Вы можете помочь беспроцентным кредитом сроком на четыре – шесть месяцев в издании книг В.Лермонтова. 10 глава

— Есть, ласточка, моя, — сказал Макарий, с нежностью посмотрев Ксюше в глаза.

— Где же они? — спрашивала настойчивая Ксюша, пристально разглядывая Макария, стараясь представить, как под его отрепьями могут быть спрятаны лекарства.

— Вот здесь у меня лекарство от всех болезней, — сказал Макарий и приложил ладонь к своему сердцу.

Ксюша растерянно поглядела на Макария и подумала, что, может быть, он сумасшедший. Есть такие люди, которые хотя и взрослые, но ведут себя, как дети. А Макарий тем временем присел у изголовья Пашки и начал раздевать его.

— Что вы хотите делать? Где ваши лекарства? — не успокаивалась девочка.

— Ты смотри, ласточка, и не мешай мне, а я потом тебе все объясню, что у меня за лекарство и как оно действует.

Макарий принялся растирать ослабевшее, бледное тело мальчика. Дела его были плохи, потому как он уже несколько дней не приходил в себя, только бредил и стонал. Температура тела была понижена. Это говорило о том, что организм ребенка перестал бороться с простудой. Основательно, до красноты растерев тело Паши, Макарий положил одну ладонь на голову мальчика а другую под копчик. Потом закрыл глаза и … запел. Это произошло непроизвольно, сам Макарий не собирался петь, да собственно говоря, он и не имел представления, что вообще ему делать, как лечить Пашу. Единственное, что он знал точно, так это то, что нужно было следовать тому, что подскажет его сердце. А его сердце запело, и это были детские песни.

Ксюша, широко раскрыв глаза, растерянно наблюдала за действиями деда Макара и не мешала ему. Может статься, дедушка действительно ненормальный, но другого выхода не было, оставалось только смотреть и ждать, что будет дальше. А Макарий все пел и пел, одну детскую песенку за другой. У него был красивый голос, такой, что Ксюша заслушалась, и вскоре, забыв обо всех горестях, начала вспоминать жизнь в детском приюте, как они на праздники надевали красивую одежду, как пели и танцевали, как им дарили подарки, как им там с братиком было тепло и уютно. Она стала мечтать, что они вернутся в свой приют и все будет снова хорошо. А Макарий пел одну песню за другой, но самое поразительное было то, что всех этих песен он не знал. Они сами лились из его сердца, а он лишь повторял, озвучивал то, что рождалось в его сердце.

Макарий не отходил от Паши целые сутки и даже ночью, когда Ксюша уснула, он продолжал тихонько напевать песни. К концу следующего дня произошло чудо, щеки Пашкины порозовели, и он открыл глаза.

— Как долго я спал, Ксюша, — произнес Пашка, потягиваясь и зевая.

Но увидев около себя Макария, вздрогнул и хотел встать, но так ослаб, что у него ничего не получилось.

— Не бойся, Пашечка, это дед Макар, он нашел наш кораблик и пришел к нам на помощь, — спешила сообщить братику Ксюша эту радостную весть, так как и сама была на седьмом небе от счастья, ведь Пашечка очнулся, а значит начал выздоравливать.

Все-таки действительно у деда Макара есть какое-то особое лекарство, думала сестренка. Только он давал его Пашке тогда, когда она спала.

Пашка обрадовался гостю и сразу проникся к нему доверием. С этого момента с дедом Макаром у них завязалась душевная дружба. Конечно, Макарий был только с виду похож на деда, а если бы он постригся и побрился, то это был бы мужчина средних лет.

Самое главное, самое радостное было для всех то, что с каждым днем Пашка чувствовал себя лучше и через неделю стал подниматься и ходить.

— А ну-ка, зайчики мои, давайте-ка зарядку каждый день делать, а то вы вон как ослабели и побледнели. Не годится так, — наставлял Макарий.

