 |
При дворе короля Бахвала или королева Дотти 6 глава
|
|
|
|
Броктри согласно кивнул и добавил:
— И не боится воды, в отличие от большинства кротов. Выглядит таким же сильным, как ты да я.
— Ну, скоро увидим. Эй, там, на носу, возьмите‑ка весла да добавьте нам скорости!
Гурт сначала греб неуклюже, но скоро наловчился, и дело пошло лучше. Наслаждаясь греблей, он все время радостно восклицал:
— Хурр‑хурр, вот здорово! Дотти, это лучше, чем кротовый ход рыть, лапы чистые, и все видно! О‑отлично на реке, о‑отлично!
Зайчиха почувствовала, что выдыхается, пытаясь выдержать предложенный Гуртом темп. Она поражалась силе и выносливости крота.
— Где ты столько силушки поднабрал, Гурт? — жалобно пискнула Дотти.
— Это все добрая еда, хурр. Все доедаешь — силу собираешь, мама говорила. Есть да спать — силу набирать, отец так учит.
Ближе к полудню с южной стороны показалась заводь. Чуткие уши Дотти уловили какие‑то звуки, и она обратилась к Броктри:
— Послушайте, сэр, там что‑то странное творится. На до бы сползать да проверить.
Лорд барсук хотел завернуть в проток, но устье было непроходимо забито речным мусором.
— Здесь не пройти. Наверное, придется вылезать на берег и топать посуху.
— Давайте поближе, я тут попробую, разберусь, что к чему, — предложил Гурт.
Он осмотрел завал, схватил толстый буковый побег и рванул его. Преграда развалилась, образовался проход.
— А теперь заруливаем сюда полегонечку… Груб хмыкнул:
— Вот не ожидал! Здорово, ничего не скажешь.
Путь по заводи оказался нелегким. Весла запутывались в водорослях и стеблях кувшинок. Вопли и шум в камышах стали слышнее.
— Обгони негодяя! Отрежь его, Ригго!
— Есть!… Нет… сорвался, заморыш…
— Кангл, Ферриб, вот он! Хватай его! Последовали резкий вскрик и всплеск.
|
|
|
— Ой‑ой! Уколол меня, негодник! Он свалился!
— Шерсть и когти! Доигрались, вон щука летит! Бревно прорвало заостренным концом завесу камышей, и путешественникам открылась невеселая картина.
Несколько землероек возбужденно подпрыгивали, дико жестикулируя и указывая на воду. Крохотный ежонок второй раз ушел в глубину заводи, вынырнул, булькая и отплевываясь. Ему угрожала смертельная опасность. К нему скользила, время от времени разевая пасть и поблескивая рядами острых зубов, здоровенная щука. Спинной плавник ее, облепленный водорослями, торчал над водой.
Дотти с отвращением завопила:
— Какая здоровенная! Она сожрет ежонка вместе с колючками, не подавится!
Землеройки в отчаянии махали лапами.
— Пропал, пропал!
— Что же делать, что же делать?
— Мы бессильны!
Гурт попытался протянуть малышу весло, но бревно было еще слишком далеко.
— Ой, ой, бедный малышок!
Тут Груб разбежался по бревну и взвился в воздух. В воздух фонтаном взлетели брызги вперемешку с водорослями. Здоровенная выдра плюхнулась в воду и устремилась не к колючему малышу, а к водному хищнику. Груб с силой ударил по щучьей голове своим мощным плоским хвостом. Он схватил щуку, и они вместе ушли вглубь. Броктри, Дотти и Гурт бешено гребли, отрезая своим бревном подступы к ежонку. Гурт подцепил малыша когтем за пояс и выудил его из воды.
Землеройки возбужденно прыгали на берегу, подбадривая Груба:
— Поддай ему, приятель, держи его, здоровый, покажи Речному Волку, где раки зимуют!
В мутной воде закружились клочья шерсти выдры и щучья чешуя, оба показались наконец на поверхности. Груб своими мощными лапами, как тисками, сжал пасть щуки. Хищница металась во все стороны, а хвост Груба, как дубинка, методично колотил щуку по голове.
