот по угломеру. Заряженные орудия с установкой углов возвышения и взрывателей на необходимую дальность готовы к открытию огня и ждут команды. Теперь я похож на охотника, выжидающего появления дичи... Наступает решающий момент: с высоты колокольни видны подъезжающие к северной окраине Карабанчель Альто легковые автомашины, сверкнувшие на солнце лаком, из них появляются люди. Есть цель!
— По командному пункту противника, десять снарядов на орудие, беглый огонь!
Разрывы сорока дистанционных снарядов накрывают цель, в ее районе поднимается облако густой пыли, закрывающей наблюдение, но горящая автомашина видна хорошо, как и силуэты заметавшихся людей. Цель поражена: солдаты с санитарными носилками неуклюже суетятся вокруг раненых и убитых.
Несколько дней спустя на «Телефонике», сопровождая главного военного советника республиканской армии Г. М. Штерна, Родион Яковлевич широко улыбнулся мне, хитровато прищурил глаз.
— Капитан Ботин, говорят, теперь в Карабанчель фашисты побаиваются наведываться? Ты их хорошо проучил! Оказывается, зенитчики все же могут стрелять и с закрытых? Убедили, убедили.
... Пока шли бои на реке Хараме, фашисты северо-восточнее Мадрида, в районе Сигуэнсы, сосредоточили итальянский экспедиционный корпус в составе четырех дивизий и двух смешанных испано-итальянских бригад. Корпус насчитывал 50 тысяч человек, 1800 пулеметов, 250 орудий, 140 танков и бронемашин, 120 самолетов и 5000 автомашин. Все это составляло мощную группировку.
Противник ставил задачей нанести главный удар в направлении Гвадалахара — Алкала, соединиться со своими войсками в районе реки Харамы и завершить окружение Мадрида. Противник начал наступление на гвадалахарском направлении 8 марта. Имел численное превосходство в истребительной авиации и приступил в первый же день сражения к усиленной бомбардировке и штурмовке республиканских войск.
Для усиления их противовоздушной обороны наряду с действиями республиканской истребительной авиации сюда были выдвинуты зенитная артиллерийская группа тех же трех батарей, что принимали участие в сражении на Хараме. Французская. чехословацкая и немецкая, они имели уже боевой опыт, были хорошо сколочены и обучены советскими инструкторами-добровольцами. Нам в конце концов повезло: к началу операции под Гвадалахарой избавились от громоздких автобусов, которые незамедлительно были отправлены к своим хозяевам в Аранхуэс. Были разысканы и отобраны у анархистов незаконно захваченные ими наши отечественные автомашины ЗИС-5, которые прибыли в Мадрид и поступили в наше распоряжение в начале марта. Это в значительной мере повышало маневренность зенитных батарей на поле боя.
Разыскав советника командира 4-го армейского корпуса коронеля Колева (В. Я. Колпакчи}, я доложил, что прибыл для получения боевой задачи. Колев, по существу, обеспечивал руководство частями вновь сформированного корпуса. Это был статный мужчина выше среднего роста с обветренным смугло-румяным лицом и умными карими глазами. С его советами республиканское командование считалось и принимало их с уважением и полным доверием.
— Привет зенитчикам, — сказал Колев, выслушав доклад о прибытии в район Гвадалахары зенитных артиллерийских батарей среднего калибра, — вы здесь нам очень нужны. Смотрите на карту. Мы находимся на командном пункте корпуса. Ночью будем выбивать фашистов из Торихи и к утру туда переместимся. Там вы разверните одну из ваших батарей и прикройте ее огнем командный пункт корпуса. Остальные батареи расположите так, чтобы прикрыть от ударов авиации интербригаду Лукача и испанскую бригаду Гонсало Пандо. Положение у нас пока неустойчивое. Италофашисты наседают, их авиация ведет себя довольно нахально, и наши истребители не успевают отбиваться. Учтите также, что на главном направлении наступления итальянцев мы ждем массированного применения их танков. Так что работы у вас, зенитчиков, будет достаточно.
К утру 9 марта зенитные батареи заняли боевой порядок и приготовились к выполнению полученной боевой задачи. В этот же день они вступили в бой с итальянскими танками. Особенно трудно пришлось французской зенитной батарее, занявшей огневую позицию на танкоопасном направлении южнее Бриуэги. Фашисты прилагали все усилия, чтобы перехватить единственную асфальтированную дорогу между Бриуэгой и Торихой, окружить республиканские части и уничтожить их поодиночке. Сюда и устремились танки противника. На их бортах надписи «Vado е ritorno» («Иду и возвращаюсь»). Многим из них вернуться не удалось, их не спасла кичливая надпись, они были уничтожены республиканскими зенитчиками.
... Танки италофашистов ползут на французскую зенитную батарею. Лейтенант Елкин — образец выдержки и отваги для личного состава. Он ранен в плечо, но не оставляет поля боя, распределяет между орудиями цели, назначает им ответственные сектора, продолжает управлять боем батареи. Орудийные расчеты, открывшие огонь по танкам врага, несут потери. Убитых и раненых заменяют командир огневого взвода Анри Дебернарди и комиссар батареи Бруно Росетти. Первая волна танков отбита, шесть танков «ансальдо» уничтожено. Зенитчики на Хараме получили опыт борьбы с ними и хорошо знают их уязвимые места.