И теперь каждое утро Макарий вместе с детьми делал физические упражнения. Ведь странник понимал, что если им и удастся отсюда вырваться, то бежать будет почти невозможно, потому что дети совсем слабы и вряд ли смогут сами двигаться. А тут еще зима подступала, начались холода, морозы. Пашку он сможет унести на себе, а Ксюша должна идти сама, в таком случае далеко они не уйдут, не скроются. А если их будут преследовать? Но, как бы то ни было, необходимо было укрепить здоровье детей, а уж потом подумать, как вырваться из этой неволи. Люди, которые их томят в подвале, не шуточные, дети очень слабы, на улице начинается зима. Вырваться из подвала пол дела, вот что делать потом — гораздо важнее, ибо если их догонят, то пощады беглецам не будет. Надеяться на то, что за детей их американские родители заплатят выкуп, тоже не следует, нужно самим что-то предпринимать. В общем, вопросов было много, и потому необходимо было время, чтобы осмотреться, разобраться, а уж потом и разработать план бегства.

Дети тем временем обретали душевную бодрость в беседах с Макарием, которого они засыпали вопросами. А Макарий только и делал, что рассказывал им обо всем: о своей жизни, своих странствиях, встречах, приключениях, испытаниях. Причем он общался с ними не как с детьми, а как со взрослыми людьми. А они и были уже маленькие взрослые и понимали многое, что было недоступно не только их сверстникам, но даже и взрослым людям.

Макарий повествовал, как они с женой Марией во время отдыха на море потеряли сына, как он отправился его искать, как заблудился в горах. И только встреча с чудным старцем Нектарием спасла его, но и не только. Сама жизнь Макария пошла другим руслом, так как старец Нектарий открыл для него новую жизнь, новый мир, наставил на новый путь любви. Дети слушали истории странника с большим вниманием и удивлением, как сказочную, волшебную историю. На это время они мысленно уносились из этой каменной тюрьмы и вместе с Макарием переживали все его приключения. Пашка верил всему, а Ксюша не совсем доверяла подлинности сказанного, думая, что дед Макар преувеличивает, чтобы удивить и развлечь их. Ей не верилось, например, что отшельник Нектарий оживил мертвую птичку.

— Дед Макар, зачем вы придумываете? Такое только в детских сказках бывает, — не выдержала однажды Ксюша.

— Что ты, ласточка моя? Старец Нектарий и есть сказочный герой, он настоящий волшебник. Я ведь тоже так раньше думал и не верил в чудеса, но когда встретился с Нектарием, то увидел чудеса наяву. Я вам больше скажу, ласточки мои, что старец превращал свою жизнь, окружающий мир в сказку.

И тут Макарий стал рассказывать о том, как Нектарий дружил с лесными зверями, как они понимали его и слушались. Паша с недоумением смотрел на сестренку, когда та не верила и возмущалась, как бы всем своим видом говоря, как можно сомневаться в том, что говорит дед Макар. А Макарий старался всеми силами растопить сердца детей, одно из которых стало замерзать от холода недетских испытаний, выпавших на его долю. Тем более что дети почти не знали природу воочию, они почти никогда не были в лесу, не видели зверей на свободе. Воспитание их проходило в традиционных рамках, из которых Макарий старался вывести детей, чтобы открыть для них жизнь новую, удивительную, сказочную.

Из глины, которую выбирал из земляного пола, странник начал лепить фигурки животных, которые с ним жили в лесной пустыне, и о каждом рассказывал свою отдельную историю. Он описывал характер, привычки, повадки своей лесной братии. Макарий выставлял фигурки на топчан и говорил:

— Вот это зайчик — Шустрик, это лисица — Хитрица, это кабан — Барабан, это медведь — Бурый, это жаба — Царевна, это енот — Пушистый живот. Я обязательно вас познакомлю со своей лесной братией. Пойдете ко мне в гости?

— Конечно, дед Макар, — подхватывал радостно Пашка. — А когда?

