 |
Неспящий святой (Рам Гопал Музумдар)
|
|
|
|
– Пожалуйста, позвольте мне отправиться в Гималаи. Я надеюсь в ненарушаемом уединении достичь непрерывного божественного общения.
Я действительно однажды обратился с этими неблагодарными словами к учителю. Объятый одной из непредугадываемых иллюзий, время от времени посещающих поклоняющихся, я чувствовал растущее раздражение от обязанностей по ашраму и занятий в колледже. Некоторым оправданием явилось то, что я высказал эту просьбу всего после шести месяцев общения со Шри Юктешваром и еще не вполне разглядел истинную колоссальность его фигуры.
– Много горцев живет в Гималаях, и все же не обладают восприятием Бога, – медленно и просто ответил гуру. – Лучше искать мудрости у познавшего себя человека, чем у инертной горы.
Игнорируя явный намек учителя на то, что не какая-то гора, а он является моим учителем, я повторил просьбу. Шри Юктешвар не ответил, что я воспринял за согласие, – неопределенное, но удобное толкование.
Этим вечером в своем калькуттском доме я занимался подготовкой к путешествию. Завязав в одеяло несколько вещей, я припомнил такой же узел, тайком выброшенный из окна мансарды несколькими годами раньше, я и теперь удивился бы, узнав, что этот побег в Гималаи окажется неудачным. Первое время настроение было приподнято, ночью же от мысли, что покидаю гуру, я почувствовал тяжкие угрызения совести.
На следующее утро я разыскал пандита Бехари, профессора по санскриту в Шотландском церковном колледже.
– Господин, вы говорили мне о дружбе с выдающимся учеником Лахири Махасая. Дайте мне, пожалуйста, его адрес.
– Ты имеешь в виду Рама Гопала Музумдара? Я зову его «неспящим святым». Он всегда бодрствует и находится в экстатическом состоянии. Он живет в Ранбаджпуре, близ Таракешвара.
|
|
|
Поблагодарив пандита и немедленно сев в поезд на Таракешвар, я надеялся на одобрение неспящего святого занятий медитациями в уединении Гималаев. До меня дошли сведения, что друг Бехари получил озарение через много лет занятий крия-йогой в уединенных пещерах Бенгалии.
В Таракешваре я приблизился к знаменитой святыне. Индусы относятся к ней с таким же благоговением, как католики к святилищу Лурда во Франции. Много чудес исцеления случалось в Таракешваре, в том числе с одним из членов моей семьи.
«Я пробыла в храме неделю, – рассказала однажды моя старшая тетка, – соблюдая полный пост и молясь за выздоровление от одной хронической болезни твоего дяди Сарады. На седьмой день у меня в руках материализовалась какая-то трава! Сделав отвар из нее я дала его дяде. Болезнь сразу исчезла и более никогда не возвращалась».
Подойдя к святому месту поклонения Таракешвара, я не увидел на алтаре ничего кроме круглого камня. Такая форма камня, без начала и без конца, выражает Бесконечность. В Индии космические абстракции не чужды уму даже самого скромного крестьянина, и, действительно, люди Запада часто обвиняют его за то, что вся его жизнь наполнена абстракциями.
Настроение мое в тот момент было столь мрачным, что желание преклониться перед каменным символом не возникло: «Бога следует искать, – думал я, – лишь в душе».
Покинув храм, не преклонив колена, я быстро направился к отдаленному селению Ранбаджпур, совершенно не зная, куда идти. Мое обращение к прохожему за информацией заставило его впасть в длительное раздумье.
– Когда дойдешь до первого перекрестка, поверни направо и так и иди, – наконец произнес он пророчески.
Следуя совету, я пошел вдоль берегов канала. Спускалась тьма, окраины селения в джунглях наполнились лишь мерцающими светлячками да воем шакалов поблизости. Весьма призрачный лунный свет не давал никакой уверенности. Часа через два я остановился. Приятный звон коровьего колокольчика! После нескольких окликов ко мне, наконец, подошел крестьянин.
|
|
|
– Я ищу Рама Гопала Бабу.
– Такой человек в нашем селе не живет, – ответил он угрюмо. – Ты, наверное, какой-нибудь неудачливый ищейка?
Надеясь успокоить подозрение его обеспокоенной политикой ума, я взволнованно объяснил свое затруднительное положение, и он гостеприимно отвел меня к себе домой.
– Ранбаджпур отсюда далеко, – заметил он, – у перекрестка тебе надо было повернуть налево, а не направо.
«Мой прежний советчик, – подумал я с досадой, – явно был грозой для путешественников». Вкусно поужинав неочищенным рисом, чечевицей дал и кари из картофеля с бананами, я удалился в маленькую хижину, расположенную рядом со двором. Вдали пели крестьяне под шумный аккомпанемент барабанов мриданга [[108]] и цимбал. Сон был неважный, и я глубоко молился, чтобы быть направленным к уединенному йогу Раму Гопалу.
