Несколько слов об истории вопроса

Понятие операционального определения первым предложил Перси У. Бриджмен в своей книге «Логика современной физики» (1927). Бриджмен считал, что по­нятие должно быть определено не через свойства объекта, а через операции, про­изводимые с ним. Правда, здесь возникает известная трудность: как быть в том случае, когда один объект можно измерить несколькими разными способами, методами и операциями (в социологии — разными шкалами)? Бриджмен утвер­ждал, что в таком случае ученый получает разные понятия. Или: меняя операцию, мы, в сущности, меняем само понятие. Страстным поборником операционали-зации в социологии выступил Джорж А. Ландберг в книге «Основания социоло­гии» (1939) —он полагал, что измерение является способом определения вещей.

Наиболее острые и плодотворные дискуссии в американской литературе по поводу проблемы операционализации проходили в 30—40-е гг. Они по­зволили поставить ряд важных вопросов, связанных с процессом измерения и его влиянием на научную теорию. В частности, резкой критике были под­вержены любые попытки построения теории, лишенной проверяемых гипо­тез и операционализированных понятий². Именно с этого момента начина­ется эра эмпирической социологии как фундаментальной дисциплины, ори­ентированной на строгие каноны научного метода. Ключевым требованием этого метода выступает построение программы исследования.

Преувеличение роли операционализации в научном познании вылилось в самостоятельное философское течение — операционализм. Операционализм — форма неопозитивизма, основанная на представлениях англо-американского физика П. Бриджмена. По его взглядам, научные понятия надо определять операционально, через ту или иную систему физических и измерительных операций, которые совершает ученый в процессе исследований предметной области (например, понятие длины представимо через операции измерения длины). Позже инструментальные операции были дополнены умственными, прежде всего вербальными, и манипуляциями с символами. Данная методо­логия оказала существенное влияние на зарубежных психологов, особенно имеющих бихевиористскую ориентацию (Э. Толмен, Б. Скиннер).

В методологии естественных наукоперационализация нередко заменяется другим словом —«экспликация» (буквально —извлечение). Если в научную те­орию вводится какое-либо размытое понятие, то позже в соответствие ему при­ходится вводить одно или несколько уточняющих его смысл строгих понятий. Строгое понятие, которое позволяет придать точный смысл исходному размы­тому понятию, называется его экспликацией. Ясно, что размытые понятия мо­гут иметь не одну, а много разных экспликаций, по-разному уточняющих об­щий смысл. Если утверждение содержит размытые понятия, то, уточняя одно из них, мы должны соразмерно уточнить и остальные так, чтобы эксплициро­ванное утверждение допускало строгую проверку³. Блестящим примером содер­жательного понятия, не имеющего общего строгого определения, является вве­денное И.М. Гельфандом и М.Л. Цетлиным (в серии работ по вычислительным методам и математической биологии) понятие «организации».

* Blalock H. Methodology in Social Research. N.Y., 1968. P. 3.

шрейдер Ю. Наука — источник знаний и суеверий // Новый мир, 1969. Вып. 10. Веб-адрес: http:// www.doktor.m/doctor/biometr/Iib/naukoved/schreider.htm

Все развитие математики и физики было связано с уточнением формули­ровки основных понятий. Достаточно указать на ту роль, которую сыграла конкретизация таких понятий, как число, функция, пространство, наблю­даемая величина и т.п. Проникновение математических методов в другие науки вызвало у специалистов желание создать систему точных понятий и в биологии, лингвистике, психологии, социологии.

Однако непомерное увлечение экспликацией привело к выхолащиванию научного поиска. Размытые понятия, т.е. очень широкие, а потому и очень содержательные, будучи сведены к набору очень конкретных терминов, ко­торыми легко манипулировать в эксперименте или наблюдении, часто давали хотя и точный, но очень тривиальный результат. Попробуйте свести катего­рию культуры к очень конкретным формулировкам, где не было бы таких понятий, как обычаи, традиции, язык, символы, система и т.д., которые так же, как и исходное понятие, являются размытыми. Вы поймете, что такого рода задача в социологии почти не решается.

Выяснилось, что погоня за точностью понятий ради надежной проверки ис­тинности фактов грозит окончательной потерей их содержательности. Речь не идет о том, чтобы вовсе запретить в естествознании процедуру экспликации, а в соци­ологии операционализацию. Надо говорить о разумном сочетании точных и раз­мытых понятий, об уместности и законности их существования в теле науки.

Многие из современных теорий зародились в области ненаучных представле­ний. Так, теория множеств берет свои истоки в трудах Георга Кантора и служит основой математического анализа. Сейчас трудно представить, как выглядела бы математика без представления о множествах, о взаимно-однозначном соответ­ствии между множествами и т.п. Но мало кто помнит, что интерес самого Г. Кан­тора к этим проблемам возник из размышлений над свойствами святой троицы.

Человек, увлеченный успехами точных наук, верит, что размытые поня­тия биологии, лингвистики, философии и т.п. отживают свой век.

«Увы, как только такой человек дает себе труд поближе познакомиться с проблематикой этих наук, его позиция подвергается серьезным испыта­ниям. Ему волей-неволей приходится разбираться в том, какие экстрапо­ляции точных фактов можно считать достоверно обоснованными. Ему приходится решать серьезнейшие гносеологические проблемы взаимоот­ношения точных и размытых понятий, строго доказанных теорем и общих философских принципов. Экстраполяция научного результата возможна только на основе соответствующих философских предпосылок. Занимаясь конкретной естественной наукой, мы можем ограничивать круг рассматриваемых явлений, считая, что в область научного изуче­ния входит только то, что может быть ясно сформулировано, описано, измерено, уложено в систему знаний. Но в реальной жизни мы все время наталкиваемся на явления, о которых мы знаем очень мало. Мы встаем здесь перед такой дилеммой: либо декларировать, что мы можем опи­раться только на точное знание, а во всех остальных случаях мы не имеем права принимать решения, либо декларировать право рассуждать о непознанных явлениях. Тут-то нам и приходится прибегнуть к гно­сеологическим рассуждениям о возможных пределах экстраполяции точного знания, о возможных источниках знания, о свойствах неопре­деленных ситуаций, бесконечности, о шкалах ценностей и т.д.»⁴.

Шрейдер Ю. Наука — источник знаний и суеверий // Новый мир, 1969. Вып. 10. Веб-адрес: http:// www.doktor.ru/doctor/biometr/Hb/naukoved/schreider.htm

Итак, операционализация — это процедура перевода одного в другое, аб­страктного понятия в сумму конкретных, которые им охватываются. Конеч­но, операционализация не то же самое, что дедукция, которая подразумева­ет, что из более общих суждений выводятся более частные, но что-то общее между ними есть.

Операционализация тесно связана с концептуализацией, это симметрич­ные и противоположно направленные процессы. Концептуализация больше походит на индукцию, которая из суммы конкретных суждений выводит обобщающую их абстрактную формулу. Цель концептуализации — показать место конкретного понятия или нескольких понятий в системе общетеоре­тического знания.

Итак, мы получили два ряда связанных между собой незримым родством процедур:

♦ философские процедуры: дедукция и индукция;

♦ социологические процедуры: операционализация и концептуализация.Из всего вышесказанного становится очевидным, что без предваритель­ного рассмотрения философии в целом и познавательных философских ме­тодов в частности в фундаментальной социологии делать нечего.