 |
Что же мешает проведению нормальной экспертной оценки критериев реформирования системы образования?
|
|
|
|
По-видимому этому мешает целый ряд факторов:
· Самый главный фактор это — концептуальная неопределённость, которая поддерживается политикой российских властей. В условиях концептуальной неопределённости невозможно выставить критерии качества по отношению к системе образования. Вот и упражняются чиновники «кто во что горазд», ссылаясь на западный опыт реформирования[204] и Болонские соглашения. Концептуальная неопределённость всегда обеспечивает большой “зазор” для высказывания мнений между такими крайностями, например как «полная коммерциализация образования» и «полная национализация системы образования». Либо между мнениями, что «высшее образование должны получать немногие» и «высшее образование нужно стремиться дать большинству людей в наше время». Либо ещё: «нужно сделать упор на технические профессии» против «нужно довести процент гуманитарных выпускников до уровня ведущих западных стран». В “мутной воде” концептуальной неопределённости заинтересованные чиновники спокойно лоббируют интересы кланов, которые они представляют. А контролирующая их власть не может высказать ничего вразумительного против разрушительных инициатив, которые выдвигаются из министерств и ведомств, логически обоснованные и согласованные с весьма широкими болонскими предписаниями.
· Академическая и вузовская наука за годы после развала СССР не создала модель работоспособной системы образования будущего. Большинству представителей науки просто не нравятся Болонские реформы, они считают их разрушительными. В то же время ничего кроме возвращения к опыту системы образования СССР они не предлагают. И то последнее зачастую является следствием боязни потерять работу в связи с сокращением штатных должностей в ходе реформы.
|
|
|
Не дееспособность науки объясняется тем, что для понимания какой должна быть система образования в будущем, чтобы она выпускала качественный “продукт” во благо безопасности России — необходимо правильно определить критерии качества выпускаемого “продукта” (то есть — выпускников школ и вузов). Но в научной среде до сих пор нет понимания что такое человек, нет нормальной психологии человека как науки, нет социологии, которая обеспечивала бы безопасное развитие. А от того, что сформулировано в КОБ, «учёные светила» воротят свой взор, поскольку им не подходят в первую очередь критерии кадровой политики, выраженные там.
Именно по этой причине можно смело утверждать, что представители академической и вузовской науки сами заложили под себя (а вместе с этим и под молодёжь и под безопасность государства) мину замедленного действия, которая “затикала” самое позднее после 1991 года и начала срабатывать с 2003 года после подписания Болонских соглашений[205]. Как говорится, «снявши голову, по волосам не плачут».
Времени на выработку национальной образовательной политики будущего было предостаточно. Поскольку эта политика не выработана, а стихийно сложившаяся на базе разрушающегося с каждым годом система образования не отвечает требованиям подготовки кадров будущего — эта система вместе с её научными кадрами достойна подобных реформ (а как иначе можно воздействовать на научную “элиту”?). Так что процесс реформирования пошёл именно по такому пути — по пути дальнейшего разрушения — поскольку у чиновников тем более нет ни заинтересованности ни понимания какое качество кадров должна обеспечивать система образования России.
· Соперничество между Евросоюзом и США за мировое лидерство, в которое втянули и Россию[206]. Подписав Болонскую конвенцию, Россия автоматически встала на сторону Евросоюза[207]. Но при этом американское влияние в большинстве европейских стран и на Россию ещё настолько велико[208], что не говорить о подрывной работе со стороны специальных служб США в отношении всех начинаний по укреплению Евросоюза и России — не правильно.
|
|
|
В такой обстановке многие ведущие страны Евросоюза, и Россия являются местом столкновения интересов проамериканских кланов и представляющих их спецслужб[209] и европейских глобальных кланов[210]. Понятно, что американцы через своих «агентов влияния» будут делать всё, чтобы опустить российскую систему образования даже с тех оставшихся после СССР “высот” как можно ниже. Для этого штатовские агенты вмешиваются в ход «болонизации» российского образования по-своему. Средств на это не жалеют. Возможно даже, что “закулисье”, поддерживающее американскую политику в мире, выставило некий силовой ультиматум[211] и российским властям и властям ряда непокорных европейских государств… Чиновникам же в такой обстановке хаоса остаётся ловить как можно больше денег от проводимых реформ.