Бух! Трах! Шлеп! Хлоп!
Щука ослабла в объятиях Груба, движения ее замедлились. Груб отпустил хищника, оттолкнулся от его тела и устремился к бревну.
|
|
|
— Ф‑фуу! — отдувался он. — Прыткая больно… Отдохнет теперь… Завтра проснется с головной болью, точно… Но не так уж это легко, надо сказать… Пробовала ты когда‑нибудь оглушить взрослую щуку хвостом?
Дотти оглянулась на свой маленький круглый хвостик:
— Да нет, не пробовала… Заячий хвост, боюсь, для этого плохо приспособлен.
У щуки оказался прочный череп. Придя в себя, рыбища проявила свой характер, бросившись на бревно. Броктри, не слишком церемонясь, треснул ее по голове веслом.
— Сгинь отсюда, не то я займусь тобой серьезно.
Зло хлестнув хвостом, голодный хищник погрузился в глубину.
Опустив весло, Дотти порылась в мешке и вытащила кусок ткани, который использовала как полотенце. Она протянула тряпицу маленькому ежу, который тотчас в нее закутался, бормоча:
— Весь пломок тепель… гадкие землойки… Кеклюн не хотел в воду…
Гурт подтолкнул Дотти, наблюдая за малышом:
— Ну, мисс, как этот пострел, с ним все в порядке?
— Хурр, промок, продрог, но жить будет. — Дотти не могла сдержать улыбки, глядя на недовольно ворчащего ежонка.
Как только бревно уткнулось в берег, Груба окружили восхищенные землеройки.
— Ну и крутой ты парень!
— Как ты Речного Волка наказал!
— Он тут воображал себя хозяином вод, пока ты не появился!
— Позволь пожать твою мужественную лапу, о воин. Я — Лог‑а‑Лог Гренн.
Груб сердечно пожал лапу вождя:
— Рад встрече, Гренн. Конечно, нельзя было позволить сожрать малыша, пришлось отчехвостить старину Речного Волка.
— Хо‑хо, отличная работа, дружище. Приглашаем вас всех к столу. Причальте бревно и зовите своих друзей.
Лагерь землероек был разбит под навесами, устроенными из наброшенных на ветви одеял. Гостей представили всем присутствующим, Гренн приказала подавать угощение. Броктри веселился, глядя, как землеройки спорили за право обслуживать Груба. Они скалили зубы, топорщили не слишком чистую шерсть, хватались за свои крошечные рапиры и поправляли пестрые головные ленты.
— Убери лапы, длиннопалый! Мистеру Грубу подаю я!
— Поговори еще, мокрый нос, и я подам тебе на тарелочке твои собственные зубы.
Дотти взяла себе кусок теплого хлеба и нагнулась над миской дымящихся тушеных овощей:
|
|
|
— Шустрая у вас публика, Гренн. Они всегда такие?
Лог‑а‑Лог Гренн спокойным жестом отвела в сторону наткнувшуюся на нее в пылу спора землеройку.
— Всегда землеройки были такими шустрыми и беспокойными, прирожденными спорщиками. Я хочу поблагодарить вас за спасение Кеклюна. Мы нашли его не так давно. Но характер у него, надо сказать… очень своевольный ежик, правда, Кеклюн?
Малыш сурово отмахнулся:
— Меня зовут не Кеклюн, а Кеклюн. Дотти попыталась перевести имя ежонка:
— Понимаю. Тебя зовут Кедлюн? Малыш недовольно наморщил нос:
— Х‑ху! Клупый клолик. Не Кетлюн, а Кеклюн! Дотти предложила другой вариант:
— Значит, тебя зовут Кеглюн.
Он покровительственно ухмыльнулся, довольный, что до нее дошли наконец его разъяснения:
— Да. Кеклюн.
— Его зовут Кеглюн, — обратилась Дотти к вождю. — Но он еще слишком маленький, толком языком еще не ворочает, потому и Кеклюн.
Гренн поставила миску еды перед Кеглюном, и ежонок сразу зарылся в нее по уши.
— Я бы ему дала еще парочку имен, более подходящих. Это кошмар на четырех лапках, а не еж!
