Эротическая Мадонна. Святая Елизавета Венгерская -

патронесса пекарей, нищих и кружевниц - в вечном хит-параде католиков всегда входила в десятку. Популярная и известная санитарка, символ предельного смирения, самоуничижения и милосердия. К сожалению, имя её связано с началом инквизиции в Германии. Общая информация вполне доступна, поэтому мы здесь заглянем в её спалнью, посмотрим в небо и спросим Рихарда: почему он в неё влюбился?

____________________
Антон Менгс:
Мадонна из Ауссига
(Копия Карло Дольчи)
Вагнер был восхищен
картиной, она
вдохновила
его на образ
Элизабет
___________________

В повести Гофмана «Состязание певцов» Клингзор прочёл по звёздам о её рождении, браке с Людвигом (младшим сыном тюрингского ландграфа ) и канонизации. В 1211 г. её, четырёхлетнюю, послали в Тюрингию, чтоб впоследствии выдать замуж за старшего сына ландграфа Германа. Но этот сын умер до того, как она созрела для брака. Поэтому Элизабет, когда ей исполнилось 14 лет, выдали замуж за Людвига.
Оба были знакомы с детсва, Людвиг был на 10 лет старше. Есть свидетельства, что брак был счастливый. Молодые люди много забавлялись вместе, называли друг друга «брат» и «сестра». Она родила троих детей.

И муж и жена были религиозны. Они учредили больницу для бедных. Но всё-таки в их супружеской жизни заметны кое-какие странности. Ночью Элизабет покидает постель и отправляется в дальнюю комнату, чтобы её там пороли специально проинструктированные служанки, и чтобы Людвиг не слышал её воплей. Вот это называется смирение! Религиозное. За что она наказывает себя? За чрезмерное сладострастие, слишком большое счастье? Депрессии во время беременности - ей надоело рожать? Или соединились боль и похоть? Ей было 16 лет - что делают сегодня девушки, в переходном возрасте - и позже?

С 1223 г. исповедник у неё францисканец, и в 1226 г. в её жизни появляется Конрад фон Марбург, который получил приказ и полномочия от Папы: очистить церковь, следить за верностью догме и бороться с еретиками. Ему дали право обходить обычные суды и самому назначать наказания. Аскетичный фанатик, священник отнёсся к своей миссии всерьез и вскорости запылали костры. К тому же он преследует личную цель: хочет сделать Элизабет святой.

Он постоянно призывает к новому крестовому походу; он убедил Людвига истребить мусульман (в этом случае, вероятно, Людвиг бы погиб), и Элизабет в присутствии мужа торжественно обещает Конраду абсолютное повиновение и вечное целомудрие. Едва разлучившись с любимым мужем, Элизабет начинает подозревать недоброе. Вначале никто при дворе не смеет ей сообщить о смерти Людвига и Элизабет, которая не любит придворные и политические интриги, хочет оставить двор и раздарить все богатсво.

Конрад помогает и начинает отчуждать её от общества: она должна жить в свинарнике. Потом он устраняет её камеристок и подруг, а потом даже и её детей. В 1228 г. Конрад утащил её с собой далеко в Марбург, где он впоследствии устроил больницу на деньги, полученные ею в наследство. Элизабет становится монахиней и работает простой санитаркой, прядёт шерсть и заботится о прокаженных. Она становится ещё радикальней и отказывается от нового брака, предложенного семьёй, угрожая отрезать себе нос.

Несмотря на это, Конрад ведёт слежку за ней и налагает суровые телесные штрафы. Тяжёлые мучения она долго не выдержала и спустя три года, в 1231 г., умерла. Ей не было и двадцати четырёх лет. Стараниями Конрада через четыре года она была причислена к лику святых. Это стало сенсацией - первая замужняя женщина, первая недевственница, ставшая святой!

Конрад, кажется, достигает своей цели. Призывы к новому крестовому походу были услышаны, везде поджариваются еретики. Но однажды он хватил слишком высоко: наябедничал, что Рейнландский правитель - друг еретиков, а тот обратился к королю, обошел инквизицию и был оправдан обычным судом. Грустный Конрад шёл из судебной палаты, но несколько уже подживавших дворян убили его по дороге домой, и так инквизиция в Германии закончилась. Иногда всё это так просто!