С первым светом утренней зари, проникшим в щели моей темной комнаты, я отправился в Ранбаджпур, устало тащась через кучи сухой глины, мимо срезанных серпом колючих растений. Встречающиеся периодически крестьяне неизменно говорили, что цель "всего в какой-нибудь кроша "[[109]]. Через шесть часов солнце победоносно проследовало от горизонта до зенита, но я начал чувствовать, что вечно буду в одной кроша от Ранбаджпура.
После обеда миром моим все еще было бесконечное рисовое поле. Нещадный, смертельно изнуряющий жар лился с небес. Когда ко мне неспешным шагом приблизился какой-то человек, я едва осмелился произнести обычный вопрос, чтобы не вызвать монотонного: «Как раз кроша».
Незнакомец остановился рядом со мной. Он был худощав, невысокого роста и ничто в нем не производило особого впечатления, за исключением пары темных глаз необычайной проницательности.
– Я собирался покинуть Ранбаджпур, но твои намерения были добрыми, и я подождал тебя. – Он погрозил пальцем перед моим изумленным лицом. – Разве ты недостаточно умен, чтобы не понять, что, незваный, ты мог свалиться мне как снег на голову? Этот профессор Бехари не имел права давать моего адреса.
|
|
|
Считая излишним называть себя в присутствии этого учителя, несколько уязвленный таким приемом, я стоял, не говоря ни слова. Внезапно он сделал следующее замечание:
– Скажи-ка, где, по-твоему, Бог?
– Ну, Он во мне и повсюду! – ответил я, сбитый с толку, что, несомненно, было видно по лицу.
– Все проникает, а? – удовлетворенно рассмеялся святой. – Тогда почему же, молодой человек, ты не склонился вчера перед Бесконечным в каменном символе в Таракешварском храме?[[110]] Твоя гордыня была наказана неверным советом прохожего, не обремененного пониманием четкой грани между левым и правым, что обернулось определенными неудобствами.
Я искренне согласился, пораженный, что всевидящее око сокрыто в неприметном теле рядом со мной. От йога исходила целительная сила, я был вмиг освежен в этой палящей жаре.
– Поклоняющийся думает, что его путь к Богу единственный, – сказал он мне. – Йога, с помощью которой божественное проявляется внутри, несомненно, высший путь, – так говорил нам Лахири Махасая. Но, открывая Бога внутри, мы осознаем Его во вне. Святыни в Таракешваре и в других местах справедливо почитаются как знаменитые центры духовной силы.
Строгость святого пропала, глаза его сочувственно потеплели. Он похлопал меня по плечу.
– Юный йог, ты, я вижу, убегаешь от своего учителя. У него есть все, что тебе нужно, ты должен к нему вернуться. Горы не могут быть твоим гуру, – Рам Гопал повторил ту же мысль, что выразил Шри Юктешвар при нашей последней встрече. – Учителя не связаны космическим принуждением ограничивать место своего пребывания. – Собеседник игриво взглянул на меня. – Индийские Гималаи и Тибет не обладают никакой монополией на святых. Та истина, которую человек не старается найти внутри себя, не откроется от перемещения тела в разных направлениях. Как только набожный человек готов идти хоть на край света за духовным просвещением, его гуру появляется рядом.
Я молча согласился, припомнив свою молитву в Бенаресской обители, за которой последовала встреча со Шри Юктешваром на безлюдной улочке.
|
|
|
– Можешь ли ты иметь маленькую комнатку, где мог бы закрыть дверь и быть один?
– Да, – мне подумалось, что этот святой переходит от общего к частному с приводящей в замешательство скоростью.
– Это и есть твоя пещера, – он одарил меня озаряющим взглядом. – Это и есть твоя святая гора. Там-то ты и найдешь Царство Божие.
Его простые слова в один миг изгнали одержимость Гималаями, всю жизнь преследовавшую меня. В рисовом поле под палящим от зноя солнцем я пробудился от грез о вечных снегах.
– Молодой человек, твоя божественная жажда похвальна. Я чувствую к тебе большую любовь. – Рам Гопал взял меня за руку и повел к причудливой деревушке. Глинобитные дома, покрытые кокосовыми листьями, над входом были скромно украшены свежими тропическими цветами.
Святой посадил меня на затененный помост из бамбука в своей маленькой хижине. Подав подслащенного лимонного сока и кусок твердого леденца, он пошел во внутренний дворик и сел в позу лотоса. Часа через четыре, выходя из медитации, я открыл глаза и увидел, что монолитная фигура йога все еще была неподвижной. Но когда мой желудок остро напомнил о хлебе насущном, Рам Гопал обратился ко мне:
– Я вижу, ты проголодался, – сказал он. – Еда скоро будет готова.