Кеглюн приподнял нос над краем миски и буркнул:
— Я не плосто Кеклюн, я Кеклюн Ша Колючкун, это мое настоящее длинное имя.
Дотти отламывала хлеб и подчищала им миску:
— А что значит «Ша»?
Кеглюн свирепо глянул на нее и сказал:
— Ша — Шепелявка, но если ты это кому‑нибудь скажешь, я тебе уши отолву.
Дотти нахмурилась и тоже уставилась на ежонка:
— Если ты меня еще раз назовешь кроликом, твой зад станет красным‑красным и все узнают о твоем среднем имени. Нравится?
Ежонок понял, что наткнулся на серьезного противника, и потопал прочь, ничего не ответив.
Груб тем временем был в центре внимания. Молодежь старалась произвести на него впечатление, фехтуя и показывая всяческие фокусы с рапирами. Продемонстрировали ему и борьбу — любимый вид спорта племени Гренн.
Дотти была в восторге:
— Во дают! Скажи, Гурт, они отлично двигаются… и такие хитрые приемчики! Я и не знала, что кроты хорошие борцы.
Гурт скромно повел когтями:
|
|
|
— Я ведь, мисси Дотти, чемпион, награжден поясом с серебряной пряжкой, да‑а…
И он показал пояс, обычно скрытый жилеткой. На серебряной пряжке боролись два отчеканенных крота, над которыми древней кротовой вязью красовалось выгравированное имя: ГУРТ.
— Конечно, я не хвастаюсь им перед кем попало…
Дотти ткнула его лапой:
— Слушай, старый подземный хитрюга, покажи свое умение. Вызови этих землероек!
Спрятав пояс, Гурт пожал мощными плечами:
— Не повредить бы кому, хурр…
Подойдя к землеройкам, Гурт тяжелым басом, не слишком громко, продекламировал свой вызов:
— Я — сын Рогга Длинной Ложки, рожденный в темнейшем туннеле. Я молниеносный, прочный, как скалы, и сильный, как эль моей матушки!
Произнеся это, он нагнулся и рабочим когтем пробороздил землю.
— Кто переступит эту черту и примет мой вызов?
Несколько землероек выступило вперед, возбужденно потирая лапы. Гурт выбрал первого противника и приготовился к поединку.
Стремительно бросился на Гурта борец‑землеройка, но крот слегка уклонился и умело подтолкнул нападавшего. Тот взметнул все четыре лапы в воздух и шлепнулся на спину.
— Хурр‑хурр, неплохая попытка, сэр. Следующие двое сразу, вместе, прошу…
Две горячие головы разом метнулись на крота. Тот лишь схватил землероек за хвосты, повернул и стукнул друг об друга.
— Спасибо, господа. Кто‑нибудь еще хочет попытаться?
Еще один отчаянный борец прыгнул ему на спину и сомкнул лапы на шее противника. Гурт протянул лапу за спину, слегка ущипнул землеройку за хвост, потом резко дернул — и противник плюхнулся на землю. Улыбаясь и покачивая головой, крот‑чемпион уселся рядом с Дотти.
— Хурр‑хурр‑хурр. Хитрый он зверь, но это против правил. Пусть полежит, отдохнет… Подумает о поведении…
Дотти восхищенным взглядом смотрела на крота:
— Слушай, Гурт, научи меня, а? Пожалуйста!
— Ну так… как откажешь такой милашке… Да хоть этим же вечером и начнем…
Дотти подмигнула лорду Броктри:
— Вот как действует неотразимая роковая красота!
До вечера они провели время в лагере землероек и приняли приглашение Гренн остаться на ночлег. Вокруг Груба и Гурта постоянно толпились землеройки, упрашивая их остаться подольше. У шумных землероек Дотти чувствовала себя как дома. Лорда Броктри пришлось уламывать довольно долго, но в конце концов он сдался. Барсук не хотел признаваться, но он привязался к малышу‑ежонку и не хотел с ним расставаться. Он нарочно напустил на себя суровый вид, когда Кеглюн залез на плечи лорда и оседлал рукоять громадного меча.