И тут Макарий неожиданно для себя вымолвил то, что пришло к нему откуда-то изнутри, потому что сам он, своим умом не знал, что ответить мальчику.

— Скоро будет Рождество, и я вас приглашаю к себе в пустыньку на праздник! Это будет лесная, сказочная елка, там будет очень весело и прекрасно. Как ты, Ксюша, пожалуешь на лесное торжество, где будет множество зверей с нами веселиться и водить хороводы?

— Зачем вы, дед Макар, так шутите? Вы знаете, что нас отсюда не выпустят, пока за нас не дадут выкуп. А наши будущие родители не сделают этого, поскольку мы им не родные. Если бы мы были их настоящими детьми, то они бы давно за нас заплатили.

Макарий понимал все, что переживает девочка, и старался ее вернуть в детство, вернуть туда, где надеются, любят и верят в чудеса, в счастье, в праздники.

— Что ты, ласточка моя? Возможно, у твоих родителей действительно нет денег, и они сейчас собирают их везде, занимают у знакомых, чтобы за вас с Пашей заплатить. Поверь, что им, твоим родителям, сейчас тоже очень больно и трудно. Они очень переживают за вас и делают все возможное, чтобы побыстрее соединиться с вами. Только мы сами отсюда выберемся, детки мои, своими силами. Ведь мы сильные и смелые, правда?

Пашка закивал головой и посмотрел на Ксюшу, которая наморщила лоб и была погружена в себя, в свои мысли по этому поводу, не желая отступать от своего мнения.

— Вы, дед Макар, верите во всякие сказки и нам их рассказываете, а вот мы тут сидим, сидим и ничего не происходит, никаких чудес.

— Хотите, детки, я открою вам великую тайну. Когда вы ее узнаете, то поверите, что человек способен творить чудеса. Вот тогда, Ксюша, когда я лечил Пашеньку, ты у меня спросила, где мои лекарства, а я тебе показал на свое сердце. Так вот тайна заключается в том, что в сердце каждого человека спрятано маленькое солнышко, только многие об этом не знают, не догадываются. А если узнать и открыть его в себе, то оно начнет светить и творить любые волшебные дела. Это солнышко называется любовь, радость, вера. Только у людей это солнышко закрыто таким щитом, стеной, за которыми его не видно, и кажется, что его нет. А оно есть, просто его нужно найти, убрать стену, и оно засветит, засияет, запоет. Вот таким солнышком, которое в моем сердце живет, я и вылечил Пашеньку. Помнишь, я пел песенки, а я ведь, девочка моя, их не знал почти. Потому не я эти песенки пел, а это солнышко пело в моем сердце.

— Разве может сердце петь, оно же только стучит? — спросила хмурая Ксюша.

— Оно должно петь, ласточка моя, так как для того мы и родились на свет, чтобы радоваться и праздновать жизнь, чтобы наши сердца пели от счастья и любви.

— Но ведь мы и так поем, — парировала Ксюша.

— Конечно, люди поют, но они поют просто, как бы умом своим, а тут я говорю, что сердце само поет. Это совсем другое: тогда песня исходит из глубины нашей души. Цветы растут, чтобы цвести и наполнять мир ароматом, а человек живет, чтобы освещать своим сердечным солнышком все вокруг, чтобы наполнять мир песней своего сердца.

— А у меня тоже есть солнышко в сердце? — спросил Паша.

— И у тебя, и у Ксюшеньки, и у всех людей существует такое солнышко внутри.

— А вот и не у всех, дед Макар, — парировала Ксюша. — У тех людей нет никого солнышка, — она показала пальцем на дверь, имея в виду их похитителей. — У них, наверное, совсем нет сердца, они ужасно злые, жестокие, они причинили нам братиком столько горя.

— Знаешь, Ксюшенька, люди не рождаются злыми, а становятся. Когда в их жизни не хватает любви, ласки, теплоты сердечной, они делаются жестокими. Но их, моя ласточка, нужно пожалеть, поскольку они очень-очень несчастные. Они ведь думают, что если они будут иметь много денег и на них купят много вещей, то они станут счастливыми и их полюбят. Но происходит наоборот, они становятся богатыми, покупают себе много вещей, а их никто не любит, потому ни радости, ни счастья у них нет и не будет, а только одиночество и еще большая злоба поселяются в их душах.