Последнее утверждение о том, что чиновники смотрят только в свой карман и им всё равно как получать дополнительные доходы, подтверждается и мнением автора уже цитируемой нами статьи[212] (выделено нами):
«Ещё раз подчеркну, что вступление в Болонский процесс не предполагает автоматического слепого копированию европейской модели. Во всех конвенциях и декларациях подчёркивается, что национальные системы образования должны сохранить свои особенности.
Нет, стратеги отечественного образования видят будущее иначе. По их мнению, бакалавры, выращенные по новым принципам, "на рынке труда должны составить от 70 до 80% всех выпускников". Напомню, что в Европе планы с "рынком труда" пока можно считать провалившимися. Наш работодатель тоже не стремится считать пока немногочисленных бакалавров специалистами с высшим образованием.
Откуда же в России такой оптимизм, тем более с огромными процентами? Неужели студенты, получив никому не нужный диплом бакалавра, массово кинутся из вуза искать работу?
Догадаться легко, если знать, что в РФ предполагается отдельная процедура поступления в магистратуру после бакалавриата. (Процедуру эту России тоже никто не навязывал).
|
|
|
Согласно публикациям в прессе, определять, кто останется в магистратуре, будут по результатам конкурса. Согласно кулуарным разговорам в вузах, прошедших по конкурсу будет не более 10% от выпуска бакалавров (ср. с цифрами в п.10 тезисов "плана реформ"). Остальные будут иметь возможность освоить программу магистратуры, но за деньги. Аспирантура же будет полностью платной. Есть и другая версия планов Минобрнауки: вся магистратура будет платной, и искомые 80% студентов отсеются сами собой, без конкурсов [213].
Такое соотношение между количеством бакалавров и магистрантов, с урезанием базовых учебных планов, оттеснением кафедры и научного руководства в магистратуру, неизбежно ведёт к резкому сокращению профессорско-преподавательского состава. За этим логически следует развал большинства российских научных школ [214]. Наиболее квалифицированные и научно активные преподаватели поспешат покинуть страну, воспользовавшись "академической мобильностью". (Этот процесс идёт уже сейчас, но многих сдерживают моральные принципы и желание развивать науку на Родине. Описанная выше ситуация поставит специалистов перед выбором: уезжать либо осваивать профессию менеджера/ юриста.)
Все эти последствия были с самого начала очевидны для научно-педагогического сообщества. И в 2003 г. Министерство образования не стало проявлять бурной деятельности по реализации "болонских" планов. А в марте 2004 г. там произошла реструктуризация и ротация кадров. Видимо, команда ректора Российского университета дружбы народов В.Филиппова слишком вяло работала на осуществление описанных выше перспектив, и в течение 2004 г. она была почти полностью заменена. С тех пор дела пошли гораздо живее.
Согласно официальной версии, генеральный план реформы установлен внешними обязательствами (которые нас брать объективно никто не заставлял — в Болонский процесс можно было вступить и без такого реформирования). Поэтому задача новых стратегов — оптимизация этого процесса в России».
|
|
|
Как собираются “оптимизировать” систему российского образования ещё более чётко видно из тех изменений, которые проводятся в отношении средней школы. Кого эта школа теперь будет выпускать, кто и как сможет продолжить образование после окончания школы.
Дело в том, что есть ещё одна важная причина (которую можно было внести в перечисленный выше перечень факторов, почему нет нормальной экспертной оценки процесса реформирования образования), но мы её оставили для рассмотрения в следующей главе, поскольку она требует дополнительных пояснений.