В глиняной печи, во дворике, был разожжен огонь. Скоро на большом листе банана были поданы рис и дал. Хозяин любезно отказался от помощи в приготовлении пищи. «Гость – это Бог» – эта индийская поговорка с незапамятных времен внушала благоговейное почтение. Позже, во время множества путешествий по миру, мне было приятно видеть, что подобное же отношение к посетителям проявляется в сельской местности многих стран. В городах же величие гостеприимства принижается избытком посторонних лиц.
Толпы людей казались чем-то смутным и далеким, когда я сидел на корточках около йога в маленькой деревушке, затерянной в джунглях. Хижина, озаренная мягким светом, казалась таинственной. Рам Гопал приспособил мне под постель несколько дырявых одеял на полу, а сам сел в позе лотоса на соломенную циновку. Потрясенный его духовным обаянием, я отважился на просьбу:
– Господин, почему бы вам не даровать мне самадхи?
– Дорогой, я был бы рад передать божественный контакт теперь же, но не мне делать это, – святой взглянул на меня полузакрытыми глазами. – Твой учитель скоро одарит тебя этим опытом. Тело твое еще не настроено на нужный лад. Как маленькая лампочка не может выдержать чрезмерно высокое напряжение, так и твои нервы пока не готовы для космического тока. Если б я ныне передал бесконечный экстаз, ты воспламенился бы так, как если бы каждая клетка тела оказалась в огне. Ты просишь у меня озарения, – продолжал йог задумчиво, – а я удивляюсь, как такой незаметный человек, как я, с теми незначительными медитациями, что я проделал, преуспел в приятности Богу, и что такого ценного представляю я в Его глазах в конечном счете.
|
|
|
– Господин, разве вы не искали Бога долгое время?
– Я не много сделал. Бехари, должно быть, рассказывал тебе кое-что из моей жизни. Двадцать лет я занимал скрытый грот, медитируя по восемнадцать часов в сутки. Потом перешел в более недоступную пещеру и оставался там двадцать пять лет, вступая в йоговское единение по двадцать часов в сутки. Во сне я не нуждался, ибо всегда был с Богом. Тело больше отдыхало в абсолютном покое сверхсозерцания, чем это могло быть в частичном покое обычного бессознательного состояния. Мышцы во сне расслабляются, но сердце, легкие и система кровообращения работают постоянно, не имея отдыха. В сверхсознании внутренние органы остаются в состоянии временно приостановленной живости, электризуемой Космической энергией. Благодаря этому годами я находил сон ненужным. Настанет время, когда и ты будешь обходиться без сна, – добавил он.
– Вот это да, вы медитировали так долго и все же не уверены в благосклонности Господа! – я в изумлении уставился на него. – Что же тогда сказать о нас, ничтожных смертных?
– Ну разве ты не видишь, что Бог – это сама вечность? Предполагать, будто Его можно познать за сорок пять лет медитаций, – это, пожалуй, нелепо. Но Бабаджи уверяет нас, что даже незначительное количество медитаций помогает освободиться от ужасного страха смерти и будущего после нее. Не устанавливай духовный идеал на маленькой горке, но прицепи его к звезде безграничного божественного достижения. Если ты трудишься упорно, то будешь там.
Увлеченный этой перспективой, я попросил у него еще слов просвещения. Он рассказал чудесную историю о своей первой встрече с гуру Лахири Махасая – Бабаджи[[111]]. К полуночи Рам Гопал смолк, и я улегся на одеяла. Закрыв глаза, я увидел вспышки молнии, обширное пространство внутри меня было камерой расплавленного света. Открыв глаза, я обнаружил то же ослепительное сияние. Комната обратилась в часть бесконечного свода, созерцаемого мною внутренним зрением.
– Ты почему не спишь? – спросил йог.
– Господин, как я могу не спать, если сверкают молнии и при закрытых, и при открытых глазах?
– Ты благословен иметь этот опыт: духовные излучения нелегко увидеть, – святой прибавил несколько ласковых слов.
На заре Рам Гопал дал леденцов и сказал, что мне следует уходить.
Мне так не хотелось расставаться с ним, что глаза были полны слез.
– Я не позволю, чтобы ты ушел без подарка, – нежно сказал йог, – и что-нибудь для тебя сделаю.
Он улыбнулся и пристально посмотрел на меня. Я стоял на земле как вкопанный, покой мощным потоком устремился через шлюзы моих глаз. Возникло ощущение мгновенного исцеления от боли в спине, много лет с перерывами беспокоившей меня.
Обновленный, омытый в море светлой радости, больше не плача, коснувшись стоп святого, я вошел в джунгли, прокладывая путь через тропические сплетения, пока не достиг Таракешвара.
Там я предпринял второе паломничество к знаменитой святыне и простерся перед ее алтарем. Круглый камень во внутреннем взоре расширился, пока не стал космическими сферами, кольцо в кольце, ряд за рядом, – во всем этом ощущалось присутствие Бога.
Час спустя я удачно сел на поезд до Калькутты. Путешествие окончилось, но не в величественных горах, а в гималайски величественном присутствии моего учителя.
Глава 14
|
|
|