— Зачем же жалеть злых людей, которые нас обижают? Это нас Пашкой нужно жалеть! — возмутилась Ксюша.

— Вы с Пашкой счастливые люди, Ксюшечка, просто с вами происходит большое приключение, которое имеет в себе много трудных испытаний, но они пройдут, и вы будете радостны, веселы, у вас будет свой чудесный, волшебный праздник. А у этих злых людей никогда не случится праздника, они никогда не станут счастливы, пока не поймут, что нужно любить людей, мир, природу, животных и всему дарить свою любовь. Им тоже плохо, Ксюшечка, они будто заблудились в дремучем лесу и не могут из него выбраться, потому что не знают, куда держать путь. А мы с вами знаем, куда нам идти, и у нас с вами будет все хорошо. Просто нам нельзя становиться на них похожими, мы не должны злиться, гневаться, ругаться, а нам следует верить в прекрасное, волшебное, сказочное, и тогда это с нами обязательно случится. Мы скоро уйдем отсюда навсегда, мы отправимся на празднование Рождества, а эти люди останутся здесь и будут продолжать злиться и думать, что для счастья им не хватает денег. Поэтому, ласточка моя, на самом деле не мы в заточении находимся, а эти злые люди, только их тюрьма невидимая и всегда с ними, где бы они ни находились, она ходит за ними по пятам, как тень. И это потому, что тюрьма у них не наружная, как у нас, а внутренняя, она внутри их сердец. Там у них внутри всегда холодно, сыро, мрачно. Нам-то с вами что, мы уйдем отсюда на свободу, так как вырваться из этих стен легче, чем из той клетки, которая внутри недоброго человека.

— Когда же мы вырвемся отсюда на свободу? — спросила Ксюша.

— Скоро, ласточки мои, очень скоро.

— Ну когда же, скажите, дед Макар? — включился Пашка. — Завтра, через неделю, через месяц? Вы все время говорите скоро, скоро, а когда, точно не говорите.

И вновь Макария посетило откровение, поскольку он не знал, что сказать детям, а просто позволил прийти Божьему голосу из души своей.

— Как только выпадет первый снег, так мы и отправимся в путь, в лесное сказочное царство, к зверям, с которыми вместе будем праздновать Рождество. Я научу вас общаться с животными, птицами, растениями, деревьями, природой.

— Разве можно разговаривать с природой? Она же не может слышать, ведь у нее нет ушей, — упорствовала Ксюша.

— У природы, детки мои, есть и уши, и глаза, и разум. Она, матушка, все понимает, все слышит и общается с теми, кто не причиняет ей вреда, кто ее любит и идет к ней с отрытой душой и искренним сердцем. Только беседовать с природой-матушкой нужно не голосом, а сердцем, поэтому нужно быть очень тихим, внимательным, восприимчивым.

— Хотите сказать, дед Макар, что дерево или камень может нам что-то сказать? Что же они скажут? — спросила Ксюша.

— А что мы у них спросим, то они и скажут, посоветуют. Если нам нужны силы, они дадут нам сил, если нам надобно узнать дорогу, укажут, куда держать путь, если нам необходимо тепло в зимнюю пору, то пригреют, если наоборот, нам жарко, подарят прохладу и покой.

— А с речкой можно разговаривать? — спросил Пашка.

— И с речкой, и с ветром, и с облаками можно общаться. Все вокруг нас живое, только люди, когда стали жить в городе, разучились понимать природу, слышать ее голос, и потому всем кажется, что природа ничего не понимает.

— Вы прям, дед Макар, опять нам сказки рассказываете. Наши воспитатели нам не говорили, что с природой можно общаться, все это, наверное, вы выдумываете.