Кадровый “фильтр” «ЕГЭ»
Как мы уже говорили в главе «Болонские соглашения», последние предполагают реформу средней школы. Согласно этому намерению властей, в план мероприятий включены последние два пункта:
· Базовые учебные планы следует фундаментально сократить, т.к. учащиеся сильно перегружены, а в странах ЕС массовое образование не предполагает многих тем, обязательных в России;
· Форсировать внедрение ЕГЭ как единого критерия для поступления в вуз: полностью — 2005/2006, но с некоторыми исключениями: в вузах медицины и культуры — поступление по дополнительным собеседованиям; спортсмены — с положительными результатами, чемпионы — в любой вуз без конкурса; 10% — на усмотрение вузов (как объяснил докладчик, надо и детям сотрудников вузов предоставить возможность учиться).
Первый удар по средней российской школе был нанесён в 1992 году. Как пишет уже упоминаемый нами Комков Сергей Константинович, президент Всероссийского фонда образования процесс воспитания учащихся [215], который после дошкольных заведений должна наследовать средняя школа, был вынесен из стен школы вообще (выделения и сноска наши):
«Уже в 1992 году фактически была разрушена целостная модель российского образования. Из образовательных стандартов была исключена воспитательная компонента. То есть в соответствии с новой “доктриной” главной задачей школы было объявлено только обучение. А процесс воспитания полностью вынесли за пределы образовательного пространства.
Не прошло и десяти лет, как мы очень остро почувствовали всю пагубность данного подхода. Школа превратилась в нечто среднее между балаганом и колонией для несовершеннолетних. Многим детям в ее стенах стало откровенно неуютно. И именно это стало одной из причин возникшего в 90-е годы такого явления, как детская беспризорность. Это явление сегодня переросло в ранг национальной трагедии. Только по данным ЮНЕСКО, в России 2 миллиона 300 тысяч детей школьного возраста не посещают школьные занятия. По данным российских экспертов, это число давно уже перевалило за три миллиона.
|
|
|
В середине 90-х годов российскую школу наводнили учебники и учебные пособия, изданные под руководством фонда Сороса. Особенно это коснулось учебников гуманитарного цикла. И в первую очередь — учебников по истории[216]. Фальсификация российской отечественной истории приняла массовый характер. Ситуация усугублялась тем, что в пореформенные годы российская система образования работала (и работает до сих пор) без утвержденных Федеральным законом образовательных стандартов. Фактически это означает, что корабль российского образования был пущен по воле волн, был лишен и руля, и ветрил. Для довершения крушения выпущенного на произвол судьбы парусника не хватало только нескольких шагов. И такие шаги были сделаны. Уже к 2000 году была разработана идея перевода страны на Единый государственный экзамен — ЕГЭ. При отсутствии отработанных стандартов среднего и высшего профессионального образования это означает полный крах всей системы. Потому что окончательно ставит крест на фундаментальном классическом российском образовании.
Довершить процесс разрушения должна была, по замыслу заокеанских “советников” и их “агентов влияния” в России, новая система финансирования системы образования — так называемый нормативно-подушевой принцип. Это когда деньги “идут” за учеником. Идея, казалось бы, чрезвычайно заманчивая, особенно в условиях перехода ко всеобщему рынку, но на самом деле — чрезвычайно пагубная. Потому что ведет к полному уничтожению всех малокомплектных сельских школ, а также школ в малых городах России, которые сегодня и так гибнут со скоростью 600 единиц в год».
Подводя итого сказанному о реформе системы среднего образования, автор перечисляет лишь некоторые последствия:
· Принципиальное изменение функционала всей системы образования. Вытравливание из нее важнейшей функции — воспитания подрастающего поколения.
· Полное отсутствие единых образовательных стандартов, необходимых для качественного развития всей системы.
· Фальсификацию всех гуманитарных наук. Особенно отечественной истории и обществознания. Уничтожение классического фундаментального характера российского образования путем перестройки его на стандарты примитивного тестового экзамена — ЕГЭ.
· Перевод всей системы образования на новый “нормативно-подушевой” принцип финансирования, приводящий в конечном итоге к уничтожению большей части образовательных учреждений в стране.