Немецкая зенитная батарея, развернувшаяся в полосе действий 12-й интербригады, с таким же мужеством отбивает атаку танков и в интервалах между их появлением ведет огонь по самолетам фашистов. Лейтенант Иван Желтяков с комиссаром батареи Гансом Краммом оказывают необходимую помощь орудийным расчетам, понесшим потери, перегруппировывают силы. Батарея сожгла три танка «ансальдо» и сбила два бомбардировщика фашистов.
В полосе 2-й испанской бригады четко и сноровисто действует чехословацкая зенитная батарея, в районе которой располагается пункт управления зенитной группой. Командир 2-й испанской бригады Гонсало Пандо жмет мне руку, благодарит за умелые действия зенитчиков. До войны он был врачом-хирургом.
— Теперь моя хирургия, — говорит он, — состоит в том, чтобы любым оружием, которое есть в моей бригаде, бить насмерть фашистов. Если окажется только нож в руках — отрезать головы «ихос де путас фасистас».
Гонсало сухощав, утомлен бессонными ночами, но держится мужественно. Эго прекрасный командир! 8 марта его бригаду посетила Долорес Ибаррури, одетая в мужскую солдатскую форму. Она призывала бойцов-испанцев к стойкости и мужеству в боях с италофашистами.
Чехословацкая зенитная батарея сбила четыре самолета врага и подбила два фашистских танка, не понеся потерь в первый день боя. На нее возлагаются большие надежды в будущих боях.
В последующие два дня погода была не летной, моросил мелкий дождь, самолеты противника не появлялись, и зенитные батареи продолжали вести огонь по танкам противника и его пехоте. К утру 12 марта небо очистилось от сплошной облачности, и фашистские самолеты с рассвета начали появляться над республиканскими войсками. Их эскадрильи и отдельные звенья сваливались с неба, как коршуны, снижались до бреющего полета, обрушивали свой огонь и сбрасывали бомбы на боевые порядки интербригады генерала Лукача, которая вела ожесточенный бой с численно превосходящими силами италофашистской дивизии «Черное пламя».
В бою с воздушным противником проявилось огневое мастерство чехословацкой зенитной батареи. Ее огонь препятствовал вражеской авиации наносить удары по батальонам 2-й испанской бригады. Батарея, управляемая твердой волей и умением лейтенанта Семенова, сбила семь бомбардировщиков «Капрони-1». Фашисты пытались разделаться с ней. Вражеские самолеты на бреющем полете поливали ее огнем, забрасывали мелкими фугасными бомбами, пытаясь заставить зенитчиков прекратить огонь. На батарее появились убитые и раненые. И тем не менее зенитчики продолжали вести огонь, Каждое орудие в своем секторе вело дуэльный бой прямой наводкой со штурмующими самолетами.
Поведение батарейцев в бою достойно восхищения. Только сплоченный боевой коллектив, сцементированный идеей солидарности, возглавляемый мужественными советскими добровольцами, способен на такие самоотверженные действия.
Спустя много лет, прошедших со времени боев с фашистами под Гвадалахарой, я не перестаю гордиться нашими советскими зенитчиками и замечательным боевым интернациональным коллективом нашей зенитной артгруппы.
Но не только добровольцы-зенитчики блестяще проявили себя под Гвадалахарой. Мне вспоминается героическое поведение в бою Александра Родимцева. Вижу его идущим в атаку с ручным пулеметом. Советский доброволец, герой-пулеметчик увлекает за собой республиканских пехотинцев, и там, где находится он, намечается успех. Он успевает помочь пулеметчикам 11-й интербригады в устранении задержек, заменяет убитого или раненого бойца — первого номера пулеметного расчета. Своими умелыми действиями, личной храбростью, советом и помощью офицерам интернациональных бригад Павлито завоевал непререкаемый авторитет среди бойцов и командиров республиканских войск. Таков был наш соотечественник Александр Ильич Родимцев, получивший за героизм и мужество, проявленные в Испании, свою первую Звезду Героя Советского Союза.
Нельзя было не восхищаться героизмом наших советских добровольцев-танкистов! Дмитрий Погодин, Александр Беляев — мои боевые друзья, с которыми свела военная судьба еще в боях на Хараме, здесь, под Гвадалахарой, во главе своих танковых рот смело и решительно врывались в боевые порядки италофашистов, находились там, где созревали критические ситуации. Они первыми атаковали врага, увлекая своим примером танковые интернациональные экипажи.
Командир взвода танкистов, смелый и решительный испанец Эрнесто Феррера, преследуя итальянские танки, проник на территорию, захваченную противником. Подошел со своим взводом к месту заправки двадцати танков противника. С расстояния прямого выстрела открыл огонь по ним. Машины горят, цистерна с бензином пылает, танкисты бегут в стороны. Танковый взвод Феррера продолжает продвигаться вперед и на своем пути уничтожает колонну грузовых автомашин, скопившуюся в узком месте у мостовой переправы, превращает их в огромный пылающий костер. Паника, поднявшаяся в тылу врага, вызвала растерянность фашистского командования. Умелыми действиями, огнем и маневром Феррера пробился на свою территорию.
|
|
|