— А вот попадешь ко мне в лесное царство, ласточка моя, там все увидишь и потом расскажешь своим воспитателям, что с природой-матушкой можно беседовать, как с человеком.

— Когда же, дед Макар, снег пойдет? — спросил Пашка

И Паша начал часто выглядывать в окно, не выпал ли там снег, чтобы уже идти в лес на праздник. Он совсем не думал, что для этого нужно взломать дверь и так пройти, чтобы их не заметили похитители. Для него этих препятствий как бы не существовало, будто двери подвала были отворены, их стражей и вовсе не было, одним словом путь был открыт и свободен. Была лишь одна загвоздка, чтобы пошел снег — вот это была задача, а все остальное прекрасно. И вообще мальчик был уже даже рад, что их украли, что он стал участником настоящего, невероятного приключения, встретился с дивным дедом Макаром, который такой добрый, который может творить чудеса, а главное, у него есть свой лес, горы, пустыня и звери, с которыми он дружит и играет. Разве там, в городе, в приюте, случилось бы с ними нечто подобное? Нет. Там только в кино можно было увидеть всякие чудеса, а здесь все наяву, на самом деле. Поэтому им с сестренкой просто повезло, как она только не может этого понять? Все время спорит с дедом Макаром и не верит ему. Когда же пойдет снег? Скорей бы! Так хочется увидеть лес, зверей и попасть на волшебное Рождество. Так думал Пашка и смотрел в окошко своими открытыми, искренними, верящими в чудо глазами. И он уже почти весь, всем своим маленьким трепещущим существом был далеко отсюда, в лесной сказочной стране, где можно разговаривать со зверями, птицами, деревьями, речками, ветрами, где их ждет удивительный лесной праздник.

 

 

Час испытаний

Глава 17

 

В тот день Макарий с утра почувствовал на сердце тяжесть, а это не предвещало ничего доброго. Что их с детьми ожидало сегодня, он не ведал, но то, что для них пробил час испытаний, не вызывало сомнений. Нужно было что-то предпринять, что-то сделать, чтобы преодолеть, пройти через любые невзгоды, которые, возможно, выпадут сегодня на их долю. Макарий усиленно, напряженно размышлял о том, как быть, но ничего не приходило в голову. Тогда он закрыл глаза, замер и обратился к Богу в своем сердце, ему нужен был совет свыше. Через минуту после этого к окну подвала подлетела птица и стала щебетать, будто хотела что-то сказать. Пашка глазел в окно на птицу и стучал пальцами по стеклу, а Ксюша играла с глиняными фигурками животных, вылепленными Макарием.

И Макарий услышал будто шепот осенних листьев:

«Когда приходит испытаний час, ты с песней встреть его, поскольку песня любую скорбь способна растворить».

— Дед Макар, ты говорил, что зверей понимаешь. Вот птичка прилетела к окну, о чем она чирикает? — спросил Паша.

— Она сообщает нам, детки, о том, что скоро выпадет снег, и что мы тогда отправимся в путь домой. Там нас уже ждут лесные звери, которые готовятся к празднику. Но прежде мы должны пройти испытание. Кто его выдержит и не заплачет, того ждут подарки, а кто заплачет, того не пригласят на торжество и ничего не подарят.

— Я не заплачу, — запетушился Пашка, — я сильный и ничего не боюсь!

Ксюша молчала, тогда Макарий отвел ее в сторонку и шепотом на ухо произнес ласковым голосом:

— Ксюшенька, ты уже взрослая девочка, и я скажу тебе откровенно. Сегодня у нас может случиться испытание. Я еще не знаю, что с нами произойдет, но я знаю, убежден, что мы победим и уйдем отсюда. Мы должны быть сильными и не сдаваться.

— Что же нам делать, дедушка Макар? — спросила Ксюша.

Макарий прижал к себе детей и сказал:

— Чтобы пройти через все невзгоды и победить любые скорби, мы должны петь. Будем сегодня петь песни и не останавливаться, тогда мы преодолеем все без слез. Ну что вы, ласточки мои, готовы?