Итак, переход на Единый Государственный Экзамен (ЕГЭ) был объявлен в начале 2000-х годов в виде эксперимента. Система поступлений в ВУЗы по ЕГЭ охватила многие из них уже в 2008 году, что вызвало шквал скандалов вокруг получения аттестата о среднем образовании. Несмотря на это, с 2009 года власти насильно вводят систему поступлений по ЕГЭ во всех ВУЗах России. Тот же С.К.Комков даёт свой прогноз по этому поводу:
«Введение Единого государственного экзамена в условиях кризиса приведет Россию к гуманитарной катастрофе, массовым социальным волнениям и протестным акциям молодежи. По оценке экспертов, в 2009 году при проведении экзаменов в форме ЕГЭ без аттестатов останутся порядка 120 тысяч выпускников, которые, не получив работы из-за кризиса, пойдут "громить витрины". Развитием ситуации уже заинтересовались в Генеральной прокуратуре РФ. … Обстановка в России обострится примерно через 8-9 месяцев. Причем колонны демонстрантов, скорее всего, возглавят мичманы и прапорщики, которых скоро отправят из армии в отставку. 12 процентов выпускников школ (примерно 120 тыс.) не получит аттестатов в 2009 году».
Слабо компетентные и весьма коррумпированные чиновники, возглавляющие Министерство образования и науки России, Федеральную службу по надзору в сфере образования и науки, Федеральное агентство по образованию и науке, региональные департаменты и министерства образования и науки либо не знают о вредоносности ЕГЭ, либо не хотят знать, либо работают на развал. Однако опыт с введением ЕГЭ показал его неприемлемость уже в 60-х годах прошлого века в Европе. Как говорится, практика — критерий истины. Уж если чего и копируем с Запада, то зачем же то, что зарекомендовало себя с плохой стороны?
Об этом горьком западном опыте рассуждает С.К.Комков (выделения и сноски наши):
«ЕГЭ это не наше изобретение. Впервые в той форме, в которой у нас его пытаются проводить, его начали проводить в 1967 году во Франции. Это было связано с тем, что бывшие колониальные французские территории, которые получили независимость, там появилось большое количество полноценных граждан Франции, но не имеющих возможности поступить в ведущие французские вузы. И французское правительство, дабы снять накал социальной напряженности, решило: давайте мы сделаем так, чтобы они сюда не приезжали сдавать экзамены, а проведем такой единый тестовый экзамен в этих территориях, а кто наберет большие баллы, мы их сразу зачислим к себе. 1967-1968-1969 годы они экспериментировали. Потом они поняли, что если они так и будут экспериментировать дальше, то от французского высшего образования ничего не останется. Потому что те, кто приехали учиться по результатам этого единого госэкзамена, их примерно через год, максимум через полтора, всех пришлось отчислять. Они не способны были учиться. Они методом тыка или каким-то образом поднатаскались, получили определенные баллы на этом ЕГЭ, но учиться они были не способны. И уровень высшего образования во Франции к 1970-му году упал почти на 40%. В 1971 году был поставлен вопрос об отмене этого эксперимента. И в 1972 году он был категорически отменен. Эта тестовая форма осталась только как вспомогательная. Проводится она на добровольной основе, и поступающий в высшее учебное заведение может представать сертификат о тестовом экзамене, и он будет применяться как один из параметров при поступлении. После Франции это переняли целый ряд европейских стран».
В настоящее время глубоко мыслящие люди уже давно бьют тревогу о том, что набор студентов по ЕГЭ превратится именно в то, что стало проблемой для системы высшего образования Франции в 60-х годах. А именно: многие поступившие приедут в ВУЗы с купленными высшими оценками по ЕГЭ из самых кланово коррумпированных регионов России[217]. Другие будут готовы заплатить огромные деньги за результаты ЕГЭ в больших городах и по уровню способности к обучению в ВУЗе будут мягко говоря уступать тому контингенту, который поступал туда до введения ЕГЭ.