— Слезь оттуда, негодник. Все плечи отсидел, как скала неподъемная, сил больше нет тебя таскать.
|
|
|
— Если ты плогонишь Кеклюна, он отлубит тебе голову этим большим мечом, здоловенный глубиян!
— Ну ладно, испугал, сиди уж тогда, Кеглюн‑Наглюн… Только держись подальше от лезвия, чума неуемная.
— Блоктли, пошли по ягоды!
— Великие Сезоны, чего еще тебе вздумается? Какие тебе ягоды вдруг понадобились?
— Сла‑адкие ягоды любит Кеклюн.
Груб и Лог‑а‑Лог Гренн сидели под навесом, потягивая землероечное пиво и посмеиваясь над спорящей странной парочкой.
— Надо же, как этот малыш гнет в баранку нашего железного лорда, — заметил Груб.
Гренн подлила одуванчиковой лопуховки себе и Гурту.
— Лорд Броктри рассказал мне о своих снах. Сдается, крупные неприятности происходят в Саламандастроне.
Дотти потягивала охлажденный в реке напиток.
— Может быть, так оно и есть. Ведь лорды барсуки не такие, как мы. Они отмечены судьбой и видят странные вещи.
Вождь землероек сидела, закусив губу, и неподвижно глядела перед собой. Груб потянул ее за лапу:
— Скажи, Гренн, ты ведь хочешь идти с нами, так?
Она встала и выпрямилась:
— Землеройкам Гуосим пора чем‑то заняться. Еда, борьба, споры… Мы слишком засиделись на одном месте.
Нам необходимо какое‑нибудь дело. Если вы нас возьмете, мы пойдем с вами.
Все четверо хлопнули лапами, а Гурт пошевелил когтями и вежливо спросил:
— Извините мое невежество, Гренн, почему вы называете своих землероек Гуосим?
Гренн с удовольствием пояснила:
— Так называется партизанский союз землероек. Меня называют Лог‑а‑Лог, потому что это титул всех племенных вождей землероек. Мы — бродяги и отважные воины, всегда помогаем добрым зверям бороться со злом. Все землеройки Гуосим также дают присягу помогать друг другу в бою.
— Вы хорошие товарищи, Гуосим, — кивнул Гурт.
Вернулся лорд Броктри. В обеих лапах он держал кучу маленьких жестких груш, которые ссыпал наземь, прежде чем ссадить с себя Кеглюна. Барсук вздохнул:
— Ягод не нашли, но этот маленький Обнаглюн заметил дикие груши, сладкие, но жесткие как камень. Заставил все‑таки набрать!
Кеглюн уселся на лапу Броктри:
— Ничего, землойки холошо готовят.
Гренн подобрала и попробовала грушу.
— Малыш прав. У нас остались сладкие каштаны с прошлой осени. Если их приготовить с этими грушами, получится очень вкусная фруктово‑ореховая смесь. То, что надо в дальнем походе.
Броктри обрадовался решению Гренн присоединиться к нему и сразу же изменил планы:
— Ну, тогда нечего тут рассиживаться. Я за то, чтобы свернуть лагерь и с утра отправиться в путь.
Груб возразил:
— Эй, на палубе, суши весла! Ты голосуешь за уход. А здесь я, Гурт, Дотти, Гренн и сотня землероек. Если мы захотим еще денек‑другой поотлеживать бока, то у нас, пожалуй, больше голосов.
Глаза лорда Броктри ясно говорили, что его не так легко уломать. Взмахнув своим боевым мечом, он всадил клинок в землю.
— А сейчас я объясню правила голосования. Один лорд барсук имеет сто голосов, его меч несет в себе еще сто. С этим ты согласен, друг?
Груб перевел глаза с меча на лорда. Солнечный свет отражался от меча и играл в глазах барсука, придавая им жутковатое выражение. Груб несколько нервно улыбнулся своему большому другу:
— Против большинства голосов никак не возразишь. Голосование окончено, так? Завтра утром и снимаемся.
КНИГА ВТОРАЯ.
ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ БАХВАЛА ИЛИ КОРОЛЕВА ДОТТИ
Дикие вопли Резвого разбудили белок. Юкка сердито протерла глаза и решительно направилась к пляшущему зайцу. За ней поспешала Руро. Юкка вложила камень в пращу.
— Кажется, пора навсегда успокоить этого длинноухого крикуна.
Руро положила лапу на плечо атаманши:
— Может, лучше его пожалеть, чем сердиться на старого дурака. Он с голоду совсем свихнулся. Резвый, приляг, друг. Я тебе корешков наковыряю, погрызешь, а?
Но заяц продолжал свои прыжки.
— Какие корешки! Думаете, я свихнулся? Гляньте‑ка, гляньте! Вон там, во, во!
Руро всмотрелась в светающую даль. Она увидела стволы и кроны.
— Ну да, деревья. Приятно, конечно… Тень…
Резвый в нетерпении снова подпрыгнул.
— Деревья? Лопухи вы косматохвостые! Знак, знак из проклятых стихов! — вот что там говорится! Ваши молодые глаза должны видеть лучше моих. И… с голоду я почти ничего не различаю, рябит в глазах… голодное усыхание глаз, болезнь такая… Но я все равно вижу знак, во!
Юкка призвала зайца к порядку:
— Тогда прекрати куролесить, как пьяная жаба, и по кажи его нам.
Старый заяц покосился на заряженную пращу и несколько поутих.
— Вон там, смотрите вдоль моей вытянутой лапы. Ну, теперь видите две высокие серебристые ели, а? Все нижние ветви срублены, а вверху в развилках укреплен по перечный тонкий ствол, во…
Юкка кивнула:
— Да, теперь вижу.
Заяц хлопнул себя по лбу.
— Спасибо усам моего дедушки! А не кажется ли вам, что эта поперечина не случайно там оказалась? Ну, еще поднапрягите мозги, белки! Это же буква «Н»1. И она означает: «ЗАЯЦ». Гром и молния, доходит до вас наконец?
— Ну, хорошо, хорошо. Я очень рада, что ты знаешь, как ты называешься, — сухо откликнулась Юкка. — Руро, сворачиваем лагерь, снимаемся и следуем к этому знаку сразу же, сейчас.
Заяц посеменил за ними, бормоча:
— Счастье, что он не белка. Как бы он выгибал деревья по форме первой буквы слова «белка»? Ох, желудок у меня сейчас приклеится к позвоночнику и больше не отклеится. Ох‑ох, совсем я усох!
К счастью, старый заяц совсем не усох, и утро еще не превратилось в полноценный день, когда они подошли к деревьям. Груд задумчиво уставился на гигантский знак. Зато Резвый увидел на поляне съедобную черемшу и рванул к еде, сметая всех на своем пути. Он ел, ел и ел. Потом приступил к колокольчикам, фиалкам, цикорию и наткнулся на небольшую яблоню. К белкам он вернулся уже к полудню, обнаружив их спящими в тени деревьев. Резвый, выпучив глаза, подошел к отдыхающему отряду, все еще жуя яблоки. Кислый сок стекал по щекам и капал с усов.
Он хлюпал, чавкал, плевался черенками и листочками.
— Спите, да? Я бы тоже, пожалуй, прикорнул, во…
Он присел, как бы нехотя растянулся — и мгновенно заснул.
Когда Юкка проснулась, тени уже удлинялись. Она растолкала Руро и Беддла.
— Надо бы до вечера еще продвинуться. Куда теперь?
Руро вытащила свиток коры, торчавший из одеяния зайца.
— Тут говорится: «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Что бы это могло означать?
Юкка глянула на тени:
— Северо‑восток до сих пор служил нам верой и правдой. В этом направлении и продолжим путь. Беддл, поднимай всех. Брод — это хорошо. Это свежая вода. — Она повернулась к старому зайцу и без излишних нежностей разбудила его несколькими пинками. — Просыпайся, пустозвон. Или мы оставим тебя здесь.