Со второй половины 12 века христианский энтузиазм в Европе вступает в новую эру: оживились экономика и торговля, люди устремились в города, готические колокольни росли в высоту. Человек утвердился в мире и направил взгляд на небо, вверх, в бесконечность и трансцендентность. Каждый сумел почувствовать присутствие Бога и божественную субстанцию. Хотя дьявол и могуч, а его бесы - настоящие и живые. Живущие в то время не удивились бы, сделав неверный шаг ощутить когти сатаны на плечах, как мы не удивились бы сегодня, сбей нас машина, если мы идём на красный. А в Москве и на зелёный.

В России церковные купола тяжёло давили на головы, взгляды устремлялись на беспредельную плоскость. Европейцы же смотрели смиренно вверх, но действовали в смысле личной ответственности - перед Богом и миром. Близилась не только эпоха открытий, но и эпоха религиозного пробуждения, с которым распространялась и проповедь бедности. Эти еретики (катары, вальденсы и. пр. ) отвергали церковь и духовенство как слишком светское (т. е. свинское), они были манихеи и дуалисты: земной мир - зло, благо и спасение состоят в нищете и воздержанности, надо отвернуться от мира и обратиться к Иисусу.

Наряду с резнёй, католическая церковь ответила еретикам слиянием двух орденов: доминиканцев (охраники веры и инквизиторы) и нищенствующих францисканцев. Еретики же своими обетами нищентсва представляли идеологическую конкуренцию.

Как и другие, Элизабет прониклась духом времени и стала эталоном самоотречения, смирения, отрицания плотских желаний, примером милосердия и т. д. От этого духа мы сегодня очень далеки, и уж совсем трудно нам постичь его тогдашнее значение для верующих и его размах. Но читая о подробностях мученичества Элизабет, мы всё-таки удивленно поднимаем брови: она часто жаловалась на своё вожделение. Постоянно, из-за самих маленьких проступков, она должна была обнажаться, и Конрад стегал её плетью.

Некоторые психические расстройства мы можем определить, психическое здоровье - нет. Сегодня мы склоняемся к мнению, что всё, что происходит между двумя людьми – нормально, и нормально все склонности - просто потому что они существуют, и содержат намного больше оттенков чем 50.

Что бы мы ни думали об отношениях Конрада и Элизабет – а были уже и в то время слухи и сплетни - мы видим молодую женщину 22 лет и мужчину возможно на 15 лет старше, и оба совершенно нормальны. Может быть, они чуть-чуть больше горели верой, чем их современники. Мы видим, что вытесняемые и демонизированные плотские желания и мысли не исчезают, а так или иначе всплывают на поверхность.

Жизнь Элизабет из-за быстрой канонизации пересказана во многих преданиях, сказках, рассказах. Она стала мифическим образом, так понравившимся Вагнеру. Хотя он не изобразил её христианской святой: вначале он видит в ней, как в Мадонне Менгса, эротическую конкурентку Венеры. Но он поднял её на более высокую ступень мифического поклонения Эросу. Аскеткой она станет позже. Самопожертвование Элизабет ему особенно нравилось, вместе с Папой они ставят его на пьедестал, и Вагнер, собственно, делал это неоднократно с другими своими героинями.

С другой стороны, как драматург, музыкальный психолог и мужчина он был заинтересован в правдоподобности. В той правдоподобности, в которой проявляют себя его Cента, Элизабет, Эльза, Брунгильда, в светских аспектах характера, которые существуют в начале сюжетов, в полном соответствии с мыслью Фейербаха. В начале интерес как автора с его героем, так и зрителей, основывается на женственности и эротичности этих образов. „Духовный рост“ героинь начинается по сюжету позже.

Идея самопожертвования женщины, возможно, пленила и Конрада. Но так уж ли интересно спекулировать о сходстве обеих сексуальных фантазий? И полезно ли это для понимания опер?

Об этом идёт речь. На примере Элизабет мы видим, что женщины Вагнера загрунтованы эротикой и в этом свете переливаются.
Заманчивость и очарование проявляются в игре между утаиванием и открытыем, неприкосновенностью и преданностью, обещаниями, отказами и удовлетворением. Они сулят страх, страдание, наслаждение. Как и сегодня.

„Какими тупицами выставляют себя критики, которые
„обогатились духом“ в мире современного разврата
и которые в моём „Тангейзере“ вычитывают некую
специфически христианскую, импотентную,
выхолощенную возвышенность! “

(Р. Вагнер, „Разговор с друзьями“)