Большинство таких студентов нужно будет подавать к отчислению (уже по результатам первого семестра), поскольку они ни психологически, ни интеллектуально не способны продолжать обучение в Высшем Учебном Заведении. Однако, введение “подушевого” финансирования, которое планируется вслед за ЕГЭ, будет сильно сдерживать руководителей прежде всего структурных подразделений ВУЗов от принятия крайних мер по отношению к неспособным учиться студентам: потеря студента обернётся потерей в финансировании подразделения. Поэтому ректора, деканы и заведующие кафедр будут держаться даже за тех, студентов, которых давно нужно было бы выгонять. Рассуждая так, не следует забывать, что неспособные к обучению студенты занимают место тех, кто действительно талантлив и должен учиться в ВУЗе, чтобы быть потом полезным стране (но система ЕГЭ таких не пропустила)[218]. Ясно, что качество выпускников ВУЗов от этого резко упадёт. Последнее ясно как «2х2», однако всё делается для развала системы высшего образования России. Одновременно с этим руководство ВУЗов и средних учебных заведений последовательно лишается каких бы то ни было прав даже на малейшую самостоятельность в принятии решений. Если ВУЗы получили возможность своевольничать в 90-годы (на волне либерализма и хаоса), то теперь гайки закручивают больше даже, чем при СССР, но не созидательно, а разрушительно для государства.
Даже в США, которые всё же переняли опыт Франции, система поступления в ВУЗы более гибкая, чем это планируется в России. Там приёмным комиссиям дано право выбирать:
«США полностью переняли этот опыт[219]. Более того, туда в 1967-1968 году поехала целая команда во главе с Александром Кингом проводить реформу образования. И они туда привезли это экзамен. И, фактически, Соединенные Штаты Америки упорнее всех, и до сих пор у них остается этот экзамен, но даже там ушли оттого, что это единственный экзамен, по которому поступают. Там тоже проводится эта тестовая форма, но сертификат об этом экзамене является одним из параметров, который учитывается при поступлении. Не более того[220]. Вообще, сейчас если посмотреть, какой портфель документов сдает выпускник американской школы при поступлении в высшее учебное заведение, то это будет огромная папка документов. В нее входят рекомендации, резюме, биографии со всеми творческими успехами, туда входит целая папка с его грамотами, похвальными листами, со свидетельствами о победах в разных олимпиадах и викторинах. Кроме того, туда прикладываются оценки за старшие классы школы. Причем не средний бал, а именно все оценки за курс старшей школы. И туда же прикладывается тестовое свидетельство. Приемная комиссия очень внимательно тщательно рассматривает каждого, обсуждают, спорят и только тогда принимают решение о зачислении. Более того, те, кого они считают наиболее талантливыми по этому целому портфелю, они пропускают через финансовый комитет, и этим талантливым ребятам выделяет грант для обучения. А у нас это все сделали по-тупому. То есть ты сдаешь один единственный экзамен. Он у тебя и за курс средней школы, и в качестве вступительного, и все. Тебя зачисляют. Причем, сегодня большой скандал: никто не знает, по какому принципу переводятся баллы.
Сначала переводят в 60-бальную систему. Потом из 60-бальной в 100-бальную. Потом из 100-бальной в 5-бальную для аттестатов. То есть там столько возможностей совершить ошибки и махинации, что это вообще не поддается никакому описанию. Короче говоря, сегодня очень многие наши коллеги за рубежом, специалисты в области образования, они просто в ужас приходят. Они говорят, если вы полностью перейдете на систему ЕГЭ, вы загубите одну из лучших систем образования в мире. Сейчас так не принято говорить. Мы говорим: была советская система, пересыщенная идеологически. Но если оттуда убрать идеологию, если убрать «Малую землю», «Возрождение» и «Целину»[221], то, в принципе, мы имели прекрасную классическую фундаментальную систему образования. Посмотрите, по всему миру специалистов с российскими дипломами отлавливают и пытаются привлечь в свои фирмы».