Резвый проснулся, но сразу же скрючился из‑за сильной боли в животе. Об этом сразу узнал весь лагерь, потому что заяц огласил окрестности воплями и причитаниями:
— Ой‑ой‑ой‑ой‑ой‑ой! Уффф! Аххх! Умираю! Опоздали мы к этому леску. Умирает ваш старый товарищ. Схороните меня здесь, да поскорее. О‑о‑о‑о‑о‑о‑о! «Болезнь путешественника» называется эта хворь.
— Ох, Резвый, ты весь зеленый! Сдается мне, ты уже одной ногой в Темных Лесах.
Заяц стряхнул листву с ушей.
— Ой! Темные Леса! Ой‑ой‑ой! Бедный мой животик!
Руро улыбнулась и сжала плечо зайца:
— Что‑нибудь съел лишнее по неосторожности?
Резвый возмущенно выпрямился, но тут же снова сложился пополам:
— Может, в каком‑нибудь яблоке и оказался червячок.
Беддл подмигнул Руро:
— Может, вспомнишь, в каком? Ты объел всю яблоню, и все до одного яблоки кислые, как щавель. От этого помереть пара пустяков.
Юкка раздраженно вздохнула и оперлась на свое обоюдоострое копье.
— Руро, сделай что‑нибудь для этого пустоголового дурня, не зимовать же здесь!
Резвый сидел, опершись спиной о ствол дерева, обеими лапами обхватив живот. Он крепко закрыл глаза и рот, но перед этим предупредил:
— Я не буду глотать эту мерзость. Вы хотите меня убить на месте?
Каждая из белок пожертвовала несколькими каплями воды. В старом железном боевом шлеме Руро вскипятила воду и на медленном огне заварила чернокорень, истод, цветы алканы и два желтоватых гриба‑пылевика. От булькающей смеси разносился ужасный запах. Руро сняла шлем с огня, и Юкка обратилась к Беддлу и Груду:
— Подержите этого обжору. Руро, заставь его выпить все, до последней капли.
Беддл и Груд крепко схватили зайца за голову, еще несколько белок навалились на туловище, уселись на лапы. Беддл защемил зайцу обе ноздри. Пациент крепился, но рот все же пришлось открыть, чтобы не задохнуться. И сразу раздался дикий вопль:
— Убивааааают! Зайцеубийство! Арг‑гульп…
Руро влила отвар в заячью глотку под удовлетворенным взглядом Юкки. Резвый пытался извиваться и вырываться, но без толку. Руро влила в рот, как и было велено, все до последней капли и отпрыгнула, когда сразу после этого заяц затрясся всем телом.
— Все вон! Прочь от него!
Резвый вскочил, уши торчком, хвост трясся мелкой дрожью, глаза вылупленные, челюсти скрипят… Несчастный метнулся в лес, на бегу выкрикивая самые страшные ругательства.
Очень скоро он приковылял обратно, со слабой улыбкой.
— Не‑е‑е‑е, я еще живой, хвостатики…
Суровый голос прогудел из‑за деревьев:
— Прекрати‑и‑ить! Только троньте этого кролика, и я вас всех уложу на месте!
В землю между Резвым и Юккой вонзился односторонний боевой топор, и мгновенно лагерь заполонили ежи. Их вожак, казавшийся еще больше из‑за кучи листьев и травы, нанизанных на иглы для маскировки, шагнул мимо Юкки и вытащил свой топор. В другой лапе он держал щит из березовой коры, усиленный раковинами. Еж свирепо оглядел белок и возмущенно запыхтел:
— Мыши хвостатые! Я не потерплю, хулиганы, чтобы вы издевались над ежом… и даже над кроликом… мучили и травили…
Резвый вежливо прикоснулся к его иглам:
— Э‑э… извините, друг, но я — заяц, а они…
— А тебя кто спрашивает? — зарычал на него еж. — Чего суешься, когда держит слово барон Драко Колючий? Хочешь фаршем стать?
Резвый осторожно отвел от своего носа боевой топор.
— Извините, барон, не надо меня этой штукой… я еще немного слаб… Я только хочу объяс…
Барон Драко взбешенно затряс топором и завопил:
— Закрой рот, кролик! Я не терплю возражений от своих ежей и тем более не потерплю от тебя. Ты что, замолчишь, только если я тебе оттяпаю рот вместе с головой?