— Готовы, — в один голос протянули Ксюша и Паша.

— Тогда начинайте, а я подхвачу. Но прежде хочу вас порадовать, что скоро к нам пожалует мой большой друг, медведь Бурый. Он нас и увезет в лес, на рождественский праздник.

— Откуда вы знаете? — спросили дети.

— Об этом мне птица поведала. Так что поедете в лес на Рождество, как короли, на медведе. Вы ездили когда-нибудь на медведе? Нет, так вот прокатитесь на этом дубравном звере с ветерком. Вот уж будет путешествие так путешествие, потом вам никто не поверит, что вас медведь-голубчик на своей спине из неволи спас!

То, что выпалил о медведе Макарий, поразило его самого, будто слова сами полились из него, а он только слушал сам себя и удивлялся. Единственное, что он страстно желал, так это чем-то удивить детей, порадовать здесь и сейчас, чтобы настроить их на волну силы, радости, веры, и вот пришло такое откровение, что Бурый придет за ними. Вот уж действительно чудеса!

Дед Макар и дети пели, когда вдруг с шумом распахнулась дверь подвала и в него ввалились двое мужчин, схватили Ксюшу и поволокли за собой к выходу. Макарий крепче прижал к себе Пашку, с отчаянием смотревшего на исчезающую Ксюшу, которая с раскрытыми от страха глазами продолжала петь дрожащим голосом.

Макарий с Пашкой стояли посередине подвала и пели как можно громче, чтобы Ксюша могла их слышать там, наверху, где, вероятно, она сейчас находилась.

А девочку тем временем отвели в комнату, где на камеру снимали истязание ребенка для устрашения родителей, которые все еще не заплатили выкуп и тянули с выплатой денег. Ей отрубили палец, а она пела, сквозь слезы, текущие из ее глаз ручейками. Это маленькое сердце проходило через весь этот ужас с мужеством и песней. Ведь она обещала Макарию петь и не сдаваться, и она из последних сил выполняла уговор.

В подвал Ксюша зашла медленно, шатаясь, пряча за спиной отрубленный палец, перемотанный грязной тряпкой, которая уже обильно напиталась кровью. Она тряслась как осиновый листок, лицо было белым как снег, глаза залиты слезами, а губы ее бормотали слова песни без мотива: «Хорошо живет на свете Винни-Пух».

— Дедушка Макар, я не плачу, слезы сами текут. А я не плачу, — проговорила она, стараясь показать, что намерена исполнить уговор до конца.

— Ну что ты, ласточка моя, — проговорил Макарий, подлетев к девочке и обняв ее. — Я и сам вижу, что ты не плачешь. Это просто водичка. Ты победила, Ксюшенька, все будет хорошо. Мы все преодолели. А ну-ка присядь сюда.

Макарий повел девочку к топчану, она качалась, по всей видимости, ее тошнило и у нее кружилась голова. Кровь капала на пол.

— Давай-ка приляг, все будет хорошо, — и шепнул ей на ухо, — Пашке только не показывай.

И потом, обращаясь к Пашке, Макарий прикрикнул:

— А ты что это примолк? А ну-ка пой, не то на праздник не попадешь. Вот становись к окну и громко пой, чтобы тебя услышали птицы на улице, полетели и рассказали лесным зверям, что Пашка выдержал испытание.

Мальчик забрался на топчан и принялся петь в окно, силясь это делать как можно громче и стараясь как можно выше подняться на носочках, чтобы его услышали птицы. Он понимал, что происходит что-то горькое, страшное, но он настолько желал оказаться на празднике, что думал только о нем, а главное слушался деда Макара, которому безгранично доверял и рядом с которым можно было ничего не бояться.

— Полежи, моя ласточка, — ласково произнес Макарий, — испытание твое сейчас закончится.

— Я мечтала научиться играть на пианино, — призналась Ксюша, всхлипывая. — А теперь у меня нет пальчика. Моя мечта не исполнится.