Итак становится ясна ещё одна важная причина, которую можно было внести в перечисленный в предыдущей главе перечень факторов, почему нет нормальной официальной экспертной оценки процесса реформирования образования?
Высшая “элита” и чиновничий аппарат всеми имеющимися силами и всеми доступными им средствами стараются удержаться у власти. Средства они выбирают соответствующие своему “элитному” пониманию целесообразности их применения в текущем моменте. Видимо учитывая опасность (и помня прошлый опыт университетского свободомыслия) для себя мало контролируемой системы университетского образования в России — власти пытаются любой ценой взять под свой контроль процесс формирования кадров с высшим образованием (особенно — магистров). С одной стороны это дебилизация выпускников средних и высших школ России (чтобы не было конкуренции властям); с другой стороны — взятие под свой жёсткий контроль всех инициатив в ВУЗах; с третьей стороны — формирование узкой прослойки верноподданных себе молодых выпускников.
Последнее является прямым свидетельством о том, что высшая “элита” не собирается отказываться от толпо-“элитарного” порядка в России [222]: она его лелеет и защищает несмотря ни на что [223]. Именно в этом основная первопричина всех слабых мест российских высших властей: наши противники хорошо это понимают и употребляют российский великодержавный национал-“элитаризм” высших властей в своих целях — в целях разрушения России как самобытной цивилизации. Чиновничья братия только поддерживает такой порядок реформ системы образования России, поскольку в её кормушку в результате этого потекут огромные доходы[224].
Видно по всему, что высшим “элитам”, не компетентным во многих вопросах управления государством, не нужны грамотные оппоненты, которые всегда порождала сфера самого мощного в мире университетского образования России-СССР. Вот что по этому вопросу пишет автор статьи «Болонские тайны»[225], Елена Галкина (выделено нами):
«Недавно случайно была свидетелем одного разговора. Российская кореянка средних лет рассказывала о поездке в Южную Корею. Один кореец, хорошо представляющий себе Россию (бизнес), ей сказал: проблема России — в системе образования. Люди, говорит, слишком у вас самостоятельные — из-за широты и системности школьного образования. То одно попробуют, то другое, то третье. И мнение своё везде имеют. А в Корее человека научат в совершенстве одной операции — он её и долбит всю жизнь, и текучки кадров не будет, поскольку ничего другого этот работник не умеет[226].
Ни один адекватный гражданин не пожелает своей стране будущего на задворках мировой цивилизации. Но, как можно было убедиться, неверно видеть в российских образовательных инициативах "руку Европы", уничтожающей конкурентов. Хотя бы потому, что они направлены не на унификацию образования в целом, а на уничтожение доступного массового высшего образования.
Социально-исторический закон [227] гласит, что первая задача новой элиты общества, каким бы ни был социальный строй, — самосохранение и передача власти внутри страты. Тем более это верно для общества "капитализма", победившего "социализм" в эпоху информационных технологий.
Современная элита практически не нуждается в реальной легитимизации обществом, ибо верует во всесильность манипуляций с "электоратом". Опасность для себя она видит в сохранившейся формально возможности высокой вертикальной мобильности и ротации кадров. Теоретически любой из "детей рабочих окраин", бесплатно и качественно отучившись в ИСАА или Академии им. Плеханова, может потеснить молодого вельможного лодыря. После реформы таких опасений будет гораздо меньше».
Зря власти надеются на всесильность манипуляций с кадрами в России. Надежда на то, что российское общество будет бесконечно терпеть манипуляции не подтвердится практикой грядущих перемен. В начале XXI века можно научиться всему необходимому и вне систем среднего и высшего образования, тем более, что содержательно эти системы не изменились в лучшую сторону. А следовательно в некоторой мере их разрушение объективно обосновано[228]. Конечно лучше это было бы эволюционное преображение, но власти выбрали разрушение, последствия которого обязательно приведут к резкому падению запаса доверия народа.
|
|
|