Другие ежи дружно забарабанили топорами по своим щитам и заорали, стараясь перекричать друг друга:
— Хо‑хо‑хо, наш барон дело говорит!
— Смахнуть кролику голову!
Вперед пробилась маленькая жилистая ежиха. Она выхватила топор из лапы барона, ловко взмахнула им и оттяпала кусок одной из игл на голове вождя. Она вопила слабее остальных ежей резким, высоким голосом:
— Высунь уши из‑под игл и послушай, что тебе пытается сказать кролик!
Барон сразу успокоился. Воткнув в рот отрубленный ежихой кусок иглы, он стал жевать его, как зубочистку.
— Мирклворт, ты меня позоришь перед моими воинами…— Он пригнулся, потому что ежиха снова взмахнула топором.
— Я тебя позорю? Ты сам себя позоришь каждый раз, как только начнешь «держать слово»! — Она повернулась к зайцу и зашептала: — Тебе слово. Только ори погромче, как только сможешь. Тогда они услышат, даже кролика.
Заяц завопил изо всей мочи. К его удивлению, толпа ежей затихла и прислушалась.
— Я — заяц, слышите, заяц, во! Эти белки — мои друзья! Они не мучили меня, а лечили, вот и все! Не надо никого рубить в фарш, ребята, во как!
Чтобы переорать зайца, барон зыкнул так, что у косого заложило уши.
— Что ж ты сразу не сказал просто и ясно, чтобы не было всей этой неразберихи?
Мирклворт, жена барона, еще разок взмахнула топором и отрубила конец еще одной иглы.
— Потому что ты ему не дал рта раскрыть, муравьиная голова!
Барон мрачно подобрал и эту иглу, тоже сунув ее в рот, рядом с первой. Ежиха вытащила у него иглы изо рта и бросила наземь:
— Прекрати, Драко. Ты себя так целиком съешь. При гласи лучше всех на мешанку из смородины со сливами.
Белки с зайцем с радостью приняли приглашение. Все устремились за бароном, но старый заяц, поняв, кто здесь задает тон, элегантной, хотя и еще нетвердою походкой направился к ежихе.
— Позвольте сопроводить вас, сударыня. Прелестная ежиха не должна шествовать в одиночку.
Племя барона Драко было известно как Ералаш. Жили они в полной неразберихе, лагерь был временным. Но угощение оказалось первоклассным. Гости сидели рядком на давно упавшем гнилом стволе вяза и зачерпывали из объемистых мисок смесь, щедро политую сладким кленовым сиропом.
— Вы должны нас извинить, — мимоходом заметила Мирклворт, — лагерь наш немного неряшлив. Конечно, у нас не всегда так, правда, Драко?
Барон облизнулся и фыркнул:
— Надеюсь, надеюсь… хотя, между друзьями, небольшой кавардак — это пустяк.
Юкка подвинулась, чтобы уступить дорогу жуку, выбирающемуся из бревна, на котором сидели гости.
— М‑да, совсем небольшой. Лагерь их выглядит как поле боя посреди мусорной свалки, — едва слышно заметила она сидевшему с ней рядом зайцу.
Везде валялись отрубленные иглы, разбитые миски, объедки, очистки и всякая всячина, о которой даже упоминать не хочется. Резвый кашлянул и завел беседу, чтобы кто‑нибудь не обратил внимания на замечание Юкки.
— Гм… Значит, вы здесь лишь временно?
Мирклворт пожухлым щавелевым листом смахнула крошки и капли с подола и с аппетитом сжевала этот лист.
— Мы тут в поисках нашего малыша, Кеглюна. Удрал, непоседа… Я хочу сказать, что милый крошка потерялся. От уж сколько дней о нем ни слуху ни духу резвый добавил волнения:
— Но мы совсем недавно встретили двух ежей, звали их Травун и Камышун, и эти ежи тоже искали малыша, которого они сами нашли и который от них снова сбежал, во как… Так что мы тоже посматривали по сторонам, нет ли где вашего Кеглюна, во. Не беспокойтесь, он обязательно найдется.