— Ну что ты, Ксюшенька, ты будешь обязательно играть на пианино, выступать на конкурсах и даже будешь получать призы. Только представь, как ты в красивом, пышном, нарядном платье на сцене за пианино, сотни, тысячи глаз смотрят на тебя. Прекрасный зал залит огнями, на сцене стоят очаровательные цветы, все ждут твоего выступления. Не испугаешься? Нет, я знаю, ты смелая. А насчет пальчика не бойся, мы что-нибудь придумаем.

И тут его посетило откровение, подобно молнии, как справиться с этой бедой. Макарий поднялся и стал плевать на свой палец, стараясь стащить обручальное кольцо. Это была единственная ценность, за которую он намеревался выменять отрубленный пальчик Ксюши. Кольцо не снималось, слишком давно оно сидело на пальце и вросло в кожу. Наконец он освободился от него, подошел к двери и стал в нее сильно стучать. Дверь распахнулась, и Макарий принялся уговаривать истязателей продать ему отрубленный палец, протягивая свое обручальное кольцо — единственное материальное напоминание о том, что у него была семья: жена, сын и еще дочь, которую он никогда не видел. Но разве Ксюша и Пашка не его дети?

Кольцо у него забрали, дверь затворилась. А через некоторое время вновь открылась, и обрубок был брошен на пол подвала. Макарий поднял его, вымыл в молоке, которое осталось от обеда, и сел рядом с девочкой.

— Ну-ка давай свою ручку, сейчас мы приладим твой пальчик на место.

Ксюша глядела на все происходящее, на действия Макария безучастно, потому что уже потеряла силы сопротивляться боли и ужасу, которые невероятной тяжестью навалились на нее.

— Не смотри, ласточка моя, закрой глазки. Тебе не нужно это видеть.

Макарий размотал тряпку, где виднелся кровоточащий обрубок, и приставил отсеченную часть.

— Ну вот теперь все на месте. Будет так, как и всегда, будто и ничего не было, — приговаривал он, заматывая палец куском материала, оторванного от своей рубахи. — Будешь ты играть на пианино, и будет твой пальчик слушаться лучше, чем прежде. А сейчас поспи, Ксюшенька, отдохни. Тебе нужно отдыхать, а пальчик твой начнет прирастать, заживать, боль станет уходить, а силы будут приходить.

Так приговаривал Макарий, сидя рядом с Ксюшей, держа ее больную ладонь в своей руке, а другую руку возложил девочке на лоб.

Пашка, устав от пения, задремал и прилег на другом топчане. А Макарий все приговаривал, держа больную руку Ксюши:

— Боль уходи, пальчик заживи, стань как прежде сильным да здоровым.

На следующий день Ксюша была бледной и истомленной, всю ночь она вскрикивала во сне, а Макарий не отходил от нее, не отпускал больной руки. Он знал, что назавтра пальчик основательно заживет, хотя это было невозможным, но это должно было случиться, ибо через него в девочку лилась божественная энергия, способная совершить любое чудо. И как ни странно, ночью Макарий, напевая тихонько песни-приговоры о том, что пальчик заживет, на мотивы, приходящие откуда-то, думал совсем о другом. Он пытался вступить в мысленную связь с Бурым, но пока ничего не получалось.

Как только Ксюша очнулась от тяжелого забытья, Макарий, приветствовал ее:

— Здравствуй, победительница, с добрым утром! Как ты себя чувствуешь, ласточка моя?

— Хорошо, дед Макар, — выдавила из себя Ксюша, стараясь казаться бодрой.

— Молодец, так держать! А ну-ка давай посмотрим, что у тебя с ручкой.

Ксюша с ужасом смотрела, как Макарий освобождал ее палец от повязки, кровь присохла, и он бережно, стараясь не причинить ей боль, отделял тряпицу от пальца.

— Ну вот и все, давай его помоем молочком и поглядим.