Барону удалось наконец высвободить миску из цепких лап товарища и всунуть на ее место пустую. Тот сразу же плюхнулся в добычу носом.
— Если его кто‑нибудь не проглотил, маленького негодяя. Вторая причина нашего путешествия — конкурс.
О, да вы тоже, должно быть, здесь из‑за этого!
Старый заяц отодвинул миску. Ее сразу же подхватил один из ежей и начал тщательно вылизывать.
— Что за конкурс, барон? Я впервые слышу…
— А‑а‑а, — с понимающим видом протянул барон Драко и несколько раз пихнул в бок спящего ежа. — Ты, соня, дай мне лучше ту конкурсную штуковину!
Еж начал рыться в своих иголках, бормоча спросонья:
— Куда ж я засунил ее… то есть засунял… нет, поклал!
Ага, вот она!
Зайцу протянули страшно перепачканный кусок коры. Резвый стряхнул с нее мусор, отковырял прилипшие куски предыдущих трапез и прочитал вслух:
На состязание и бой
Мой вызов принимай любой.
Отца и сына, мать и дочь
Отделать я совсем не прочь.
В бою я па смех подниму
Всех вместе и по одному.
Любого я отколочу,
А после и обхохочу.
И никому меня давно
Перебахвалить не дано!
Юкка Праща почесала в затылке, обратившись к старому зайцу:
— Похоже, этот король о себе особого мнения. А ведь это с ним тебе придется иметь дело. Неспроста он, должно быть, бросил вызов. Тебе потребуется изрядная доля везения.
Мирклворт ткнула зайца грязной лапой:
— Хе, ты хочешь принять вызов… А не слишком ли тебе много сезонов?
Резвый хлопнул себя сначала по макушке, потом ударил в грудь:
— Мадам, в горах лежит снег, но в сердце моем весна! Я должен принять вызов, чтобы привести армию в Саламандастрон. Нам нужен этот Хвастун‑Бахвал‑как‑его‑там, нужны его зайцы. Поэтому я должен бросить перчатку, во!
Барон Драко, не переставая жевать, поднял голову. Сладкая смесь капала не только с морды, но и с игл на его голове.
— И я должен… бросить… это самое… Рукав… рукавицу…
— Но как же так, сэр, — удивился заяц. — Ведь вы — барон ежей. Как же вы можете быть королем зайцев?
Драко пожал плечами и сцапал миску у еще одного подвернувшегося под лапу ежа.
— А‑а, зайцы, ежи — какая разница? Я прирожденный вождь, железная рука. Строг, но справедлив. А что если мы объединим силы в поисках этого короля Бахвала? Я понятия не имею, где его искать.
Даже не подумав посоветоваться с Юккой, заяц вытащил кусок коры со стишками.
— Отлично, барон, вместе будет веселее. Один в поле не воин, во. Вот послушайте эти указания. «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Это вам что‑нибудь говорит, сэр?
Драко поскреб голову меж обрубками игл.
— Ну это стихи! Слова смешно составлены вместе, как будто в песне, только что ж ты ее не спел?
Очень довольный своей сообразительностью, барон откинулся назад — и тут же свалился на спину, чему маленькая жена его помогла ощутимым толчком.
— Да ну его, этого дурачка! — фыркнула она. — У камня мозгов больше. Похоже, я представляю, где это. Наши разведчики недавно нашли тут местечко, как раз перед впадением речки в большую реку. Там мелко, брод, стало быть.
Юкка подхватила свое короткое копье:
— Ты отведешь нас туда, ежиха?
Не обращая внимания на пыхтение и ворчание мужа, Мирклворт заорала в толпу:
— Ежи‑и‑и‑и‑и! С якоря сниматься! Ячка, Шанка! От ведете нас к вашему броду, если дорогу найдете! Шевели иголками! Драко, ты тут остаешься, что ли?
Объединенный отряд ежей и белок продвигался по виляющей в полумраке между толстыми стволами деревьев тропе. Лишь изредка солнечные лучи проникали до самой земли. Вокруг висела тишина, нарушаемая спором идущих сзади Юкки и Резвого. Белку возмущало поведение зайца, и она не собиралась этого скрывать:
|
|
|