Во время всей процедуры Ксюша широко открытыми глазами глядела то на палец, то на Макария, до конца не веря, что палец может быть срастись.

— Видишь, все на месте, осталась только белая каемочка. А теперь пошевели. Не бойся, моя ласточка, смелее.

И произошло чудо, пальчик двигался как ни в чем не бывало! У девочки выступили слезы счастья, и она, запинаясь, заикаясь, стала благодарить Макария.

— Спасибо вам, дедушка Макар, вы действительно волшебник. Простите меня, что я не верила во всякие чудеса, о которых вы нам рассказывали. Но теперь я убедилась, что все, что вы говорите, истинная правда, — выговорила Ксюша и разрыдалась.

— Что ты, радость моя, не извиняйся, я еще не волшебник, Ксюшенька, я еще только учусь, но чудеса творить может каждый человек, если откроет в своем сердечке Любовь-солнышко. А ты поплачь, поплачь, все плохое уже позади. Ты прошла испытание и теперь пора нам собираться в дорогу.

Пашка наблюдал за происходящим в последние сутки молча и смиренно, будто понимал, что не нужно ни о чем спрашивать и не нужно ни во что вмешиваться.

 

 

По первому снегу

Глава 18

 

 

Отныне каждую ночь Макарий силился вступить в мысленный контакт с Бурым. Ум странника понимал всю невероятность такого предприятия, а душа напротив стремилась вперед, к осуществлению задуманного плана спасения, ведь для нее и для поющего сердца чудеса были естественны и очевидны. Все нападки ума, который пытался доказать, что вызвать бурого зверя бред, Макарий отметал. Он уже научился усмирять свой разум, но иногда ум уж очень сильно противодействовал, возбуждался и мешал действовать душе. И вот однажды ночью Макарий почувствовал Бурого, он увидел его в своей берлоге, под большим дубом. В тот же момент дубравный зверь, восприняв своим медвежьим чутьем мысли своего друга Макария, встрепенулся и поднялся. Покачал мордой, отряхнулся и, подняв морду к небу, громко зарычал на весь лес.

— Буренький, пора в путь, ты поможешь мне забрать отсюда детей. Я буду вести тебя, чтобы ты нашел нас. Мы ждем тебя, вперед, друг мой любезный, — так мысленно наставлял Макарий мохнатого зверя.

И Бурый пошел, побежал по оврагам и кустарникам, ущельям и горам, по тропам и бездорожью. Он не задерживался нигде, лишь только останавливался перевести дух, попить воды и снова вперед.

Ощущение того, что у Макария получилось связаться с Бурым и тот, вне сомнений, уже спешит к ним на помощь, наполнило странника импульсом радости, что передалось детям. В подвале воцарилась атмосфера ожидания праздника, ожидания чуда. Ксюша после невероятного восстановления ее пальчика стала совсем по-другому относиться ко всему, что говорил, вещал Макарий. Лед ее души начал таять, и она готова была поверить, что за ними придет настоящий медведь, но все же это казалось слишком невероятным. Как бы то ни было, но девочка значительно повеселела и приободрилась, ведь как знать, может и правда случится такое, что происходит только в сказках и былинах.

Пашка тоже был в приподнятом настроении, часто выглядывал в окно и сообщал:

— Еще нет снега, дед Макар. Но уже сегодня, наверно, пойдет, я чувствую, — серьезно рассуждал Пашка. — Дед Макар, а медведь ваш, Бурый, страшный? Он не кусается?

— Он большой, ласточки мои, но совсем не злой и не страшный. Я же вначале тоже оробел, когда встретился с ним в пустыньке старца Нектария, но когда присмотрелся к нему, то понял, что он очень даже красивый. Только красив он своей, дикой, звериной красотой.

Макарий мысленно постоянно вел Бурого, как это получалось он не знал. Только из Макария исходила энергия мысли, которая уносилась куда-то вдаль, находила медведя, а тот в свою очередь по ней, как по лучу, двигался на встречу с невольниками.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: